5. Назначение зикра

Изо всех духовных практик — размышления над сентенциями Пророка и представителей суфийской традиции, медитационного оглашения Корана, ритуальной Молитвы, и т.д., — зикр наилучшим образом способствует высвобождению духовной энергии, то есть слиянию частицы божественного света в мистике с её подобием. Преимущества зикра в том, что он не связан ни с каким предписанным ритуалом; он не знает иных ограничений, кроме личных возможностей мистика. Цветовые фотизмы невозможно истолковать, не имея понятия о породившем их духовном упражнении. Всё это происходит, разумеется, в аль-гайбе, сверхчувственном мире, и одна только физиология светового человека является причиной происходящего. Наджм Кобра описывает случаи и обстоятельства, когда жар зикра сам по себе становится объектом мистической аперцепции. В противоположность огню шайтана, мрачному пламени, видение которого сопровождается чувством тревоги и невыносимой тяжести, огонь зикра визиализируется как жаркое и ясное пылание, устремлённое ввысь (№ 8). При виде его, мистика охватывает чувство внутреннего облегчения, прояснения, глубочайшего умиротворения. Этот огонь можно уподобить всемогущему владыке, входящему в лачугу бедняка со словами: «Только я, и никого, кроме меня». Любая горючая субстанция испепеляется в этом пламени. Если ему встречается тьма, оно озаряет её; если свет, они сливаются воедино, становясь «светом поверх света» (№ 9-10).

Вот почему основная форма зикра, ведущая к самосожжению в этом жарком и ясном пламени, состоит в повторении первой части шахады, исповедания веры: ля иляха илля’ллах (Nullus deus nisi Deus), и медитации над нею согласно установлениям суфизма⁷⁴. Уже в исмаилитском суфийском гнозисе теософическая диалектика с крайней проницательностью основывается на чередовании отрицательной и положительной фаз, составляющих первую часть шахады, пролагая себе путь между двумя безднами — ат-татил и ат-ташбих, то есть между рационалистическим агностицизмом и поверхностным реализмом наивной веры. Этим путём устанавливается идея опосредованных теофаний, иерархий световой плеромы. Оберегая трансцендентность Принципа, пребывающего превыше бытия и небытия, исмаилитский гнозис обличает ортодоксию как худшую из форм метафизического идолопоклонства, с которой он не хотел бы иметь ничего общего. В суфизме Наджма Кобра повторение негативной части махады (nullus Deus) имеет целью дать отпор всем силам нафс аммара (низшего «я»); оно заключается в отказе от посягательств на божественные прерогативы, от всех злокозненных наущений, внушаемых инстинктами обладания и покорения. А позитивная часть шахады (nullus Deus) утверждает, напротив, исключительность Единого и его сил.

Таким образом достигается состояние, на которое намекает неустанно повторяемая суфиями формула, словно бы вычитанная из ап. Павла (I Кор. 2:9), а на самом деле происходящая из «Апокалипсиса Илии»⁷⁵. Мистик постигает то, «чего не видел глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его», — не приходило на сердце человеку, погребённому в могиле своего естественного существования. Ибо огнесвет зикра делает нас ясновидящими во Тьме; это ясновидение — свидетельство того, что сердце наше освобождается, выбирается из колодца естества, но (вспомним рассказ Сохраварди) оттуда может выбраться лишь тот, «кто цепляется за вервь Корана и держится за полу зикра»⁷⁶.

Представляется, что практика зикра в школе Наджма Кобра также включала в себя набор технических приёмов: движения головы, регуляцию дыхания, известные позы (у Семнани, например, описывается сидячее положение со скрещенными ногами, при котором правая рука положена на левую, а та касается правой ноги, лежащей на левом бедре), — позы, в которых угадывается даосское влияние⁷⁷. В результате непрерывной поляризации внимания на каком-либо объекте, этот объект может преисполниться такой силы, одухотвориться такой жизнью, что мистик как бы притягивается к нему и поглощается им. Этот феномен не прошёл мимо внимания Рудольфа Отто, отметившего поразительное сходство между суфийским зикром и или , практикуемой иноками Афона в соответствии с древними монашескими установлениями⁷⁸.

Основное назначение зикра заключается в том, что он опытным путём устанавливает связь между мотивом исхождения из колодца, полярной ориентацией мистика и ростом его светового тела. Полярная ориентация равным образом озночает здесь и самопогружение как переход в мир инобытия. Наджм Кобра тщательно анализирует этот процесс интериоризации, основываясь на собственном личном опыте: это погружение зикра, происходящее в три этапа. Как мы помним из вышеизложенного, описываемые феномены относятся не к физическому организму, а к тонкой физиологии и её органам.

Первая, ещё неполная фаза погружения характеризуется акустическими явлениями, которые могут быть не только болезненными, но и опасными, в подобном случае (таково было настоятельное указание, полученное Наджмом от своего шейха) необходимо полностью прервать зикр до тех пор, пока всё не придёт в порядок. Две другие фазы описываются как погружение зикра сначала в сердце, а затем в сирр, в тайну, в сверхсознание. «Когда зикр погружается в сердце, оно ощущает себя колодцем, а зикр — ведром, черпающим из него воду». Согласно другой символике переживаемого состояния, сердце — это Иса ибн Мариам, а зикр — молоко, что его вскормило. Встречается также мотив рождения духовного Младенца, уже отмеченный нами раньше (II, 1), — мотив, эквиваленты которого наблюдаются у многих мистиков; он способствовал тому, что суфизм начал видеть в Мариам воплощение мистической души (№ 49). Другие описания, оставленные Наджмом Кобра, упоминают об отверстии на макушке, возникающем под воздействием зикра: сначала через него в тебя проникает тьма (тьма естественного существования), затем — огнесвет, и, наконец, зелёный свет сердца (ibid.); говорят они и о ране в боку, через которую, словно всадник на коне, выскальзывает сердце и его Святодух, чтобы совершить вознесение в божественные места (махадир аль-Хакк, гностиков; см. выше) (№ 50). Не будем во что бы то ни стало искать здесь намёк на какую-то стигматизацию. Ведь всё это происходит не в мире, доступном для внешних чувств, и не в мире «воображаемом», но в mundus imaginalis (алам аль-митхаль), в том имагинальном мире, который воспринимается в человеческом существе центрами тонкой физиологии (латифа). А в последней фазе зикр столь тесно сочетается с глубинной сутью мистика, что если мистик и оставит зикр, то зикр его не оставит «огонь его не перестаёт пылать, светочи его не гаснут. И ты без конца созерцаешь эти светочи, восходящие и нисходящие. И пламенами объято всё вокруг тебя, пламенами чистейшими, жарчайшими, неопалимыми» (№ 51).