Cxxxviii.

...Она достала кожаный фаллос и, обмакнув в смешанное с толченым перцем

и растертым в порошок крапивным семенем масло, начала потихоньку вводить мне

его в зад. Затем, смазав этой же самою специей мои ляжки, свирепая

старушонка сделала смесь из соков кресса и божьего дерева, смочила мне ею

пах и, схватив в руку пучок зеленой крапивы, принялась медленно хлестать им

меня по животу пониже пупа...

Размякшие от вина и похоти, старушонки все же пустились следом и из

переулка в переулок гнались за мною, крича:

- Держи вора!

Однако я улизнул, хоть и раскровянил все пальцы на ногах, когда убегал

очертя голову...

- Хрисида, которая в прежнем твоем положении даже слышать о тебе не

хотела, теперь готова разделить твою судьбу, даже рискуя жизнью...

- Разве Ариадна или Леда могли сравниться с такою красотой? Что по

сравнению с ней и Елена? что - Венера? Если бы Парис, судья одержимых

страстью богинь, увидел тогда рядом с ними ее лучистые глаза, он отдал бы за

нее и Елену и богинь в придачу. Если бы только мне было позволено поцеловать

ее, прижать к себе ее небесную божественную грудь, то, быть может, вернулись

бы силы и воспрянули бы части моего тела, и впрямь, пожалуй, усыпленные

каким-то ядом. Оскорбления меня не удручают. Я не помню, что был избит; что

меня вышвырнули, считаю за шутку. Лишь бы только снова войти в милость...

Cxxxix.

Я все время тискал под собою тюфяк, словно держа в объятиях призрак

моей возлюбленной...

Рок беспощадный и боги не мне одному лишь враждебны.

Древле Тиринфский герой, изгнанник из царства Инаха,

Должен был груз небосвода поднять, и кончиной своею

Лаомедонт утолил двух богов вредоносную ярость;

Пелий гнев Юнонин узнал; в неведенье поднял

Меч свой Телеф, а Улисс настрадался в Нептуновом царстве.

Ну, а меня по земле и по глади седого Нерея

Всюду преследует гнев геллеспонтского бога Приапа...

Я осведомился у моего Гитона, не спрашивал ли меня кто-нибудь.

- Сегодня, - говорит, - никто, а вчера приходила какая-то неплохо

одетая женщина; она долго со мной разговаривала и порядком надоела мне

своими жеманными речами; а под конец заявила, что ты провинился, и если

только оскорбленное лицо будет настаивать на своей жалобе, то ты понесешь

рабское наказание...

Не успел я еще закончить своих жалоб, как появилась Хрисида; она

бросилась мне на шею и, горячо меня обнимая, воскликнула:

- Вот и ты! Таким ты мне нужен. Ты - мой желанный, ты - моя услада!

Никогда не потушить тебе этого пламени! Разве что кровью моею зальешь его...

Внезапно прибежал один из новых слуг Эвмолпа и заявил, что господин

наш, за то что я целых два дня уклонялся от службы, сильно на меня

рассердился и что я хорошо сделаю, если заблаговременно придумаю

какое-нибудь приличное оправдание, так как вряд ли можно надеяться, чтобы

бешеный гнев его утих без побоев...

CXXXX.

Матрона, одна из первых в городе, по имени Филомела, в молодые годы

успела уже урвать не малое количество наследств, а когда цвет юности поблек

и она обратилась в старуху, стала навязывать бездетным богатым старикам

своего сына и дочку - и так, с помощью своего потомства, продолжала

заниматься прежним ремеслом.

Так вот, теперь она пришла к Эвмолпу с тем, чтобы поручить его опыту и

доброте самое заветное - детей своих... Кроме него, никто во всей вселенной

не может ежедневно давать молодежи душеполезные наставления. Словом, она

заявила, что оставляет детей своих в доме Эвмолпа для того, чтобы они

наслушались его речей: а другого наследства молодым людям и нельзя оставить.

Сказано - сделано. Притворившись, будто уходит в храм принести богам

обеты, она прелестнейшую дочку и юного сына оставила в опочивальне.

Эвмолп, который на этот счет был до того падок, что даже я ему казался

мальчиком, разумеется, немедленно же предложил девице посвятить ее в некие

таинства. Но он всем говорил, что у него и подагра, и поясница расслаблена;

так что, не выдержи он роли до конца, рисковал бы испортить нам всю игру.

Поэтому, чтобы не подорвать веры в нашу ложь, он попросил девицу сесть

верхом на его столь хорошо рекомендованную ей добродетель, а Кораксу велел

забраться под кровать, на которой лежал, и, упершись руками в пол,

покачивать его снизу взмахами чресел.

Услышав спокойное приказание господина начинать, Коракс немедленно

приступил к делу и стал отвечать в такт на искусные движения девицы.

Как только Эвмолп почувствовал, что дело уже подходит к концу, он

принялся поощрять слугу громким голосом, прося его ускорить работу.

Так забавлялся наш старец, точно в качелях раскачиваясь между слугой и

подружкой.

Два раза подряд проделал это Эвмолп под всеобщий и собственный хохот. Я

же, дабы от бездействия не потерять навыка, подошел к дверям, через скважину

коих братец следил за покачиванием сестрицы, желая испытать, не согласится

ли и он претерпеть кое-что.

Мальчик, который уже давно успел постичь всю эту науку, и не думал

уклоняться от моих ласк, но и на этот раз враждебное божество встало мне

поперек дороги...

- Великие боги, восстановившие все мои силы! Да, Меркурий, который

сопровождает в Аид и выводит оттуда души людей, по милости своей возвратил

мне то, что было отнято у меня гневной рукой. Теперь ты легко можешь

убедиться, что я взыскан щедрее Протесилая и любого из героев древности.

С этими словами я задрал кверху тупику и показал себя Эвмолпу во

всеоружии.

Сначала он даже ужаснулся, а потом, желая окончательно убедиться,

обеими руками ощупал дар благодати...

- Сократ, который и у богов и у людей... гордился тем, что ни разу не

заглянул в кабак и не позволял своим глазам засматриваться ни на одно

многолюдное сборище. Да, нет ничего лучше, как говорить подумавши.

- Все это истинная правда, - сказал я. - Никто так не рискует попасть в

беду, как тот, кто зарится на чужое добро. Но на какие средства стали бы

жить плуты и мошенники всякого рода, если бы они не швыряли хоть изредка в

толпу в виде приманки кошельков или мешков, звенящих монетами? Как корм

служит приманкой для бессловесной скотины, так же точно людей не словишь на

одну только надежду, пока они не клюнут на что-нибудь посущественнее...