Этапы институциональной каталлактики и ее финал

В структуре институтов, включенных в непосредственный стартовый механизм хозяйственной трансформации, мы выделим два основных звена: правящую бюрократию и "трудовые коллективы" предприятий. Главный групповой интерес первой состоял в том, чтобы, переходя к новой хозяйственной системе, сохранить контроль над ней в своих руках.

Этой цели служило создание "уполномоченных" коммерческих банков и "фондов", отраслевых "объединений", специальных торговых фирм, бирж, маклерских контор. Данные учреждения фактичес­ки приватизировали значительную часть финансов государственных и общественных организаций и получили широкий доступ к исполь­зованию в своих целях доходной и расходной части бюджета, а также многочисленные льготы.

"Трудовые коллективы" же стремились использовать по своему усмотрению, то есть для увеличения фонда оплаты труда, финансовые средства, запасы и продукцию предприятий. Симметрично коммерциализации правящей бюрократии "наверху" предприятиям "внизу" предоставлялись все более широкие права по распоряжению прибылью, продукцией, запасами, по созданию "кооперативов" и других коммерческих придатков.

В таком механизме хозяйственной трансформации поначалу "смы­кались" направленные на преобразования индивидуальные и группо­вые интересы как правящей бюрократии, так и "трудовых коллекти­вов". Однако здесь отсутствовало звено, представляющее общенацио­нальный интерес. Поэтому направленность преобразований на общена­циональные цели фактически отсутствовала изначально.

Формально считалось, что общенациональные интересы будут обеспечены постепенностью процесса либерализации, принятием и реализацией необходимых законов, сохранением в руках государства значительной части собственности и ряда других рычагов. Но либерализация как основной принцип построения и действия механизма трансформа­ции, означавшая свертывание активности государства в хозяйственной сфере, привела к совершенно иным результатам.

В течение примерно трех лет (1988-1990 гг.) произошли непред­виденные, но вполне закономерные в данных условиях сдвиги в са­мом механизме трансформации. По мере либерализации сформиро­вались и стали ведущими мезоэкономические (региональные и квази­отраслевые) структуры, чьи интересы частично адсорбировали, а ча­стично вытеснили интересы трудовых коллективов. На авансцену вышли проблемы перераспределения экономической власти между центральной бюрократией, с одной стороны, региональными и кор­поративными группировками – с другой.

Основными мезоэкономическими образованиями явились региональ­ные конгломераты крупных предприятий-монополистов, местной адми­нистрации, торговых посредников и банков. Их "трансформирующий" интерес состоял в том, чтобы перераспределить за счет "центра" в свою пользу контроль над ресурсами и производством, торговлей (в том чис­ле экспортно-импортной), над налогами и расходами бюджета.

Первоначальный механизм трансформации, хотя и не отвечал общенациональным интересам, не был внутренне конфронтационным. Поэтому изменения протекали вяло, а деградация экономики носила "ползучий" характер. Новый механизм сложился спонтанно в резуль­тате взаимодействия политики либерализации и технико-организаци­онных структур в хозяйстве и государственном устройстве, остав­шихся в наследство от госсоциализма. Он был в основе своей кон­фронтационным, и противостояние между центральной коммерциа­лизированной бюрократией и региональными монопольно-бюрократическими конгломератами обострялось по нарастающей. Когда большинству "конгломератов" удалось объединиться против "центра", положение последнего стало безнадежным. Уже с начала 1991 г. на­чался быстрый экономический распад. Попытка покончить с полити­кой либерализации и восстановить государственный контроль над экономикой окончилась катастрофическим провалом.

Отныне даже формальное провозглашение общенационального интереса в качестве ведущего было отброшено. В качестве ведущего был объявлен индивидуальный интерес, что в переводе на практичес­кий язык реального соотношения сил означало приоритет интересов объединений монополистов и бюрократов в регионах.

Либеральный, то есть "самодействующий", механизм трансформа­ции, заработавший в полную силу с начала 1992 г., фактически означал, что присвоение национального богатства есть дело самих приватизато­ров, а "спасение утопающих – дело рук самих утопающих".

Однако уже к концу 1992 г., в ходе катастрофического падения производства, столь же катастрофического и глубоко неравномерного роста цен и падения реальной зарплаты интересы участников трансформации снова резко меняются, и вновь меняется трансформационный механизм.

В результате обвальной либерализации и приватизации произошла поляризация субъектов хозяйственного механизма: большинство пред­приятий потеряли свои оборотные средства и многие из них вынуждены были заложить имущество, чтобы получить кредиты (в основном пред­приятия легкой промышленности, машиностроения, химии, ВПК, сель­ского хозяйства); одновременно выделилась группа баснословно обо­гатившихся предприятий в экспортоориентированных отраслях. К пос­ледним примкнули инфраструктурные монополисты – внешнеторго­вые фирмы и крупные банки, – образовав тем самым экспортно-фи­нансовый комплекс компрадорского типа. С конца 1992 г. борьба между разрушенными отраслями национального хозяйства и компра­дорским комплексом образовала ось нового (уже третьего с начала рыночных реформ и курса на либерализацию) механизма хозяйствен­ной трансформации. В этой борьбе "трудовые коллективы" и директо­рат большинства предприятий, выступавшие в 1988-1991 гг. за либе­рализацию, круто повернули в сторону государственного регулиро­вания и даже восстановления планирования. Знамя же дальнейшей всесторонней либерализации твердо держал компрадорско-монополистический комплекс. Вновь конфронтация интересов привела к ло­бовому столкновению и вновь противники либерализации (на этот раз ее бывшие защитники) были разгромлены (осенью 1993 г.).

Почему значительная часть населения осталась привержена ло­зунгу либерализации вопреки своим очевидным социально-экономи­ческим интересам? Видимо, это нельзя объяснить на институциональ­ном уровне, для этого следует "спуститься" до уровня индивидуаль­ной психологии. За десятилетия госсоциализма маятник приоритетов столь далеко отклонился в сторону подавления индивидуальных сво­бод, что его обратное движение в 1993 г. все еще продолжалось, хотя граница оптимального сочетания индивидуальных, групповых и об­щенациональных интересов осталась позади уже в 1990 г.

Объектом рассмотрения в данной работе не является хозяйствен­ная система как таковая, а только лишь механизм ее трансформации, да и то в самом общем виде. Тем не менее ясно, что сам механизм трансформации действует как "изнутри" хозяйственной системы, так и "извне", и в любом случае должен рассматриваться в тесной связи со структурой, функциями и эволюцией конкретной хозяйственной системы. (В любой ситуации в современном мире хозяйственные свя­зи носят системный характер, если под системностью понимать взаи­модействие жизненно важных функций субъектов воспроизводствен­ной системы, а не их качественную социально-экономическую одно­родность; это взаимодействие может быть и созидательным, и разрушительным, так что в последнем случае мы будем иметь дело с саморазрушающейся системой.)

С 1987 по 1991 г. экономика держалась преимущественно на сохранявшихся по инерции связях между предприятиями, между ними и сохранявшимися еще государственными институтами, но подобные инерционные связи постепенно разрушались без адекватной замены. В целом такую экономику можно охарактеризовать как деградирую­щую инерционно-плановую систему, постепенно перерождающуюся в монопольно-бюрократический рынок.

С конца 1991 г. до конца 1992 г., как уже отмечалось выше, господ­ство в экономике узурпировали "суверенные" региональные монополь­но-бюрократические конгломераты. Однако хозяйственная система Рос­сии этого периода и вплоть до осени 1993 г. не описывается через харак­тер производственных связей. Это была эпоха Великого Хаоса и Грабе­жа, ибо, по оценке авторитетных западных экспертов, только за один 1992 год "новыми русскими" была присвоена "рента", превысившая 80% ВВП страны³. Большая часть этих средств вывезена за границу. Можно предположить, что не меньшие ценности были присвоены "тру­довыми коллективами" высокомонополизированных отраслей за счет большинства остальных трудящихся и сбережений пенсионеров через механизм неравномерной инфляции. Иными словами, "хозяйственный строй" этого периода можно представить лишь как систему анархо-либералистской экспроприации.

В отличие от двух предшествующих компрадорско-монополистическая система является сравнительно устойчивой прежде всего потому, что она опирается на экспортное производство, характеризу­ется достаточно прочной организационной структурой (экспортное производство – инфраструктурные монополии – торговые монополии – крупные банки) и тесно сращена со звеньями госаппарата и СМИ. Она имеет подавляющее превосходство над своими институциональными противниками – теми "трудовыми коллективами", директора том предприятий, мелким бизнесом и банками, которые относятся к сфере разрушенного национального хозяйства.

Именно поэтому в рамках данной системы противоречие между двумя секторами экономики – господствующим компрадорским и по­ давленным национальным – не может выступать в качестве главного трансформирующего механизма экономики. Второму сектору не ос­тается ничего иного, как пытаться "встроиться" в компрадорскую систему, и не только в хозяйственном, но и в политическом плане.

Существенные противоречия развиваются и внутри указанных секторов: между фракциями монополистов-компрадоров, между крими­нально-предпринимательским директоратом и "трудовыми коллектива­ми" и т.д. Однако противоречия в системе институтов способны изме­нить лишь внешние проявления и формы сложившейся системы, но не саму систему. В условиях институциональной консолидации системы стержень трансформационного процесса надо искать глубже – на уров­не факторов, определяющих индивидуальное поведение. Ситуация, когда на разных уровнях в обществе протекают одновременно разнонаправ­ленные процессы – институциональная консолидация и индивидуальная деструкция, не является исключением, а, скорее, правилом.

Три с половиной года безраздельного господства компрадорской системы в России показали, что она органически не способна поддер­живать, а тем более повышать уровень национального производства и потребления. Более того, ее функционирование ведет к разрушению производственного потенциала и общей деградации жизненных стандартов подавляющего большинства населения.

В этих условиях "маятник" индивидуальных приоритетов уже с 1993 г. стал притормаживать свое движение в сторону крайнего инди­видуализма, а в конце 1993 г. начал медленное обратное движение. Об этом говорят противоречивые итоги голосования декабря 1993 г., во время которого была одобрена конституция, но правительство про­валилось на выборах в Думу. Выборы в Думу 1995 г. и президент­ские выборы 1996 г. подтвердили дальнейшее медленное смещение индивидуальных приоритетов от идеалов либерализма к приоритетам безопасности и социальной справедливости.

На основе сказанного выше попытаемся определить основной узел конфликта и соответственно новую структуру механизма транс­формации. Его ядро составляет отныне борьба за передел контроля над ресурсами и доходами между государственным аппаратом и корпоративно-компрадорской системой. Чтобы понять это, надо отказаться от двух упрощенных схем: согласно одной, государство – "надстрой­ка над экономическим базисом"; согласно другой, государство – не­что вроде "оседлого бандита", заботящегося лишь о приумножении собираемой дани.

В современном обществе даже минимально цивилизованное и демократическое государство – это прежде всего машина для производства необходимых населению услуг – социальное обеспечение, образование, охрана здоровья и окружающей среды, обеспечение внешней и внутрен­ней безопасности и многие другие. Сложившаяся в стране (при актив­нейшем содействии госаппарата) социально-экономическая система ли­шает государство средств на выполнение его жизненных функций.

До сих пор попытки госаппарата произвести частичный передел доходов не дали результатов. Объективно возникла альтернатива: либо данный государственный режим реформирует компрадорско-корпоративную систему и вместе с тем изменится и сам, либо он ли­шит себя всяких прав на существование.

В течение последнего года правительство начало проводить по­литику осторожного частичного дистанцирования от стопроцентной подчиненности интересам компрадорско-монополистического комплек­са. Это проявилось в ограничении льгот, введении элементов контро­ля над вывозом капитала, повышении некоторых пошлин и др. С конца 1996 г. предпринята попытка ограничить монополистический грабеж бюджета путем неуплаты налогов.

Но подобные частичные меры не способны изменить паразити­ческую природу компрадорско-монополистического комплекса. В бли­жайшем будущем правительство столкнется с дальнейшим ухудше­нием ситуации и ускоряющимся движением маятника индивидуаль­ных приоритетов в неблагоприятном для него направлении. Чтобы удержать власть демократическими методами, оно вынуждено будет пойти на новую глубокую реформу социально-экономической систе­мы. Если же правительство окажется не в силах порвать свою родо­вую пуповину с компрадорско-монополистическим комплексом, то кардинальную реформу осуществят иные, оппозиционные ему силы.

Реформу сложившейся системы можно осуществлять различными путями и с ориентацией на разные цели. (Это отдельная тема, которую мы здесь не рассматриваем.) Однако в любом случае уже не применим анархо-либералистский механизм трансформации, эпоха которого бес­славно закончилась. Он должен уступить место принципиально новому механизму, основанному на организованном и конструктивном взаимо­действии общенациональных, индивидуальных и групповых интересов.

* * *

В течение многих десятилетий по России катилось "красное ко­лесо" мировых и гражданских войн, революций, репрессий. Теперь катится "желтое колесо" экономической войны за передел собствен­ности и доходов, за контроль над природными богатствами, "желтое колесо" насилия над самим бытием нации. И правит этим колесом не разум нации, а "желтый дьявол" корысти. Бег этого "желтого коле­са" не так кровав, как "красного", но не менее разрушителен.

Ссылки:

1 Olson M. The Logic of Collective Action. Cambrige, Mass., Harvard University Press, 1965, 1971 (Олсон М. Логика коллективных действий. М.: Фонд экономичес­кой инициативы, 1995); Olson M. The Rise and Decline of Nations. New Haven, Conn., Yale University Press, 1982.

2 Олсон М. Рассредоточение власти и общество в переходный период. Доклад на конференции "Реформы в России: установившиеся интересы и практические аль­тернативы", М., IRIS, ИЭППП, 1995 г.

3 Ослунд А. "Рентоориентированное поведение" в российской переходной эко­номике. - Вопросы экономики, 1996, № 8, с. 102.