Альбера Камю (1913 — 1960)
Альбер Камю родился в Мондови (Алжир), лишь благодаря помощи одного из учителей Альбер смог получить стипендию и заниматься в лицее, где увлекся философией. В 1932г. продолжил изучение философии в Алжирском университете, но болезнь (туберкулез) помешала ему получить ученую степень. Защитив в 1936 г. диплом, Камю становится журналистом. Влияние немецких философов его практически не коснулось, хотя он и упоминает имя М.Хайдеггера в своих эссе. Значительно больше Камю интересовался сочинениями Л. Шестова, но в целом прежде всего опирался на уроки своего учителя, философа и эссеиста Жана Гренье (1898—1972), который ввел его в мир греческих мыслителей-скептиков, древней мифологии, античных представлений о судьбе. Камю восхищался также работами А. Бергсона.
Для философских раздумий Камю очень существенно понятие «абсурда»; оно во многом сформировано осмыслением тех же Ф.Ницше, Ф.Кафки, Ф.М.Достоевского, тем же трагическим переживанием «смерти Бога». Камю размышляет о форме и границах человеческой свободы, он выдвигает в качестве ключевого для себя понятие «бунта» как способа сопротивления абсурду человеческого существования и неизбежности смерти.
Камю начинает публиковать свои первые статьи в середине 1930-х годов. Тогда же он становится основателем театральной труппы «Театр Труда» и пробует себя как драматург.
Когда в 1940 г. власти закрывают газету «Республиканский Алжир», где он с 1938 г. работал корреспондентом, Камю уезжает в Париж, устраивается техническим секретарем в газету «Пари-суар».
Став участником Сопротивления, писатель с 1942 г. публикует свои статьи в подпольной газете «Комба», а затем работает главным редактором этого издания. Передовицы Камю сделали газету самым популярным и авторитетным печатным органом Сопротивления. В 1942 г. практически одновременно он выпускает из печати свой первый знаменитый роман «Посторонний» (L'Etranger) и не менее знаменитое философское эссе «Миф о Сизифе» (Le fllythe de Sisyphe), прологом к которому стала написанная в 1938— 1939 годах пьеса «Калигула». С 1943 года нелегально публикуются «Письма немецкому другу», в которых Камю патетически защищает человеческое достоинство и нравственность от разлагающего влияния нацистских идей. Под воздействием трагического опыта войны писатель переоценивает свое прежнее увлечение нигилизмом ницшевского толка. Продолжая считать, что «мир... не имеет высшего смысла», он представляет человека как «единственное существо, претендующее на постижение смысла жизни», и видит теперь опасность нацизма в абсолютном неприятии гуманистических ценностей. Этическо-философская критика фашизма составляет стержень романа-притчи «Чума» (La Peste, 1947), сплотившего вокруг Камю леволиберальную французскую интеллигенцию.
В 1957 году Камю получает Нобелевскую премию за совокупность своих философско-художественных произведений. Через три года после этого события, 4 января 1960 года, Камю погиб в автомобильной катастрофе близ Вильблевена.
Философия творчества А. Камю прошла несколько этапов развития. Сам писатель в «Записных книжках» характеризовал их следующим образом. В центре первого из них — фигура Сизифа, осмысление абсурда; второй проходит под знаком Прометея и темы бунта; третий связан с образом Немезиды, которую Камю именует богиней меры: «...переступившие меру, — поясняет он, — безжалостно уничтожаются». Соответственно с каждым из этих этапов можно соотнести те или иные произведения: с первым — эссе «Миф о Сизифе», роман «Посторонний», драмы «Накануне» и «Калигула»; со вторым — роман «Чума» и эссе «Бунтующий человек»; с третьим — пьесу «Осадное положение» (L'Etatde siege, 1948), роман «Падение», сборник новелл «Изгнание и царство» (L'Exilet le royaume, 1957).
«Посторонний» перекликается с «Мифом о Сизифе», где Камю показаны не только бессмысленность удела Сизифа (что сознается им), но и его презрение к мстительным богам. В итоге абсурдное действие доводится до того предела, когда оно становится своего рода чистым отрицанием. В романе «Посторонний» эта ситуация получает развитие в судьбе молодого француза, на первый взгляд, обычного служащего. Он живет в пригороде Алжира, изо дня в день ходит на работу, изредка встречается с девушкой. Вместе с тем этот «герой нашего времени» исполнен презрения к окружающему его мещанскому миру, везде различает фальшь и лицемерие. Смерть матери оказывается тем рубежом, миновав который, Мерсо перестает скрывать свое отчуждение от общества. И вот он на берегу моря без особой на то причины убивает араба, попадает на скамью подсудимых, приговаривается к смертной казни. Автор рисует Мерсо как дважды постороннего: миру стереотипных привычек, ритуалов, словесных формул, скрывающих пустоту мироздания, но не в меньшей степени и самому себе. Его роковой выстрел — в такой же мере бессмыслица, случай, в какой «возвращение билета Богу». Так или иначе, но по логике романа этот персонаж становится без вины виноватым, жертвой на алтаре утраченного смысла (образ до боли ослепительного солнца) и даже «единственным Христом, которого мы заслуживаем».
Двухчастная композиция романа позволяет увидеть события вначале глазами главного персонажа, а затем воссоздать их с официальной — судебной, чиновничьей, обывательской — точки зрения. И если Мерсо не стремится притворяться, а, напротив, откровенен, правдив, даже циничен, то закон своим истолкованием превращает его действия в нечто им противоположное, разоблачая тем самым не столько преступление Мерсо, сколько собственное нежелание взглянуть на вещи «прямо», без лицемерия. Таким образом, Камю запечатлевает в своем герое «человека, который, не претендуя на героизм, согласен умереть за правду». Более того, ожидание смерти становится для него приобретением. Мерсо по-новому для себя смог открыть «вечное сейчас», блеск звезд, «нежное безразличие мира». Негероичность Мерсо — о «высоком» он принципиально не говорит и не думает, мы так и не узнаем, любит ли он свою мать, — усиливается бесстрастно-фиксирующим стилем романа.
Организующим началом идейно-художественного содержания этого произведения является смерть. Повесть начинается с известия о кончине матери героя, убийство араба (смерть человека) — переломный момент, как в сюжетно-композиционном плане, так и в судьбе Мерсо, накануне его казни (опять смерти!) повесть заканчивается. Это не случайные совпадения. С точки зрения экзистенциалистов, подлинная суть человека проявляется лишь на пороге смерти или в мучительную минуту выбора. Так и случается с героем повести Мерсо, мелким французским чиновником, жителем алжирского предместья, получившим известие из богадельни о смерти матери. Читатель уже с первых строк повествования (а оно ведется от первого лица) понимает, что внутренний мир Мерсо определяется довольно нестандартными представлениями о человеческих взаимоотношениях.
У читателя, как и у героев повести, складывается впечатление, что утрата самого близкого человека меньше всего остального занимает внимание Мерсо. Под палящим солнцем он равнодушно хоронит мать и возвращается в Алжир. Так же отчужденно встречается с любовницей, знакомыми, сослуживцами, по сути равнодушно становится случайным соучастником ссоры между арабами. Неожиданное, ничем не мотивированное убийство обрывает это полурастительное, отчужденное от всех существование. Он стреляет в случайно повстречавшегося ему араба, «как будто постучавшись в дверь несчастья четырьмя короткими ударами». Арест не вносит в существование Мерсо видимого изменения. Он считает свое дело очень простым, но ни следователь, ни адвокат не могут понять истинные причины произошедшего преступления. У самого Мерсо случившееся вызывает только досаду.
Читатель прекрасно понимает, что перед нами не обычный преступник, убийство араба — разновидность так называемых экзистенциальных «немотивированных преступлений». Перед нами «романтик-экзистенциалист», действия которого во многом определяются миром окружающей его природы, знойными миражами Алжира. Подобно всем абсурдным героям, Мерсо существует вне правил привычной общественной морали: ему не хочется притворяться, он предельно честен с окружающими. Однако общество мстит отщепенцам, чужим, «посторонним».
Следствие длится необыкновенно долго — одиннадцать месяцев. Жизнь героя как будто бы останавливается. Постепенно Мерсо теряет понятие о времени, и содержание повести уже недвусмысленно переходит в философский план. Все исследователи, обращавшиеся к этому произведению, обязательно отмечают его зеркальную композицию. Повесть как бы разбита на две части, и вторая, в которой происходит реконструкция случившегося во время сессии суда присяжных, является (искаженным до неузнаваемости) отражением событий первой. За что, по сути, судят Мерсо? Во всяком случае, не за убийство, которое герой совершил под влиянием алжирского полуденного марева. Он и сам постепенно начинает ощущать себя «лишним», «посторонним» на этом судебном процессе. Есть обвинитель, адвокат, присяжные, но отсутствует обычный подсудимый: либо кающийся преступник, либо закоренелый злодей. Мерсо предельно честен во время судебного заседания, но это только усугубляет ситуацию и не устраивает его обвинителей, привыкших к фарисейству, обману, фальшивой игре. Постепенно дело превращается в показательный процесс над мифическим злодеем, несущим угрозу обществу. Об этом свидетельствуют потрясающие по своей предвзятости и озлобленности слова обвинителя. «От имени французского народа» Мерсо отрубят голову на гильотине публично, на площади. Вначале Мерсо не может согласиться с абсурдностью происходящего, но затем, следуя логике размышлений экзистенциального героя, он смиряется с мыслью о смерти. Жизнь не стоит того, чтобы за нее цепляться. Все люди когда-нибудь умирают, и раз уж придется умереть, то не имеет значения, когда и как это случится. Лишь приход священника, лицемерно пытающегося обратить мысли героя к Богу и заставить сыграть последний в жизни спектакль — сцену с кающимся грешником, заставляет Мерсо наконец высказать откровенно свою позицию, и он изливает на священника все накопившееся негодование.