3. Интертекстуальность «Дон Кихота». Куртуазный роман как

архетипический жанр для «Дон Кихота» Сервантеса

«Дон Кихот» - интертекст: другие тексты присутствуют в нем на различных уровнях в более или менее узнаваемых формах: тексты предшествующей культуры и тексты окружающей культуры. Каждый такой текст представляет собой новую «ткань», сотканную из старых цитат, отсылок, реминисценций

Источники «Дон Кихота»: народные баллады (открывающая книгу фраза: «В некоем селе ламанчском» (En un lugar de la Mancha); пословицы, особенно в речи Санчо («брейгелевская» сторона книги); драматический диалог (естественность тона и ритмичность разговоров); новелла, вставной рассказ по образцу «Декамерона».

Аркадская (или пасторальная) тема. В XVI веке мифологическая основа аркадской идиллии редуцировалась и не была противопоставлением жестокой и несправедливой действительности. Аркадия мыслилась воображаемой: приют скромных, добродушных людей, ищущих идиллического блаженства или романтического уединения в каменистых

испанских горах. Тема уныния также относится к рыцарским историям о кающихся, несчастных или безумных рыцарях, которые удалялись в пустыню, чтобы жить как простой народ или монахи.

Важнее других рыцарская тема, отсылки к рыцарским романам, пародирование присущих им ситуаций и приемов, то есть постоянная оглядка на романы о странствующих рыцарях. К 1605 году, ко времени создания «Дон Кихота», рыцарские романы уже почти исчезли; упадок рыцарской литературы ощущался последние двадцать—тридцать лет. Сервантес, разумеется, имеет в виду книги, которые он читал в юности и впоследствии не брал в руки (в его отсылках много грубых ошибок). Автор романа прямо осуждает повествования о рыцарских подвигах, однако нельзя брать в расчёт только эти суждения. Сервантес 1. придумывает летописца, арабского историка, который якобы следит за жизненными перипетиями реального Дон Кихота—к подобной уловке прибегали авторы не самых лучших, часто подражательных произведений, чтобы сослаться на некий «серьёзный» источник. 2. священник, наделённый здравым смыслом, хвалит и спасает от уничтожения несколько рыцарских романов, в том числе «Амадиса Галльского», книгу, которая много раз упоминается в романе и, вероятно, является главной причиной помешательства Дон Кихота. 3. автор совершает те же самые ошибки, то есть грешит против вкуса и истины, которые сам высмеивал в роли критика рыцарских романов. Его собственные герои носятся по Сьерре-Морене и слагают любовные стихи.

Сервантес избрал жанр рыцарского романа и сфальсифицировал пародию на него для того

чтобы можно было спокойно сочинить свой собственный рыцарский же и отчасти плутовской роман.

Свихнувшийся сельский дворянин — Кихада или Кесада, Кехана или Кихано — начистил до блеска старые доспехи, прикрепил к шишаку картонное забрало, подложив внутрь железные пластинки, подобрал звучное имя для своей клячи, сам назвался Дон Кихотом Ламанчским, а даму свою окрестил Дульсинеей Тобосской. Он выехал на поиски приключений. Принимает убогий постоялый двор за замок, двух шлюх — за знатных сеньор, свинопаса — за герольда, хозяина постоялого двора — за владельца замка, треску — за форель. Его беспокоит только то, что он еще не посвящен в рыцари в соответствии со всеми законами чести. Пародийная установка как будто очевидна. Мечты Дон Кихота становятся явью только благодаря хозяину, который решает жестоко подшутить над Дон Кихотом: «Перепуганный владелец замка, не будь дурак, тотчас сбегал за книгой, где он записывал, сколько овса и соломы выдано погонщикам, и вместе со слугой, державшим в руке огарок свечи, и двумя помянутыми девицами подошел к Дон Кихоту, велел ему преклонить колена, сделал вид, что читает некую священную молитву, и тут же изо всех сил треснул его по затылку, а затем, все еще бормоча себе под нос что-то вроде молитвы, славно огрел рыцаря по спине его же собственным мечом. После этого он велел одной из шлюх препоясать этим мечом рыцаря, что та и исполнила, выказав при этом чрезвычайную ловкость и деликатность…» (глава 3).

Но вот обряд ночного бдения Дон Кихота. Он «то чинно прохаживался, то, опершись на копье, впивался глазами в свои доспехи и долго потом не отводил их. Дело было глухою ночью, однако ясный месяц вполне заменял дневное светило, коему он обязан своим сиянием, так что все движения новоиспеченного рыцаря хорошо видны были зрителям».

В этой связи можно вспомнить, что в 1534 году, накануне основания Общества Иисуса (ордена иезуитов), Игнатий Лойола провел ночь перед престолом Девы Марии подобно совершающим бдение рыцарям, о которых он читал в книгах. Далее, Дон Кихот развивает идеи демократического рыцарского братства и золотого века – утопии гармоничного существования человека в земном мире. Невероятно, чтобы Сервантес считал «здравый смысл» ключницы важнее этих идей.

11 глава. Дон Кихот, наевшись досыта мясом и сыром, а также выпив изрядное количество вина, взял пригоршню желудей и пустился в рассуждения: «Блаженны времена и блажен тот век, который древние назвали золотым. В те благословенные времена все было общее. Для того чтоб добыть себе дневное пропитание, человеку стоило лишь вытянуть руку и протянуть ее к могучим дубам, и ветви их тянулись к нему и сладкими и спелыми своими плодами щедро его одаряли. Быстрые реки и светлые родники утоляли его жажду роскошным изобилием приятных на вкус и прозрачных вод. Мудрые и трудолюбивые пчелы основывали свои государства в расселинах скал и в дуплах дерев и безвозмездно потчевали любого просителя обильными плодами сладчайших своих трудов. Кряжистые пробковые дубы снимали с себя широкую свою и легкую кору не из каких-либо корыстных целей, но единственно из доброжелательности, и люди покрывали ею свои хижины, державшиеся на неотесанных столбах, — покрывали не для чего либо, а лишь для того, чтобы защитить себя от непогоды. Тогда всюду царили дружба, мир и согласие… Тогда по холмам и долинам гуляли прекрасные и бесхитростные пастушки в одеждах, стыдливо прикрывавших лишь то, что всегда требовал и ныне требует прикрывать стыд… Тогда движения любящего сердца выражались так же просто и естественно, как возникали, без всяких искусственных украшений и околичностей. Правдивость и откровенность свободны были от примеси лжи, лицемерия и лукавства… С течением времени мир все более и более полнился злом, и вот, дабы охранять их, и учредили наконец орден странствующих рыцарей, в обязанности коего входит защищать девушек, опекать вдов, помогать сирым и неимущим. К этому ордену принадлежу и я, братья пастухи, и теперь я от своего имени и от имени моего оруженосца не могу не поблагодарить вас за угощение и гостеприимство. Правда, оказывать содействие странствующему рыцарю есть прямой долг всех живущих на свете, однако же, зная заведомо, что вы, и не зная этой своей обязанности, все же приютили меня и угостили, я непритворную воздаю вам хвалу за непритворное ваше радушие».

13 глава. Дон Кихота беседует с пастухами и спрашивает, знают ли они о славных подвигах короля Артура: «Ну так вот, при этом добром короле был учрежден славный рыцарский орден Рыцарей Круглого Стола, а Рыцарь Озера Ланселот, согласно тому же преданию, в это самое время воспылал любовью к королеве Джиневре». Вполне уместны параллели между гротеском в рыцарских романах и гротеском в «Дон Кихоте». В романе Мэлори «Смерть Артура» (книга 9, глава 17) сэр Тристан сходит с ума, узнав, что его дама, Изольда Прекрасная, была не вполне ему верна. Сначала он играл на арфе, потом стал ходить нагишом, исхудал и ослаб; и тогда он подружился со скотоводами и пастухами, и каждый день они давали ему немного мяса и питья. Когда он совершал какой-нибудь безумный поступок, они секли его розгами, его остригли ножницами для овец, и он стал похож на дурака.

Между этими событиями и атмосферой эпизодов, развертывающихся в горах Испании — начиная с двадцать четвертой главы первой части, повествующей о приключениях Дон Кихота и истории помешанного оборванца Карденьо, — в сущности нет никакого различия. В романе Мэлори околдованный Ланселот восходит на ложе прекрасной Елены, которую принимает за королеву Джиневру. Из соседней комнаты доносится покашливание Джиневры, Ланселот понимает, что он с другой женщиной, и в отчаянии выпрыгивает в окно. Он скитается по лесам в одной рубахе, питается ягодами и пьет из ручья. В ходе битвы с неким рыцарем он случайно падает на кровать какой-то дамы, та в испуге убегает, а Ланселот засыпает. Перину кладут на запряженные лошадьми носилки, Ланселота связанным отвозят в замок и сажают на цепь как безумца.

В куртуазных романах содержатся эпизоды, в которых с рыцарями случались те же позорные и нелепые вещи, они переживали те же унижения и оказывались во власти тех же заблуждений, что и Дон Кихот. Герой Сервантеса отнюдь не карикатура на рыцаря, а скорее логическое продолжение рыцарской темы с большей долей гротеска.

Я старый дурень

…………………………..

Боюсь,

Я не совсем в своем уме.

«Король Лир» IV, VII .