2. Использование вещей: продление срока службы вещей в домашних условиях

Вследствие дефицитности, советская вещь функционирует в модусе непрекращающегося потребления, поэтому особое значение здесь приобретают практики сохранения вещи: бережное отношение, реставрация, переделка, перешивание, ремонт вещей. В советской культуре существует огромный пласт литературы, посвященный изготовлению и поддержанию жизни вещей. Так, в книге «300 полезных советов», вышедшей немаленьким тиражом в 150 тысяч экземпляров в 1958 году, уходу за одеждой посвящен целый раздел. Среди полезных советов – советы о том, как обновить платье, продлить срок носки обуви, починить капроновые чулки, сохранить прорезиненные вещи¹³. Рубрики с подобными советами присутствовали и в периодической печати, например, в журнале «Наука и жизнь», в женских журналах «Работница» и «Крестьянка». Существовали издания, целиком посвященные производству и ремонту вещей в домашних условиях, например, «Сделай сам». Следует также отметить значительное количество специальных мастерских по ремонту вещей – одежды, обуви. Такие мастерские были призваны не только починить или исправить потерявшую свойства вещь, но и подогнать или приспособить неподходящую одежду в соответствии с желанием потребителя.

Основным правилом использования вещей в советской культуре являлось бережное отношение к ней. Бережное отношение начиналось с правильного использования вещей. В советской культуре существует четкая схема, как следует носить вещь: в момент покупки вещь считается «праздничной», очень редко вещи покупаются для повседневной носки. Затем, после того, как ее обладатель показывался в платье или костюме на празднике, вещь переходила в разряд повседневной одежды. Новизна вещи зависела не от количества раз, которые человек ее использовал, а от того, видели ли эту вещь в той компании, куда он собирается, или нет. По этой причине вещь могла оставаться «новой» в течении долгого времени. «Для меня бережное отношение состоит в том, что по началу я ношу вещь как выходную, в театр, в гости, на выход. Потом я стараюсь его одевать на работу. А потом уже чувствую, что, когда оно уже изнашивается, я его складываю. Оно у меня маленько полежит, и я его как за новое выдаю. Эти вещи, то, что носится, можно это как так беречь. То есть, я его поносила, положила, потом опять поносила. Чтобы сохранить вещь, я могу ее в эту компанию больше не одевать. А в другую компанию я его одену. Чтобы выглядеть. А то, вот говорят, «ой, 8 марта, мы идем…». А я говорю: «тебя же там никто не знает, никогда не видели. Да одень ты вот это». – «Да ты что, я же уже на работу в нем ходила». - «Ну и что, что на работу. Оно очень хорошо выглядит. Оно по тебе». А бережное отношение к мебели. К нашей мебели, наверное, это не передвигать ее. А к технике бережное отношение. Такая вещь должна работать. Она просто должна работать. Если брать холодильники. Уход за ними, уход» (ж, 1955).

Бережное отношение к бытовым вещам, утвари и мебели состоит не только в использовании их в соответствии с инструкцией, но и в заботе о них. Беречь – это значит заботиться о бытовых предметах: следить, чтобы вещь не испортилась, протирать и полировать мебель, аккуратно развешивать одежду и т.п. забота о вещах состоит и в использовании специальных приспособлений и средств по уходу: «Сейчас люди от избытка по-другому к вещам относятся, выбрасывают /…/ Надо побережнее относится. Сейчас много разных способов – и порошки разные. Сейчас так много способов. Раньше этого ничего не было. Чтобы вещь шерстяную постирать, заваривали березовую золу. Заваривали березовую золу и полоскали. Она тогда мягкая. Глицерина можно было использовать. В водичку плеснешь. Если шерсть – можно уксус. Тогда цвет сохранится. Не линяет тогда. А сейчас пошел, взял «пшикалку», и все. Тогда ничего такого не было. Сами придумывали разные растворы» (ж, 1941). Цитата показывает, что забота о вещах представляла собой трудоемкий процесс. В советской культуре отсутствовало то огромное количество приспособлений, которые помогают ухаживать за вещью сейчас. Однако в литературе описывается множество разных способов о том, как привести вещь «в порядок».трудоемкость не пугала людей, ведь вещи должны были служить долго.

Производство вещей в домашних условиях. В советской культуре огромную роль играло производство вещей в домашних условиях. В обязательном порядке хозяйки умели засаливать огурцы, делать маринады, варить варенье, вязать – «делать из ничего конфетку». Пример: «недавно с Василиной (дочь – О.Г.) старую книжку – еще с советских времен: как сделать медовую коврижку без меда, или селедку под шубой без селедки… И так далее – это целая книжка. Василина так смеялась – говорит, мама, что это, зачем это все? Я говорю, ну вот так вот мы жили. Так что теперь я не делаю этого ничего. Как бы, есть женщины, которые получают от этого удовольствие – вот все есть у человека, он может себе позволить – и вот, он рукодельничает… Это одно. А когда приходится делать это по необходимости – это другое, и я больше не хочу» (ж, 1959).

Шитье также имело большое значение. «Большая часть людей могли шить. Редко кто не шил. В основном люди сами все шили, переделывали» (ж, 1941). «Раньше было как: чтобы выделиться, было проще пойти и пошить в ателье. Брали отрез, шел ты и заказывал, что хотел. Я в своей жизни очень много пользовалась ателье. Как правило. Потому что мне было сложнее, а так – сошьешь подходящее, и уже точно знаешь, что ни у кого такого не будет. Не потому, что было желание оригинальности, чтобы подходящее. Я вообще-то не из тех людей, не особо оригинальничаю, не особо слежу за модой. Но в то же время одинаковое – тоже устаешь от этого» (ж, 1958).

Шить в домашних условиях помогала швейная машинка: «в каждой семье, наверное, была швейная машинка «Зингер», на которой все шилось» (ж, 1937). Приобрести навыки по шитью позволяли школы, кружки или курсы кройки и шитья, которые функционировали, начиная с 1920-х годов¹⁴. Со временем мастерство рукоделия вошло в обязательную школьную программу для девочек. Умение шить прививалось на уроках в школе не только в годы дефицита, но и в период «оттепели» и во времена «застоя», когда проблемы с доступностью товаров стали в меньшей степени актуальными: «Были уроки кройки и шитья в школе. Позже они стали называться «уроками труда». Рукоделие было популярным и вне школьных программ. Издавались различные книжки по вязанию и шитью. Навыки кройки и шитья, традиционные для деревенской среды, становятся мерилом «женской компетентности»¹⁵ в городской среде советского общества. Любая «настоящая женщина» должна была уметь снять выкройку, сшить платье или халат, подогнать одежду «по фигуре». Популярность этой практики была связана не столько с данью традиции, сколько с попыткой приспособиться к дефициту и особенностям материальной среды советского общества.

Если шитье и переделка вещей являлись мерилом женской компетентности, несложный ремонт мебели, кранов и т.п. был индикатором мужской компетентности. «В семье, кстати, да, в семье было принято, вещи, у нас всегда были какие-то… Скажем, папа мог смастерить какую-то мебель. Например, был стеллаж. Он всегда был с нами, и до сих пор книги хранит, в большом количестве. Ну, как бы, часть досок он, наверное, своровал на близлежащей стройке, где их невозможно было купить, а унести было легко на глазах у всех. И какие-то там металлические трубки из ИЯФа (Институт ядерной физики – О.Г.) – то есть, вот… Стеллажи, на самом деле, если посмотреть так, по знакомым – очень много самодельных стеллажей было. Строили сами, потому что книг было много, а полок, естественно, мало. Вот сооружали» (ж, 1969).

В большинстве случаев самостоятельно делался ремонт квартир: «Раньше, например, ремонты все делали своими руками. Нам рассказывали, что на ремонты нанимают за границей – у нас были квадратные глаза: как это – кто-то тебе будет делать ремонт? Настолько сейчас изменилась жизнь, То есть, ремонт 100% делали сами. Кафель, и все. Это сейчас разбаловались. А шить – конечно, я и сама ходила на курсы кройки и шитья, сама и шила, и вязала. - А сейчас нет? - Сейчас только шью такое, знаешь, подшиваю простыни, полотенца, а одежду готовую покупаю» (м, 1952).

Помимо ремонта, продление функционирования вещей осуществлялось за счет их переделывания. Примером может служить перешивание платьев: «Когда я выходила замуж, мы оставляем обычно свое свадебное платье. И, вот, у меня оставалось платье со второго свадебного дня. Я, конечно, платье со второго дня поносила. Оно полежало в свое время. И я думаю, так как у меня девчонки родились, и получилось так, что не случилось времени, чтобы девчонки это одели. Получилось, что я смогла это перешить. Но это опять потому, что я шью. А если бы я не шила… Свадебное платье мне пришлось перешить на «снежинку», как обычно. Потому что не тот был материал, чтобы девчонки его, и его одеть уже – не оденешь. А вот те люди, которые бы не шили. Я без предрассудков, поэтому я считаю, что платье свадебное кто сможет, тот сошьет или купит. И если это по возможности можно, то его можно отдать. Или першить» (ж, 1955). Другой пример: «я часто вспоминаю /…/ у меня /…/ был период, когда перешивали все мамины какие-то вещи. Мало вещей было, но… она сопротивлялась, но тем не менее…Помню, бархатное платье черное. Нормальное, полноценное платье, там, длинное, с рукавчиками. Так вот сначала из него было сделано короткое какое-то платьице, потом кофточка, потом какой-то топик… Короче, до сих пор обрывки этого платья валяются, там, в виде какой-то маечки» (ж, 1959).

Манипуляции с вещами популярны, и этому существует несколько причин. Во-первых, вещи трудно достать. Во-вторых, вещи промышленного производства однотипны, похожи, сделаны из одинаковых материалов. Во-вторых, вещи часто «не подходят» или «плохо сидят». В-третьих, рассказывают о трудностях приобрести подходящую вещь – по размерам, по цвету, фасону, модели. Мастерство позволяло создавать новые уникальные, соответствующие индивидуальному запросу, подходящие предметы. Если следовать идее Сергея Ушакина, переделка вещей в советской культуре говорит о попытке выразить индивидуальный стиль в условиях символического дефицита¹⁶.

В арсенале французского социолога Мишеля де Серто существует понятие «тактик», которые представляют собой практики сопротивления стратегиям власти. Особенность тактик состоит в том, что реализующие их люди символически отбирают у власти произведенное и подчиненное ей вещевое пространство. Такие тактики, по словам Серто, являются «уделом слабых», «последним пристанищем» проявить себя для тех, у кого власть отсутствует¹⁷. Перечисленные выше практики мастерства могут быть рассмотрены как тактики сопротивления власти. По сути, создав вещь, перешив или украсив ее - советский человек преодолевал дефицит, или присваивал, персонифицировал те стандартные унифицированные фабричные предметы, которые удавалось достать. И тем самым противостоял власти. Перечисленные выше практики создания и переделки вещей, таким образом, являются примером «стратегий слабых».

В современной культуре практики домашнего производства теряют массовый характер по причине эйфории от обилия вещей после «развеществленного» советского прошлого: «я, видимо, в молодости, в те годы нужды я так… Столько всего много мне приходилось чего-то там изобретать, что сейчас я принципиально из дерьма конфеток не делаю. Не хочу я больше конфеток из дерьма, я их наелась. Я, например, сейчас, я давно решила, что я никогда сама не буду делать ремонт. Я сделаю его плохо, и уж если не могу нормально ремонт сделать, лучше уж никак не делать, как бы. Ничего не перешиваю – по принципиальным соображениям. Когда я не могу купить, я буду ходить лучше так» (ж, 1059). Эйфория от избытка вещей позволила человеку выказать усталость и пренебрежение по отношению к мастерству по необходимости. В современной культуре практики приобретают другое значение: в постсоветской России домашнее производство вещей является хобби, способом проведения досуга. Причина такого хобби, как правило, состоит либо в эмоциональной привязанности человека к шитью, вышивке, вязанию, либо стремление выразить индивидуальность в созданных собственноручно вещах, в противовес продуктам массового потребления.