Пелопоннес.

Утром мы было засомневались, идти ли купаться перед завтраком. За окном было еще темно. В 8 утра у нас был назначен выезд из гостиницы. Преодолев лень, все-таки пошли на пляж, где и обнаружили почти всю нашу группу. Выяснилось, что многие из них вчера тоже побывали на водопаде на краю поселка. Вот такие активные люди подобрались в нашем коллективе.

Шедший по набережной грек, увидев нашу компанию, плещущуюся в рассветных сумерках в море, радостно нас приветствовал: « О, руссико! Банька, банька!» Кстати, название поселка – Лутраки – тоже переводится как «банька», это место славится своими целебной минеральной водой, которая течет здесь прямо из крана. Мы, правда, не почувствовали ее исключительности - обычная, пресная вода.

А выйдя после завтрака на балкон, я обнаружила на вершине соседнего холма большой монастырь.

Сегодня нам предстояла поездка на Пелопоннес, полуостров, связанный с материковой Грецией тонким перешейком, который в 19 веке был-таки перекопан (попытки соединить Эгейское и Ионическое моря делались еще в древности, но безуспешно. Тогда в этом месте существовал волок для кораблей). Французские инженеры прорыли 6-километровый Коринфский канал и отсекли таким образом Пелопоннес от материка.

Сам полуостров содержит в себе полуострова поменьше. Если Халкидики вдаются в море 3-мя пальцами-полуостровами, то ладонь Пелопоннеса имеет 4 кургузых коротких пальца. Мы отправились на самый восточный – Аргос, в Арголиду.

Некоторое время мы ехали по горам вдоль берега моря. Вообще Греция оказалась неожиданно гористой и сосновой страной. В этой части было мало пляжей, скалы обрывались прямо в море. В одном заливе мы видели ряды широких круглых садков для ловли рыбы.

Первая остановка у нас была в Эпидавре – святилище бога Асклепия. Снова – тенистый сосновый лес. На аллеях – указатели: театр, стадион, музей. В античности здесь располагался обширный «оздоровительный» комплекс, куда стекались страждущие и болящие со всех древнегреческих территорий. На празднества бога Асклепия здесь устраивались соревнования и театральные действа. Считалось, что само пребывание в этом месте обладало лечебными свойствами, больным, например, прописывался сон на открытом воздухе.

В местном музее – образцы письменных благодарностей от излечившихся, высеченные на мраморных плитах. И некоторые для наглядности даже высекали на мраморе изображения своих излеченных органов. Например, там висит табличка с двумя ушами и слова признательности за избавление от глухоты предводителя альпийских галлов. На стендах – древние хирургические инструменты: крючки, узкие лезвия, щипцы, кольца, ложечки. Смотрятся страшненько и доверия не внушают. Множество античных скульптур, найденных при раскопках. Схема храма Асклепия с его знаменитыми подземными лабиринтами, которые должен был пройти каждый, претендующий на должность жреца в этом храме. Должность жреца в святилище Асклепия считалась очень престижной, и поток кандидатов на нее не иссякал, несмотря на то, что большинство испытуемых, не найдя выхода из лабиринта, в нем навеки и оставались. Так что каждый новый претендент должен был пройти мимо тел своих предшественников в виде разлагающихся трупов или уже скелетов, не теряя присутствия духа, и попутно разгадывать хитрые головоломки, помогающие ему найти выход. Люди ходили неделями. Про человека же, сумевшего все-таки выбраться на поверхность, можно было с уверенностью сказать, что он хладнокровен, решителен и обладает ясным аналитическим мышлением, т.е. необходимыми качествами, нужными для врачевания и исцеления больных. Как сказал наш гид, поскольку познания в области медицины были в то время в зачаточном состоянии, в первую очередь жрецы были психотерапевтами и воздействовали на пациентов внушением.

После музея мы вышли к подножию огромного амфитеатра, выстроенного на склоне горы. С разных сторон подходили группы, но все они словно растворялись в просторах этого сооружения, так что было ощущение, что здесь довольно мало народу. Центр сцены отмечен камнем, и, когда мы подошли, гид другой группы, стоя на этом камне, комкал в руке лист бумаги. Отчетливо был слышен каждый шорох. Алексей нам тоже посоветовал что-нибудь пропеть, стоя в центре, и пообещал необычные ощущения.

Театр в Эпидавре славится своей феноменальной акустикой. Много раз пытались в других местах в точности воссоздать подобное сооружение, но безуспешно: достичь подобного звучания не удавалось. Рассчитано было все до мелочей. Алексей рассказал, что, когда здесь выступала Мария Каллас, на концерт съехались все Афины. Мест на всех желающих не хватило. Часть студентов, однако, прорвалась без билетов и расселась на ступеньках в проходах. И вскоре зрители сверху стали роптать, что им ничего не слышно. Оказывается, проходы между секторами служат звуководами, и, когда студенты их перекрыли, слышимость пропала.

Мы поднялись до верхних рядов, откуда открывался вид на окрестные холмы. К самому подножию сцены подступал сосновый лес с вкраплениями высоких темных стрел кипарисов.

Спустившись к сцене, я стала искать компанию для пения. Никак не могли выбрать песню, соответствующую моменту. Наконец втроем заголосили, каждый пел свою мелодию, и было такое ощущение, что наша фальшь многократно усиливается. Через какое-то время я повторила попытку с другой женщиной из нашей группы. Мы запели что-то лирическое, довольно слаженно, и в какой-то момент я вдруг почувствовала, что я внутри полая, а сквозь меня, как через трубу, проходит звук, а я – только инструмент и вместилище звука. Очень странное ощущение. Подошедшая в этот момент группа итальянцев захлопала в ладоши, а одна из туристок с чувством произнесла: «Беллиссимо!»

Потом мы еще немного прогулялись по окрестностям, то и дело натыкаясь среди леса на открытые площадки с остатками древних развалин. Очевидно, «больничные корпуса» этой древнегреческой здравницы.

А дальше у нас по программе стояло посещение города Нафплион, первой столицы современного греческого государства (после освобождения Греции от турок). Правда, столицей он побыл всего 5 лет, с 1828 по 1833 годы. Тем не менее, считается одним из самых красивых греческих городов, облик которого сложился под влиянием чередовавшихся здесь венецианцев и турок.

Но наш гид Алексей был патриотом, душа его отторгала наслоения чуждых культур, наросших поверх древнегреческой. Поэтому, только мы стали присматриваться к городу, через который проезжали, отмечая его непохожесть на другие безликие современные греческие города, как уже оказались на пирсе. На вершине холма над городом и чуть ниже расположились две крепости: венецианская и греко-турецко-венецианская (которая, в свою очередь, называлась «три крепости»). Еще одна крепость – Бурдзи, или «замок Палача» – вырастала прямо из моря, занимая маленький остров. На пустынном пирсе стояли пришвартованные яхты под датскими флагами, без всякого видимого присутствия людей. Видимо, компания датчан на трех яхтах приплыла в солнечную Грецию и теперь гуляла по окрестностям.

Нас же Алексей в скором времени повел к автобусу, поскольку в 30 км отсюда был объект, по его мнению, действительно, достойный внимания - древнее царство Микены, и отвлекаться на всякие венецианские крепости было просто несерьезно.

За окном потекли жизнерадостные пейзажи: облитые солнцем оливковые рощи и цитрусовые плантации. Так же живо и увлекательно струился рассказ гида Алексея о микенской цивилизации, которая явилась, по сути, первой главой великой книги под названием Древняя Греция. В конце бронзового века юг Балкан заселился ахейцами, которые впоследствии и создали первую греческую цивилизацию, центром которой был город Микены. Расцвет Микен пришелся на 14-12 вв до н.э. Располагался он на высоком холме и был обнесен могучими стенами, сложенными «циклопической» кладкой из многотонных валунов. На вершине холма стоял дворец царя, чуть ниже – дома горожан. За несколько веков своего существования в городе скопились огромные богатства, золото и произведения искусства. Микенское государство было разрушено дорийцами, но город счастливо избежал разграбления, и сокровища благополучно долежали до 1874 года, когда их раскопал Генрих Шлиман, двумя годами ранее открывший Трою.

Наконец, автобус остановился, и мы направились к купольному захоронению, т.н. «сокровищнице Атрея», - невысокому кургану, внутрь которого ведет выложенный массивными плитами коридор, упирающийся в высокий узкий проход. Внутри темное круглое помещение, накрытое куполом, над головой – аккуратная спираль сужающихся кругов каменных брусков, заканчивающаяся одним камнем в центре купола.

Сами Микены, вернее, то, что осталось от города, находятся на невысоком скалистом холме у подножия высокой горы. На соседних холмах – цитрусовые плантации с высаженными в линейку деревьями.

В музее, расположившимся под стенами древнего города, - многочисленные предметы, найденные при раскопках: монеты, кувшины, мечи, кубки, золотые украшения высочайшего качества. Алексей сказал, что Шлиман получил разрешение на раскопки Микен только после клятвенного уверения, что все найденное им золото останется в Греции. «И вот, - патетически воскликнул наш гид, указывая на музейные экспонаты, - что в результате осталось в Греции! Остальное оказалось в Берлине, а после войны – в Пушкинском музее». Тут наш гид передергивал, он, скажем, даже не упомянул, что часть сокровищ Микен выставляется в национальном археологическом музее Афин.

И вот через «Львиные ворота» мы входим в древний город. В отличие от самого города, ворота сохранились отлично, только что львы потеряли головы. Стены сложены из огромных блоков. Сразу за воротами, справа –захоронения, в которых Шлиман и нашел основную часть сокровищ. Древняя дорога между руин и остатков фундаментов поднимается на вершину холма, где прежде стоял мегарон – прямоугольное здание с портиком в торце. Это дворец знаменитого микенского царя Агамемнона, предводителя греков в битве за Трою. Царь так долго отсутствовал в военном походе, что жена его успела завести любовника и вынуждена была прикончить вернувшегося некстати мужа. Кстати, в микенском музее (действительно, небольшом) – копия знаменитой золотой погребальной маски, которую Шлиман принял за маску Агамемнона («Я смотрю в глаза Агамемнону», - сообщил он).

Совершенно необычное чувство, когда поднимаешься по плитам, вымощенным 3 тысячи лет назад, мимо руин, бесстрастных и молчаливых свидетелей истории. Внизу остается зеленая долина, а здесь только нагретые белые камни с пробивающимися между ними стеблями травы и цветами. И жаркий ветер.

По другую сторону холма – тоже многочисленные тропки-дорожки между выходов скал. Кое-где отлично сохранившиеся фрагменты стен. Неожиданный дворик с чахлой оливой посередине, а в сохранившейся стене – дверь с тремя ступеньками, забранная решеткой. Чуть ниже по склону – крутые ступеньки, ведущие в темноту. На табличке написано, что это цистерна для хранения воды. По всему холму среди руин расставлены таблички, обозначающие, что здесь находилось в древности.

Спустившись на другую сторону, мы обошли холм по кругу и снова вышли к «Львиным воротам».

Обедали в ресторане с видом на горы и микенский холм. А деревня, в которой мы остановились на обед, тоже теперь называется Микены.

На обратном пути мы сделали остановку у Коринфского канала. Впечатляющее сооружение. Точно лезвием отсекли полуостров. Ровный и узкий проход с отвесными, уходящими далеко вниз стенами. Две параллельные стены, смотрящие друг на друга и внизу разделенные 25-тиметровой синей полоской двух морей. На берегу памятная доска, но почему-то не французам, авторам проекта, а венграм, которые, как нам объяснили, осуществляли его.

В Лутраках мы перед ужином прогулялись до местной церкви (кстати, почему в Греции города часто называют во множественном числе: Афины, Микены, Лутраки, Салоники?) А за ужином, делясь впечатлениями насыщенного дня, все же признали, что главный день, ради которого, собственно, все мы здесь оказались, предстоит завтра – встреча с афинским Акрополем.

Афины.

И вот он настал, главный день нашей поездки. Короткий переезд до столицы (60 км), и вот уже залитые солнцем афинские улицы, и неутомимый Алексей нас инструктирует, как ориентироваться в городе, как пользоваться местным общественным транспортом и как лучше провести послеобеденное свободное время. Отдельно предостерег от посещения эмигрантского квартала Омонии.

Пока ничего не впечатляет. Ничем не примечательные здания, невыразительный Парламент с забавными гвардейцами на страже. Панафинейский «прекрасномраморный» стадион, на котором прошли первые современные Олимпийские игры. Оттуда, с широкой площади перед стадионом, мы впервые увидели поверх крон деревьев белую скалу Акрополя.

И вот мы у подножия Акрополя. Холм - в ажурно-серебристой зелени олив, между деревьев – многочисленные дорожки, по которым со всех сторон поднимаются люди. Людские ручейки сливаются в крупные потоки, и уже общий поток притормаживает перед главным входом в Акрополь – торжественными Пропилеями, широкими мраморными колоннами, к которым ведут крутые ступени. Народу много, все медленно, друг за другом, поднимаются по ступеням, и, мне кажется, каждый ощущает торжественность момента.

Мы проходим между колонн Пропилеев («преддверия»), выходим на широкое плоское каменистое плато. Взор сразу приковывается к Парфенону. Левая сторона его опутана уродливыми металлическими конструкциями, но даже они не в силах принизить впечатления великолепия и совершенства, исходящего от этих мощных колонн. Второй храм, Эрехтийон, чуть в глубине, он несколько проигрывает от такого соседства, хотя в древности основные священные действа происходили именно в нем, он считался жреческим храмом, а Парфенон, скорей, – общественным. И если Парфенон посвящен одной богине – Афине, то Эрехтийон состоит из трех святилищ, посвященных разным богам: той же Афине, мифическому царю Эрехтею (портик с кариатидами) и Посейдону (раньше в храме Посейдона был колодец с морской водой, якобы образовавшийся от удара трезубца Посейдона о скалу).

Греки были мастерами по созданию оптических эффектов. Путем искривления линий, тщательной выверки углов они добивались ощущения совершенства форм. Так, угол между крайними колоннами двух храмов составляет 30 градусов. Для того, чтобы выходящие из Пропилеев посетители видели Парфенон под самым выгодным углом и при первом же взгляде были бы сражены совершенством творения, грекам пришлось надстроить скалу, хотя они легко могли построить здание ближе к центру скалы. Но ракурс был бы менее выигрышным. В самом Парфеноне нет прямых линий, все подчинено строгому расчету. Тщательно выверены пропорции храма, диаметр колонн, который увеличивается кверху. Ближние к углам колонны стоят реже, чем центральные - для облегчения углов. Все линии по периметру прогибаются к центру. Если провести продолжения колонн вверх, то все эти линии должны скреститься на высоте 2500, примерной высоте Олимпа. Во время Олимпийских Игр 2004 года, проводившихся в Афинах, хотели устроить лазерное шоу – достроить Парфенон с помощью лазерных лучей до его виртуальной высоты, но так и не осуществили. Жаль, я думаю, было бы эффектное зрелище.

Построенный как символ могущества Афин (которые, однако, после окончания строительства Парфенона проиграли войну Спарте и вскоре пришли в упадок), храм благополучно переносил волны завоевателей, одних за другими приходящим на эту землю, побывал и кафедральным собором, и мечетью, и достоял практически до конца 17 века, пока турки не устроили в нем пороховой склад, а венецианцы при осаде города не попали в него из пушки. Центральная часть храма была безвозвратно разрушена. Обстреливать Парфенон приказал Франческо Морозини, венецианский патриций, впоследствии избранный Дожем, главой Венецианской республики. Сей благородный муж не только не препятствовал разграблению его войсками Афин, но и сам позарился на одну из фигур с фронтона Парфенона, но не смог ее оторвать, только раздробил на куски.

Более удачливым в этом плане оказался английский лорд Элджин, который за символическую плату получил у правившего тогда турецкого султана разрешение на вывоз скульптур Акрополя в Великобританию. В течение нескольких лет шедевры Фидия и других древнегреческих ваятелей переправлялись в Лондон. Причем, поскольку композиции фриза состояли из непрерывной цепочки скульптур, при вырубании одной из фигур разрушались две соседние. Случилось это за несколько лет до того, как греки изгнали турок и завоевали независимость. Только тогда варварское разрушение и разграбление Акрополя было остановлено.

Уже более 20 лет греки просят англичан возвратить скульптуры, воссоединить здание с украшавшими его фигурами, вернуть памятник к первоначальному виду. Напор греков усилился перед афинской Олимпиадой 2004 года. Лондонский музей отговаривался тем, что, если допустить такой инцидент по отношению к Греции, то и другие страны будут требовать возвращения своих художественных ценностей, захваченных другими странами в качестве трофеев. Греки не отставали. Они утверждали, что это уникальный случай. Англичане выдвинули другой аргумент: в Греции нет соответствующего музея, где могли бы храниться такие шедевры, а афинский смог разрушителен для скульптур, хранящихся под открытым небом. В кратчайшие сроки греки отстроили соответствующий музей. Но скульптур пока так и не дождались.

После рассказа Алексея мы некоторое время гуляли по Акрополю. По обширному каменному плато, среди остатков древних колонн, бродили туристы. У противоположной от входа стены – круглый бастион с греческим флагом. Со стен открывался вид на раскинувшийся до горизонта город. Сами Афины лежат в плоской чаше между горами, очертания города размыты дымкой смога. Ровное пространство, заполненное невысокими белыми домами, прорывается то здесь, то там зелеными холмами. Самый высокий из них – Ликовитос, с часовней святого Георгия на вершине. С другой стороны –холм Филопаппа с высоким памятником наверху. Стены Акрополя переходят в отвесные скалы, внизу вокруг всего Акрополя проходит пешеходная дорожка. Под скалами – развалины древнего театра Диониса и более позднего– римского Одеона Герода Аттика. С другой стороны – древний рынок Агора с хорошо сохранившимся храмом Гефеста. Среди парка с соснами, недалеко от Пропилеев – невысокая скала Ареопаг, используемая в древности и как место сбора старейшин, и судебных заседаний, и как трибуна, с которой, в частности, апостол Павел читал свои проповеди афинянам. И сейчас на скале толпился народ. А на холме за Ареопагом высилась массивная православная церковь.

Меж тем изрядно припекало, от нагретых камней исходил жар. 1 октября, на минутку. Говорят, летом здесь невыносимо жарко. Алексей рассказывал, что как-то в июле, в самое пекло, он водил по Акрополю группу. Когда одуревшие от жары люди, наконец, покинули эту раскаленную скалу, один из туристов спросил гида: - А где Акрополь-то? – Сам не знаю, - признался тот.

Выйдя через Пропилеи и пройдя мимо Ареопага, мы очутились на Плаке, в самом древнем районе Афин, возникшем под стенами Акрополя, причудливом скоплении старинных зданий, с тесными улочками между ними. Самый первый университет (я думаю, в нем могло обучаться не более 20 человек одновременно), византийские церкви (в стенах – вкрапления мраморных блоков, утащенных с Акрополя), низкие домики, увитые плюющем. Так мы дошли до русской церкви св. Троицы, где нас подобрал наш автобус и повез в отель. По дороге проезжали пресловутый эмигрантский район Омонию, в который Алексей нам не велел ходить. Честно говоря, он не выглядел так уж устрашающе. На площади – скульптура падающего (можно сказать, пикирующего) Икара. Забавно, что там же, неподалеку от Икара, находится школа летчиков.

Заселившись, спросили у портье, где лучше пообедать, и он, действительно, присоветовал хорошее кафе. Пришлось, правда, пройти три квартала, и по дороге я порывалась свернуть в другие кафе, но мы все-таки дошли до рекомендованного, устроенного в глубине квартала, на краю пальмовой аллеи. Очень вкусный гирос – мелко наструганное мясо, салат, вино. Вообще греческая кухня нам не сильно понравилась, мясо у них почему-то всегда сухое, салат режется очень крупно, помидоры – большими кусками. Но в этом кафе было славно.

Пообедав, мы сели на метро и отправились опять к Акрополю. Станции афинского метро представляют собой мини-филиалы археологического музея, поскольку часть многочисленных древних скульптур, ваз и прочих предметов, найденных при прокладывании метро, выставлено в подземных станциях как экспонаты.

Билет, купленный при входе в Акрополь, служит пропуском еще в несколько интересных мест, а именно: древнюю Агору (рынок), римскую Агору, театр Диониса, библиотеку Адриана, храм Зевса Олимпийского и кладбище Керамикос. Действует такой билет в течение 4 дней, стоит 12 евро.

Выйдя на станции метро «Акрополь», мы вскоре очутились под стенами Акрополя, уже со стороны театра Диониса. Дорогу нам неторопливо переползла огромная черепаха.

Театр Диониса – полукруглая арена, от которой по склону до самых скал поднимается амфитеатр – полукружия мраморных рядов для зрителей. Арена окружена высоким бортиком, поскольку здесь происходили не только театральные действа, но и битвы гладиаторов. По древней дороге мимо развалин древних храмов, среди длиннохвойных сосен и кипарисов, мы дошли до римского театра - Одеона Герода Аттика, тоже с полукруглой ареной и амфитеатром на склоне холма, но не открытого снизу, а замкнутого арчатой стенкой.

Потом развернулись и по дорожке, местами переходящей в вырубленные в скале ступени, стали обходить скалу Акрополя. Скальные стены, на самом верху переходящие в стены крепости, выглядели внушительно и абсолютно неприступно. Остается поражаться, как греческим антифашистам в 1941 году удалось залезть на охраняемый Акрополь и сорвать немецкий флаг.

Вдоль дорожки кое-где в скальном массиве встречались гроты и пещеры, некоторые – с подписанным названием: пещера Пана, Зевса, Аполлона. Говорят, помимо основного входа в Акрополь – через Пропилеи, существовал тайный вход через один из гротов. В одном месте вдоль стены по рельсу поднималась кабинка подъемника до самого верха.

Дойдя до Пропилеев, не удержались, опять поднялись в Акрополь. В послеобеденное время народу здесь было значительно меньше. Потом залезли на скалу Ареопаг. На самом верху, разомлев от жары и забавно раскинув уши, спала собака на теплом камне.

Через чудесный парк, где среди скалок расположились причудливо изогнутые сосны, мы вышли в древнему рынку Агора. И опять на нашей дороге возникла черепаха, которая вылезла из-за высокой амфоры и неторопливо направилась по своим делам.

Акрополь восхитителен в каждом ракурсе. В Агоре он дивный, как сказочный замок на высокой горе.

Агора – огромное пространство, где прежде кипела жизнь древних Афин. Это не только рынок, прежде здесь были храмы, площади, фонтаны, библиотека, концертный зал. Единственное сооружение, сохранившееся до наших дней – храм Гефеста. От остальных зданий остались в основном фундаменты, иногда колонны, скульптуры или остатки стен. На старых развалинах сидят горлицы. Американцами восстановлена стоя Аттала, в которой сейчас музей Агоры – длинное здание с открытой галереей и двумя рядами колонн. Через Агору проходит широкая Панафинейская улица. Чужеродным вкраплением здесь смотрится небольшая византийская церковь. Внутри нее – полумрак, на стенах проступают лики святых – остатки старинных фресок.

Пройдя Агору насквозь, мы опять очутились на дорожке вокруг скального массива Акрополя и, пройдя по ней немного, стали спускаться вниз и неожиданно оказались среди домишек, тесно прилепившихся к скале, с узкими проходами, лесенками, горшками с цветами, столиками. Выбравшись из этого лабиринта, мы подошли к музею, выстроенного для скульптур Парфенона, ожидаемых из Великобритании.

Вход в музей – 1 евро. Здание огромное, 3-этажное. Прозрачный пол на первом этаже, через который видны опять же древние фундаменты, вскрытые при строительстве. Все три этажа заняты скульптурами с Акрополя, оригиналами и копиями. Копии выделяются белым цветом камня. Скажем, фрагменты с фриза. Здесь же хранятся оригиналы кариатид (на портике Эрехтейона в настоящий момент - копии), скульптуры хорошо сохранились, только лица им стесали турки.

Обойдя музей, мы поспешили к храму Зевса Олимпийского, но оказалось, что он работает только до 19-00. За ограждением на обширной ровной площадке стояли немногочисленные сохранившиеся колонны от величественного храма. Две из них – просто исполинские. А перед входом – арка Адриана, через которую опять же виднелся Акрополь.

Перед входом в Национальный парк – памятник Байрону с посвящением «Эллада – Байрону». Беломраморная Эллада по-матерински обнимает поэта. Поэт маленький, на уровне колен Эллады, но в позе его – пылкость и устремленность. Сам парк заполнен пальмами, агавами, южными соснами, кипарисами и прочей южной растительностью. Есть там примечательный кипарис с множеством стволов из одного корня и аллея из высоченных пальм. На окраине парка стоит широкое желтое здание с колоннами на входе – дворец Запион.

Из парка мы вышли на площадь Синтагма, к зданию Парламента, где как раз начиналось представление, собравшее немало зрителей – смена караула. Зрелище очень забавное. Одетые в белые рейтузы с черными кистями под коленями, в красных шапочках, опять же с длинными кистями, в смешных красных туфлях с помпонами, три длинных воина с винтовками прямо-таки вытанцовывали перед публикой: задерживали ноги высоко поднятыми, шаркали ногами по плитам, поднимали руки, что-то вскрикивали. Исполнялось довольно синхронно.

После ужина мы отправились на экскурсию по вечернему городу, которая началась в морском порту Пирея. При нас от причала отошло многопалубное, залитое огнями судно на Крит. Алексей сообщил, что многие жители Афин имеют приусадебные домики на ближайших островах, например, на Эгине. Очень приятно, особенно летом, из душегубки каменного города через 40 минут после работы очутиться в финиковой роще на зеленом острове.

Потом мы поехали смотреть олимпийский комплекс, построенный к Олимпиаде 2004 года. Греки долго добивались проведения Олимпиады в своей стране, для них это было вопросом чести, демонстрацией преемственности поколений, связи нынешнего населения страны с предками, создавшими величайшую цивилизацию древности. Правда, сначала общество раскололось на тех, кто считал, что надо выложиться по максимуму, другие возражали против якобы бессмысленных трат и слишком помпезных проектов. Тем не менее, олимпиаду провели по высшему разряду. Как сказал Алексей, скорого экономического эффекта от таких масштабных мероприятий ожидать не приходится, олимпиада – это, прежде всего, пиар-акция.

Проектирование основных олимпийских объектов поручили не местным архитекторам, как это принято, а пригласили для этого мировую знаменитость - испанского архитектора Сантьяго Калатраву, известного своими феерическими проектами. Как правило, все его сооружения – это нечто прозрачно-ажурное, повисшее в воздухе. Гигантские его творения кажутся невесомыми. То, что Калатрава напроектировал для афинской олимпиады, греческие рабочие не могли воплотить, так что конструкции для олимпийских сооружений делались в Италии. Процесс возведения сопровождался скандалами, претензиями и придирками МОК и обидой греческих архитекторов и строителей. Прошло время, страсти откипели, обиды улеглись, а Афины обогатились бесспорными архитектурными шедеврами.

Мы высадились возле гигантской Аркады (или Галереи Наций), ведущей к Площади Наций. Снаружи она была похожа на огромную, подсвеченную гусеницу, бестелесную и словно сотканную из кружев. Мы вошли внутрь изогнутого светящегося пространства. Легчайшие арки, большего и меньшего диаметра, соединенные тонкими пластинами, уводили в бесконечность, гусеница извивалась на своем пути, а пластины складывались в калейдоскопические узоры. Вдоль Аркады расположились декоративные бассейны, в черной воде которых отражались светящиеся дуги, замыкающиеся в овальное вытянутое тело.

Алексей был явно доволен впечатлением, произведенным на нас Галереей Наций, и со свойственным ему сарказмом заметил, что сооружение, конечно, абсолютно не функциональное, оно не спасает от жары, не защищает от дождя. Во время Олимпиады по Аркаде проходили гости, их встречали фольклорные греческие группы, поили, кормили, плясали, пели, так что уже к середине галереи гостям на греческой олимпиаде все ужасно нравилось. Были даже наняты специальные служащие, которые не давали особо угостившимся купаться в декоративных бассейнах возле Аркады. Я так понимаю, были многочисленнее попытки это сделать.

После этого волшебного зрелища мы опять сели в автобус. Алексей сказал, что покажет нам самый потрясающий вид на Акрополь. Вскоре мы высадились возле лесистого склона. Акрополя – ни признака. Некоторое время мы поднимались в темноте среди тонких, изогнутых стволов деревьев и то и дело встречающихся мраморных развалин. Наткнулись даже на цветущую агаву с высоко вознесенным цветком. На небе была почти полная луна, и в ее свете окружающие растения и древние развалины смотрелись очень романтично. Неожиданно, после очередного изгиба дорожки мы оказались на открытой площадке и увидели подсвеченную скалу и Парфенон на ней. Подождав, пока мы наахаемся и нафотографируемся, Алексей произнес: «Так, это была санитарная остановка, а теперь пойдемте дальше». Наконец мы оказались возле освещенного памятника. Это была вершина холма Филопаппы. Акрополь оттуда, действительно, смотрелся потрясающе. И до самого горизонта уходила в темноту россыпь огней – ночные Афины.

На обратном пути, проезжая мимо Парламента, мы опять застали смену караула. Была ровно полночь.