7. Афины при Перикле. Политический строй Афин.

На вторую половину 5 века до н. э приходится период величайшего культурного расцвета Афин — так называемый золотой век Перикла. В Афинах жили и творили выдающиеся ученые, художники и поэты, в частности историк Геродот, философ Анаксагор, скульптор Фидий, поэты Эсхил, Софокл, Еврипид, сатирик Аристофан. Политическому и судебному красноречию афинян подражали ораторы всех греческих городов. Язык афинских писателей — аттический диалект — получил повсеместное распространение, стал литературным языком всех эллинов. В Афинах велось огромное строительство: по системе Гипподама Пирей перестроен и соединен так называемыми длинными стенами с городскими укреплениями в единое оборонительное укрепление, было завершено строительство основных сооружений, составивших ансамбль Афинского акрополя — шедевра мировой архитектуры. Храм Парфенон (построен в 447—438 до н. э архитекторами Иктином и Калликратом), статуи работы Фидия и другие произведения афинского изобразительного искусства 5 века служили образцами для многих поколений художников последующих веков.

Перикл представлял не крайнюю левую часть морской     (демократической)  партии, а ее центр. Он действовал в интересах главным образом людей среднего состояния: зажиточных купцов, лавочников, ремесленников, передовых ремесленников, передовых земледельцев, пришедшим к интересным культурам, даже крестьян из тех, которые, оправивших от персидских разгромов, приспособили свое хозяйство к требованиям  рынка и были заинтересованы во внешней торговле. Также был изменен и порядок избрания на высшие должности: теперь не избирали должностных лиц голосованием; почти все должностные лица замещались по жребию. Только на те должности, которые требовали специальных знаний, а именно - стратегов, казначеев и др.- по- прежнему избирали голосованием.

«Называется этот строй демократическим, потому что он зиждется не на  меньшинстве, а на большинстве их. По отношению к частным лицам законы наши предоставляют равноправие для всех; что же касается политического знания , то у нас в государственной жизни каждый им пользуется предпочтительно перед другими не в силу того, что его поддерживает та или другая политическая партия, но в зависимости от его доблести , стяжающей ему добрую славу в том или другом деле; равным образом скромность званий не служит бедняку препятствием в деятельности, если только он может оказать какую-либо услугу государству.» Фукидид.

8.Римская империя в правление Юлиев-Клавдиев. (14—69 гг.)

Недостатки механизма, созданного Августом, обнаружились тотчас после его смерти. Он оставил неразрешенным столкновение интересов и прав между усыновленным им пасынком Тиберием и родным внуком, негодным юношей, им же заточенным на остров. Тиберий (14 — 37) по своим заслугам, уму и опытности имел право на первое место в государстве; он не желал быть деспотом: отвергая титул господина (dominus), с которым льстецы к нему обращались, он говорил что он господин лишь для рабов, для провинциалов — император, для граждан — гражданин. Провинции нашли в нём, по признанию самих его ненавистников, заботливого и дельного правителя; он недаром говорил своим проконсулам, что добрый пастырь стрижет овец, но не сдирает с них кожи; но в Риме перед ним стоял сенат, полный республиканских преданий и воспоминаний о минувшем величии — и отношения между императором и сенатом скоро были испорчены льстецами и доносчиками. Несчастные случаи и трагические сплетения в семье Тиберия ожесточили императора, и тогда началась кровавая драма политических процессов, «нечестивая война (impia bella) в сенате», столь страстно и художественно изображенная в бессмертном творении Тацита, заклеймившего позором чудовищного старика на острове Капри.

На место Тиберия, последние минуты которого нам в точности неизвестны, был провозглашен сын его племянника, популярного и всеми оплаканного Германика — Калигула (37 — 41), юноша симпатичный, но скоро обезумевший от власти и дошедший до мании величия и исступленной жестокости. Меч преторианского трибуна пресек жизнь безумца, намеревавшегося поставить свою статую в Иерусалимском храме, для поклонения вместе с Иеговой. Сенат вздохнул свободно и возмечтал о республике, но преторианцы дали ему нового императора, в лице Клавдия (41 — 54), брата Германика. Он был презренной игрушкой своих двух жен, Мессалины иАгриппины, покрывших позором римскую женщину того времени. Его образ искажён, однако, политической сатирой; и при нём, не без его участия, продолжалось как внешнее, так и внутреннее развитие империи. Клавдий родился в Лионе и потому особенно принимал к сердцу интересы Галлии и галлов: в сенате он лично отстаивал ходатайство жителей северной Галлии, просивших сделать для них доступными почётные должности в Риме. Клавдий обратил в 46 г царство Котиса в провинцию Фракию, а из Мавретании сделал римскую провинцию. При нём же совершилось военное занятие Британии, окончательно покорённой Агриколой. Интриги, а может быть, и преступление, Агриппины открыли путь к власти её сыну, Нерону (54 — 68). И в этом случае, как почти всегда в первые два века империи, принцип наследственности принёс ей вред. Между личным характером и вкусами молодого Нерона и его положением в государстве было полное несоответствие. В итоге жизни Нерона разразился военный мятеж; император покончил с собой, и в последующий год гражданской войны сменились и погибли три императора — Гальба, Отон, Вителлий.