Рахимова р.М. (Альметьевск) Ресоциализация личности в аномичном обществе

Переходное российское общество в настоящее время пришло к необходимости осознания особенностей современного состояния и перспектив социально-экономического развития. Основной тенденцией развития российского социума можно определить постепенный процесс перехода от аномичного общества в общество позитивно трансформирующееся. Детальный анализ данного состояния, в контексте социализации и ресоциализации молодежи, позволит определить наиболее эффективные средства и выработать принципы развития обозначенного перехода.

Сложность аномичной эпохи трансформации ценностей во многом определяется и тем, что общество не просто меняет модель социализации, а в полной мере реализует процесс ресоциализации.

Ресоциализация предполагает радикальные изменения в усвоенной, но переставшей быть легитимной, системе ценностей общества, правилах социального взаимодействия, в ролевом научении. При этом личность вынуждена трансформировать модели поведения, адаптируясь к новым условиям.

Э.Дюркгейм утверждал, что ситуация "безнормности" возникает при разрушении регулирующих норм, Р.Мертон же считал, что аномия представляет собой "особый структурный разлад культуры", дисбаланс между культурными целями индивидов и санкционированными институциональными средствами их достижения [1; 90-91] и в основе всяких социальных изменений лежат противоречия между ценностями и институтами. Любое общество в определенной мере аномично - иначе оно не претерпевало бы изменений.

Для социальной психологии и психиатрии конца XIX – начала XX вв., из основных положений которых исходил Э. Дюркгейм, фундаментальным являлся постулат, согласно которому личность подсознательно всегда стремится к интегративному и адаптивному поведению. Многие неадекватные и саморазрушительные действия оказывались понятными, если их рассматривать как попытки адаптации личности к условиям существования.

Развивая собственную теорию аномии Мертон исходил из положения о том, что имеются два основных элемента социальной и культурной струк­туры: определяемые культурой общества цели и стремления (включая успех, деньги, материальные атрибуты и т.д.), и приемлемые способы для достиже­ния целей и стремлений, установленных обществом. В обществе для поддер­жания нормативной функции требуется баланс между стремлениями и сред­ствами достижения этих стремлений (наличие у индивида внутреннего удов­летворения тем, что каждый играет по правилам, и тем, что он может рассчи­тывать на внешнее вознаграждение в виде реальных и равнодоступных спо­собов достижения целей). Не менее важно, чтобы культурно желательные цели были законно достижимы для всех социальных слоев общества. По мнению Мертона, в разных обществах наблюдается различное соотношение между обусловленными культурой целями и легальными средствами их достиже­ния. Как следствие, возможны несколько вариантов адаптивного поведения индивидов в обществе. Мертон разработал широко принятую сейчас в социо­логии типологию адаптивного поведения личности в обществах с различ­ными условиями – подчинение, инновация, ритуализм, ретретизм, мятеж [1; 94].

Ни одна из перечисленных адаптаций не избирается индивидом соз­нательно, а также не является утилитарной: все они являются результатом напряжений в социальной системе и в определенной степени спонтанны. За­дача агентов социализации и ресоциализации заключается в достижении со­циальной зрелости личности, которая позволит ей выбирать наиболее подходящий и соответствующий сложившимся условиям типовой позитивной адаптации, в том числе путем ресоциализации. В противном случае возможен вариант десо­циализации личности.

Социологические опросы жителей городов юго-востока Республики Татарстан и города Казани, проведенные кафедрой гуманитарного образования Альметьевского государственного нефтяного института (всего было опрошено более 4000 респондентов), выявил три типа адаптации населения, в том числе молодежи, к условиям трансформирующегося общества.

Выбор в качестве объекта исследования населения городов юго-востока Татарстана обусловлен тем, что этот регион, благодаря развитию нефтегазодобывающей и перерабатывающей промышленности, в меньшей степени является кризисным, социетальные трансформации в данном регионе развиваются стабильно. Тем не менее, разрушение устоявшейся традиционной системы ценностей и формирование новой, происходит, в известной степени, болезненно. Анализ полученных результатов позволил выделить в социализационных и ресоциализационных практиках городской молодежи юго-востока Татарстана следующие стратегии: деятельностно-адаптационная, нейтрально-адаптационная, пассивно-адаптационная [2; 90-91].

Деятельностно-адаптационная стратегия (ДАС) поведения предполагает высокую степень интернализации принципов рыночного хозяйствования. Причем совсем не обязательно, чтобы агенты социализации и ресоциализации, следующие данному поведенческому набору, принадлежали к одной социально-экономической группе. Как показали результаты исследования, ДАС свойственна большей части предпринимателей и определенной доле рабочего класса. Характерной особенностью ДАС являются:

–      ориентация на «жизненный успех» и «экономическую независимость». Система воспитания в этих семьях с самого начала процесса социализации построена на принципах социально-экономического индивидуализма. Высшей ценностью семьи являются ценности достижения. Любые ресурсы (в том числе и социальные, символические) должны быть включены в общий рыночный контекст, т.е. приносить прибыль в любых ее формах (символических, социальных) и работать на общее дело — достижение высокого статуса в обществе, как в материальном выражении, так и в понятиях престижа;

–      высокая ценность образования и восприятие его, как неотъемлемого ресурса, должного принести «прибыль» в будущем. Судя по высказываниям агентов данной группы, время, когда образование не играло существенной роли, прошло. Ситуация сейчас, по их мнению, меняется в другую сторону;

–      восприятие социального неравенства как естественной компоненты общества рыночного типа. Подавляющая часть агентов ДАС (86,2%) считает, что отсутствие эгалитаризма как в системе социальной стратификации, так и в социализации личности, положительно сказывается на экономической эффективности поведения населения. Более того, сторонники ДАС стараются демонстрировать подрастающему поколению, что рынок — это сфера, в которой одерживает успех наиболее активные экономические агенты;

–      агенты ДАС, безусловно, больше выиграли от реформ, нежели проиграли. И это не удивительно, если взглянуть на социальный портрет этой группы: 30,2% — предприниматели, в основном среднего и мелкого бизнеса; 14,5% — менеджеры среднего и низшего звена управления; 10,7% — специалисты и служащие частного и акционированного секторов; 10,7% — специалисты и служащие государственных предприятий и учреждений, 7,4% — гуманитарная интеллигенция. 76,3% вошедших в эту группу — мужчины;

–      сторонники ДАС твердо уверены в своих возможностях обеспечения адаптации детей к рыночным условиям. Для этой цели агентами ДАС будут использованы механизмы: 1) предоставление возможности получения высшего образования по рыночной специальности (менеджер, юрист, экономист, бухгалтер и т.п.); 2) трудоустройство детей по завершению образования (возможно, с использованием личных связей) преимущественно в рыночные сферы экономической активности, предполагающие высокий уровень доходов и соответствующий социальный статус; 3) предоставление помощи (материальной и символической) детям до того времени, пока они сами не станут самостоятельными агентами рыночной экономики. Поскольку в малых и средних провинциальных городах бизнес-деятельность только развивается, а ее масштабы и экономическая эффективаность несравнимо низки, чем в крупных и особенно – в столичных городах, то данная стратегия может быть реализована в более отдаленной перспективе, то есть ДАС можно считать нетипичной для молодежи провинциальных городов, хотя в сравнении со старшим поколением у провинциальной молодежи имеются большие шансы на реализацию ДАС.

Нейтрально-адаптационная стратегия (НАС) агентов социализации также предполагает достаточно высокую степень интернализации рыночных ценностей, однако в данной группе сравнительно большее количество агентов, проигравших или ничего не получивших от рыночных реформ. Кроме того, к моменту вхождения своих детей на рынок труда и образовательных услуг значительная часть агентов НАС в провинциальном городе сталкивается с материальным проблемами. Главное отличие НАС от ДАС состоит в том, что агенты, следующие первой стратегии, в большей степени "активно ожидают" экономического успеха. Сказанное не означает, что агенты этой группы пассивны в исполнении своих профессиональных обязанностей, но они не столь активны, как агенты ДАС, выбирая стратегию ожидания (улучшения экономической обстановки, политической стабильности и проч.). Агенты НАС – это потенциальная социальная сила, способная, в результате позитивной ресоциализации, влиться в русло позитивного социально-экономического дискурса. Ключевыми особенностями НАС являются характеристики:

–      в семьях агентов НАС господствует осторожное отношение к рынку (который, по их мнению, способен в любой момент преподнести неприятный сюрприз). Существует понимание относительно возможностей достижения вершин социальной иерархии, но они всегда ограничиваются социальным неравенством, отсутствием необходимых ресурсов (власти, собственности и престижа);

–      если в семьях ДАС существуют альтернативы социального восхождения, то для агентов НАС образование является основным ресурсом, позволяющим их детям пробиться в жизни. Поэтому ценность образования является в этих семьях очень высокой. От детей требуется прилежное отношение к учебе, дисциплинированность;

–      социальное неравенство этой группой в целом не осуждается, но и не приветствуется. Для агентов НАС характерно мнение, согласно которому масштабы неравенства в нашем обществе необходимо уменьшить, а при благоприятных условиях – свести к минимуму. Основным механизмом регулирования социальной дифференциации должна являться государственная политика, направленная, в первую очередь, на сдерживание процесса распространения бедности и увеличение средних слоев населения;

–      количество проигравших от реформ в данной группе существенно выше (27,2%), а вместе с теми, положение которых в результате экономических преобразований никак не изменилось, превышает 50%. Социальный состав группы НАС гетерогенен и включает предпринимателей (14,2%), служащих частных и государственных компаний и учреждений (соответственно 22,3% и 25,3%), гуманитарную интеллигенцию (16,8%), квалифицированных рабочих 9,7%);

–      представители НАС не проявляют твердой убежденности в своих возможностях рыночной социализации детей, хотя большинство из опрошенных респондентов данной группы готовы приложить к этому все усилия.

Приверженность значительной части провинциальной молодежи к НАС в настоящее время обусловлена консерватизмом провинциального менталитета, который по мере утверждения рыночных отношений будет постепенно преодолеваться.

Пассивно-адаптационная стратегия (ПАС) свойственна тем агентам, семьи которых в большей степени проиграли от рыночных реформ и располагаются, как правило, на нижних ступенях социальной иерархии. В группу ПАС в провинциальных городах входит большинство бюджетников, квалифицированных рабочих, гуманитарная интеллигенция, часть ИТР, безработные. Объединяющим эту чрезвычайно разнородную по своему социальному составу социальную группу фактором является пессимистическое и даже негативное восприятие своего социального статуса и возможностей его повышения и, в определенной степени, – негативная оценка рыночных преобразований. Хотя это мнение свойственно не всей группе ПАС, но в той или иной мере оно часто проявлялось в суждениях респондентов:

–      агенты ПАС отрицают возможность восходящей социальной мобильности, причем 75,6% исключают таковую и для своих детей. Детерминантой этой негативной ситуации является неблагоприятное материальное положение;

–      соответственно шансы на восходящую мобильность в группе ПАС провинциалами субъективно оцениваются как минимальные. Если в группах ДАС И НАС существовала возможность социального восхождения посредством использования целого арсенала ресурсов (собственности, власти, престижа, образования), то в данном случае влияние этих ресурсов (в виду их отсутствия или невозможности реализации) сведено к минимуму. Интересно, что достаточно часто упоминаемой агентами возможностью повышения социального статуса в данной группе является практика мезальянса (33,6%). Уровень образования в группе ПАС существенно ниже, чем в двух предыдущих (высшее образование имеют 14,7% респондентов, незаконченное высшее — 3,5%, среднее специальное/техническое — 32,9%, среднее — 49,5%). В данном случае существует прямая связь между социальным статусом родителей и отчуждением детей от образовательных услуг;

–      мнения о социальном неравенстве в данной группе разделились. Одна часть группы ПАС (33,4%) выступает за такую социальную структуру, в которой неравенство, будучи сведенным к минимуму, должно регулироваться государством, другая (39,8%) считает неравенство социальным злом, требующим немедленного искоренения, причем для достижения этой цели должны быть использованы все средства;

–      группа ПАС выступает скорее жертвой реформ, чем их проводником. Откровенный пессимизм относительно возможностей социальной мобильности дополняется фрустрацией;

–      шансы на закрепление детей в рыночном секторе среди агентов, следующих ПАС, весьма ограничены. Для более чем четверти этой группы это обстоятельство вызвано не столько материальным затруднениями, сколько отсутствием желания дать образование детям.

Фрустрации самосознания молодежи, составляющей группу ПАС, может способствовать и навязчивая пропаганда «утрат», идеализация советского пошлого со стороны лидеров и идеологов политических сил, находящихся в антисистемной оппозиции (КПРФ, например), поэтому эта группа особенно уязвима, что целесообразно принимать во внимание и при разработке проектов и программа молодежной политики.

Молодежи в любую эпоху нелегко, в силу маргинальности ее положения. В период трансформаций же она представляет собой одну из наиболее уязвимых, в социальном отношении, групп. Эффективная государственная молодежная политика способствует позитивной адаптации молодых людей к условиям трансформационного этапа российского общества.

В первой половине 90-х гг. российская молодежная политика реализовывалась как система мер по «завоеванию» и поддержанию определенного социального (экономического, правового, политического, этнического и т.д.) статуса молодежи, особой социально-демографической группы, которая, в силу определенных причин, не способна собственными силами улучшить свое положение. В этот период молодежь рассматривалась государственными политическими органами, прежде всего, как объект государственной политики.

Позже наметилась тенденция к переходу от преемственно-репродуктивной модели молодежной политики, показателем которой является адаптированность молодежи к новым условиям жизни, к модели инновационно-преобразующей, учитывающей стратегические цели развития общества и молодежи, потенциал несоциализационных практик. Для этой новой модели молодежной политики характерно доминирование социального новаторства, создание условий для самореализации молодежи в процессе социального творчества. Современная концепция стратегии молодежной политики предполагает, что молодежь – активный субъект общественных отношений.

Реализация этой модели предусматривает формирование и осуществление адекватной региональной молодежной политики. Опыт юго-востока Республики Татарстан показывает эффективность практики молодежной политики неполитических структур и институтов, хозяйствующих субъектов. Это ярко проявилось в деятельности молодежной организации ОАО «Татнефть», крупнейшей нефтяной компании юго-востока Татарстана. Молодежная политика ОАО «Татнефть» не руководствуется политической идеологией, но реально отражает жизненные запросы молодежи, способствует ее позитивной адаптации в трансформирующемся российском обществе.

Список литературы:

1.     Мертон Р. Социальная структура и аномия // Рубеж. – 1992. – № 2.

2.     Рахимова Р.М. Особенности социализации и ресоциализации провинциальной городской молодежи в постсоветском российском обществе. – Казань: Изд-во КГУ, 2000. С.86-92