§2. Горгий

Этот диалог очень похож и по строению и по содержанию на диалог «Протагор». Как и в «Протагоре» Сократ устраивает спор с представителем другого метода воспитания.

В «Протагоре» речь идет и о методах и задачах воспитания, а в «Горгии» о сущности и направленности воспитания. Если в «Протагоре» оба спорщика были согласны с тем, что задача воспитания – создание добродетельного человека, и потому обсуждалась сущность добродетели, то в «Горгии» встает вопрос о глобальных целях воспитания, и о том, для чего человека вообще нужно воспитывать.

Горгий утверждает, что он искусен в красноречии, и что он берется научить красноречию других. Сократ пытается выяснить, что такое это красноречие, и чем оно отличается от всех других искусств, в которых надо говорить. Горгий разъясняет, что красноречие тем и отличается от прочих речей, что в нем речь и есть суть и предмет искусства. Причем, как уточняет Горгий после наводящих вопросов Сократа, не всякая речь, а речь публичная, используемая для убеждения кого-либо в чем-то. Убеждение, и с этим соглашаются и Сократ и Горгий, только внушает веру, а не сообщает знание, в противоположность убеждению (доказательству) арифметическому или любому другому фактическому.

Предмет красноречия далее ограничивается только речами о справедливости и несправедливости. Горгий утверждает, что для того, чтобы склонять людей на свою сторону и убеждать их в чем-то, а иначе говоря, сообщать им веру, не нужно знать ничего, кроме науки красноречия. « -Но и в остальных случаях перед любым иным искусством оратор и ораторское искусство пользуются таким же преимуществом. Знать существо дела красноречию нет никакой нужды, надо только отыскать какое‑то средство убеждения, чтобы казаться невеждам большим знатоком, чем истинные знатоки.

- Не правда ли, Сократ, какое замечательное удобство: из всех искусств изучаешь одно только это и, однако ж, нисколько не уступаешь мастерам любого дела!»⁸ Но если оратор говорит только о справедливости и несправедливости, и это – единственное, в чем он должен разбираться, то кто должен научить его этому? Горгий говорит, что он сам может научить своего последователя тому, что есть справедливость, а что – нет. То есть оратор – это тот, кто знает все о справедливости, и поэтому сам справедлив, по аналогии как строителем является тот, кто знает все о строительстве.

В разговор вступает ещё один персонаж – Пол, молодой ритор, который утверждает, что знает не меньше Горгия и может так же отвечать на вопросы Сократа. Сократ доказывает ему, что тот, кто обладает властью над людьми – тиран или оратор, человек, который может заставить людей поступать так или иначе, этот человек не обладает никакой силой, потому что в действительности не делает того, что хочет делать. Это утверждение Сократ выводит из слов самого Горгия. Если ритор с помощью своего искусства приводит дела к некоей несправедливости или к дурному в действительности исходу, то он явно делает не то, чего желает, потому что ритор, как мастер справедливости, различает хорошее и плохое. А раз все люди всегда желают хорошего, если знают в чем оно, то ритор идет против собственного желания, хотя и поступает так, как считает нужным. Другими словами, оратор просто не заботится о последствиях своих поступков или не понимает их. Поэтому ораторское искусство не есть сила или благо.

Учить, как утверждает Сократ, следует техне. Риторика же никак не подпадает под понятие техне, потому что конкретного предмета у нее нет, человек, ее изучивший, не отдает себе отчета в том, как его техне будет служить обществу, и она не всегда направлена на достижение блага. Вообще, получается, что непонятно, на что направлена риторика, и какими целями она задается, кроме власти. Молодое поколение, которое здесь представляет Пол, имеет своеобразный взгляд на то, что является желанным, и можно сказать, что оно никак не связано с идеей блага, хотя бы даже личного, а связано в первую очередь с властью. «Послушать тебя, Сократ, так ты ни за что бы не принял свободы делать в городе, что тебе вздумается, скорее наоборот, и не стал бы завидовать человеку, который убивает, кого сочтет нужным, или лишает имущества, или сажает в тюрьму!»⁹ Отсюда видно стремление к власти, а не к благу, которое, в общем-то, выражают и поддерживают риторы. Выходит, что Горгий может научить юношу говорить так, чтобы у того могла появиться власть над окружающими. Но, хотя в начале и было сказано, что знание справедливости ритор тоже должен иметь, на практике обнаруживается, что для ритора власть, способность управлять людьми – гораздо более важна, является определяющей. Платон очевидно не согласен с таким взглядом на воспитание, более того, он через Сократа выражает мысль о том, что на самом деле все это – неважно и ненужно, если не ведет к благу, а ведет только к власти. Человек, имеющий власть, но пользующийся ею дурно – достоин жалости и порицания. И даже тот, у кого власть есть, и пользуется он ею справедливо, все равно не достоин зависти, по мнению Сократа. Достоин зависти, счастлив тот, кто определенным образом воспитан, то есть, честен и справедлив. Тот же, кто сам по себе поступает дурно, но имеет много власти и богатства не может быть счастлив, потому что все это не ведет к благу. По этой же причине переносить наказание – предпочтительнее, чем оставаться безнаказанным, и терпеть несправедливость от кого-то лучше, чем творить несправедливость. Разговор Сократа с Полом пришел к тому, что и утверждал Сократ с самого начала – что искусство риторов бесполезно, потому что от него нет блага, и человек, прежде чем им пользоваться, должен знать, что может причинить себе большое зло, если сотворит несправедливость.

Тут мы приходим к выводу, что и методы и цель воспитания различаются у Сократа и риторов, точно так же как было в диалоге «Протагор» относительно софистов. Конченой целью Пайдейи Сократа является достижение блага. Здесь ещё говорится пока только о личном, частном благе, но уже есть отсылки и намеки на то, что только таким способом можно придти к идеальному государственному строю – ведь вся эта проблема обсуждается на примерах и в контексте управления государством, а в пример приводятся не простые граждане, а правители, о которых, впрочем, Сократ говорит спокойно, без лишнего трепета.

В заключение своего спора с Полом Сократ говорит, что красноречие, по сути, и нужно только для того, чтобы обосновывать вещи несправедливые и неправдивые. Потому что вещи правдивые и справедливые можно обосновать и показать, не имея никакого красноречия.

Далее в спор вступает Калликл – человек, который имеет опыт практической риторики и государственной деятельности. Он сразу заявляет, что Сократ просто заставляет своих оппонентов себе противоречить, потому что те вынуждены говорить с оглядкой на общественное мнение, и Сократ об этом знает. Если бы они говорили то, что думали, то никакого противоречия бы не вышло, и Сократ не смог бы никого убедить в своей правоте. Калликл утверждает, что законы и моральные устои общества определяют слабые, которые просто не могут воспользоваться никакой силой, и поэтому выдумывают, например, что поступать несправедливо – это не благо. На самом же деле имеет место оппозиция законов общества и законов природы. Закон общества утверждает, что все должны быть равны, и справедливость должна торжествовать, а закон природы, более древний и более сильный, утверждает, что границы права человека совпадают, по сути, с границами его силы и возможностей. Таким образом, Калликл настаивает на том, чтобы люди перестали размышлять о благе, о морали, о справедливости и тому подобных никому не нужных вещах, а занимались чем-то более результативным. Он намекает на то, что Сократ сам не делает ничего в обществе, а только сидит в кругу учеников и философствует, вместо того, чтобы заняться чем-нибудь полезным.

Калликл достаточно агрессивно утверждает, что философия – занятие для юношей, причем только в рамках начального образования. Потом же им следует изучить нравы людей и заняться политикой, риторикой и так далее. «Знакомство с философией прекрасно в той мере, в какой с ней знакомятся ради образования, и нет ничего постыдного, если философией занимается юноша. Но если он продолжает свои занятия и возмужав, это уже смешно, Сократ, и, глядя на таких философов, я испытываю то же чувство, что при виде взрослых людей, которые по-детски лепечут или резвятся»¹⁰ - говорит Калликл. Настоящее занятие для мужчины – если душа у него лежит к рассуждению – публичные речи, которые принесут ему славу и влияние. Здесь снова проскальзывает мотив власти как таковой, которая кроме себя не нуждается ни в чем, даже в направленности на благо или справедливость.

Сократ и Калликл пытаются прояснить вопрос о том, кто должен властвовать, и как должен вести себя сильный человек. Ничуть не стесняясь своих прямо-таки антиобщественных суждений, Калликл утверждает, что каждый должен удовлетворять свои желания, какими бы они ни были, и то, что люди этого не делают, указывает только на их слабость. Слабых – большинство, и поэтому они навязывают сильным свою волю. Воспитание, и вообще, весь мир культуры устроен слабыми, для того чтобы удержать власть в своих руках. А на самом деле у власти должны быть сильные, самые мужественные, искусные в делах управления государством.

Разговор переходит на политику, но предмет остается тем же – должен ли человек руководствоваться какими-то целями, кроме собственного наслаждения, или достаточно просто жить в радости? Сократ говорит, что лучшим человеком будет тот, который будет жить для цели, а политик должен не просто потакать своим желаниям или даже желаниям толпы, а стремиться выстроить правильное общество, то есть политик должен всегда держать в голове конечную цель своей деятельности. Тут опять поднимается вопрос об ответственности, но уже не в разрезе морали, как в разговоре с Полом, а в более широком смысле, как общая установка этики.

Если риторы видят в воспитании только способ научить человека достигать состояния, в котором он может неограниченно наслаждаться, то есть имеет для этого достаточно силы, то Сократ видит в воспитании нечто большее. Для Сократа вопрос скорее не «как бы сделать мне приятно и хорошо?», а «как бы достичь большего блага?». Причем категория блага у Платона разработана достаточно подробно, и в целом носит скорее объективный характер. То, что справедливо – является благом, и это совершенно не имеет никакого отношения к тому, приятно это данному конкретному человеку или нет. Однако, на мой взгляд, в одном риторы правы – то, что является благом, или называется справедливым – определяет общество. И поэтому можно говорить о том, что благо у Платона – это благо коллективное. Это будет позднее видно при рассмотрении диалога «Государство». То, что позволяет достичь блага, научить человека отличать благо от не-блага – Пайдейя. Следовательно, цель воспитания для Платона – достижение коллективного блага, иначе говоря, построение счастливого общества.

В конце разговора Калликл просто отказывается дальше отвечать на вопросы Сократа, потому что чувствует где-то подвох. И тогда Сократ резюмирует, в каких же вопросах они пришли к согласию. Таким образом, он излагает содержание всего предшествующего разговора: «Удовольствие и благо – одно и то же? – Нет, не одно и то же.– Надо ли стремиться к удовольствию ради блага или к благу ради удовольствия? – К удовольствию ради блага. Удовольствие – это то, что, появляясь, дает нам радость, а благо – то, что своим присутствием делает нас хорошими. Хорошими становимся и мы, и все прочее, что бывает хорошим, через появление некоего достоинства. Но достоинство каждой вещи, возникает во всей своей красе не случайно, но через слаженность, через правила того искусства, которое ей присуще. Значит, достоинство каждой вещи – это слаженность и упорядоченность. Значит, и душа, в которой есть порядок, лучше беспорядочной. Но душа, в которой есть порядок, – это умеренная душа. А умеренная – это воздержная. Значит, воздержную душу надо считать хорошей. Я ничего иного прибавить не могу»¹¹ Калликл вынужден согласиться с этим, потому что возразить ему явно нечего, хотя изначально он и придерживался другой позиции.

Сократ продолжает говорить, и выводит, что подобно тому, как в теле есть порядок, называемый здоровьем, в душе должен быть порядок, называемый законом. И когда человек занимается политикой, или же принимает решения, которые повлияют на жизнь других людей, он обязательно должен руководствоваться таким законом – иначе он не будет следовать Благу.

Анализируя этот диалог, В. Йегер говорит о том, что утверждает здесь Платон: «Достигнуть арете и избежать ее противоположности — высшая цель нашей жизни. Усилия отдельных людей, как и всего государства, должны быть направлены на достижении этой цели, а не на удовлетворение своих желаний»¹².

Задача ритора, который здесь уже рассматривается как воспитатель народа, человек, способный влиять на нравы людей – это привести людей к совершенству. И результаты его деятельности будут вполне заметны. Люди будут становиться честнее и благороднее и будут хорошо относиться к тем, кто привел их к этому благу – то есть к своим воспитателям. Современные риторы же, по мнению Сократа не делают этого – впрочем, как и софисты. «Этих мнимых государственных мужей постигает примерно та же беда, что софистов. Софисты – учители мудрости – в остальном действительно мудры, но в одном случае поступают нелепо: они называют себя наставниками добродетели, но часто жалуются на учеников, которые их обижают, отказывая в вознаграждении и других знаках благодарности за науку и доброе обхождение»¹³. Если народ платит политическому деятелю за воспитание и то, что он делает их лучше смертным приговором – значит, он не делает их лучше, а даже наоборот. В конце же диалога Платон жестко критикует существующий государственный строй. Сократ говорит: «Я был бы и в самом деле безумцем, Калликл, если бы сомневался, что в нашем городе каждого может постигнуть какая угодно участь. Но одно я знаю твердо: если я когда-нибудь предстану перед судом и мне будет грозить одна из опасностей, о которых ты говоришь, обвинителем моим, и правда, будет негодяй – ведь ни один порядочный человек не привлечет невинного к суду, – и я не удивлюсь, услышав смертный приговор» и ещё: «И раз я никогда не веду разговоров ради того, чтобы угодить собеседнику, но всегда, о чем бы ни говорил, ради высшего блага, раз не хочу прибегать к хитрым уловкам, мне невозможно будет защищаться в суде. Судить меня будут так, как дети судили бы врача, которого обвинил перед ними повар»¹⁴. Так он обозначает совершенно открыто, что справедливости в Афинах нет, потому что никто не учит справедливости. Никто не стремится делать людей лучше, а все только заботятся о собственном не благе даже, а только об удовольствии. В этом, очевидно, Платон видит главную проблему современного ему образования – в воспитателях.