Ю. ОЛЬСЕВИЧ,

доктор экономических наук,

главный научный сотрудник ИЭ РАН

"Желтое колесо"

(механизм социально-экономической трансформации)

"Тогда дух нечистый, сотрясши его и

вскричав громким голосом, вышел из него".

Евангелие, Map. 1, 26

"Реформа Гайдара обеспечила макроэкономический сдвиг, а именно: разрушение старой экономики. Дико болезненный, без хирургического блеска, а, напротив, с каким-то ржавым скрежетом, когда с мясом вы­дираются куски отработавших деталей, механизмов — но слом произошел. Наверное, по-другому было просто нельзя. Кроме ста­линской промышленности, сталинской эко­номики, адаптированной под сегодняшний день, практически не существовало ника­кой другой. А она генетически диктовала именно такой слом – через колено. Как она создавалась, так и была разрушена."

Ельцин Б.Н. Записки президента

Христос исцелял, "нимало не повредив". Нынешние же россий­ские реформаторы, похоже, похваляются разрушением больной рос­сийской экономики. Вместо того чтобы изгнать из нее дух бюрокра­тической корысти и косности, вдохнуть живую душу предприимчиво­сти и конкурентности, они не нашли ничего лучшего, чем "ломать через колено". При этой ломке уничтожаются средоточия националь­ного гения - наукоемкие отрасли, а бесовский дух бюрократического гнета и стяжательства процветает как никогда. Он концентрируется как раз в тех "неприкасаемых" отраслях, которые являются наиболее типичным выражением "сталинского наследия" и которые получили у реформаторов стыдливое наименование "естественных монополий".

Не только противники, но и создатели, "прорабы" нынешней российской хозяйственной системы, сложившейся в ходе почти деся­тилетия реформ, отмечают, что результат кардинально отличается от ожидавшегося. Если первые характеризуют ее как "грабительскую" и "колониальную", то вторые – как "паразитический капитализм", "криминально-бюрократический капитализм" и т.п. Лидеры режима склонны объяснять расхождение между обещаниями и реальностью ошибками экономической политики, "недоработками", а его идеоло­ги – "родимыми пятнами социализма". Однако многолетнее непре­рывное падение производства вряд ли обусловлено какими-либо "ро­димыми пятнами" или внешнем влиянием. С очевидностью, это –результат избранного (отнюдь не случайно) направления российских реформ, объективного сцепления (механизма действия) факторов реформирования. Туманное, но красочное выражение российского премьер-министра: "Мы нахомутали" – отражает одновременно и признание этого факта, и непонимание его внутренней основы.

Классификация факторов трансформации

В рамках основного направления экономической теории выделя­ются три группы факторов хозяйственной трансформации: технический прогресс, изменения в обеспеченности факторами производства, смена потребительских преференций. Дж. М. Кейнс полагал, что движущим стимулом трансформации хозяйственной системы является неполное использование ресурсов (неполная занятость), иными словами, состояние хронической депрессии и необходимость выхода из него. Современная институциональная теория расширяет перечень факторов хозяйственной трансформации, включая в него все движущие силы общественной эволю­ции и делая особый упор на разнообразные центры власти и влияния.

Но подобные представления о факторах трансформации явля­ются, на наш взгляд, чрезмерно упрощенными и не позволяют отве­тить на ряд кардинальных вопросов. В частности, если фактором трансформации выступает технический прогресс, то почему ее фак­тическим результатом является технический регресс? Если фактором трансформации служат ограничения экстенсивного использования фак­торов производства, то почему ее результатом явилась еще большая – примитивизация производственной структуры? Если смена потреби­тельских преференций вызывает изменения в хозяйственной системе, то почему эти изменения ведут к уменьшению объема и ухудшению структуры потребления?

Вышеперечисленные вопросы адресуются современным неокласси­кам. А кейнсианцев можно спросить: почему в результате трансформа­ции неполное использование производственного потенциала сменилось его прямым разрушением? Ссылки неоклассиков и кейнсианцев на не­избежность временного "трансформационного кризиса" теперь уже не выдвигаются, ибо необратимость распада на данном пути реформ стала очевидной. И, наконец, институционалистам следует задать вопрос: су­ществуют ли причинные связи между обретением политической свобо­ды и экономическим упадком, между развитием культуры и изменением культурных ориентации, с одной стороны, и разрушением морали, об­разования — с другой, между прогрессом рыночных институтов и дегра­дацией в сфере демографии и экологии?

Чтобы ответить на такие вопросы, необходимо предварительно выяснить ряд обстоятельств.

Во-первых, каковы закономерности в области технического про­гресса, обеспеченности факторами производства, динамики потреби­тельских предпочтений на данном историческом отрезке вообще и применительно к данной стране в частности? Каковы общие и специ­фические для данной страны тенденции в области использования ре­сурсов и в сфере внеэкономических институтов?

Во-вторых, в какой мере указанные тенденции воздействуют на хозяйственную систему непосредственно, а в какой мере через иные, опосредующие факторы, способные кардинально изменять исходные импульсы? Есть ли у них собственная логика развития?

В-третьих, как факторы трансформации взаимодействуют друг с другом, не образуют ли они некий автономный механизм трансфор­мации, для которого сама трансформируемая система является объек­том? Остаются ли при этом структура и функции такого механизма неизменными или они меняются в самом процессе трансформации?

Наконец, как влияет природа самого трансформируемого объек­та – конкретной хозяйственной системы – на структуру и действие факторов трансформации, то есть на трансформирующий механизм?

Конкретный, развернутый ответ на все эти вопросы примени­тельно к конкретной стране требует проведения широчайшего круга эмпирических исследований, и мы не ставим перед собой такую зада­чу. Наша цель – выделить методологические предпосылки разработ­ки механизма хозяйственной трансформации.

Для этого целесообразно прежде всего выделить три группы трансформирующих факторов – исходные, опосредующие и непос­редственные. К первым мы относим уже названные выше факторы – технический прогресс, изменения в обеспеченности факторами про­изводства, смену потребительских преференций, вхождение в состо­яние хронической депрессии, сдвиги в культурно-ценностных ориентациях. Опосредующими являются личные интересы людей, принад­лежащих к различным классам и социальным группам общества. Непосредственные факторы трансформации – это различные общественные институты с их специфическими интересами, способные принимать решения и активно действовать на макроэкономическом, мезоэкономическом и микроэкономическом уровнях (государство, политические партии, профсоюзы, объединения предпринимателей, "трудовые коллективы" и т.п.).

Приведенная выше классификация носит относительный харак­тер, поскольку в той или иной степени все факторы могут считаться непосредственными, а в зависимости от условий проявления даже переходить из группы в группу.

Возможно и иное деление факторов трансформации – на экономи­ческие и внеэкономические, из которых первые действуют внутри хо­зяйственной системы, а вторые – извне. Наконец, поскольку мы име­ем дело с хозяйственной трансформацией в конкретных странах, зани­мающих определенное место в мировой системе, необходимо разделе­ние факторов на внутринациональные и внешние. Например, прямые иностранные капиталовложения следует рассматривать как фактор не­посредственного действия, экономический и внешний, а расширение НАТО на Восток – как исходный, внеэкономический и внешний.

Поскольку структура, уровень развития и сам характер факторов трансформации в разных странах различны, очевидно, должны раз­личаться и механизмы трансформации. При этом их действие под­вержено глубокому влиянию самого объекта – трансформируемой хозяйственной системы. Последняя же в зависимости от критериев классификации может быть отнесена к централизованной либо де­централизованной, жесткой либо эластичной. Например, хозяйствен­ный механизм Венгрии начала 80-х и Китая 90-х годов можно охарак­теризовать как централизованный и эластичный, а бывшего СССР – как централизованный и жесткий.

Под эластичным мы понимаем хозяйственный механизм, который поддается частичной, фрагментарной трансформации; жесткий механизм частичную трансформацию либо отторгает, либо в результате ее разру­шается. Может ли быть жестким децентрализованный механизм? По нашему мнению, имеется ряд свидетельств тому, что некоторые формы децентрализованного хозяйственного механизма также могут обретать антитрансформационную жесткость (как в сегодняшней России).

Трансформация может быть внутрисистемной и межсистемной, обратимой и необратимой. В эластичных системах степень возможной обратимости при прочих равных условиях гораздо выше, чем в жестких, а необходимость перерастания внутрисистемной трансформации в межсистемную наступает гораздо позже.

Но это – объективные аспекты трансформации, определяющие факторы принятия хозяйственных решений их субъектами при ус­ловии, что субъекты сознают свои интересы и способны принимать адекватные решения. Тем не менее степень понимания собственных среднесрочных и долгосрочных (в отличие от краткосрочных) инте­ресов может весьма различаться, как и (в еще большей степени) спо­собность к принятию оптимальных решений. С этой точки зрения целесообразно выделить трансформацию на основе социально-эконо­мического партнерства и трансформацию антагонистическую, координируемую и спонтанную, программируемую на длительную перс­пективу и эмпирическую.