1ovsyannikov_a_v_kriticheskaya_teoriya_obshchestva_ideynoe_na-1

В1930-е годы Фромм активно сотрудничал с Институтом социальных исследований при Франкфуртском университете. В 1930-33 годах он руководил отделом социальной психологии в рамках Института, где изучал настроения рабочих и служащих Германии. На этот период приходится начало его увлечения марксизмом. С этого момента Фромм будет пытаться соединить идеи Фрейда и Маркса в непротиворечивую систему.

В1933 году начался американский период жизни Эриха Фромма. Когда в 1934 году Институт социальных исследований перебрался в США, он подключился к его деятельности. Фромм был одним из авторов сборника «Исследования авторитета и семьи», вышедшего под редакцией М. Хоркхаймера. В 1930-е годы он преподавал в Нью-Йоркском, Колумбийском и Йельском университетах. В журнале «Психиатрия» появились первые самостоятельные публикации Фромма на английском языке, принесшие ему широкую известность в англоязычном научном мире.

Переезд в США принёс не только спасение от нацистов и новые творческие перспективы – здесь Фромм приобрёл репутацию еретика, вступив в конфликт со своим прежним окружением. В 1938 году из-за конфликта с М. Хоркхаймером и Т. Адорно он покинул Институт социальных исследований.

В1940-х годы Фромм оказался в гуще событий, связанных с расколом внутри американского психоаналитического сообщества. Позднее, уже после отъезда из Соединённых Штатов, в противовес Международной психоаналитической ассоциации, находившейся в руках ортодоксальных фрейдистов, Фромм создаст Международный форум психоанализа.

В1949-67 годы Фромм жил и работал в Мексике. Он занимался популяризацией психоаналитических идей в этой стране, в качестве внештатного профессора преподавал на медицинском факультете Национального университета в Мехико. Фромм стоит у истоков Мексиканского психоаналитического общества, основанного в 1956 году. Он занимался полевыми исследованиями социального характера жителей мексиканской деревни.

Последние годы жизни Фромм провёл в Швейцарии. Он скончался 18 марта 1980 года в Локарно.

Важнейшие работы Эриха Фромма: «Бегство от свободы» (1941), «Человек для себя» (1947), «Здоровое общество» (1955), «Искусство любить» (1956), «Душа человека» (1964), «Революция надежды» (1968), «Анатомия человеческой деструктивности» (1973), «Иметь или быть» (1976).

Фромм известен не только как учёный и популяризатор науки, но и как крупный общественный деятель. Будучи человеком «левых» убеждений, он некоторое время входил в Социалистическую партию США, даже готовил свой проект программы, но после того, как тот был отвергнут партийным руководством, Фромм покинул эту организацию. Он принимал активное участие в пацифистском движении. В 1962 году в качестве наблюдателя участвовал в конференции по разоружению, проводившейся в Москве. Был членом национального комитета «Американское объединение за гражданские свободы».

31

3.2. Человеческая сущность

Вопрос о человеческой сущности Фромм признаёт одним из принципиальных, основополагающих. Можно ли вообще вести речь о сущности человека? По мнению Фромма, данный вопрос может быть решён положительно только в том случае, если мы перестанем отождествлять сущность с субстанцией19 и будем рассматривать её как нечто динамичное, подвижное. Человек парадоксальным образом может быть определён как существо, лишённое всякой определённости, ускользающее от любых строгих дефиниций, от любых попыток охарактеризовать его как некую данность. Его нельзя свести к устойчивой комбинации признаков и бытийных форм. Единственным фиксированным родовым свойством человека является противоречивость, бытие-между, присутствие в его существовании ряда дихотомий20, которые он не способен устранить, но на которые он может определённым образом реагировать.

Исходной дихотомией является одновременная принадлежность человека миру природы и его принципиальная инаковость. С одной стороны, человек

–раб природных закономерностей, животное, наделённое телесностью и инстинктами. С другой стороны, это ошибка природы, её курьёз. Фромм объясняет появление человека сбоем в процессе биологической эволюции, а именно

–уменьшением зависимости от инстинктов. Слабость, однако, парадоксальным образом стала основой силы: оборотной стороной эволюционного сбоя явилась способность к динамической адаптации, такого приспособления к внешним условиям, которое ведёт к выработке незапрограммированных природой свойств и потребностей. Оказалось, что его выживание гарантировано лишь в случае самосовершенствования и совершенствования среды обита-

ния. Другой компенсацией за физическую и биологическую слабость стало усложнение психической жизни и рождение сознания: «Чем менее сложны и неизменны инстинкты животных, тем более развит мозг, а значит и способность к обучению» [39, с. 349].

Таким образом, эволюционный сбой, проявившийся в недостаточной оснащённости инстинктами, привёл к появлению уникального живого существа

–пластичного, открытого к изменениям, непредсказуемого, свободного в самовыражении, сознательного, разумного. «Не имея инстинктов, которыми оснащено животное, человек не так хорошо приспособлен для полёта или нападения, как животные. У него нет безошибочного «знания», подобного тому, каким располагает лосось по пути назад в реку на нерест или с помощью которого птицы определяют, как лететь на юг зимой и как вернуться летом. Его решения не навязываются ему инстинктом. Он вынужден принимать их сам. Он сталкивается с необходимостью выбора, и в каждом принимаемом решении есть риск провала. Ненадёжность – вот цена, которую платит человек за

19Субстанция (от лат. substantia – то, что лежит в основе) – первооснова явлений; категория классической рациональности, обозначающая нечто постоянное, устойчивое и самостоятельно существующее.

20Дихотомия (от греч. dichotomia – разделение надвое) – разделение чего-либо на пары противоположностей.

32

сознание» [38, с. 96-97]. В этом и состоит фундаментальная дихотомия человеческого существования: действие природных закономерностей в отношении человека сохраняется, хотя и в меньшем объёме, но наличие свободы выбора и развитого сознания делают его Другим, навсегда отчуждают от природы.

Эта фундаментальная дихотомия, в свою очередь, рождает ряд других.

Одной из них является противоречие между жизнью и смертью. Человек хо-

чет жить – и одновременно осознаёт конечность своего существования, предвидит собственную смерть. Знание о смерти определяет выбор жизненных стратегий. Одним из способов решить эту проблему является обращение к религии, к идее бессмертной души. Другой вариант – обращение к идеологиям, видящим смысл жизни индивида в исполнении социальных обязанностей, в социальном служении. В этом случае всё индивидуальное, в том числе страх собственной смерти, утрачивает актуальность, меркнет перед величием социальной общности. В обоих случаях человек пытается утешить себя, уходит в забытьё, но противоречие остаётся неразрешимым.

Следующая дихотомия – противоречие между возможностью и дейст-

вительностью. Каждое отдельно взятое человеческое существо несёт в себе все потенции человеческого рода, но не в силах реализовать их в полном объёме из-за небольшой продолжительности жизни. Это было бы возможно только в случае совпадения времени жизни индивида со временем жизни человечества. Получается замкнутый круг: неудовлетворённость наличным существованием рождает тоску по идеалу, Абсолюту, гармонии, которой недостаёт в реальной жизни, она же толкает человека к новому действию, к созиданию, познанию, но, оказываясь на новой ступени, он не испытывает удовлетворения, и всё повторяется снова.

Одна из важнейших дихотомий задаётся противоречием между социальным и индивидуальным. Человеку присуща потребность в солидарности, во взаимодействии с Другим. Одиночество – невыносимо. И в то же время, одиночество является его «естественным» состоянием. «Человеческая жизнь не может «проживаться» по образцу, заданному родом: человек должен жить сам. <…> Он одинок в той мере, в какой он уникальное существо, не тождественное никому и осознающее себя отдельной особью. Он одинок, когда ему предстоит что-то оценить или принять какие-то решения самостоятельно, силой своего разума» [39, с. 350, 353].

Наибольшее значение имеет дихотомия между добром и злом, так как именно она является ключом к социальной философии Фромма. По его мнению, неправы те, кто идеализирует человека, но неправы и те, кто его демонизирует. Человек склонен к добру и злу одновременно, в нём присутствуют потенции как «овцы», так и «волка». Доминирование одной из указанных потенций является результатом сложного взаимодействия двух факторов – влияния социального окружения и свободного решения индивида.

Указанные дихотомии имеют экзистенциальный характер, то есть укоренены в человеческом существовании, присущи ему на всех стадиях социальной и индивидуальной эволюции, принципиально неустранимы. На эту траги-

33

ческую ситуацию можно реагировать по-разному. Можно забыться, сделать вид, что проблемы не существует, можно уйти с головой в дела или в удовольствия, но, согласно Фромму, единственный достойный ответ состоит в признании того факта, что «вне человека нет силы, способной за него разрешить его проблемы» [39, с. 355], в принятии ответственности за самого себя. «Если он посмотрит в глаза истине без паники, то поймёт, что в жизни нет иного смысла, кроме того, какой человек сам придаёт ей, раскрывая свои си-

лы, живя плодотворно; и только постоянная включённость, активность и настойчивость могут уберечь нас от неудачи в единственной стоящей перед нами задаче – задаче полного развития наших сил в пределах, заданных законами нашего существования. Человек никогда не перестанет озадачиваться, хотеть знать и ставить новые вопросы. Только если он осознает человеческую ситуацию, дихотомии, присущие его существованию, и свою способность раскрыть свои силы, он будет в состоянии успешно решить эту свою задачу: быть самим собой и для себя и достичь счастья путём полной реализации дара, составляющего его особенность, – дара разума, любви и плодотвор-

ного труда» [39, с. 355-356].

3.3. Действие психического фактора в истории. Концепция социального характера

Отдавая должное Марксу, как человеку, открывшему зависимость между экономическим базисом общества и идеологической надстройкой, Фромм, тем не менее, отмечает, что Марксу не удалось внятно объяснить механизм этой зависимости. Остаётся неясным, каким образом осуществляется воздействие экономической структуры на мир идей. Для обозначения недостающего связующего звена Фромм использует заимствованное из психологии понятие

«характер».

Согласно Фромму, характер – это особая психическая структура, обеспечивающая адаптацию человеческой природы к социальному окружению, аккумулирующая и направляющая человеческую энергию в заданное обществом русло, придающая фундаментальным человеческим потребностям (стремлению к счастью, любви и свободе, а также стремлению принадлежать к какойлибо общности) форму, адекватную исторической эпохе и типу общества. Типичные, повторяющиеся черты характера Фромм обозначает понятием «социальный характер». Это комбинация психических качеств, присущая большинству членов данного общества или большой социальной группы (национальной, классовой или религиозной), возникающая на основе общих переживаний и образа жизни.

Таким образом, с подачи Фромма марксистская диада (базис + надстройка) превращается в триаду (базис + социальный характер + надстройка).

По Фромму, присутствие в мире людей такой инстанции, как социальный характер, обеспечивает реализацию не только общественных, но и индивидуальных функций. Применительно к обществу речь идёт о жизнеобеспечении и социальном контроле. Социальный характер превращает психическую энер-

34

гию больших масс людей в необходимую для нормального функционирования общества производительную силу, но, если социальное действие совершается исключительно под давлением внешних обстоятельств (нужды или насилия), оно не будет достаточно эффективным, поэтому нужно сформировать внутреннюю потребность в совершении некоторого действия. Индивиды должны осознать общественную необходимость как свою собственную и направить свою энергию на выполнение общественно значимых задач. Нужно, «чтобы людям

хотелось действовать так, как они должны действовать…» [37, с. 95]. Ока-

зываются востребованными те психические качества, которые полезны для социального целого, и, наоборот, отсекается всё бесполезное и социально опасное. Именно в этом качестве (энергетического резервуара и общественного контролёра) – социальный характер оказывает влияние на надстроечные явления: идеологию, духовную жизнь, культуру. Социально обусловленный склад характера – это то, что предшествует мысли и действию и, в свою очередь, определяет мысль и действие. От него зависит, как человек выстроит свои отношения с окружающим миром и с самим собой, какие ценности он признает приоритетными, на какие идеалы будет равняться. «…Идея может стать мо-

гущественной силой, но лишь тогда, когда она отвечает специфическим потребностям людей данного социального характера» [31, с. 284].

Социальный характер служит не только обществу, но и индивиду, в определённом смысле облегчая ему жизнь. В мире людей характер играет ту же роль, которую в животном мире играет инстинкт – выступает ориентиром, побуждает действовать определённым образом и, тем самым, помогает приспособиться к жизненной ситуации. Это социальное бессознательное, набор автоматизмов, усваиваемых по ходу жизни, благодаря которым индивиду не нужно обдумывать каждое своё действие. Другая функция социального характера в отношении индивида – психическое удовлетворение. Оно имеет место, если поведение одновременно соответствует потребностям общества и внутренней потребности индивида.

Социальный характер призван быть стабилизирующей силой, но при определённых обстоятельствах он становится разрушителем социального порядка. Фактором разрушения является фрустрация (от лат. frustratio) – неудовлетворённость, невозможность реализовать свои потребности в предложенных обстоятельствах. Фрустрация может возникать из-за несовпадения темпов социальной и психической динамики: психика не поспевает за социальными трансформациями. Пока социальный характер соответствует социальной структуре, он «цементирует» общество, но если общественное устройство изменяется настолько, что перестаёт соответствовать социальному характеру, а деятельность в рамках новых социальных обстоятельств перестаёт приносить психическое удовлетворение, социальный характер становится взрывоопасной силой, толкающий неудовлетворённых людей к социально опасным действиям. Они попытаются получить удовлетворение в иных формах, например, в виде политических и национальных преследований или в виде войны. В крайнем случае, они попытаются изменить общественный строй, создающий ситуацию фрустрации.

35

Фромм рассматривает характер исторически, как нечто изменчивое, и в этом состоит существенное различие его теории от фрейдистской трактовки характера. В зависимости от ориентации Фромм выделяет два исторических типа социального характера – неплодотворный и плодотворный. Первый, в свою очередь, делится на несколько разновидностей: рецептивную, эксплуататорскую, стяжательскую и рыночную. При всех различиях, у неплодотворных ориентаций есть общая черта – все они, так или иначе, ставят человека в зависимость от внешнего, помещают всё самое важное, все материальные и духовные блага за пределы личности.

Обладатель рецептивного21 характера отличается покорностью, пассивностью, всегда выступая в качестве принимающей стороны, ожидающей помощи или дара. Он не способен продуцировать собственные мысли и поступки, готов любыми способами добиваться чужого расположения и безропотно принять чужую волю. Рецептивная религиозность означает ожидание многого от Бога при полном отсутствии собственной активности. Соответствующим образом выстраивается модель любовных отношений: такой человек хочет быть любимым, но сам не способен любить. Рецептивная личность боится перенапряжения, хочет облегчить свою жизнь, достичь счастья быстро и с наименьшими физическими затратами, тянется к комфорту. Отсюда повышенный интерес к техническим новинкам, обещающим облегчение. Люди рецептивного склада образуют конформистское, манипулируемое большинство во всех обществах, построенных на неравенстве и эксплуатации.

Эксплуататорская ориентация, напротив, реализуется в активной деятельности, но активность эта – ущербная, направляющая человека по ложному пути. В её основе лежит зависть: для людей такого рода чужое всегда привлекательнее своего. В отличие от рецептивной личности, эксплуататор не приемлет дара. Его привлекает сам процесс изъятия, овладения чужим, завоевание, кража или плагиат (если речь идёт об интеллектуальной деятельности). В любви его тянет только к тем людям, которых можно отобрать у кого-то другого, а также к тем, кого можно эксплуатировать в какой-либо форме. Феодал, пират, капиталист-авантюрист первой волны, авторитарный лидер XX века – в этих фигурах эксплуататорский социальный характер воплотился наиболее полно.

В основе стяжательской ориентации лежит страх растратить себя, свои ресурсы, нежелание отдавать себя внешнему миру. Для стяжателя самая большая опасность – вторжение Другого в его приватное пространство, поэтому нельзя допустить чрезмерной открытости, тем более, близости. Для предупреждения этой угрозы возводится защитная стена. Стяжательское понимание справедливости выражается формулой: «Моё – это моё, а твоё – это твоё» [39, с. 379]. Нужно научиться как можно меньше отдавать и хранить то, что имеешь. Трудолюбие, бережливость, аккуратность, пунктуальность и чистоплотность возводятся в абсолют. Стяжатель тяготеет к стабильности, а к любому новаторству относится с недоверием. На любовь он смотрит как на обладание и удержание. Примером стяжательской ориентации является пури-

21 Рецепция (от лат. receptio – принятие) – получение извне, усвоение, заимствование.

36

танская этика, ставшая основой поведенческого стандарта европейского и американского среднего класса.

Рыночная ориентация подразумевает восприятие человека как товара, а межличностных отношений – как рыночных. Очень важным показателем данной ориентации является доминирование количественного критерия. Этот тип социального характера генетически связан с капиталистической трансформацией экономики, поэтому он оказался возможен только в современную эпоху. Капиталистический рынок отличается от традиционного по целому ряду позиций: по масштабу, по характеру взаимодействия производителей и потребителей, по психическому складу участников рыночного взаимодействия. Традиционный рынок – локальный: производители и потребители лично знакомы, производство ориентировано на определённый спрос, который заранее известен. В условиях капиталистического рынка производитель имеет дело не с конкретными, а с абстрактными потребителями, с некой безликой массой. Рынок нового типа перестал быть местом встречи реальных людей, превратившись в механизм, определяющий, какой товар может быть продан и за какую цену помимо воли и сознания индивидов.

Личность сама становится объектом рыночных манипуляций, подгоняется под рыночный стандарт. Чтобы тебя купили на «личностном рынке», мало быть мастером своего дела и обладателем некоторого умственного багажа – требуется умение продать себя на рынке, яркая, броская упаковка. В условиях современного капиталистического общества самооценка определяется способностью или неспособностью сделать себя привлекательным товаром, умением преуспеть на «личностном рынке». Соответственно, отсутствие этих способностей рождает депрессию, неуверенность в себе. Как и в предыдущих случаях, источник самооценки находится за пределами личности, отчуждается от неё: «…Моё Я определяется ценой, какую за меня дали» [39, с. 385]. Девиз рыночного человека: «Я то, чего изволите» [39, с. 384]. Восприятие и оценка других людей подчиняется той же логике: «Различие между людьми сводится к простому количественному показателю большей или меньшей успешности, привлекательности, и так и оценивается. Этот процесс не отличается от того, что происходит с товарами на рынке» [39, с. 385].

Плодотворная ориентация подразумевает способность личности к полноценной самореализации. Его самоидентификация коренится в самом себе. Формула плодотворности: «я – то, что я делаю» [39, с. 384]. «Если мы говорим, что он должен использовать свои силы, мы подразумеваем, следовательно, что он должен быть свободен и независим от кого-то, кто контролирует его силы. Мы подразумеваем, следовательно, что он руководствуется разумом, поскольку можно использовать свои силы, только если знаешь, каковы они, как и для чего их использовать. Плодотворность означает, что человек воспринимает себя как воплощение своих сил и как «творца»; что он ощущает себя единым со своими силами и в то же время что они не скрыты и не отчуж-

дены от него. <…> Плодотворность – это установка, к которой способно каждое человеческое существо, не искалеченное ментально и эмоционально»

[39, с. 396-397].

37

3.4. Испытание свободой. Антропосоциальные патологии

Фромм отнёс стремление к свободе к числу фундаментальных человеческих потребностей. В той или иной степени эта проблема затрагивается в большинстве его работ, но специальным предметом рассмотрения она стала в книге с характерным названием – «Бегство от свободы» (1941), первой большой работе Фромма, принесшей её автору всемирную известность. В ней он задаётся вопросом, чем является свобода для современного человека и почему после её обретения он стремится избавиться от неё. Попытка объяснить возникновение фашизма.

Втрактовке генезиса свободы и механизма освобождения Фромм опирает-

ся на фрейдистский принцип единства онтогенеза и филогенеза, то есть стрем-

ление к обретению свободы от внешних сил является естественным и подчиняется одним и тем же закономерностям как на уровне индивида (в процессе превращения ребёнка во взрослого), так и на уровне человечества (в процессе перехода от примитивного и традиционного общества к современному).

Впервые годы жизни индивид сохраняет единство с родителями, прежде всего, с матерью, находится с ними в связи, которую Фромм именует «первичными узами». На этой стадии жизненного цикла индивид лишён свободы, но эта несвобода компенсируется опекой, заботой, гарантиями безопасности, относительно комфортным существованием. «Первичные узы» – необходимый элемент нормального развития личности, они естественны, органичны. «Родители… ещё не осознаются как совершенно отдельные существа: они являются частью мира ребёнка, а весь этот мир ещё является частью его самого. Поэтому подчинение родителям – это совсем не то подчинение, какое имеет место, когда ребёнок становится по-настоящему отдельным существом» [31, с. 41]. По мере взросления индивид начинает проводить границу между Я и Ты, дистанцируется от родителей, разрывает «первичные узы», что тоже вполне естественно, но платой за свободу является нарастающее одиночество.

Аналогичные процесс наблюдается в социальной жизни. Воплощением «первичных уз» для первобытного человека является его племя, для человека эпохи Средневековья – Церковь, сословие, община, цех. Аналогом взросления является переход к Новому времени, знаменующему освобождение от политических, экономических и духовных оков. В области политики мы видим утверждение демократии, в экономике – свободного рынка, в сфере духа – обмирщение и индивидуализм.

Обретение свободы имеет, однако, свои издержки. В какой-то момент свобода становится из желанной цели непосильным бременем. Демократия обернулась политическими манипуляциями, свободный рынок – зависимостью от рыночной стихии и от нанимателя, духовное раскрепощение – чувством беспомощности, взаимным отчуждением и безразличием.

Своего пика указанные негативные процессы достигли в XX веке. Приметой времени становится гигантизм. Социально-экономические и политические структуры, управляющие обществом, обретают невиданные прежде масштабы. Массовые партии, финансово-промышленные корпорации, огром-

38

ные универмаги своими размерами и мощью подавляют и растворяют индивида. Гигантизм ведёт к качественным изменениям в межличностных отношениях, которые из конкретных становятся абстрактными. Потребитель дистанцируется от продавца, работник – от хозяина, рядовой гражданин – от органов власти.

Пытаясь избавиться от давящего чувства одиночества, от ощущения беспомощности перед лицом огромного, пугающего и абсолютно чуждого мира, индивид бежит от свободы. Он делает выбор в пользу сил, которые предлагают ему новые узы, взамен утраченных, а вместе с ними – гарантии безопасности, чувство уверенности в себе и чувство принадлежности к некой общности. Фромм настаивает на разграничении «первичных» и «вторичных» уз. Вторые

– неестественны и неорганичны, так как лишают человека свободы уже после её обретения, предлагая лишь суррогат общности. Этот путь «никогда не возвращает человека в органическое единство с миром, в котором он пребывал раньше, пока не стал «индивидом» – ведь его отделённость уже необратима, – это попросту бегство из невыносимой ситуации, в которой он не может дальше жить. Такое бегство… связано с более или менее полным отказом от индивидуальности и целостности человеческого Я. Это решение не ведёт к счастью и позитивной свободе… Оно смягчает невыносимую тревогу, избавляет от паники и делает жизнь терпимой, но не решает коренной проблемы, и за него приходится зачастую расплачиваться тем, что вся жизнь превращается в одну лишь автоматическую, вынужденную деятельность» [31, с. 150-151].

Фромм выделяет три варианта бегства от свободы в пользу обретения

«вторичных уз»: авторитаризм, разрушительность (деструктивность) и

автоматизирующий конформизм. Первые два варианта являются психологической основой обществ фашистского тип, третий вариант образует фундамент современной западной демократии.

Авторитаризм Фромм рассматривает как двуединство покорности и господства, мазохизма и садизма. Может показаться, что зависимость здесь имеет одностороннийхарактер(мазохистзависитотсадиста), нонасамомделемыимеемдело

собоюднойзависимостью– садисттакженеможетсуществоватьбезмазохиста.

Воснове мазохизма лежит чувство собственной неполноценности, беспомощности, ничтожности. Мазохист находится во власти внешних сил (природы, других индивидов, социальных структур). Он делает не то, что хочется ему самому, а подчиняется указаниям (реальным или мнимым), поступающим из внешнего мира. Пройдя через механизм рационализации, мазохистские

тенденции рождают своеобразные культурные феномены, например, фаталистическую22 этику. Её проявления: принятие неизбежных страданий, смирение перед судьбой, самоотречение, самопожертвование, абсолютизация идеи долга и готовность выполнить любой приказ. Мазохистское происхождение имеют религиозные идеи «воли Господней», «первородного греха», философские идеи «предназначения человека», «естественного закона».

22 Фатализм (от лат. fatum – рок, судьба) – представление о неотвратимой предопределённости событий в мире.

39

Садист, напротив, стремится поставить другого человека в полную зависимость от себя, превратить в орудие своей воли. Садистский арсенал включает в себя эксплуатацию, причинение страдания, унижение и запугивание. На рационализированном, культурном уровне садистский импульс рождает патерналистскую23 этику – этику избыточной заботы о других. Заточение другого в «золотую клетку» оправдывается стремлением защитить от настоящих или будущих угроз, а также тем, что опекун лучше опекаемого знает, что для него лучше.

Будучи полярными проявлениями авторитарности, мазохизм и садизм имеют общую причину – страх перед одиночеством, «неспособность личности выстоять в одиночку и жить собственной силой» [31, с. 171], и одну общую цель – симбиоз. «Симбиоз в психологическом смысле слова – это союз некоторой личности с другой личностью (или иной внешней силой), в котором каждая сторона теряет целостность своего Я, так что обе они становятся в полную зависимость друг от друга… В обоих случаях собственное Я исчезает» [31, с. 168]. В случае с мазохистом Я растворяется во внешней силе, в случае с садистом Я разрастается за счёт поглощения другого человека.

Следующая форма бегства от свободы – разрушительность (деструктивность)24. Согласно Фромму, последняя представляет собой злокачественную разновидность агрессии. Доброкачественная агрессия присуща как людям, так и животным. Она основана на инстинкте самосохранения, является важным элементом механизма биологической адаптации, способствует поддержанию жизни, и в этом смысле она естественна. «…Механизм оборонительной агрессии "вмонтирован" в мозг человека и животного и призван охранять их жизненно важные интересы и угрозы» [30, с. 240].

Злокачественная агрессия (деструктивность) не связана с сохранением жизни – это жестокость ради жестокости, разрушение ради разрушения. Деструктивная личность испытывает удовольствие и радость от боли и страдания других людей. Деструктивность присуща только человеку. Она не является частью биологической программы и по преимуществу обусловлена социальными условиями существования.

По Фромму, далеко не каждый поступок, наносящий ущерб другому человеку, может быть отнесён к разряду деструктивных. Деструктивность может быть кажущейся. Главным критерием здесь является наличие или отсутствие злых намерений, страсти к разрушению. Примерами «кажущейся деструктивности» являются

-непреднамеренная агрессия, в частности случайное ранение находящегося поблизостичеловекаврезультатенепроизвольноговыстрелаизревольвера;

-игроваяагрессия, проявляющаясявспорте, взанятияхбоевымиискусствами;

23Патернализм (от лат. pater – отец) – покровительство, опека и руководящая роль старшего (вышестоящего) по отношению к младшему (нижестоящему), а также ответная благодарность, уважение и подчинение.

24Впервые обратившись к указанной теме в «Бегстве от свободы» (1941), в дальнейшем Фромм посвятил ей отдельную книгу с характерным названием – «Анатомия человеческой деструктивности» (1973). Предлагаемый нами анализ деструктивности построен, главным образом, на ней.

40