570

Гордеева и.А. «Коммунитарное движение в России в последней четверти XIX в."» введение

Постановка проблемы и обоснование ее актуальности. Современные историографические процессы, задающие научную актуальность исследований, находят свое наиболее яркое и динамичное выражение в ревизии традиций. Для профессионального сообщества российских историков одинаково важными оказываются как проблемы переосмысления модернисткой парадигмы гуманитарного знания, характерные для мировой историографии в целом, так и более частные, но не менее сложные задачи преодоления сверхидеологизированных стандартов научности советской исторической науки. В подобном положении привлекательными становятся такие историографические языки, которые обладают достаточной аналитической тонкостью для того, чтобы их использование проблематизировало ранее считавшееся несомненным, выявляло неоднозначность там, где предшествующие поколения историков усматривали ясность и определенность, давало возможность уловить многообразие значений в тех случаях, в которых традиционно предпочитали говорить о монолитной целостности смысла, а также конструировало новые исторические феномены, устанавливало прежде немыслимые связи между фактами и ассоциации между событиями.

Особенно остро стоит вопрос о применении критических в своей теоретической основе историографических языков к описанию феномена социальных (общественных) движений, представления о многообразии и сложности которых в последнее время получают все большее распространение. «Социальные движения – это, пожалуй, наиболее мощные силы, вызывающие социальные изменения», - утверждает авторитетный польский социолог П. Штомпка, который определяет их как «свободно организованные коллективы, действующие совместно в неинституционализированной форме для того, чтобы произвести изменения в обществе»¹. Среди множества общественных движений нового времени одним из самых оригинальных по сочетанию утверждаемых ценностей является коммунитарное².

Коммунитарный «метод» изменения общества – посредством экспериментов в небольших общинах – исследователи считают одним из четырех возможных подходов к воздействию на общество, наряду с революционным, индивидуалистским и «градуалистским» (направленным на постепенное достижение частных целей)³. Коммунитарное движение – это общественное движение, участников которого объединяет цель изменения общества путем внутреннего духовного перерождения каждого отдельного человека в условиях небольшой общины, осуществление которой они готовы начать с самих себя и немедленно. Особенно важную роль оно играло с начала XIX и в XX в. в истории США, где идеалы коммунитаризма считаются одной из главных характеристик национального самосознания⁴; значительно распространено было и в странах Западной Европы. Формы существования движения – так называемые «утопические» («экспериментальные») общины, его субъекты - участники и сторонники подобных общин, иногда объединявшиеся в кружки и общественные организации вроде партий.

Проблема реконструкции феномена российского коммунитарного движения является значимой не только для узкой профессиональной среды, но и имеет множество «выходов» в обыденное историческое знание, идеологические общественные институты. Последние, в свою очередь, десятилетиями оказывали обратное воздействие на ученых, подчиняя задачи научных исследований сугубо «этическим» – т.е. насыщенным моралистическими представлениями о должном – целям. Новые контуры исторически важного вырисовываются на фоне уже отслуживших смыслов, в связи с чем принципиальными являются задачи переосмысления самого понятия общественного движения в свете представлений о высоком уровне его идеологической и психологической гетерогенности и неоднозначности.

Объекты и предмет исследования. Внимание настоящей работы сосредоточено на так называемых «интеллигентных» земледельческих общинах (колониях), которые получили широкое распространение в России в последней четверти XIX – начале XX в. Эти общины весьма разнились по размерам, длительности существования, степени формализации внутригрупповых отношений и исповедуемым идеологиям.

Первые российские проекты совместной жизни и общего труда коммунитарного характера, имевшие целью указать путь к реорганизации всего общества, были задуманы еще в 40-50-е гг. XIX в., но об их реализации нам ничего не известно. Скорее всего, о коммунитаризме как об общественном движении можно говорить лишь с конца 60-х - 70-х гг., когда мечты все чаще стали реализовываться на практике, а само стремление к организации «экспериментальных» общин приняло массовый характер, стало феноменом общественного настроения. В 70-80-е гг. возникли поселения, коммунитарный характер которых не вызывает сомнений: это и канзасская колония «богочеловеков», последователей учения А.К. Маликова, присоединившихся к группе религиозных позитивистов во главе с русским эмигрантом В. Фреем (1875-1877 гг.); и туапсинское поселение С.Н. Кривенко с участием изобретателя-электротехника А.Н. Лодыгина (1873-1878 гг.); и попытки «интеллигентных землепашцев», воспитанных А.Н. Энгельгардтом, основать «интеллигентные деревни» (начало 80-х гг.); и безвестное ныне Православное Крестовоздвиженское трудовое братство Н.Н. Неплюева в Черниговской губернии (середина 80-х - конец 20-х гг. XX в.); и знаменитая Криница - община под Геленджиком (с 1886 г., просуществовала более 25 лет); и поселения многих «толстовцев» (с конца 80-х гг.) и многие другие общины, кружки и объединения.

Самым распространенным названием сельскохозяйственных поселений образованных людей, принятым среди современников, было «интеллигентные» земледельческие⁵ общины и колонии (реже - коммуны, скиты, общества, братства). Несмотря на свою громоздкость, этот термин активно использовался как самими общинниками, так и посторонними наблюдателями. В тех немногочисленных попытках научной рефлексии по поводу данного феномена, которые были предприняты дореволюционной российской и советской историографией, общины квалифицировались как «утопические» или «коммунистические» («социалистические»).

Ключевым термином данной работы является понятие «община» (“community”)⁶, обозначающее, согласно определению Б. Заблоцки, «любую группу, состоящую из пяти и более взрослых людей (возможно, помимо них включающую и детей), большинство пар которой не связано между собой кровным родством или брачными узами, члены которой добровольно договорились жить вместе неопределенное время преимущественно ради какой-либо идеологической цели, направленной на достижение общности с единым коллективным хозяйством»⁷. Данное определение не требует обязательного наличия «утопической» программы, приверженности общности имущества, совместного воспитания детей или эгалитаризма, хотя все это действительно обычно ассоциируется с общинной жизнью.

Более простое определение дал английский исследователь А. Ригби, для которого община – это группа людей, состоящая из трех и более человек, представляющих более чем одну семью или род, добровольно объединившихся ради той или иной цели, обобществившей или стремящейся обобществить в процессе достижения этой цели некоторые аспекты своей жизни, и которая характеризуется определенным групповым самосознанием». При этом Ригби считал, что если группа людей, живущих вместе, считает себя общиной, то ее и следует рассматривать подобным образом.

Исключение из поля внимания крестьянской поземельной общины осуществляется намеренным упоминанием в обоих определениях условия добровольного уговора, предшествовавшего образованию общины. Это ограничение напрямую связано с понятием «интенциональности» (умышленности, намеренности, целенаправленности; от английского “intentional”), ставшим обычным для зарубежной науки деидеологизированным заместителем термина «утопический»⁸. «Экспериментальные» общины XIX - XX вв., в противовес естественным, спонтанным территориальным общностям (“community”), испокон века складывающимся на основе общего расселения⁹, носили как бы искусственный характер, создавались умышленно, имея в виду определенную цель, их возникновение требовало осмысленного разрыва человека с прежней средой обитания и, чаще всего, перемещения на новое место.

Теоретически, частью коммунитарного движения могут считаться и многие сектантские поселения (как это обычно делается в зарубежной историографии), и некоторые монастыри, и феномен крестьянских «коммун»¹⁰, однако настоящее исследование ограничено рассмотрением общин с определенной социальной базой – созданных представителями образованных слоев общества. Другое ограничение искусственного характера состоит в выборе для изучения только тех общин, которые возникли в сельской местности и основным занятием которых планировалось сделать сельскохозяйственный труд, хотя в изучаемый период существовали и городские бытовые и производственные коммуны и ассоциации.

При всем разнообразии возможных ракурсов рассмотрения коммунитарного движения, предметом внимания данной работы является коммунитарный идеал участников «интеллигентных» сельскохозяйственных общин как особый исторический и национальный способ проблематизации отношений между человеком и обществом, контексты его возникновения и функционирования.

Хронологические рамки исследования. Диссертация сосредоточена на общинах последней четверти XIX в., что объясняется наибольшим распространением с середины 70-х гг. интересующего меня типа поселений. К началу XX в. этот тип хотя и оставался наиболее привлекательным для представителей образованного меньшинства, тяготевших к коммунитарности, но претерпел идеологическую эволюцию в связи с резким изменением психологического, культурного, политического и социального состояния общества. В первые годы XX в. наблюдался спад активности, направленной на организацию общин, а к 10-м гг. число «интеллигентных» земледельческих колоний вновь начало расти. Таким образом, «интеллигентные» колонии последней четверти XIX в. что можно рассматривать как первый этап российского коммунитарного движения.

Историография проблемы. Результаты библиографической эвристики указывают на то, что знание об «интеллигентных земледельческих» колониях и коммунитарном движении в отечественной историографии в отдельное проблемное поле не выделилось. Поэтому выбор историографических источников был основан на тематическом принципе (использовались работы, посвященные общественному движению в целом и такому направлению общественной мысли, как «утопический социализм»), а также принимались во внимание все те труды, где, независимо от темы исследования, звучали имена и события, связанные с «интеллигентными земледельческими» общинами.

Изучение литературы позволило разделить ее на две группы в соответствии с двумя подходами, ведомыми принципиально разными интересами – «социально-этическим» и «эстетическим»¹¹. Они отличаются друг от друга по «способу постановки вопроса, который так же является способом получения ответа»¹². «Социально-этический» поход основан на специфическом представлении о научности, ищущем – будь то намеренно или неосознанно - своей легитимации в том или ином «великом рассказе». Такие «великие рассказы» вынуждают историков отождествлять научную истину с социальной справедливостью или исторической необходимостью (с представлением о должном). Для сторонников данного подхода главным достоинством изучаемых источников является их предполагаемая способность обозначать реальные вещи (в «адекватном» отображении которых «социально-этические» авторы усматривают и свою основную задачу).

«Эстетический» подход к прошлому, основанный на этическом проекте толерантности и потому старающийся быть идеологически нейтральным, выбирает как основное (но не исключающее иные) эстетическое сообщение текста, стремящееся «привлечь внимание адресата к тому, как оно построено»¹³. Обращая внимание не только на содержание изучаемых текстов, но и на их форму, т.е. структуру текста, смысловые доминанты и умолчания, данный подход ставит себе задачей рассмотреть как «устроено» сообщение исторического источника. «Эстетические» авторы, как правило, не ищут легитимации своего знания вне его самого и признают, что «условия истинности, т.е. правила игры в науке, являются имманентными этой игре и не могут быть установлены иначе, как в споре, который должен быть сам по себе научным, и что не существует иного доказательства верности правил, кроме того, что они сформированы на основе консенсуса экспертов»¹⁴.