Глава 33. Проблемы и противоречия процесса развития атд. Подходы к их разрешению

1. ПРОБЛЕМЫ И ПРОТИВОРЕЧИЯ ПРОЦЕССА РАЗВИТИЯ АТД

Системы АТД и местного самоуправления обладают, по признанию специалистов, еще большим консерватизмом, чем другие элементы государственного устройства. Всякий институт государства быстро обретает механизмы самовоспроизводства и саморазвития. Рост армии чиновников, занятых в управлении на местах, объясняется не только объективным усложнением этой сферы, развитием коммунального хозяйства, децентрализацией и расширением компетенций местного самоуправления, но и бюрократизацией многих его звеньев. В то же время, АТД и должно быть устойчивым. Всякая его ломка чревата крупными проблемами для граждан и хозяйства.

Вместе с тем относительная неизменность АТД неминуемо вступает в противоречие с прогрессом в технологии, экономике, социальной структуре и идентичности людей. Поиск соотношения устойчивости и динамики АТД, преемественность в эволюции его сетки – непростая задача. Нарастание противоречий между стабильностью АТД и динамичным характером общественной жизни порождается четырьмя группами проблем:

- урбанизацией и эволюцией узловых экономических районов;

- технологическим прогрессом и структурными изменениями в экономике;

- изменениями в идентичности (самосознании) и потребностях людей, их отношении к участию в управлении муниципальными делами;

- пересмотром роли государства в решении социальных проблем, появлением новых подходов в его финансировании.

В странах разных типов эти проблемы проявлялись по - разному и на разных этапах исторического развития, имея при этом, в большей или меньшей степени, универсальный характер. Рассмотрим их проявление этих пролблем в ситуации конкретных обществ и стран.

Урбанизация. Сущность этой проблемы связана с тем, что рост городов привел к возникновению огромных различий в численности населения, экономическом – а стало быть, и налоговом потенциале низовых административных единиц. В большинстве стран Запада коммуны – самые старые территориальные коллективы, где сложились многовековые традиции общинного самоуправления. Какой бы малой не была численность населения коммуны, она, как правило, сохраняет определенную, хотя часто и формальную самостоятельность. Права коммун на целостность их территории считаются неотъемлимыми. Территория коммуны может быть изменена лишь с согласия населения либо при одобрении вышестоящих выборных органов.Если такого одобрения нет, то необходимо специальное решение законодательных или исполнительных органов (например, во Франции – Государственного Совета).

Поэтому уже на первом этапе урбанизации – “точечного” роста городов – отток населения из сельской местности и ее обезлюдение привели к быстрому росту числа мелких коммун, уменьшению среднего числа их жителей, углублению разрыва между основной массой мелких сельских коммун и небольшим числом крупных и сверхкрупных городов.

До начала 1970 – ых годов около 80 % коммун в Западной Европе насчитывали менее 5 тыс. жителей, а более 65 % - менее 1000. В Бельгии более 2/3, а во Франции – более 60 % коммун имеют менее 500 жителей. Велики различия между ячейками АТД и более высокого уровня. В самомкрупном департаменте Нор во Франции перепись 1999 г. зарегистрировала 2555,0 тысяч жителей, в самом малом – Лозер – лишь около 73,5 тыс. Понятно, что функции формально равноправных коммун резко различаются. Более того,, мелкие коммуны просто не в состоянии выполнятьположенные функции без сотрудничества друг с другом или с более крупными соседями.

Для городских муниципалитетов быстрый приток населения поставил множество неотложных проблем, связанных с землепользованием, строительством дешевого жилья, инфраструктурой, общественным транспортом, требовавших крупных затрат, и поиском источников их покрытия. Концентрация рабочих мест вгородах привела к появлению массовых ежедневных трудовых поездок, усугублявших финансовые трудности городов из – за так называемого “эффекта размазывания” (spill – over). Проводя большую часть дня в городе, маятниковые мигранты пользуются его инфраструктурой (например, чаще всего дотируемымгородским транспортом), а налоги платят по месту жительства. В итоге расходы городского бюджета как бы “размазываются” по обширной территории, не принося ожидаемого эффекта.

На этапе субурбанизации города “выплеснулись” далеко за пределы своих официальных границ, центральные их части нередко деградировали, становясь фокусами концентрации беднейших слоев населения, иммигрантов, национальных меньшинств, молодежи, еще не нашедшей своего места на рынке труда. Более состоятельные семьи переселялись в спокойные и благополучные пригороды, что способствовало углублению финансовых трудностей муниципалитетов. Прежние административные проблемы сохранялись, но при этом появились ряд новых. В частности, стала более острой необходимость сложной координации деятельности коммун и даже целых провинций, чьи территории полностью или частично входят в состав единой городскойагломерации или функционального узлового района.

Агломерации оказались разделены между десятками и даже сотнями административно – территориальных едниц. В метрополитеновских ареалах Нью – Йорка и Чикаго их более 1000, Филадельфии – около 850, Питтсбурга – около 700. В среднем 33 самых крупных метрополитеновских ареала США были к началу 1980 – ых гг. раздроблены на 268 административных единиц каждый. Большой Милан включает около 600 коммун. Для Стокгольма также характерно несоответствие его административных границ и реальных рубежей агломерации.

В итоге решения, принимавшиеся в одной части агломерации, могли затрагивать интересы жителей другой без их согласия. Проходило распыление средств из – за дублирования городских служб, создававшихся “для себя” в разных частях единого города, снижение их эффективности из – за недостаточных масштабов и ограничения радиуса действия, отсутствия общегородского планирования и координации. Из – за этого, в свою очередь, углублялись различия в уровне обеспечения населения городскими службамии их качестве, нарушался баланс между потребностями населения и финансовой базой муниципалитета.

Кроме того, уровень обеспечения населения коммунальными услугами зависит и от того, какие политические силы находятся у власти в каждом муниципалитете, какие отношения они поддерживают с соседями, граничит ли муниципалитет с крупным или малым территориальным образованием (если с крупным, то можно подключиться к его сетям, если с малыми – приходится создавать свои). Социал – демократы и в целом левые силы были (во всяком случае, в теории) более склонны увеличивать расходы на социальные нужды, субсидировать услуги для более бедной части населения, тогда как либералы – вкладывать средства в инфраструктуру. Таким образом, и в чисто политической сфере, казалось бы подтверждалось правило – чем больше административных единиц, тем более глубоки социальные различия.

На деле, однако, все оказывалось сложнее. Группа британских географов провела тщательное исследование зависимости бюджетных расходов английских муниципалитетов от партийного контроля над муниципалитетами, устранив при этом влияние других многочисленных факторов (демографической и социальной структуры населения и его доходов и др.). Оказалось, что рамки, в которых муниципалитет может маневрировать средствами, чрезвычайно узки: львиную долю занимают расходы, которые практически не поддаются урезанию или объективно необходимы (ремонт школ, окончание ранее начатого строительства, выплата долговых обязательств и т.п.). Исследование показало, что победа консерваторов или лейбористов на муниципальных выборах почти не оказывает влияния на расходы муниципалитетов на душу населения. Однако более тонкий анализ статей расходов может обнаруживать различия в распределении средств. Даже небольшие различия в нем подчас имеют значительный социальный эффект. Лейбористские муниципалитеты больше расходовали на жилье и образование, чем те, что находились под контролем консерваторов.

Как бы то ни было, в эпоху субурбанизации уже упомянутый “эффект размазывания” дополнился новыми аспектами: жители зажиточных пригородов, работающие в центральном ядре агломерации, превратились для его властей в богатых нахлебников, поскольку пользовались всеми благами, оплачиваемыми муниципалитетом, не компенсируя это своими налогами. Правда, поездки жителей пригородов в центр способствуют росту оборота расположенных там предприятий торговли и сферы услуг, а тем самым и росту взимаемых городскими властями налогов. Тем не менее, по подсчету американских специалистов, каждый житель пригородов, приезжающий на работу в Нью – Йорк, “стоил” его муниципалитету ежегодно 21 тыс. долларов, а в Вашингтоне – 23 тыс.

Не избежала подобных проблем и Западная Европа. Агломерация Брюсселя расположена в трех районах, фактически превратившихся в субъекты федерации, - двуязычном районе Брюссель, состоящем из 19 коммун и охватывающем историческое ядро города, Фландрии и Валлонии. Более половины занятых в районе Брюссель ежедневно приезжают из – за его пределов.

Население Брюсселя долгое время сокращалось за счет выезда в пригороды наиболее состоятельной его части, в том числе многочисленных чиновников, занятых в руководящих органах Евросоюза и НАТО. В столице концентрируются мигранты (их доля возросла с 16,1 % в 1971 г. до более чем 30 % в конце 1990 – х), преимущественно из стран Магриба и Турции, и другие малоимущие слои. В результате и средний, и медианный доход на душу населения относительно среднего по стране неуклонно уменьшался (в 1975 г. – соответственно 117,5 и 105,4%, в 1989 г. – 103,8 и 97,3 %). Одновременно дальние пригороды, особенно на юге агломерации, в Валлонии, становились все богаче. В то же время душевные расходы брюссельских коммун, более чем на 1/3 финансировавшихся за счет коммунальных налогов, были на 40 % выше, чем в Валлонии, и на 70 % - чем во Фландрии. Уровень коммунальных налогов в районе Брюссель намного выше, чем на периферии агломерации.

Проведенный Р.Ф.Туровским и С.В.Мироненко анализ эволюции доходов населения, уровня местных налогов – подоходного и на недвижимость – с 1970 по 1990 г. в 59 коммунах Брюссельской агломерации показал растущую поляризацию доходов и уровня коммунального налогообложения. Усиление роли провинци Брабант – промежуточного административного уровня между все более усиливавшимися районами и коммунами (провинции не являются в Бельгии территориальными коллективами) – могло бы стать выходом из положения. Однако из – за извечной напряженности в отношениях между франко- и нидерландоязычной общинами провинция была разделена между районами Фландрия и Валлония. В этих условиях выходом может стать сочетание дальнейшей децентрализации – ослабление роли центрального правительства наряду с укреплением «Европы регионов» и функций Брюсселя как столицы ЕС.

Субурбанизация на фоне консерватизма сетки АТД закрепила социальную сегрегацию. Во многих штатах США минимальный порог для образования территориального коллектива – всего 500 жителей. До 1990 г. города могли довольно легко расширяться за счет сельских территорий, и в этом были заинтересованы фирмы по торговле недвижимостью и строительные компании. Однако затем жители богатых пригородов захотели оградить себя от социальных катаклизмов городских центров и сохранить низкие налоги, и законодатели практически всех штатов приняли нормы, резко затруднившие рост городских территорий. К ним могут быть относительно легко присоединены лишь территории вокруг автострад или вокруг обслуживающего их аэропорта. Поэтому городские территории росли очень медленно и нередко приобретали причудливую, с отростками и эксклавами форму. В соответствии с законодательством многих штатов изменение административных границ происходит лишь после одобрения большинством населения на референдуме.

Администрации богатых пригородов принимают всевозможные меры, чтобы сохранить качество жизни и предотвратить проникновение на их территории бедных слоев населения, что неизбежно приведет к снижению цен на недвижимость. Так, в части штата Коннектикут, входящей в агломерацию Нью – Йорка, 75 % земли входят в зону, в которой можно продавать участки не менее чем в 1 акр. Нередко регламентируется также характер застройки, чтобы удорожить ее стоимость. Казалось бы, разумный принцип приближения средних школ к жилью приводит к воспроизводству социальной и расовой сегрегации, с чем без особых успехов пытались бороться, составляя такие маршруты подвоза учеников автобусами, которые охватывали «белые» и «черные» кварталы (тауншипы).

В бывших социалистических странах также возникло несоответствие между подлинными размерами города и его официальными границами. Но вопрос решался относительно просто: время от времени принималось постановление о расширении городской территории. Так, территория Москвы была резко увеличена в 1960 г., когда ее рубежи были раздвинуты до строившейся Московской кольцевой автодороги (МКАД) и в них включены несколькуо городов Московской области и обширные сельские пространства. В 1984 г. Москва протянула свои «щупальца» вдоль некоторых магистралей уже и за МКАД, хотя и новое увеличение ее площади вызвало неодобрительные отзывы многих специалистов, полагавших, что следовало более интенсивно использовать городскую территорию путем выноса непрофильных для столицы предприятий, складов, замены высоковольтных ЛЭП подземными кабелями и т.п. Расширение территории города повлекло за собой дальнейшее увеличение протяженности коммуникаций, затрат времени москвичами на поездки к месту работы, сокращение лесопаркового защитного пояса. Это решение трактовалось как победа лобби столичного строительного комплекса: проще и дешевле вести поточное строительство жилья «в чистом поле», чем маневрировать на ограниченных площадках, оставшихся внутри города.

На современном этапе «контрурбанизации» дисперсность размещения населения и рабочих мест еще более возрастает. Все более ценятся качество окружающей среды, особенности городской среды, характерные для малого города. Постиндустриальная экономика вызвала резкое увеличение доли рабочих мест на мелких предприятиях в сфере услуг, в том числе особенно в так называемых производственных – в консалтинге, дизайне, рекламе, маркетинге, аудите, связанных с телекоммуникционными сетями, и даже на дому. Эпицентры экономического роста смесились в удобно расположенные малые города и сельские поселения, а также в деловую часть некоторых крупнейших («мировых») городов – центров управления глобализирующейся экономикой.

Все это, с одной стороны, затруднило, а с другой – сделало менее актуальными или, во всяком случае, сильно изменило потребности в координации деятельности сотен и тысяч коммун, входящих в узловые районы вокруг городов. Более того, изменения в социальной структуре жителей и их ментальности сделали стратегическое планирование в рамках обширных территорий политически неприемлемым.

Технологический прогресс и структурные изменения в экономике. Мы начали рассмотрение противоречий между тенденциями общественного развития и стабильностью АТД с урбанизации, но очевидно, что характер расселения на каждом историческом этапе связан с экономическими сдвигами и технологическими инновациями в промышленности, на транспорте, в связи, торговле.

На раннем этапе урбанизации систему поселений в густонаселенных районах Европы связывали пассажирское железнодорожное сообщение и трамвай. Так, территория Бельгии была пронизана трамвайными линиями, в том числе междугородними, что позволило рабочим жить в небольших городах и сельской местности и сохранило традиционную планировку городов с односемейными домами в двух – трех уровнях, окруженными небольшими участками. С этим связана и приверженность бельгийцев сохраняющимся веками мелким коммунам. Однако в большинстве стран именно на этом этапе урбанизации росли крупные городские промышленные агломерации. В промышленности ведущую роль играли крупные предприятия, поскольку большая единичная мощность агрегатов, например в черной металлургии, обеспечивала высокую экономическую эффективность.

На ход более поздних этапов урбанизации огромное влияние оказала автомобилизация, позволившая значительно отдалить жилье от рабочих мест, вынести за границы крупных городов торговые и развлекательные центры, изменившая модели потребления и образ жизни в развитых странах. В Центральной и Восточной Европе, в том числе в России, автомобилизация началась гораздо позднее и в меньших масштабах. Производственная и территориальная концентрация промышленности была выше, что, наряду с другими важными причинами, способствовало продолжению роста «точечных» крупных городов, укреплению структур типа «центр – периферия» в АТД.

Современное развитие телекоммуникаций еще больше ослабляет зависимость между размещением фокусов экономической жизни и расселением.

Изменения в идентичности и потребностях людей и их отношении к участию в управлении муниципальными делами. Чувство единства интересов, принадлежности к территориальной общности жителей страны, района, города, местности -–одна из основ местного самоуправления, причем ее роль возрастает. От нее зависит заинтересованность в местном самоуправлении, легитимность, а следовательно, и эффективность деятельности администрации. Для нынешней ситуации в развитых странах характерны три тенденции.

Растущий индивидуализм, вызывающий отчуждение людей от крупных административных единиц, порождает стремление отгородиться от «чужих» проблем границами своих коммун. Представители среднего класса стремятся жить в изолированных, социально однородных и строго контролируемых ими общинах. Крайним выражением такого подхода стали так называемые gates communites (“общины за воротами”) в США – огороженные со всех сторон поселения, в которые не только ограничивается доступ посторонних (например, нельзя въезжать на джипах), но регламентируются многие аспекты повседневной жизни. Их жители резко выступают против каких – либо проектов, не связанных с обслуживаем их непосредственных нужд – от промышленных предприятий до торговых центров. Побеждает психология NIMBY – “not in my backyard” (“только не в моем дворе”). Людей все чаще волнует, что делается в их квартале (neighborhood), а до города в целом с его сложными проблемами, бедными и бездомными, автомобильными пробками и неадекватной инфраструктурой им мало дела. Этому же способствуют сдвиги в технологиях предоставления традиционных муниципальных услуг, их передача частному сектору. Другой стороной медали является интерес обитателей изолированных общинк деятельности низовой административной единицы (более активное участие в выборах и т.п.); рост этнического и регионального самосознания и усиление региональной идентичности часто в ущерб национальной (государственной), способствующей регионализации.

Пересмотр всего комплекса отношений между человеком и местной администрации. Правам личности все чаще отдается приоритет в сравнении с интересами территориальной общности.

Потребности людей растут и, что особенно важно, постоянно диверсифицируются. Органы власти на разных уровнях, как правило, неспособны быстро и адекватно реагировать на изменения в потребностях. В эпоху “государства всеобщего благосостояния” на Западе и при социализме в Центральной и Восточной Европе они взвалили на себя ответственность за многие сферы жизни общества, и бремя расходов оказалось чаще всего непосильным. Социальные программы и деятельность коммунальных служб приносились в жертву интересов политиков и партий, падала их эффективность. Ныне предполагается, что слишком сильная финансовая зависимость местного самоуправления от центральной власти, с одной стороны, и людей от государственных органов – с другой, подавляет местную и частную инциативу, общественную самоорганизацию (низовую демократию). В деятельности местного самоуправления, в частности в городах, упор переносится от прямого контроля над деятельностью разных коммунальных служб на создание необходимых условий для проявления частной или групповой инициативы в соответствующих сферах и регулирование рынка услуг. Это создает предпосылки для уменьшения роли занятых в управлении и роли местных властей вообще и опять – таки повышает жизнеспособность, казалось бы, раньше обреченных мелких коммун.

Таким образом, суть проблемы адаптации АТД к социальным изменениям заключается в том, что пространство деятельности меняется.

Это касается всех его пространственно – временных циклов – ежедневных (поездки на работу), еженедельных (проведение уик – энда, поездки во второе жилище), жизненных (переезды, связанные с изменением в семейном положении) и др. Имея ввиду нарастающую роль телекоммуникаций, американский географ Б.Берри назвал наше время “эпохой телемобильности”. Следовательно, модифицируется территориальность людей – самоидентификация с конкретным местом жительства, населенным пунктом, районом, их заинтересованность в местном самоуправлении.

Пространство деятельности, в котором протекают процессы социализации, социального воспроизводства людей, в котором они выступают как потребители товаров, услуг, городской среды, - это и есть территориальная основа демократического участия в управлении. Сисема административных границ, унаследованных от прошлых исторических эпох или созданных на основе технических и бюрократических критериев оптимального административного районирования, отстает от технологических и социальных изменений – они либо гораздо уже пространства деятельности (как в крупных городах в период субурбанизации), лио шире его. В этом состоит определенная угроза демократии, социальной устойчивости общества.

2. СОВРЕМЕННЫЕ ПОДХОДЫ К РАЗРЕШЕНИЮ ПРОБЛЕМ РАЗВИТИЯ АТД.

Поэтому вполне естественно, что мысль специалистов по территориальному управлению и особенно географов долгое время была направлена на то, чтобы в максимально возможной степени совместить функциональные границы городских узловых районов (границы де – факто) с границами административных единиц (де – юре). Выдающийся шведский географ Т.Хагерстранд предложил приблизить административные границы к рубежам пространства деятельности людей, а точнее – пространственно – временных циклов, из которых складывается их жизнь. На этих концепциях была основана американская концепция стандартного метрополитенского статистического ареала (СМСА), ограничивающего зону, в которой не менее 15 % самоеятельного населения работает в центральном городе. На них ориентирована реформа АТД в Великобритании, предпринятая в 1974 г. – одна из самых радикальных в Европе. Наконец, на нее во многом опиралась теория административного районирования в СССР и многих других бывших социалистических странах.

Однако сразу выявились трудности применения этого подхода: невозможность постоянного приспособления административных границ к реальным социальным рубежам, трудности в выборе критериев их определения. Действительно, если взять критерии СМСА, 15 % самодеятельного населения – это очень небольшая его часть, и к тому же оно составляет только 40 – 60 % его жителей. Пространственно – временные циклы, связанные с ежедневными поездками на работу, - важная часть деятельности населения, но далеко не единственная. Иными словами, жизненное пространство большинства населения агломерации много уже границ СМСА.

Если придерживаться двухзвенного административного деления, то можно взять за основу его границ два вида деятельности населения – например, трудовую и потребление товаров и услуг – но каких? Безусловно, можно выбрать некие более или менее естественные лимиты, связанные с различными потребностями человека – например, трудовые поездки обычно сходят на нет за пределами изохроны двухчасовой доступности; продукты питания, предметы первой необходимости приобретаются невдалеке от дома, школы также не могут расположены слишком далеко от места жительства и т.д. Но каким потребностям отдать приоритет -–не вполне ясно.

Другой подход к определению административных границ – выделение примерно одинаковых и «оптимальных» по численности населениятерриториальных ячеек, но его применение наталкивается на ту же проблему поиска критериев.

В большинстве европейских стран в основном сохраняется АТД, сложившееся в результате волны реформ АТД, прошедших по всей Европе в 1970 – х – начале 1980 – х годов. Некоторые обусловившие их факторы актуальны и сегодня.

3. РЕФОРМЫ АТД: ГЕОГРАФИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ И ПОСЛЕДСТВИЯ

Главными направлениями реформ 1970 - - х – начала 1980 – х годов были:

- приближение АТД к границам функциональных городских районов;

- укрупнение территориальных ячеек – низовых административных единиц;

- укрупнение единиц основного деления (первого порядка) – создание административных регионов.

Укрупнение низовых ячеек. Радикальное решение проблемы – ликвидация мелких старых коммун и создание на их месте новых территориальных коллективов. В результате изменений АТД число коммун сократилось в Финляндии с 600 до 327, ФРГ – с 24,5 тыс. до 8,5 тыс., Бельгии – с 2500 до 596, Дании – примерно с 1400 до 275. Но во многих странах слияние коммун весьма ограничено. Во Франции, например, где принят ряд законов, стимулирующих слияние мелких коммун, с 1955 по 1971 г. оно затронуло всего 864 коммуны и привело к исчезновению 462 коммун. После 1971 г. слияние коснулось еще около 2 тыс. коммун, но все же их доля не превысила и 10 % общего их числа (Драго, 1982). И понынев стране насчитывается около 36 тысяч коммун.

В Великобритании в ходе почти 20 – летних дебатов британские географы предлагали положить в основу сети АТД крупный город с его полем тяготения – городской район, для чего потребовалось перекроить все административные границы. Однако в принятом проекте за основу взяты старые границы, хотя число территориальных яччек сокращено примерно на треть. Одна из главных особенностей действующего деления - образование метрополитенских графств на территории 6 крупных агломераций. Эта реформа считается одной из наиболее радикальных и стала возможной лишь благодаря дуалистической системе управления, принятой в Великобритании. Укрепление низовых административных единиц отражало и озабоченность правительства тем, что в самых мелких из них всегда больше шансов имели радикалы и некотрые местные советы превратились, как тогда выражались, в “маленькие Москвы” (“little Moscows“).

В других странах широко применяютсягибкие способы объединения коммун без потери ими самостоятельности. Такой путь - создание организаций межкоммунального сотрудничествав двух формах - добровольных целевых соглашений и создания надкоммунальных единиц, иногда в обязательном порядке на основе закона. В последнем случае каждая коммуна остается автономной, но делегирует часть полномочий общему для них органу, состоящему из представителей объединяющихся коммун или на основе косвенных многоступенчатых выборов.

Так, в ФРГ надкоммунальные объединения входят в большинство коммун. Они становятся субъектами планирования, им передаются полномочия, изъятые из компетенции коммун. Для агломераций, занимающих более 20 % территории страны, создаются «объединения городов», заменяющие крайзы. Эти «двухступенчатые» органы являются одновременно и союзом коммун, и коммуной.

Постоянное отставание доходов от потребностей заставляет органы местного самоуправления искать возможности для «экстернализации» расходов – избавления от некоторых трат и ответственности за соответствующую сферу путем перевода ее на частную основу.

Такую возможность дают, в частности, специальные округа. Они также позволяют упростить систему АТД общей компетенции. В США им делегируют прежде всего функции в области среднего образования (школьных округов – более 16 тысяч), но также санитарии, здравоохранения, жилищного строительства, библиотечного дела, водоснабжения и т.д. (Шорт, 1983). Большинство специальных округов никак не связано с границами низовых территориальных единиц и подчиняется напрямую штатам. Только 14 % специальных округов совпадают с единицами общей компетенции. Некоторые округа устанавливают собственные целевые налоги, в них общим голосованием населения избираются советы. Органы управления других избираются путем косвенных выборов.

К недостаткам специальных округов можно отнести огромную разницу в налогообложении между ними. Например, в школьных округах США расходы в расчете на одного ученика различаются во много десятков раз. Кроме того, затруднен демократический контроль за деятельностью даже тех округов, которые управляются выборными органами.

Дробность и усложненность территориального управления отчасти имеет политический смысл – ослабить политическую борьбу, отстранить низкооплачиваемую часть населения от участия в ней. Американский исследователь К.Ньютон писал по этому поводу: «В самом деле, политические различия легче выразить, когда социальные группы действуют в рамках одной политической системы и одних и тех же политических институтов, но эта задача осложняется, когда эти группы разделены политическими границами и не выступают на одних и тех же политических выборах, не борются за контроль над одними и теми же выборными органами, не ведут дискуссии об одном и том же муниципальном бюджете» (Ньютон, 1978, С.84).

В итоге в городских агломерациях США органы местного самоуправления и специальные округа реализуют главным образом интересы жителей богатых пригородов.

При укрупнении административно – территориальных единиц и создании надкоммунальных объединений, таким образом, есть риск снижения уровня муниципальной демократии. Не случайно меры по укрупнению коммун сопровождались децентрализацией в ряде наиболее крупных коммун – созданием квартальных советов в Риме, Милане, Париже, Марселе и Лионе. Создание меж- и надкоммунальных объединений чревато развитием бюрократического государственного управления в ущерб представительным учреждениям.

В большинстве стран, даже с дуалистической системой организации местного самоуправления, контроль за деятельностью органов местного самоуправления – важнейший политический ресурс. Он может использоваться оппозиционными силами для противостояния партиям и силам, находящимся у власти в центре. Это противостояние сталопредметом так называемой инструменталистской теории местных органов власти. Правительства активно используют рычаги воздействия на них:

- регулирование их деятельности нормативными актами, утверждение планов и бюджетов, установление лимитов на местные налоги, прямой контроль через своих чиновников;

- передача части функций и соответствующего финансирования центральным государственным институтам и/или государственным частным компаниям;

- санкции, вплоть до роспуска избранных советов. Наиболее известный случай – роспуск в 1986 г. консервативным правительством М.Тэтчер Совета Большого Лондона и еще шести советов других городов, возглявляемых лейбористами. Эти советы были восстановлены только после возвращения лейбористов к власти в 1997 г.

Создание крупных регионов путем объединения административно – территориальных единиц первого порядка – объективная потребность нынешнего этапа социально – экономического развития. На Западе она возникла и по экономическим, и по политическим причинам еще в 1970 – х годах.

Политические причины заключались в активизации местного капитала и создании так называемых региональных коалиций и связанных с ним политических сил как реакция на процессы глобализации мировой экономики.

Стадии подъема циклов Кондратьева сопровождаются волной инвестиций, распределение которых происходит в соответствии со специфичными для нее закономерностями. Так, на этапах ранней индустриализации основная часть инвестиций направлялась в угольные и железнорудные бассейны и в районы, хорошо обеспеченные водой и гидроэнергией, в которых развивалась текстильная промышленность. Известный британский географ Д.Мэсси уподобила волны инвестиций геологическим отложениям (Мэсси, 1984). В одних районах слой таких отложений заметно гуще, чем в других (обычно это столичные регионы). Иногда «древнейшие» отложения выходят на поверхность(депрессивные районы, как правило, малопривлекательные для инвесторов в последние десятилетия), в других, наоборот, старые слои перекрыты новейшими осадочными породами (это районы современных высокотехнологичных отраслей). Каждый район или город, таким образом, имеет "в«анамнезе" »вою уникальную траекторию развитию, которая во многом объясняет особенности местной политической культуры и формирования локальной элиты.

Согласно Мэсси, современный кондратьевский цикл ставит местный капитал перед выбором трех альтернатив:

- ответить на вызов конкурентов из ругих районов, выигрывающих от притока новых инвестиций и, в свою очередь, увеличить вложения в производство, чтобы поднять его эффективность. Но, как правило, для этого приходится сокращать социальные издержки;

- перевести проиводство в другие регионы или страны с более благоприятными факторами производства (в частности, с более дешевой рабочей силой);

- создать «коалицию развития» на месте, т.е. обединить усилия местных производителей, не принадлежащих крупным транснациональным компаниям, местных властей и ведущих социальных сил (партий, профсоюзов, общественных организаций), убедив их затянуть пояса и попытаться создать более привлекательныеусловия дляинвесторов, изменить имидж региона или города и противостоятьвызовам глобализации. Такие коалиции особенно характерны для США.

При этом состав и природа таких коалиций должны гибко меняться в зависимости от обстоятельств и не попадать под влияние консервативных сил, обычно занимающих сугубо оборонительную, а стало быть, проигрышную в итоге позицию. К примеру, в депрессивном районе подобная коалиция не должна идти на поводуу металлургических компаний, стремящихся оттянуть неизбежный конец, а пытаться активно реструктурировать промышленность и хозяйство в целом.

Отсюда дилемма для региональных или местных властей. Можно поставить во главу угла интересы повышения потребления, рискуя проиграть другим странам и регионам стратегическое соревнование за инвестиции в глобальном масштабе. Но можно и отдать приоритет накоплению, мобилизуя граждан как потребителей, однако рискуя вызвать социальное недовольство.

Эта дилемма встала перед региональными властями и в целом политическими элитами уже довольно давно, с середины 1970 – х годов, когда западная экономика успешно справилась с энергетическим кризисоми встала на путь ускоренной интернационализации. Этот период вполне логично совпал с подъемом политической активности населения периферийных районов, особенно специфичных в этнокультурном отношении, особенно специфичных в этнокультурном отношении. Наиболее богатые из них не хотели больше в условиях жесткой конкуренции делиться со своими соседями через общегосударственные механизмы перераспределения, в бедных ситуация обострилась из – за свертывания старых отраслей.

Так или иначе, «этнические предприниматели», пытаясь укрепить этническую и/или региональную идентичность, всегда активно разыгрывают экономическую карту, подчеркивая подлинное или мнимое ущемление интересов региона центральными властями. Отсюда – требование передачи регионам реальных полномочий, связанных с хозяйственным, социальным и культурным развитием, создания крупных регионов, особенно охватывающих ареал расселения национального или культурного меньшинства, и наделения его представительными органами.

В то же время и центральные власти воспользовались этими тенденциями для того, чтобы передать социальные задачи властям регионов и оздоровить бюджет.

Таким образом, возникла общая заинтересованность в регионализации – «снизу» и «сверху».

Деконцентрация и децентрализация. В свою очередь, французский государствовед Ж.Ведель предлагает два возможных принципа совершенствования местного управления – деконцентрации и децентрализации.

По заключению автора, под деконцентрацией понимается «организационная техника, которя состоитв передаче важных прав по принятию решений представителям центральной власти, поставленным во главе округов или административных служб... Деконцентрация – это всего лишь техника управлени, которая сама по себе не равнозначна развитию демократии, поскольку она сохраняет всю администрацию в распоряжении центральной власти или ее представителей» (Ведель Ж. Административное право Франции. М., 1973. С. 392).

Децентрализация же, по определению Веделя, состоит «в передаче прав на принятие решений не просто представителям центральной власти, а органам, которые не находятся в иерархическом подчинении центральным органам власти и которые зачастую избираются заинтересованными гражданами... Децентрализация имеет определенные демократические достоинства, поскольку она предполагает передачу управления макисмальным числом дел в руки непосредственно заинтересованных лиц или их представителей... В основе территориальной децентрализации лежит географический фактор: она приводит к созданию публичных юридических лиц, компетенция которых распространяется на определенную территорию (например, коммуна)» (Ведель Ж. Указ. соч., С. 392).

Помимо этого, децентрализация как политико – правовой феномен предполагает: признание автономного существования определенных интересов местного характера; передачу управления органам, обладающим известной независимостью по отношению к центральной власти; наделение органов децентрализованного самоуправления правосубъективностью и финансовой автономией (Там же, С. 393).

На основе вышеописанной методики Ж.Ведель выделяет несколько основных систем административного управления регионами:

1) Системы, которым присуща одновременно и концентрация, и централизация – вся региональная администрацияполностью зависит от центральной власти, и все важные решения принимаются центральным правительством;

2) Система, для которых характернадеконцентрация при отстуствии децетрализации – региональная администрация зависит от центральной власти, и, соответственно, от государства, но предствители центральной власти на местах обладают достаточно широкими полномочиями;

3) Система, для которых характерна децентрализация – какая – то часть служб региона управляется автономно по отношению к центральной власти (в частности, выборными органами).

К числу стран, в которых теория и практика регионализации имеет особенно длительную и сложную историю, относится Франция. Онако только после 1982 г., после прихода на пост президента Ф.Миттерана, регионы стали полноценными территориальными коллективами наряду с департаментами и коммунами. При этом финансовая база регионов была задумана таким образом, чтобы их бюджет наполнялся в основном из собственных источников. В 1980 – 1990 – х годах региональные власти действовали весьма успешно.

Реформы АТД, как правило, сопряжены с изменением механизма межрайонного перераспределения налоговых средств. Однако, как уже отмечалось в предыдущей главе, этот механизм нуждается в периодическом пересмотре, ибо в противном случае может оказаться, что «бедные» районы платят «богатым». Во Франции, например, разработаны процедуры, позволяющие передавать часть налогов преимущественно в пользу селитебных поселений, т.е. противодействовать эффекту «богатого нахлебника».

Во – первых, перераспределение части средств, поступающих от налога с оборота, в пользу селитебных коммун производится через специально создаваемые надкоммунальные объединенияв соответствии с величиной этого налога на душу населения.

Во – вторых, этим объединениям передаютсякомпетенции в области жилищного строительства и градостроительства и других важных социальных областях. Коммуны, входящие в объединение, обязуются согласовывать ставки некоторых налогов и налоговые скидки.

В – третьих, создаются механизмы перераспределения на уровне вышестоящих органов власти, например, специальные фонды, которыми распоряжаются генеральные советы департаментов. 40 % фондов получают слабые коммуны, у которых налоговая база недостаточна в сравнении с потребностями, 60 % - коммуны, в которых проживает часть рабочей силы, занятой на крупных предприятиях богатых коммун. При этом последним возвращается часть отчислений, если какой – либо процент работающих живет в той же коммуне. Однако поскольку отчисления в парламентский фондрассчитываются по прогрессивной шкале, компании стремятся сократить или избежать их, разбивая производство на несколько формально независимых предприятий.

Возражая против сложившейся системы компенсаций, представители заинтересованных коммун не без основания утверждают, что более высокие налоговые поступления в бюджет индустриальных коммун – не болеечем возмещение их жителям за худшие экологические условия и другие неудобства.

Необходимость перераспределения налоговых поступлений ставит важную в теоретическом и практическом отношении проблему территориальной справедливости. Эта многогранная проблема включает такие аспекты, как определение приемлемых границ неравенства между территориальными коллективами и пути компенсации изначального неравенства в условиях их еятельности, права территориального коллектива и пути компенсации неравенства в распоряжении территориальными ресурсами и связанной с ними рентой. Важно правильно соотнести заинтересованность центра в определенных функциях территорий и возражения против этого самой территориальной общности людей.

Территориальная справедливость может рассматриваться как равный доступ граждан в разных территориальных ячейках к услугами другим благам в соответствии с потребностями (уравнительный подход). Но есть и другая точка зрения, подразумевающая некоторую степень неравенства в связи с разной эффективностью хозяйства регионов, их разным вкладом в общую копилку.

По – видимому, наиболее справедливым можно считать подход, обеспечивающий выравнивание бюджетов регионов в зависимости от усилий, требующихся для получения одинакового экономического результата в разных условиях. Наконец, при выравнивании диспропорций в условиях самоуправления нужно предусмотреть компенсацию определенным регионам за чрезмерно узкую специализацию на какой – либо отрасли в интересах всего общества, из – за чего сужается спектр социальных ролей для человека, он лишается должного выбора профессии и путей в жизни, нередко вынужден мигрировать (Смирнягин, 1990).

В законодательстве зарубежных стран обычно предусмотрены возможности преодоления крайних проявлений эгоизма со стороны органов местного самоуправления. Например, в ФРГ городские власти в городе – крайзе или в городском объединении коммун могут принудить их администрацию согласиться со своим решением на основании "общественной целесообразности".

Во Франции имеются законодательные процедуры, позволяющие государству или районным властям вторгнутьсяв святая святых местного самоуправления – землепользования, объявив какую – либо зону «землями, представляющими общественный интерес», и таким образом реализовать нужный, но непопулярный проект. Однако затрагиваемым коммунам предоставляется существенная материальная компенсация, по поводу которой возможен торг.

Медленное течение реформ АТД связано и с заботой государства о преемственности его сеток, надлежащем восприятии преобразований общественным мнением, предпочтением косвенных, стимулирующих мер принудительным. Реформа АТД – сложный процесс, часто выдвигающийся в число приоритетных направлений политической жизни. Частично это вызвано политической заинтересованностью в стабильности АТД, служащего основой сети избирательных округов.

Известна закономерность: чем дольше сохраняются границы округа, тем сильнее тенденция голосовать за кандидата одной и той же партии – известного в регионе политического деятеля. Во Франции до реформы избирательного закона 1986 г. насчитывалось 25 округов, границы которых не менялись по крайней мере с 1927 г. (три – даже с 1875 г.). В них, как правило, не только от выборов к выборам избирался один и тот же кандидат правой партии, но и после его смерти или ухода из политической жизни его мандат переходил к его детям или ставленникам.