Глава 1. Об изобретении музыки.

О том, каким образом Пифагор изобрел музыку, упоминает Макро­бий во второй книге. По его словам, Пифагор, слу­чайно проходя по улице, услышал, как кузнецы бьют молотами по раскаленному железу, и слух его вдруг воспринял этот звук так, как будто бы тот имел вну­три себя определенные соотношения, при которых высокий (acumina) [звук] находился в созвучии с низким звуком (gravitati), так что и тот и другой [звуки] оставались для слушателей разделенными оп­ределенным образом и из различных ударов рожда­лись созвучия. Он заставил кузнецов изменить моло­ты, и, когда это было сделано, различие звуков, исхо­дя от людей, передалось молотам. После того как он изучил разницу веса в каждом отдельном случае, он приказал сделать молоты побольше и от изучения молотов перешел к изучению струн. Он натянул ове­чьи кишки и жилы быков, привязав к ним различные грузы, по образцу [веса] молотков, которые он изучил раньше. Из этих созвучий впервые получилась музы­ка, и притом такая приятная, какой ее сделала певу­чая природа струн.

Итак, Пифагор, овладев столь важной тайной, изобрел числа, с помощью которых появились строй­ные (consoni) звуки. Расположив их в таких соотно­шениях, в которых они звучали, он перешел к созда­нию [теории] музыки. Так рассказывается здесь [т. е. у Макробия]. Но, как говорит Туллий [Цицерон] в четвертой главе первой книги «Тускуланских бе­сед», сам он [Пифагор] пользовался струнами и пе­нием. Цицерон говорит, что пифагорейцы, по слухам, имели обыкновение некоторые части своего учения

254

излагать в скрытой форме в песнях и с помощью пе­ния и струн приводить в спокойное состояние свои мысли, возбужденные усиленным размышлением.

Глава II. О красоте музыки.

Среди искусств му­зыка — наиболее красивое. Об этом говорит Ремигий: величие музыки захватывает все живое и все нежи­вое, ее без конца прославляют сонмы ангелов, архан­гелов и всех святых. Боэций в своем «Прологе» пишет: ничто так не свойственно роду человеческому, как [способность] создавать приятные размеры (modis) и соединять [их] с противоположными. И это свойст­венно не только отдельным занятиям и возрастам, но распространяется решительно на все науки. Дети, юноши и даже старики естественным образом стре­мятся добровольно заняться музыкальными разме­рами, и вообще нет возраста, который не наслаждался бы сладкозвучным пением.

Музыку можно уподобить удивительному расте­нию: ветви ее красиво расположены в виде числовых соотношений, цветы — виды созвучий, плоды ее — приятные гармонии, доведенные до совершенства с помощью самих созвучий. Об этом говорит и Бер­нард: музыка есть нечто единственное, всеобъемлю­щее, ее величие с божьего соизволения постоянно приводит в движение все, что движется в небе, на земле, в море, в голосах людей и животных, в росте тел, она движет годы, дни, время.

Глава III. О пользе музыки.

Согласно Исидору, без музыки ни одна наука не может быть совершен­ной, ведь без нее ничто не может управляться. Лишь только Давид ударял [по струнам] кифары, как Саул освобождался от нечистого духа, и это получилось благодаря нежности музыкального звука. О пророке Элисии мы читаем: на вопрос царя, не чувствует ли он теперь, что лишился пророческого духа, он прика­зал принести к нему псалтирий и, как только он начал играть на нем, тотчас почувствовал, что на него сни­зошел пророческий дар, и он стал пророчествовать. Ведь мы ежедневно видим пользу звуков, производи­мых рогом, трубой и другими инструментами, в сражениях. Подобным же образом полезно это для

255

души. И Пифагор говорил, что наш мир создан с по­мощью музыки и может ею управляться, так как все, что внутри пульсирует в наших жилах, явно связано свойствами с гармонией при помощи музыкальных ритмов. Боэций говорит: ведь нет лучшего пути зна­ния к душе, чем тот, что раскрывается с помощью слуха.