Глава IV

VISIO SMARAGDINA

И радуга вокруг престола, видом подобная смарагду.

Апокалипсис, 4:3

1. Наджмоддин Кобра

Кажется, что Наджмоддин Кобра первым из суфийских учителей обратил внимание на цветовые феномены, которые мистик может наблюдать во время своих духовных опытов. Он постарался описать и истолковать эти явления в качестве указаний на внутреннее состояние мистика и степень его духовного совершенствования. Некоторые из крупных мастеров иранского суфизма, вышедшие из этой среднеазиатской школы, в частности, Наджм Дайсх Рази, непосредственный ученик Кобра, и Алаоддавлех Семнани, следовавший его тарика, внесли свой вклад в изучение этого экспериментального метода духовного контроля, включающего в себя символическое осмысление цветовой гаммы и её изменений.

Из всего этого, разумеется, не следует, что их предшественники оставались чуждыми подобным визионёрским опытам. Тем не менее, в одном труде анонимного автора, писавшего после Семнани и на него ссылавшегося, сквозит тревога «ортодокса» по поводу того, что кажется ему «новшеством»⁶¹. Со своей стороны, сам Сохраварди в конце своего капитального сочинения, посвящённого воссозданию «восточной теософии», даёт подробное описание световых феноменов, фотизмов, с которыми может столкнуться мистик; при всём при том он ещё не занимается рассмотрением цветовой гаммы и её символики⁶².

Речь идёт вовсе не о физических ощущениях; Наджм Кобра часто намекает на эти цвето-световые явления как на что-то, видимое с «закрытыми глазами», схожее с восприятием ауры. Существует, бесспорно, некая связь и соответствие между цветами физическими и аурическими (или ауральными, «аврориальными») в том смысле, что физические цвета сами по себе обладают некими моральными и духовными качествами, которым соответствует, «с которыми символизируется» то, что выражает аура⁶³. Именно это соответствие, эта символика позволяют духовному учителю отличить эти сверхчувственные восприятия от того, что мы называем теперь «галлюцинациями». Технически же следует говорить о визионёрской аперцепции. Соответствующий ей феномен есть явление первичное и примарное, несводимое ни к чему другому, как несводимо ни к чему восприятие физического звука или цвета. Что же касается органа этой визионёрской аперцепции и модуса того существа, у которого возможно функционирование этого органа, то все эти темы непосредственно связаны с «физиологией светового человека», чьё развитие у Наджма Кобра характеризуется появлением «чувства сверхчувственного». В конце нашего труда мы постараемся наметить связь этого чувства, становящегося частью жизнедеятельности человека, его души, с теорией Гёте, касающейся «физических цветов».

Само собой разумеется, что в схеме мира, предумышленного и подтверждённого мистическим опытом, понятия света и тьмы, светлого и тёмного не являются ни метафорами, ни сравнениями. Мистик реально видит свет и тьму, визуализация которых осуществляется отнюдь не физическим органом зрения. Он ощущает как тень и тьму то состояние, от которого стремится избавиться, те силы, которые влекут его вниз; он ощущает как свет те знамения и приметы которые сулят ему освобождение, указывают направление, откуда его следует ждать, — словом, всё то, что устремляет его ввысь. Не может быть никаких уклонений от ориентации на мир, расположенной вдоль вертикальной оси: вверху — небесный полюс, внизу — колодец тьмы, в котором томится пленённая частица света (в соответствующей маздейской схеме свет находится на севере, тень и тьма — на юге). То, что любая из этих схем явственно перекликается с подробностями манихейской космогонии, а заодно и сохравардийским «Рассказом о чужбине Запада» и с «Песнью Жемчужины» из «Деяний апостола Фомы», подтверждает первый же параграф главной книги Наджма Кобра: «Знай же, друг мой, что объект поисков (морад) — это Бог, а занятый поисками субъект (морид) — это частица света, от Бога исходящая». Иначе говоря, «искатель», субъект Великого Поиска — это пленённый свет, световой человек, ⁶⁴.

Таков первый лейтмотив главного труда Наджма Кобра. Эта световая частица стремится освободиться, вознестись к месту своего происхождения. Данный мотив встречается на персидских миниатюрах, в которых заметно манихейское влияние (см. ниже VI, I) и, следовательно, визиализируется визионёрская аперцепция Наджма Кобра. Навстречу языку пламени, вздымающемуся с Земли, нисходит небесный пламенник, в соединении которых Наджм различает или предугадывает присутствие «Небесного Свидетеля», «Сверхъестественного Вожатого», предстающего в этом слиянии как гомолог Совершенной Природы, Нус, , световой проводник Прометея — Фоса. Несомненна связь между освобождением светового человека, цветовыми фотизмами и явлением небесного Вожатого. Эта связь подразумевает необходимое предварительное условие каждого мистического опыта: люди должны сбросить с себя покров, лишающий их способности видеть. «А покров этот не есть что-то внешнее по отношению к людям, он составляет их часть, это покров тьмы, свойственной их тварной природе» (№1).

«Сомкни веки, друг мой, и взгляни на то, что ты видишь. И если ты скажешь мне: я не вижу ничего, — ты ошибёшся. Всё-то ты можешь видеть, вот только темень твоей природы так близка к тебе, что она помрачает твой внутренний взор, и ты не в силах разглядеть эту самую природу. Если же захочешь разглядеть её и увидеть, сомкни веки и отстрани от себя то, что мешает тебе видеть. Путь, ведущий к этой цели, — это духовная борьба. В ней ты должен одолеть и уничтожить своих врагов. А враги эти суть природа, дольняя душа и демон» (№2).

Чтобы достичь этой цели, необходимо прежде всего сориентироваться: разглядеть собственную тень и уразуметь, где она находится. В ходе духовной борьбы так или иначе узнаешь, кто твои противники, какие имена они носят, в каких обличьях являются и каким образом осуществить их трансмутацию. Фактически, эти действия совершаются скорее одновременно, чем последовательно; их ход и результат взаимозависимы: это отделение и низвержение тени, появление светочей и светового Вожатого. Всё это должно предостеречь нас от злоупотребления понятием «тень»: не являясь тенью, световой Вожатый не несёт в себе и «положительного» аспекта тени. Это существо вынуждает нас осознать иное, внеличностное измерение личности, не негативное, а трансцендентное. Поскольку книга Наджма Кобра — не дидактический трактат, а, скорее, духовный дневник, diarium spirituale, подобный сходному «дневнику» Рузбехана, следует прежде всего выявить некоторые его основные темы, узловые точки. Три противника души могут быть побеждены лишь при том условии, если мы разом ополчимся на весь этот тройственный союз, стремящийся разложить нашу душу. Движущая энергия, которая питает этот порыв, есть ничто иное, как свет, то-есть световая частица, «световой человек», совершающий обращение подобного к подобному. Эту функцию исполняет духовная техника, зикр. Духовная энергия, исходящая от зикра, позволяет выбраться из колодца и вознестись над ним; данная тема повторяется в тексте с особенной настойчивостью. Этапы этого вознесения сопровождаются цветовыми фотизмами, свидетельствующими о росте тонких органов или центров светового человека, влекомого зелёным светом, сияющим в устье колодца. А в конце этого восхождения множатся световые феномены, возвещающие скорое слияние мистика со своим небесным Свидетелем, с полюсом. Вся доктрина Наджма Кобра наилучшим образом иллюстрирует архетип индивидуального посвящения, присущего суфизму.