От церкви мадлен до бастилии

Шатобриану достаточно было одного тома, чтобы описать путь от Парижа до Иерусалима. А сколько времени и томов понадобилось бы для того, чтобы описать путешествие от церкви Мадлен до площади Бастилии?

В этой громадной открытой артерии, называемой бульварами, бьется кровь всего Парижа; здесь струится чудесная жизнь, происходит нигде не виданное брожение идей, и человечество кипит ключом, сталкиваясь, смешиваясь и стремясь со всех концов к этому месту всемирных встреч.

Вот наступают зимние холода; это оживленный сезон газовых фонарей и бульваров после спокойного сезона лесов и морских купаний. И подобно тому как в июне Париж разъезжается по всему свету, так с приходом ноября в Париж съезжаются люди из всех уголков земного шара. Но Париж для иностранцев, так же как и для нас, — это бульвар от церкви Мадлен до Шато д'О.

Мы, парижане, обожающие Париж во всех его видах, в его величии, в его очаровании и даже в его пороках, мы больше всего любим бульвар. Мы знаем на нем каждый дом, каждую лавчонку, каждую вывеску; и лица тех, кто каждый вечер с пяти до шести прогуливается здесь, не менее привычны для наших глаз.

И вот, выходя каждый день в один и тот же час на ту же прогулку и встречая все те же лица, я подумал однажды о тех людях, которые вместе со мной совершают это короткое и в то же время такое разнообразное путешествие; затем я подумал о тех, кто ходил тут до них, и о тех, кто был здесь еще раньше. Я думал о всех людях и событиях, о всех подвигах и преступлениях, прошедших до нас по этой длинной аллее, и меня охватило страстное желание хоть немного узнать историю бульваров.

Бесконечна и всеобъемлюща эта история! Я могу отметить лишь ее отдельные моменты. Вам, о завсегдатаи бульваров, посвящаю я свой труд.

Бульвар этот молод с одного конца и стар с другого. Церковь Мадлен — его детство, площадь Бастилии — его старость. В самом деле, постройка Мадлен была закончена лишь в 1830 году, после того, как ее раз десять разрушали и строили снова. Людовик XV заложил первый камень этого памятника 3 апреля 1764 года.

Будем двигаться потихоньку, ибо воспоминания очень многочисленны, хоть это и новый квартал. И будем уделять внимание только крупным именам. Вот улица Омартен; в этом доме на углу умер пылкий Мирабо.

Остановимся на улице Мира. Ее задумал Людовик XV, а создал Наполеон.

Как-то вечером (если верить исторической хронике) будущий император, а тогда еще начальник артиллерийского батальона, обедал с другими офицерами на Вандомской площади у генерала д'Анжервиля, шурина Бертье.

После обеда Наполеон предложил пойти к Фраскати, поесть мороженого. Все согласились и пошли. Наполеон вел под руку г-жу Тальен; он остановился на несколько секунд, рассматривая большую площадь без памятника, и, повернувшись к г-ну д'Анжервилю, сказал:

— Ваша площадь пуста, генерал. У нее не хватает опоры в центре: колонны вроде Траяновой или могилы, в которую опускали бы прах солдат, погибших за родину.

Г-жа д'Анжервиль согласилась:

— Это хорошая мысль, дорогой майор; я лично предпочла бы колонну.

Наполеон рассмеялся:

— Вы ее получите, сударыня, когда мы с Бертье станем генералами.

И император сдержал свое слово.

Идем дальше. Шоссе д'Антен! О! Сколько здесь воспоминаний! И каких! Они должны до глубины души потрясти вас, утонченные завсегдатаи бульваров, наполнить трепетом вашу плоть, зажечь в ваших глазах пламя зависти к наслаждениям былых времен.

Когда-то, во время Регентства, здесь было болото, а рядом деревня Поршерон и ферма Гранж-Бательер.

Узенькая тенистая тропинка, ведущая в Гранд-Пинт, пересекала эти места от ворот Гальон до деревушки Клиши. Да, менее полутораста лет тому назад самый богатый и оживленный район Парижа был настоящей деревней, с «маленькими домиками», днем молчаливыми, а ночью полными смеха, поцелуев, шума, сквозь который слышался звон разбитых бутылок и бряцание шпаг.

Здесь было царство любви, страна галантных похождений. Тут бывали все прелестные и обаятельные женщины, о которых мы мечтаем до сих пор: г-жа де Кэвр, графиня д'Олон, жена маршала де ля Фертэ; а когда синяя карета въезжала галопом в ворота наглухо закрытого особняка, это значило, что сегодня вечером регент Франции ужинает, сидя между г-жой де Тансен и герцогиней де Фалари, в обществе герцога де Бриссака и маркиза Коссэ.

Дальше, на Арканском мосту, каждый день бывали поединки, черт возьми! И красавица г-жа Лион с красавицей Луизон д'Аркен смотрели, как там дрались на шпагах их любовники — граф Фьеск и г-н де Талляр.

А позже здесь был особняк известной Гимар, а также известной Дютэ, которой сам король хотел поручить светское воспитание своего сына, и знаменитой Дервье, так много любившей.

Под той же крышей спали одна за другой г-жа Рекамье и прелестная графиня Леон. Ибо здесь была страна красоты, ума и грации.

Тут побывал Месмер; Калиостро здесь впервые познал славу; на этой улице родился Мирабо.

История Шоссе д'Антен потребовала бы десятилетнего труда, но, будь она написана, мы, право, не посмели бы дать вам ее в руки, сударыни. А впрочем... впрочем... если б вы могли последовать этому примеру и вернуть нам неповторимую эпоху очаровательной и остроумной галантности, ветреной и аристократической любви, упоительных поцелуев, которые давали так легко и так легко забывали!

Но вот улица Лафита.

18 июля 1830 года в большом, строгом и богатом зале совещались политики под председательством банкира Лафитта. Судьба Франции пока не решена. Но вот входит еще один человек, присоединяется к собравшимся, и все встают, поняв, что дело монархии погибло навсегда, ибо имя вновь пришедшего было Талейран, а он никогда не ошибался. За ним следует парламентер, посланный Карлом X. Но ему говорят, что уже поздно.

А на другой день в том же зале Тьер пишет орлеанистское воззвание.

Дальше я вижу Ганноверский павильон. Откуда такое название? А это народная насмешка. Герцог Ришелье построил его на деньги, награбленные им во время Ганноверской войны, и парижский народ заклеймил роскошный особняк, пригвоздив к нему эту кличку.

А вот дом м-ль Ленорман, и дальше, за поворотом на улицу де Турнель, дом Нинон де Ланкло, вечно юной и прелестной Нинон, которая собственному сыну внушила роковую страсть, убившую его. Нинон, той восхитительной куртизанки, которая, угадав гениальность никому не известного молодого человека, оставила ему свою библиотеку! И этого молодого человека звали Аруэ де Вольтер.

О министры изящных искусств! О министры народного просвещения! Кто из вас сделал что-нибудь подобное?

Идемте скорее, наше время на исходе.

На улице Сен-Мартен нас ждут очень давние истории.

Дело происходит в 1386 году. Два нормандских дворянина в железных доспехах стоят друг против друга в ожидании поединка: король Карл VI решил обратиться к суду божию, чтоб покончить с их ссорой.

Жака Легри обвиняют в том, что он силой овладел женой Жана де Каруж, но он отрицает это. Они дерутся долго, очень долго; наконец Жак Легри падает, но продолжает отрицать. Противник становится коленом ему на грудь, но он все так же отрицает. Тогда король велит его повесить. Но и в час смерти он не сознается! А несколько месяцев спустя открывается его невиновность.

Суд божий не более справедлив, чем суд человеческий.

На бульваре дю Тампль был маленький домик, который теперь уж не существует. Он принадлежал рабочему Булю.

Вот еще одна любовная история. Великий король хотел подарить своей возлюбленной, м-ль Фонтанж, поистине царскую обстановку и созвал всех парижских мастеров на конкурс, из которого победителем вышел Андре Булль. Скандальная хроника добавляет, что после того как он обставил особняк фаворитки изумительной мебелью, созданной его талантом, вдохновленным любовью, он отпраздновал в нем новоселье под носом у короля-солнца.

Мы склоним голову, проходя мимо дома Бомарше, историю которого знает весь мир, и остановимся передохнуть перед Июльской колонной на площади Бастилии.

Вот в нескольких словах история бульвара, какой ее можно найти у многих старинных и современных авторов, если только запастись небольшим терпением.