2.5“Приговор” демократии
Шпенглер относится скептически к многочисленным социально-политическим теориям, которые получают широкое распространение в эпоху демократии. Появление таких теорий говорит о распространении в эту эпоху рационализма или, как его называет Шпенглер, «религии образованных». Теоретические выкладки различных учений, по мнению Шпенглера, не влияют на политический процесс, как и вопрос об их истинности или ложности. Для политики важны лишь лозунги, которые вытекают из теорий, ибо эти лозунги обладают мобилизующей силой и способны воздействовать на массы.
Демократия обречена на умирание из-за того, что вся её атрибутика, весь залог её существования вырождается, превращается в комедию – и чем больше они демонстрируются и утрируются, тем меньше значат на деле. “Теперь, когда политика денег становится невыносимой”, демократия с их помощью уничтожает саму себя: «традиция и личность потеряли свое непосредственное влияние и каждая идея, чтобы быть реализованной, вначале должна быть осмыслена в категориях денег». К тому же сводятся все средства, которыми единственно возможно реализуются так называемые демократические принципы и свободы. Отсюда, исходя из определения рабства как формы навязанного рабочего договора, следует вывод, что любой служащий в эпоху либеральных практиков находится нередко в гораздо более тяжёлой зависимости и пользуется меньшим уважением, чем те рабы, которых так пытались освободить либеральные идеалисты.
Единственное “спасение” от демократического краха для стран, культур и народов, Шпенглер видит в возвращении внутреннего аристократизма, благородной традиции, сознательности и чести каждого отдельно взятого человека: “именно поэтому ныне разворачивается решающая схватка между демократией и цезаризмом, между ведущими силами диктаторской капиталистической экономики и чисто политической волей Цезарей к порядку”. “Силы крови”, вытесненные рационализмом больших городов, представляют в глазах Шпенглера большее благо, чем расчеты и методы исчерпавшего себя капиталистического мира.
Заключение
Согласно Шпенглеру, получается, что либеральное разрушение традиции — это война культуры и цивилизации, всё чаще приводящая к сходу «освобождённых» наций со сцены – и «не в пользу вечного мира, а в пользу других наций», что неизменно превращает их в объект чужой политики.
Другим итогом либеральной демократии стало отнюдь не правление народа, а воля отдельных личностей, выдвинувшихся благодаря деньгам и прессе. Парламентаризм скорым шагом приближается к той роли, которую он сам готовил монархиям, так как центр тяжести большой политики перераспределяется на частные круги. А это, заключает Шпенглер, «есть переход … к цезаризму». То есть закономерным итогом «прав» и «свобод» становится перераспределение власти от традиционных сословий — духовенства и знати, к воротилам финансового мира, с последующим закрепощением мысли и действия.
Все, что Шпенглер осмысливал на рубеже XIX-XX веков, выглядит очень современным; его пристрастный анализ сущности демократии, исходя из закономерностей развития и ведения политики, характеризует её как разрушительный и тупиковый путь развития и общества, и каждой отдельно взятой личности. Вероятно, Шпенглер видел и положительные черты демократии, однако они оказались незначительными по сравнению с тем, что демократия как практика несет человечеству.
1 С. 466
2 С.465
1“в Египте— с концом Среднего царства, в Китае - с периодом борющихся государств, в Багдаде и Византии - с периодом Аббасидов. В западноевропейских столицах формируются партии парламентского стиля, в античных городах-государствах - партии форума, а мавали и монахов Феодора Студита мы знаем как партии магического стиля” (с.467)