- •В. К. Харченко функции метафоры
- •§ 1. Номинативная функция метафор (метафора в названиях)
- •§ 2. Информативная функция метафор
- •§ 3. Мнемоническая функция метафор (метафора и запоминание)
- •§ 5. Текстообразующая функция метафор (метафора и текст)
- •§ 6. Жанрообразующая функция метафор (метафора и жанр)
- •§ 7. Эвристическая функция метафор (метафора в научных открытиях)
- •§ 8. Объяснительная функция метафор (метафора и понимание)
- •§ 9. Эмоционально-оценочная функция метафор (метафора и оценка)
- •§ 13. Конспирирующая функция метафор (метафора и тайна)
- •§ 14. Игровая функция метафор (метафора и юмор)
- •§ 15. Ритуальная функция метафор (метафора и обряд)
§ 2. Информативная функция метафор
(особенности метафорической информации)
<…>Первой особенностью информации, передаваемой посредством метафор, является целостность, панорамность образа. Панорамность опирается на зрительную природу образа<…>, заставляет по-новому взглянуть на гностическую сущность конкретной лексики, конкретных слов, которые становятся основой, сырьем, фундаментом любой метафоры. Чтобы метафора состоялась, зародилась, сработала, у человека должен быть щедрый запас слов-обозначений <…>.
“Для нас существует только то, что имеет имя. Неназванные предметы как бы прячутся от нашего сознания”, — писал Геннадии Гор в повести “Чилиры”. “Имя или слово является указателем для внимания и толчком к образованию новых представлений” (Выготский, 1956).
Гносеологическая связь “количество слов — качество мышления” не вызывает сомнений ни у лингвистов, ни у психологов, ни у писателей. Недостаток конкретных впечатлений оборачивается ущербностью процессов предпонимания, бедностью “объект-гипотез” <…>.
Вторым уникальным свойством метафорической информации является подключение огромной массы неосознаваемого к психическому отражению. “Бессознательно-психичес-кие процессы могут обладать не менее богатым содержанием и не менее значимой ценностью, чем сознательные процессы” (Дубровский, 1978). Известно, что на бессознательном уровне за единицу времени перерабатывается в 10 млн. раз больше информации, чем на сознательном, и резкое расширение диапазона сознательных процессов за счет бессознательных привело бы человеческий организм к энергетическому банкротству.
Глубинность наших образных ассоциаций у психологов — специалистов по теории цвета — сомнений не вызывает. Небесно-голубой цвет, очевидно, напоминает спокойствие безоблачного неба и ясной погоды, темно-красный — грозовые тучи, черный — непроглядную, полную опасности ночь, зеленый — символ тепла, плодородия. “Цвет — лишь один аспект панорамного образа, присутствующего в нашем сознании и проникшего в глубины бессознательного. Из этих же глубин рождаются интуитивные представления, “видения” пластических эйдосов — идей. “В каждый момент деятельности человеком осознается только небольшая часть того предметного содержания, которое презентовано в образе… Полноценный с точки зрения регуляции деятельности образ подобен айсбергу — в каждый момент на поверхности видна лишь его небольшая часть” (Запалова, Ломов, Пономаренко, 1986).
Наконец, третьим свойством метафоры, обусловливающим ее уникальность с позиций информационных систем, является плюрализм, множественность образного прочтения ситуации.
Множественность образного прочтения хорошо видна в списках названий одного и того же предмета. В. Д. Бондалетов в одной из своих книг приводит 63 названия Млечного Пути, большинство из которых метафоры, как и само общепринятое название.
Говоря об особенностях метафорической информации, мы не можем не соотнести сказанное с оценкой “фактора лени”. Не только в лингвистике, но и в других науках лень издавна рассматривается как причина происходящих и непроисходящих событий. Эйлер и Мопертюи выяснили математическую суть “принципа природной лени”. Мопертюи писал: “Природа — лентяйка; она движет тела так, чтобы совершать при этом наименьшее действие”. Е. Д. Поливанов в статье “Где лежат причины языковой эволюции?” подчеркивал: “И вот если попытаться одним словом дать ответ относительно того, что является общим во всех этих тенденциях разнообразных (и без конца — в самых различных языках — повторяющихся) “типичных” процессов, то лаконический ответ этот — о первопричине языковых изменений — будет состоять из одного, но вполне неожиданного для нас на первый взгляд слова: “лень” (Поливанов, 1968). Наш материал опровергает концепцию лени. Как было уже подчеркнуто, и номинативная, и информативная, и все другие функции слова могут быть реализованы, задействованы без метафор, посредством прямых значений. Но такой экономии усилий не наблюдается, наоборот, наблюдается тяга к метафоре, к этому сложному, красивому явлению языка, предполагающему панорамный образ, подключающему каналы бессознательного, требующему рождения других, параллельных образов, и, как мы убедимся далее, во всем ансамбле функций говорящие будут отдавать предпочтение метафорике, каких бы усилий это ни стоило, а кроме усилий здесь есть еще опасность банальности, избитости образа. Мы можем изо дня в день повторять слово в прямом значении, не вызывая ничьих нареканий, но повторить метафору-оценку, только что сказанную, подчас просто невозможно. Метафора — слияние ученичества и творчества, долга и дара.