Вопрос 5. «Возвращенная поэзия»

Таким образом, формально и отдаленно поэтическая ситуация 80–х годов вновь напомнила 60–е годы. Но 80–е годы существенным образом отличались от 60–х тем, что с середины десятилетия начался процесс «возвращения» в литературу ранее преданных забвению имен Н.Гумилева, Н. Клюева, А. Платонова, М. Булгакова и других писателей, а также их произведений. 80–е явили миру и новые произведения поэтов А.Ахматовой, М. Исаковского, А. Твардовского, писавших «в стол» еще в 60–е годы. При этом критик Ю. Идашкин в статье «Трудные уроки эпохи» (ЛР, 1987, №43) писал даже о том, что в середине 80–х наблюдалось засилье «возвращенных» стихов, а в тень уходили имена современных поэтов. «Возвращенная» поэзия дала мощный толчок современной поэзии в освоении и развитии классических традиций русской лирической поэзии, органично «вписавшись» в основное направление развития поэтического процесса 80–х годов.

Юрий Кублановский родился 30 апреля 1947 года в семье актёра и преподавательницы русской литературы. Его деда, священника, расстреляли в 1930-е годы. В доме его бабушки сохранялась атмосфера дореволюционной России: всегда горела лампада в красном углу, пили и ели из посуды кузнецовского фарфора, пользовались остатками дореволюционной мебели. Несмотря на то, что родители были коммунистами, был крещён.

В 1964 году Юрий Кублановский приезжает в Москву и поступает на отделение искусствоведения Исторического факультета МГУ. Там же он знакомится с молодыми поэтами — Леонидом Губановым и Владимиром Алейниковым и другими. Их роднило неприятие официальной советской литературы. По инициативе Леонида Губанова молодые поэты создали литературное объединение «Смелость, Мысль, Образ, Глубина» (СМОГ). СМОГ просуществовал недолго. Уже в 1966 году под давлением властей это объединение прекращает существование. В 1966 году знакомится с Иосифом Бродским, который выступал в небольшой аудитории одного из московских институтов с чтением стихов. В 1970 году состоялась первая официальная публикация — стихи в сборнике «День поэзии». В том же году оканчивает университет. В это время он, по собственному признанию, осознаёт, что не хочет ни вписываться в официальную советскую литературу, ни оставаться в столице. Он, будучи искусствоведом по профессии, уезжает работать экскурсоводом в музей на Соловках, открывшийся незадолго до этого. В огромном разорённом монастырском комплексе работало на тот момент только шесть сотрудников. Климат в тех местах был суровым («девять месяцев зима, остальное — лето»), а корпуса не отапливались. Сам Кублановский зимовал в келье, где в 1930-е годы сидел Дмитрий Лихачёв. На Соловках Юрию Кублановскому довелось общаться с бывшими заключёнными соловецкого лагеря. Так он по собственному признанию постепенно «реконструировал для себя кошмар лагерной жизни». Там же он открывает для себя «соловецкую старину». Благодаря избытку свободного времени, Юрий Кублановский много читает.

После Соловков работал в Кирилло-Белозерском, Ферапонтовом музеях, в Муранове и др. Это способствовало приобщению Юрия Кублановского к эстетике и красоте дореволюционной России, а через них к Православию. Однако воцерковлённым человеком он не был. Этому препятствовал коллаборационизм многих священнослужителей с советской властью. В середине 70-х познакомился с Александром Менем и стал его духовным сыном.

В 1975 году выступил в самиздате с открытым письмом «Ко всем нам», приуроченным к двухлетию высылки Александра Солженицына, которое было в 1976 году опубликовано на Западе. Это окончилось вызовом на Лубянку и лишением возможности работать по профессии. Трудился дворником, истопником, сторожем в московских и подмосковных храмах. Печатал переводы под псевдонимом.

Печатался в сборнике «Ленинские горы. Стихи поэтов МГУ» (Москва, 1977). В 1979 году принял участие в неподцензурном альманахе «Метрополь», изданном самиздатовским способом, а также вышедшем за границей. С середины 70-х его стихи публикуют русскоязычные журналы и альманахи Европы и США. В 1981 году в США в издательстве «Ардис» вышел первый сборник стихов «Избранное», составленный Иосифом Бродским.

19 января 1982 года (на Крещение) — в квартире Юрия Кублановского был проведён многочасовой обыск, после чего ему было предложено покинуть СССР. 3 октября 1982 эмигрировал, жил в Париже, с 1986 года в Мюнхене.

Кублановский познакомился и часто общался с Солженицыным. Был членом редколлегии и составителем литературного раздела журнала «Вестник русского христианского движения» (ВРХД), печатался в «Русской мысли», «Гранях», «Континенте», «Глаголе» и других эмигрантских изданиях. Работал на Радио Свобода.

В конце 1980-х годов, когда произведения Юрия Кублановского стали публиковать на Родине, он, по собственному признанию, «потерял статус политического эмигранта. Становиться же эмигрантом экономическим не хотел».

В 1990-м году Юрий Кублановский возвращается в Россию. В тот период многие деятели культуры СССР наоборот покидали. Генрих Сапгир отмечал, что когда Юрий Кублановский приехал, «горбачёвские чиновники долго не хотели возвращать ему советское гражданство, пока вся эта нелепость не отпала сама собой». После возвращения много публикуется как со стихами, так и со статьями. Поселился в Переделкине. Работает в журнале «Новый мир»: заведующий отделом публицистики (1995—2000), заведующий отделом поэзии (с 2000).

В предисловии к книге Юрия Кублановского «Избранное», изданной в США в 1981 году, было напечатано эссе Иосифа Бродского. Своё эссе Иосиф Бродский начинает со слов о том, что появление нового крупного поэта заставляет пересмотреть историю поэзии ради выявления той традиции, которую развивает творчество данного поэта. Далее Бродский пишет, творчество Юрия Кублановского в этом смысле — «событие чрезвычайно значительное». Юрия Кублановского Бродский называет последователем Батюшкова. Вместе с тем Бродский отмечает свойственное для сентиментализма преобладание личного начала над смысловым. Далее Бродский отметил существование в русской поэзии «стилистического маятника, раскачивающегося между пластичностью и содержательностью», а также две наиболее удачные попытки «привести оба эти элемента в состояние равновесия», осуществлённые «гармонической школой» Пушкина и акмеистами. Таким образом Иосиф Бродский видит заслугу Юрия Кублановского в том, что ему удалось уравновесить в своём творчестве эти два начала.

Заслуга Кублановского, прежде всего, в его замечательной способности совмещения лирики и дидактики, в знаке равенства, постоянно проставляемом его строчками между двумя этими началами. Это поэт, способный говорить о государственной истории как лирик и о личном смятении тоном гражданина. Точнее, стихи его не поддаются ни тематической, ни жанровой классификации — ход мысли в них всегда предопределён тональностью; о чём бы ни шла речь, читатель имеет дело прежде всего с событием сугубо лирическим. Его техническая оснащённость изумительна, даже избыточна. Кублановский обладает, пожалуй, самым насыщенным словарём после Пастернака. Одним из его наиболее излюбленных средств является разностопный стих, который под его пером обретает характер эха, доносящего до нашего слуха через полтора столетия самую высокую, самую чистую ноту, когда бы то ни было взятую в русской поэзии.

Далее Бродский говорит, что Кублановский «лучше, чем кто-либо, понял, что наиболее эффективным способом стихосложения сегодня оказывается сочетание поэтики сентиментализма и современного содержания». «Эффект от столкновения этих средств и этого содержания» превосходит по оценке Бродского достижения модернизма, особенно отечественного. Употребляемые Кублановским средства — не маска, не способ самозащиты, они обнажают качество содержания. Они не позволяют «спрятаться в недоговоренность, в непонятность, в герметизм». Поэт должен быть ясен современнику («настежь распахнут»). Сказанное им благодаря наследственному достоинству формы обязано обладать смыслом и, более того, смысл этот превосходить качеством.

Оценка Александра Солженицына

Александр Солженицын по случаю вручения Юрию Кублановскому солженицынской премии написал короткое эссе, в котором отметил:

Поэзия Юрия Кублановского — отличается верностью традициям русского стихосложения, ненавязчиво, с большим чувством меры обновлённой метафоричностью — никогда не эксцентричной, всегда оправданной по сущности; и естественной упругости стиха, часто просящегося к перечитыванию и запоминанию.

Солженицын также отмечает, что ценность поэзии Кублановского в том, что она сохраняет живую полноту русского языка в то время когда русская литература «понесла потери в русскости языка». Неотъемлемыми качествами лирики Юрия Кублановского названы глубинная сроднённость с историей и религиозная насыщенность чувства. Также Александр Солженицын упомянет о вынужденной эмиграции поэта, его работе над «русскими темами» за границей и возвращении на Родину в 1990-м году.

Генрих Сапгир, знавший Кублановского со времён СМОГа, написал о нём:

Юрий Кублановский в юности походил на юнкера или студента-белоподкладочника: тонкая кость, васильковый цвет глаз. И стихи уже тогда были под стать: Россия, по которой тосковали эмигранты — сладостная, православная, почти придуманная… С годами стихи стали реальнее, трагичнее, но взгляд автора по-прежнему устремлён в те, доблоковские, дали.

Фазиль Искандер стихи Кублановского в рукописных копиях прочёл еще в советские времена. Внимание Искандера привлекли талант автора и его творческая оригинальность:

Юрий Кублановский отличный поэт, у него бездонный словарь, неутомимое любопытство к поэтическим деталям жизни, и сама его безнадёжность даёт надежду жить, раз можно жить и писать хорошие стихи даже в таких условиях.

Анатолий Найман:

В присутствии Кублановского — всё равно что в это время происходит: догоняешь ли ты с ним автобус, болтаешь ли о мелочах жизни, приподнимаешься ли над ними, просто выпиваешь ли — ощущается исходящая от него вибрация, трепет, присущий лишь поэтам, дрожание готового начать вырабатывать ток поэтического генератора. В лучших его стихах оно достигает той пронзительной трогательности, которой невозможно противостоять, да и незачем…