Дэзи смотрит по сторонам, на носорогов, головы которых видны на стенах, в двери через площадку и внизу у рампы.

Д э з и. Вот это молодцы! Какие они все веселые. Прекрасно чувствуют себя в своей шкуре. И совсем не похоже, что они помешались. Держат себя совершенно естественно. Выходит, они правы, что так поступили. Б е р а н ж е (сжав руки, в ужасе смотрит на Дэзи). Это мы правы, Дэзи, уверяю тебя. Д э з и. Какое самомнение! Б е р а н ж е. Ты отлично знаешь, что я прав. Д э з и. Абсолютной истины не существует. Прав мир, а не ты или я. Б е р а н ж е. Нет, Дэзи, я прав. И доказательство тому — ты понимаешь, когда я с тобой говорю. Д э з и. Это еще ничего не доказывает. Б е р а н ж е. И еще доказывает это, что я люблю тебя, как только мужчина может любить женщину! Д э з и. Вот так довод! Б е р а н ж е. Я не понимаю тебя, Дэзи. Ты уже сама не знаешь, что говоришь. Разве любовь... любовь... любовь... Д э з и. Я, правду сказать, как-то даже немножко стыжусь того, что ты называешь любовью, это болезненное чувство, слабость мужчины. И женщины. Какое может быть сравнение с этим пылом, с этой необычайной энергией, которой так и пышат все эти существа вокруг нас. Б е р а н ж е. Ах, энергия, тебе хочется побольше энергии. На тебе энергию! Получай! (Дает ей пощечину.) Д э з и. Ах! Никогда бы не поверила... что ты... (Падает в кресло.) Б е р а н ж е. О! Прости меня, дорогая, прости меня! (Пытается обнять, она вырывается.) Прости, дорогая. Я не хотел... Не знаю, что со мной случилось, как я мог позволить себе... Д э з и. Просто тебе нечего было сказать больше, вот и все. Б е р а н ж е. Да! За несколько минут мы с тобой точно двадцать пять лет в браке прожили! Д э з и. Мне и тебя жалко, тебя я тоже понимаю. Б е р а н ж е (плачущей Дэзи). Ну что я тебе скажу, у меня больше никаких доводов не осталось. Ты считаешь, что они сильнее меня и, может быть, даже сильнее, чем мы с тобой. Д э з и. Безусловно. Б е р а н ж е. И все-таки, несмотря ни на что, клянусь тебе, я от себя не отрекусь, не отрекусь. Д э з и (встает, подходит к Беранже, обнимает его за шею). Бедненький мой, мой дорогой, я буду с тобой — до конца. Б е р а н ж е. А ты сможешь? Д э з и. Я сдержу слово. Положись на меня.

Мелодичный рев носорогов.

Они поют. Слышишь? Б е р а н ж е. Не поют, а ревут. Д э з и. Нет. Поют. Б е р а н ж е. Ревут, говорю тебе. Д э з и. Ты с ума сошел. Они поют! Б е р а н ж е. У тебя, верно, нет никакого музыкального слуха. Д э з и. Это ты, мой друг, совершенно не разбираешься в музыке; посмотри, они играют, танцуют. Б е р а н ж е. Это ты называешь танцем? Д э з и. Они танцуют по-своему. И они такие красивые. Б е р а н ж е. Они отвратительны. Д э з и. Я не хочу, чтобы о них говорили плохо. Мне это неприятно. Б е р а н ж е. Прости меня. Ну, не будем же мы с тобой из-за них ссориться. Д э з и. Они боги. Б е р а н ж е. Ты преувеличиваешь, Дэзи. Посмотри на них хорошенько. Д э з и. Не надо ревновать, дорогой. Прости и ты меня. (Снова подходит к Беранже и пытается обнять его. На этот раз уклоняется Беранже.) Б е р а н ж е. Я вижу, у нас с тобой совершенно противоположные взгляды. Нам лучше и не пытаться спорить. Д э з и. Не надо быть таким мелочным, хватит тебе. Б е р а н ж е. Не надо быть дурой. Д э з и (Беранже, который поворачивается к ней спиной и разглядывает себя в зеркало). Нам с тобой вместе жить нельзя, ничего не получится. (В то время как Беранже продолжает смотреться в зеркало, она потихоньку идет к двери, говоря на ходу.) Он совсем не добрый, нет, не добрый.