Приход к тирании.
Выраженный государственный террор начался с введением в 1565 году опричнины, вызванной подозрениями Ивана IV в боярском заговоре. Но для того, чтобы отчётливо понимать причины резких изменений во внутренней политике, следует обратиться к истории.
В переписке с Андреем Курбским, царь обвиняет в измене многих знатных людей, но особая роль, несомненно, отводится деятелям «Избранной Рады»: Алексею Адашеву и Сильвестру.
Большим влиянием на царя Адашев стал пользоваться вместе со знаменитым благовещенским священником Сильвестром после страшных московских пожаров (в апреле и в июне 1547 г.) и убиения возмутившимся народом царского дяди князя Юрия Глинского. Эти события, рассматриваемые как кара Божия за грехи, произвели нравственный переворот в молодом впечатлительном царе. С этого времени царь, не расположенный к знатным боярам, приблизил к себе двух неродовитых, но лучших людей своего времени, Сильвестра и Адашева. «Был в это время при нашем дворе собака Алексей Адашев…ещё в дни нашей юности, не пойму каким образом, возвысившийся из телохранителей; <…> Потом, для совета в духовных делах и спасения своей души, взял я попа Сильвестра…».31
Время так называемого правления Сильвестра и Адашева было временем широкой и благотворной для земли деятельности правительства (созыв 1-го земского собора для утверждения «Судебника» в 1550 году, созыв церковного собора Стоглава в 1551 году, покорение Казани в 1552 году и Астрахани (1556 год)). Позднее Грозный пишет: «поп Сильвестр сдружился с Алексеем, и начали они советоваться тайком от нас, считая нас неразумными: вместо духовных, стали обсуждать мирские дела, мало-помалу подчинять вас, бояр, своей воле, из-под нашей же власти вас выводя, приучали вас прекословить нам и в чести вас почти что равняли с нами, а мелких детей боярских по чести вам уподобляли».32
«Несмотря, однако, на неприятные столкновения по причине разности взглядов на дела политические, Ионанн, без сомнений, не поколебался бы в своей доверенности и привязанности к Сильвестру и Адашеву, если бы продолжал верить в полную привязанность их к своей особе и к своему семейству».33 Перемены в отношения царя со своими приближенными начались после возвращения в 1552 году из похода на Казань, когда остро вспыхнул вопрос о престолонаследии по причине болезни Ивана. Царь велел боярам присягнуть новорождённому сыну своему Дмитрию. Многие бояре были против или принесли присягу неохотно. «И те, кого ты (обращается к князю Курбскому. – А.А.) называешь доброжелателями, с попом Сильвестром и вашим начальником Алексеем Адашевым, восшатались, как пьяные, решили, что мы уже в небытии,..»34 Они имели в виду посадить на царство в случае смерти царя двоюродного брата, удельного князя Владимира Андреевича Старицкого.
Позднее, «в начале августа 1560 года умерла царица Анастасия Захарьина. Пошли слухи, что её «счаровали» враги».35 Тень подозрения пала на бывших приближенных правителя, не любивших царицу. В Москве их осудили как «ведомых злодеев»36. Сильвестра перевели в Соловки на вечное заточение, Адашев остался в Юрьеве, но был взят под стражу, вскоре умер.
Расправившись с современниками, царь постарался искоренить саму память о них. Играми и потехами он хотел добиться популярности среди народа и дворян, «сходя к человеческим слабостям…устраивал я их для того, чтобы он нас, своих государей, признал, а не вас (бояр. – А.А.), изменников…»37
«Превратив политический вопрос о порядке в ожесточённую вражду с лицами, в бесцельную и неразборчивую резьню, он своей опричниной внёс в общество страшную смуту, а сыноубийством подготовил гибель своей династии».38
Невозможно не согласиться с этими словами Ключевского. Он сумел точно и компактно выразить ту трагическую реалию, которая произошла в конце правления Ивана IV Грозного.