12 Сентября на заседании «Хунты национальной обороны», созданной в конце июля группой мятежных генералов во главе с Молой, он добился поста главнокомандующего, а затем и звания генералиссимуса.

29 сентября, преодолев сопротивление Молы, Франко получил мандат не только на верховную военную власть, но и на гражданскую: «Звание генералиссимуса влечет за собой во время войны и функцию главы правительства». Но и этого Франко оказалось мало: 1 октября в своем первом декрете Франко назвал себя «главой государства».

К этому времени на территории Испании уже шли кровопролитные бои. Самоотверженные, не щадящие жизни, но необученные и необстрелянные отряды народной милиции не смогли стать непреодолимым препятствием на пути франкистов, или «националистов», как они себя называли. 3 сентября отряды ближайшего сподвижника Франко полковника Ягуэ вступили в Талаверу. 6 ноября Франко был уже у стен Мадрида. Мадрид и Республика казались обреченными. Чаша весов клонилась в сторону мятежников. Но Мадрид выстоял.

Тогда Франко перешел к маневренной войне, которая закончилась весной 1938 года прорывом в направлении Винареса. В Каталонской битве 1938-1939 годов франкисты одержали победу, имея огромное преимущество в военной технике, которой они располагали.

Военные победы способствовали укреплению «националистической Испании» на дипломатической арене. По сведениям министерства иностранных дел в Бургосе, резиденции «национального» правительства Франко, в течение 1937-1938 годов, то есть до окончания войны, оно было признано де-юре девятью странами, среди них - Германия, Италия, Ватикан, Япония, Португалия, Венгрия. Признавших де-факто было еще больше - 16.

Посол Германии генерал Фаупель не скрывал, что хотел бы видеть националистическую Испанию «политически унифицированной». 11 апреля 1937 года Фаупель встретился с Франко, чтобы обсудить кандидатуры претендентов на пост «национального вождя», которого должна была выбрать фаланга 18 апреля. В ответ Франко заявил о намерении слить фалангу (испанская разновидность фашизма, получившая организационное оформление в 1933 году) с монархистскими группами и лично возглавить эту партию. Армия была всесильна в мятежной зоне, и Фаупель вынужденно согласился, чтобы «национальным вождем» фаланги был провозглашен Франко.

Но Франко не стал марионеткой Берлина и Рима. Это отчетливо проявилось в 1940 году, когда Берлин особенно рассчитывал на его содействие.

23 октября 1940 года на станции Эндай на франко-испанской границе произошла первая и единственная встреча Франсиско Франко с Гитлером. Испанский диктатор сумел уклониться от настойчивых требований Гитлера, Испания не вступила в войну. В Эндае состоялось практически первое дипломатическое поражение Берлина, до того триумфально шествовавшего, начиная с Мюнхена, от победы к победе.

Позднее Черчилль заметил: «Политика генерала Франко на всем протяжении войны была исключительно своекорыстной и хладнокровной. Он думал только об Испании и испанских интересах. Благодарность Гитлеру и Муссолини за их помощь была ему чужда. Этот тиран с ограниченными взглядами думал лишь о том, чтобы предотвратить участие своего обескровленного народа в новой войне».

Франко в поисках опоры в будущем послевоенном мире все больше обращал свой взор к Англии, вернее, к главе ее кабинета У. Черчиллю, которого в письме послу Испании в Лондоне герцогу Альбе 18 октября 1944 года Франко назвал «нашим добрым другом». За что же британский премьер удостоился такого комплимента испанского диктатора? 24 мая 1944 года в палате общин Черчилль произнес речь, призывая отнестись с признательностью к Испании за то, что она не поддалась угрозам и давлению Германии, в противном случае положение союзников серьезно бы осложнилось.

Испанский диктатор писал герцогу Альбе: «Если Германия будет уничтожена и Россия укрепит свое господство в Европе и Азии, а Соединенные Штаты будут подобным же образом господствовать на Атлантическом и Тихом океанах как самая мощная держава мира, то европейские страны, которые уцелеют на опустевшем континенте, встретятся с самым серьезным и опасным кризисом в своей истории».

Бывший министр времен монархии, Габриэль Маура, писал в 1944 году: «Хотя мы знаем от самого каудильо, что современный режим не является тоталитарным, в отношении прессы и пропаганды применяются точно такие методы, которые характерны для тоталитарного режима». Маура имел в виду, что, как и прежде, испанские газеты не публиковали не только ни одной критической статьи о Франко или его деятельности, но даже ни единой строчки, которая могла бы быть ему неприятна. Как и прежде, о Франко можно было писать только в превосходной степени. Сам диктатор с удовольствием принимал неумеренные восхваления, но не известно ни одного случая, когда бы он хотя бы раз попытался утихомирить славящий его хор.

Газета «Эль Эспаньол» сравнивала Франко с Карлом V, Цезарем и Наполеоном, «Арриба» - с Александром Македонским; «АБС» Мадрида писала, что он избран Богом. Были и политические оценки: Франко - «моральный вождь антикоммунистической Европы», «поборник свободы, защитник христианского Запада, гордость расы, гений из гениев».

Победа держав антигитлеровской коалиции над германским фашизмом принесла Мадриду новые тревоги. Но Франко не терял веры в возможность участия Испании в воссоздающемся мировом сообществе. Для этого он не жалел слов: пожалуй, никогда еще за годы своего правления он не был так щедр на обещания перемен своим соотечественникам и иностранным слушателям.

24 марта 1945 года Франко в беседе с послом США в Мадриде Н. Армюрой посетовал на широко распространенные заблуждения в отношении современного испанского режима. Фаланга, утверждал он, вовсе не политическая партия, а союз объединенных общей целью лиц, заинтересованных в поддержании порядка, благоденствии страны, в развитии Испании в религиозном, культурном и экономическом аспектах. Американский посол заметил, что в тюрьмах Испании содержатся многие тысячи политзаключенных и все еще продолжаются казни. На это Франко с большой горячностью возразил, что цифра в 225 000 политзаключенных, приводимая американской прессой, фантастична и ничего общего не имеет с действительностью: в тюрьмах Испании сейчас не более 26 000 политзаключенных.

Выступая перед национальным советом фаланги, Франко заявил, что у испанцев нет иной альтернативы, кроме выбора между режимом, который он назвал мирной революцией, и коммунизмом. Политическая система западных держав-победительниц, по мнению каудильо, также не подходила для испанцев, ибо испанская история свидетельствует, что всякая попытка импорта любой внешней доктрины обречена на неизменный провал в силу своего несоответствия национальному характеру и традициям.

Два дня спустя был реорганизован правительственный кабинет. Впервые генеральный секретарь Национального движения (фаланги) не получил министерского портфеля. Но самую большую жертву Франко принес, как считали в близких к нему кругах, сменив на посту министра иностранных дел фалангиста Лекерику, к которому испытывал дружеские чувства, на А. Мартино Артахо, лидера Католического действия. Но все было тщетно: международное сообщество отказывалось принять в свои ряды Франко, а значит, и Испанию.

Когда 9 февраля 1946 года Генеральная ассамблея ООН объявила «моральный бойкот» Испании, Франко с балкона муниципалитета в Сеговии бросил в толпу слова: «Если наша добрая воля не понята и мы не можем жить, глядя на внешний мир, мы будем жить, глядя внутрь».

Воистину, еще раз подтвердилось сложившееся мнение, что Франко всегда полон был решимости защищать до самой смерти позиции, им завоеванные. Его не поколебали ни закрытие границы правительством Франции 1 марта 1946 года, ни декларация правительств Великобритании, Франции и США, в которой говорилось: «Уход Франко должен произойти мирным путем, фаланга должна быть распущена и учреждено переходное или временное правительство, при котором испанский народ мог бы свободно решать, какой образ правления он желает, и выбрать своих лидеров».

9 декабря 1946 года, когда в ООН начиналось обсуждение проекта резолюции, рекомендовавшей странам - членам ООН отозвать послов из Мадрида и впредь не принимать Испанию ни в ООН, ни в специализированные учреждения ООН, пока существует режим, Франко с балкона королевского дворца, обращаясь к тем, кто запрудил площадь Ориенте, осудил сам факт обсуждения резолюции как вмешательство во внутренние дела других наций. И он находил отклик: над толпой реяли плакаты: «Богатый или бедный, не забудь, что ты испанец».

Чувство горечи за унижение национального достоинства было отнюдь не единственной болевой точкой, воздействие на которую давало ожидаемый Франко эффект. Другой - было поддержание в населении страха перед возможностью возобновления гражданской войны.

Экономическая блокада страны всей тяжестью легла на плечи простого испанца. Выступая, Франко зачастую говорил уже не об империи и величии, как обычно, а о голоде, нищете и бедности: рост социальной напряженности мог вылиться в угрозу режиму, и это было еще одним мотивом к тому, чтобы форсировать усилия по выходу Испании из изоляции. Но через Европу выход все еще был закрыт. Оставались США.

Стремление установить «прямые отношения» увенчалось заключением 26 сентября 1953 года испано-американского соглашения об обороне, экономической помощи и обеспечении взаимной безопасности. Но вершиной своей дипломатии Франко считал визит в Испанию Д. Эйзенхауэра 21 декабря 1959 года. «Я очень рад тому великолепному приему, который народ Мадрида ему оказал, - сказал Франко. - Это был настоящий национальный плебисцит и референдум по вопросу о моей внешней политике».

К этому времени режим приобрел почти респектабельный вид: после того как на референдуме 6 июля 1947 года из 17 178 000 его участников 14 145 000 высказались за монархию, Испания стала королевством. 15 декабря 1955 года Испания была принята в члены ООН. И то и другое далось Франко нелегко: ООН трижды отказывалась признать Испанию своим полноправным членом.

Утром 18 января 1955 года принц Хуан Карлос прибыл в Мадрид. Ему было тогда 17 лет. Франко сам составил учебный план будущего монарха: военные училища, академия генерального штаба. В 1959 года Хуан Карлос получил звание лейтенанта пехоты и авиации и старшего лейтенанта флота. Но более всего Франко был озабочен воспитанием будущего монарха.

В 1962 году состоялась свадьба Хуана Карлоса и греческой принцессы Софии. Молодая чета посетила Эль-Прадо. После завтрака Франко с удовольствием отметил, что принцесса говорит достаточно хорошо по-испански, очень мила, кажется разумной и очень культурной. С одобрением он отнесся и к предстоящему визиту супругов к Папе Иоанну ХХIII.