Национальная экономия

Если теория призвана отражать долговременные национальные условия и интересы, то ее разработка должна начинаться с выяс­нения этих условий, интересов и получения практических рекомен­даций по их реализации. Если угодно, настоящая, а не школяр­ская теория есть побочный продукт этой эмпирической работы, но такой побочный продукт, который со временем превращается в фун­дамент.

Российская экономическая мысль конца XIX – начала XX вв. двигалась по пути выработки национальной теории. Она, разумеется, испытывала влияние зарубежных национальных школ и марксизма. В частности, влияние последнего было особенно явным в Петербург­ском университете; в Московском большим авторитетом пользова­лись взгляды германской новой исторической школы, в Киевском и Одесском – англо-американской математической школы и т.д. Но от­нюдь не это влияние было главным фактором развития российской национальной мысли. Таким фактором было глубокое (по ряду направ­лений значительно более глубокое, чем на Западе) изучение народно­хозяйственных условий и проблем с позиций национальных интересов России. На этой основе базировались теоретические труды В. Косинского, А. Чупрова, М. Туган-Барановского и других крупных россий­ских экономистов, а также таких ученых и политиков, как Д. Мен­делеев и С.Витте, содержавшие исходные элементы национального экономического мышления. Вот некоторые их этих элементов:

• нормальным состоянием должно считаться не экономическое, а с о ц и а л ь н о – экономическое равновесие хозяйственной систе­мы, и из этого надо исходить;

• главной первичной ячейкой российской экономики является не товар, не индивид, не капиталистическая фирма, а крестьянская се­мья как социально-экономический организм;

• кооперативный принцип экономической организации должен быть всеобщим;

• промышленность и капитал – инструменты развития и сплоче­ния нации; это обусловливает промышленный протекционизм и необ­ходимость социальной защиты рабочих;

• особое значение в национальном сплочении и подъеме, во включе­нии в мировое хозяйство придается железнодорожному транспорту;

• государству принадлежит активная роль в сохранении и рацио­нальном использовании природных богатств;

• местное самоуправление становится одной из движущих сил экономического развития.

Разумеется, общей связующей системой мыслился рынок, одна­ко понимание структуры, функций, исторической роли рынка у рос­сийских экономистов было существенно иным, нежели, скажем, у английских. Та теоретическая парадигма, в рамках которой мыслили российские экономисты, исходила из национальной потребности в реформах, отвечающих реальным возможностям, культуре, традици­ям страны, улучшающих уже сегодня, а не только в отдаленном бу­дущем жизнь народа.

В ходе двух революций и кровавой гражданской войны экономиче­ская мысль России многое потеряла, но в 20-х годах начала восстанав­ливаться на своей национальной основе. Труды А. Чаянова и Н. Кон­дратьева, сразу получившие мировое признание, развивали именно те начала национальной теоретической мысли, о которых сказано выше. И в российской марксистской экономической мысли также наметился явный поворот к национальному подходу. Н. Бухарин, А. Богданов, В. Громан, В. Базаров, А. Преображенский, В. Ленин в своих после­дних статьях – все они исходили из таких фундаментальных россий­ских реалий, как многоукладность, необходимость социально-экономи­ческого равновесия, рынка, кооперирования, активной экономической роли государства и др. Все это, конечно, излагалось при помощи революционно-классовой терминологии, но суть от этого не менялась. Однако инерция классовой непримиримости и национального раско­ла, накопленная за предыдущие десятилетия, возобладала, и подлин­но национальное экономическое мышление было надолго погребено под плитами его государственно-социалистических суррогатов.

Можно задать вопрос: разве мыслить с позиций интересов госу­дарства, интересов социализма не означало одновременно выражать интересы нации? В начале статьи мы старались дать на этот вопрос общий ответ, теперь попытаемся его обосновать.

Нация как языковое, культурное, традиционное, психологичес­кое единство есть социальный организм, жизнедеятельность которого поддерживается активным взаимодействием всех его частей. Следо­вательно, в сфере экономического взаимодействия нации нужен та­кой хозяйственный механизм, который ориентирует каждого на мак­симально активное, свободное и прямое взаимодействие с другими гражданами нации; государственно-бюрократическое посредничество в нормальных условиях не отвечает интересам национального един­ства, поскольку разрывает живую ткань непосредственных внутрина­циональных контактов. Следовательно, нации нужен рынок, но не всякий, а ориентированный прежде всего на внутринациональное вза­имодействие.

Так ли уж необходимо нации иметь развитый внутренний ры­нок? Казалось, были бы у населения высокие доходы, а какие марки автомобилей и телевизоров приобретать, национальные или импорт­ные, - все равно, если, конечно, они одинаковы по качеству и цене. Но это близорукое суждение, ибо общеизвестно, что страна с сырье­вой ориентацией "болтается в хвосте" мировой экономики и не может иметь устойчивого национального дохода, проводить самостоятель­ную экономическую политику. Еще более важно другое: в современ­ном мире научно-технический потенциал - важнейшая часть общей культуры нации и своего рода фундамент ее морального состояния. В экономике, которая лишена наукоемких производств, ориентирован­ных прежде всего на внутренний рынок, отсутствует основа для са­мого мощного и динамичного "блока" внутринационального обще­ния. Применительно к великой нации утрата такого потенциала ведет к развитию синдрома неполноценности, к фундаментальной неста­бильности национального поведения.

Нация как живой организм не может долгое время существовать, не развиваясь; в противном случае начинается деградация и распад. Нужен, следовательно, экономический рост, но далеко не всякий, а такой, который является средством развития всех взаимосвязанных элементов нации и сам опирается на национальный язык, культуру, традиции и душевный склад. Фрагментарный экономический рост, который разрывает, кромсает национальный организм в угоду "быст­рым прогрессивным структурным сдвигам", в итоге приносит больше вреда, чем пользы. В то же время рост немыслим без межотрасле­вых, межрегиональных и социальных структурных перемен; однако эти перемены должны носить не механический, а органический харак­тер, вписываться в систему национальных ценностей и институтов.

Мыслить национально – значит ни на минуту не упускать из поля зрения интересы будущих поколений нации. Для этого необходимо согласовывать текущие интересы нации с постоянным наращиванием ее производственного потенциала и сохранением окружающей среды. Нет более ярко выраженной антинациональной хозяйственной систе­мы, чем та, которая удовлетворяет текущие интересы нации, а тем более интересы какой-то ее части, ценой ее производственного потен­циала и природных ресурсов.

Нация развивается в тесном общении, сотрудничестве и состяза­нии с другими нациями, так что оградить ее от такого взаимодейст­вия равносильно отключению мощного источника энергии. Но внеш­няя энергия может стать смертельной, если не направить ее в нужное русло. В этой сфере национальное экономическое мышление сталкива­ется с укоренившимися догматами, подпираемыми групповыми интере­сами. Один из них состоит в том, что экономическая интеграция кладет конец национальной обособленности и вообще бытию наций как са­мостоятельных социальных организмов. Согласно другому, экономи­ческая интеграция отсталой нации с передовой полезна для первой. Послевоенная история показала, что есть три пути международной экономической интеграции.

Западноевропейский путь – это поэтапное сближение внутри ог­раниченной группы стран с обязательным сохранением равновесия между национальными интересами и интернационализацией нацио­нальных рынков; последние постепенно сливаются в единый при по­ступательном развитии каждой национальной составляющей. Таким образом, экономическая база самостоятельного социального бытия каждой нации не только не разрушается, но даже укрепляется. Этим классическим путем стараются следовать и некоторые развивающие­ся страны, создающие общие рынки.

Второй путь – открытой экономики в отсталых странах. Именно в этом случае утрачивается хозяйственная основа нации (если таковая имеется, чего нельзя сказать о всех отсталых странах). Нация оказыва­ется в состоянии хронического раскола и политической неустойчивости.

Наконец, третий путь – это строго регулируемая поэтапная ин­теграция ряда экономически отсталых стран в мировое хозяйство, при которой сама интеграция используется только как средство наци­онального развития.

Итак, в ходе международного взаимодействия нация либо получа­ет импульс к развитию, либо разрушается – третьего не дано. И здесь у национального мышления нет приемлемой альтернативы. Либо вы живете в своем национальном доме, либо ваш дом превращается в проходной двор. "Жить единым человечьим общежитьем", как выяс­нилось, можно только по принуждению.

И в этой связи хочется прокомментировать другое, еще более знаменитое, но пессимистическое поэтическое высказывание: "Что люди! Что их жизнь и труд! Они прошли, они пройдут". Это так, но останется на очень, очень долгие времена нация с ее языком, культу­рой, традициями, душевным складом – всем тем, что составляет сущ­ность нормального человеческого "я". Если, конечно, не посвятить свою жизнь и деятельность разрушению своей нации, чтобы заслу­жить одобрение другой, "более просвещенной".

Теперь послушаем возражения.

С одной стороны, утверждают, что национальное мышление яв­ляется консервативным и даже реакционным, поскольку оно ограни­чивает экономическую свободу индивида и выступает прикрытием для государственно-бюрократических посягательств на такую свободу, "последним прибежищем негодяев". С этим не спорим, так как по­добных примеров немало. Но позволим себе спросить – а что являет­ся первым прибежищем негодяев? Бесспорно, абстрактные ло­зунги свободы личности, либерализма, поскольку именно ими легче прикрыться сильному, чтобы грабить слабого, чтобы навязывать са­мые реакционные и опасные групповые интересы всей стране. Поэто­му лучше оставить в стороне негодяев и реакционеров, которые вер­ны себе при любой организации общества – от первобытного племени до современной демократии. А для нормального человека нацио­нальные интересы не только не противоречат разумной и честной, то есть законопослушной, индивидуальной свободе, но являются для нее единственным реальным основанием.

Главное возражение с противоположной стороны: рынок – нежелательный механизм образования национальных связей, поскольку он отчуждает человеческую личность, стимулирует эгоизм, порожда­ет длинную цепь явлений, подрывающих единство и жизненную энер­гию нации, противопоставляет одну нацию другим. Имеются в виду экономические кризисы, безработица, монополизм, инфляция, соци­альное расслоение и конфликты, борьба наций за мировые ресурсы и рынки и т.п. Поэтому противники рынка полагают, что экономичес­кие связи нации следует строить на началах директивного плана и централизованного управления. Однако тезис об отчуждающей при­роде рынка некорректен, поскольку в рыночном взаимодействии не­посредственно и созидательно проявляются многие потенции челове­ческой природы - не только эгоистические, но и ориентированные на развитие. Что же касается других природных потенций человека, ориентированных на социалитет, то есть на организацию, сотрудничество, взаимопомощь, то они как раз и должны в полную меру использоваться для компенсации "провалов" рынка, для его всепрони­кающего, многоуровневого регулирования через сеть нерыночных институтов, опосредующих рыночные. Такое регулирование ничего общего не имеет с отчуждающим государственно-бюрократическим управлением; напротив, оно есть форма прямых и непосредственных национальных связей. К указанным институтам, выработанным на­циональной практикой различных стран, относятся: специфические формы внутрифирменной организации и межфирменной координации, участие персонала в управлении и самоуправление; профсоюзы и союзы предпринимателей; кооперация; местное самоуправление; молодежные, женские, религиозные, экологические и другие движе­ния, оказывающие влияние на поведение агентов рынка и на эконо­мическую политику государства; наконец, общенациональная систе­ма социального партнерства. В этой системе институтов, частично встроенной в экономический механизм, а частично воздействующей на него извне, со всей полнотой проявляются характерные особенно­сти каждой нации, ее культура, традиции, психический склад.

Таким образом, национальный подход к экономическим пробле­мам диктуется не только тем, что нация – это самостоятельный соци­альный организм, частицей которого является "свободная личность", но и еще двумя группами факторов: теми, в силу которых каждая нация занимает специфическое положение в мировом хозяйстве, и теми, в силу которых каждая нация вырабатывает свою институцио­нальную структуру хозяйственного механизма.

В итоге можно выделить четыре расширенных типа экономичес­кого мышления в соответствии с различным состоянием наций.

Экономически сильные нации с относительно слабыми общена­циональными традициями базируют свое мышление на индивидуа­лизме и чисто рыночных принципах. Внутренний рынок образует главную связующую ткань таких наций, а экономический либерализм приносит им огромную выгоду на мировом рынке. К их числу отно­сятся США, Канада, Австралия.

Совсем иную группу экономически сильных наций составляют страны Западной Европы и Япония. Здесь глубоки общенациональ­ные традиции и вообще национальная общность, поэтому экономи­ческое мышление является не индивидуалистическим, а институцио­нальным, прежде всего социальным, что наиболее отвечает нацио­нальным интересам.

Третья группа включает экономически слабые (или существенно ослабленные) нации с глубокими общенациональными связями. Для мышления этих стран было бы естественно предположить в качестве непосредственного исходного приоритета общенациональный интерес. Это и имеет место, например, в Индии, Китае; но увы не характерно для сегодняшней России, где пытаются "мыслить" не ниже "первого разряда".

Наконец, четвертая группа – не сформировавшиеся нации со сла­бой экономикой. Здесь вообще отсутствует самостоятельное экономи­ческое мышление, а есть лишь более или менее пестрое ассорти зару­бежных воззрений, выражающее не общенациональные, а групповые интересы.