(Переход к стенду «Воркута»).

Во время войны в советском союзе была возрождена каторга. В 1943 году был подписан указ о каторжных работах. К каторжным работам осуждали за измену Родине и другие особо опасные преступления (в том числе – политические). Первые каторжные лагеря появились в Воркуте, Норильске, Колыме. Труд каторжан применялся на особо тяжелых работах – в шахтах, рудниках, карьерах по добыче угля, золота, олова⁸⁹. Каторжная одежда была обязательно с пришитыми номерами. Из инструкции «О порядке содержания осужденных к каторжным работам в лагерях НКВД»:

1. осужденные к каторжным работам подлежат размещению отдельно от остальных лагерников в особых бараках с решетками на окнах. Бараки заключенных находятся на запоре и охраняются стрелками.

2. установить для осужденных к каторжным работам одежду специального образца и цвета с нашивкой на верхнем платье личного № заключенного⁹⁰. На 1 сентября 1945 года в лагерях содержалось 38.568 каторжников, из них 152 человека не достигших 17 лет⁹¹. В царской России каторжные работы к лицам не достигшим 17 летнего возраста не применялись. Количество каторжников в дореволюционной Российской империи колебалось от 6 тысяч человек (1906 г.) до 31.378 человек в 1912 году⁹².

В 1946 году такой же каторжный лагерь появился и на территории Пермской области – недалеко от города Чусового, на берегу реки Чусовой. Бывшее 1 отделение Понышлага – «Створ» превратился в каторжный лагерь, заключенные которого работали в угольной шахте.

(Переход к одежде заключенного).

Перед нами одежда заключенного – ватная телогрейка, ватные брюки, шапка и ботинки. Часто одежду выдавали уже третьего срока носки. Именно в такой одежде выходили на мороз на лесоповал, в ледяную шахту и т.д. Никакого шарфа не было положено и заключенные закрывались от ветра полотенцем.

Из воспоминаний бывших заключенных:

«А на ноги нашли чуни такие, которые и ботниками-то не назовешь. Их шили наши - те, кто не мог идти на лесозаготовки. называли их ЧТЗ - челябинский тракторный завод. Обувь была из корда. Пока по дороге без снега идешь, сани везешь - еще ничего. Как тебе надо вступить в снег, из снега ногу тащишь, а снег в чуни насыпается. Через несколько минут все обледенеет, нога не гнется. Берешь палочку и отряхаешь лед»⁹³.

«Обувью нагляделся Шухов за восемь лет сидки: бывало, и вовсе без валенок зиму перехаживали, бывало, и ботинок тех не видали, только лапти да ЧТЗ (из резины обутка, след автомобильный)»⁹⁴.

Сколько миллионов людей прошло через ужасы ГУЛАГа, не известно до сих пор. Рваная, холодная одежда, плохое питание, почти полное отсутствие лекарств в больницах вели к многочисленным смертям в лагере. Суть лагеря хорошо выразил Варлам Шаламов (постер над комплексом «одежда»): «Лагерь – отрицательная школа жизни целиком и полностью. Ничего полезного, нужного никто оттуда не вынесет, ни сам заключенный, ни его начальник, ни его охрана, ни невольные свидетели – инженеры, геологи, врачи, - ни начальники, ни подчиненные. Каждая минута лагерной жизни – отравленная минута. Там много такого, чего человек не должен знать, не должен видеть, а если увидел – лучше ему умереть…».

(На этом теоретически можно закончить – сильное эмоциональное действо – вид одежды, зачитывание причин смерти, высказывания Шаламова. Предложить еще посмотреть самостоятельно, подробнее фотографии, графики, рисунки. Предложить обращаться к экскурсоводу, если возникнут вопросы. Обычно возникают. В ходе экскурсии, конечно же, можно рассказать о каждой фотографии, каждом рисунке, каждой жертве репрессий, но время экскурсии растянется на несколько часов. А экскурсанты умрут от голода, и от переизбытка информации. Или сбегут от экскурсовода. Потому, знать надо обо всем, но в экскурсии ограничивать рассказ минутами 40. Значит, рассказывать о наиболее важном, эмоционально сильном. А при вопросах, при видимом интересе – дорассказать детали, какие-то еще истории, о каких-то пропущенных фотографиях, рисунках, диаграммах).

Из моего опыта – иногда заканчиваю экскурсию на этом месте, но чаще на комплексе «дети» (условно). Также эмоционально сильно, и ближе к выходу (в случае, если переходим на выставку «Узники барака особого режима).

Показываю и зачитываю Оперативный приказ о репрессировании жен изменников Родины. Вся вина – жена. Если отец в лагере и в лагерь на 5-8 лет заключают мать, то ребенок часто становится беспризорным и поступает в специальные детские дома или если до 3 летнего возраста вместе с матерью в лагерь. Старше 12 лет по тому же приказу могли попасть в лагерь - «Социально опасные дети осужденных, в зависимости от их возраста, степени опасности и возможности исправления, подлежат заключению в лагеря или исправительно-трудовые колонии НКВД…». На Колыме экспедиция нашего музея обнаружила большое кладбище (показать фото на фризе). Прочитайте даты рождения и смерти. Ребенку всего был один год. Недалеко то кладбища был женский барак для кормящих матерей. Условия лагеря, барака, Колымы, без спецпитания, часто без молока, вели к большой детской смертности. Эти приказы, отношение к женам и детям наиболее наглядно раскрывают всю суть репрессивной машины советского государства – совсем не обязательно быть виноватым в каком то деянии. В вину вменялось уже то, что человек является сыном или женой уже осужденного, часто совершенно ни за что, человека.