Лексические различия
Наиболее известные (см.), не вызывающие разногласий примеры лексических различий речи жителей двух российских столиц следующие:
Подъезд\Парадная
Бордюр\Поребрик
Водолазка\Бадлон
Проездной\Карточка
Эстакада\Виадук
Шаурма\Шаверма
Батон\Булка
Пончик\Пышка
Палатка\Ларёк
Курица\Кура
Утятница\Латка
Ластик\Резинка
Более подробно эти и другие проявления особой лексики в двух столицах представлены в таблице ниже (кликните справа на «показать»). Следует учесть, что приведённое в таблице не свидетельствует о том, что в том или ином городе говорят только так или преимущественно так, а не иначе — это лишь свод вероятностных отличий, подтверждённых более чем 2-4 источниками, которые могут и ошибаться — но, тем не менее, присутствуют. На что, безусловно, накладываются временны́е (значимая часть слов уже или ещё не является распространённой нормой в настоящее время), возрастные и социальные факторы, разница в круге общения и т. д. Рассматривайте таблицу как список того, что вы можете услышать, а можете и не услышать, в том числе проживая в городе с рождения.
История появления
Основной причиной лингвисты обычно считают особенности истории становления двух столичных городов России. К процессу возведения Санкт-Петербурга царём Петром было привлечено большое количество технически продвинутых людей, управленцев, купечества из самых разных областей России и из-за границы. Из них позже и сформировался столичный образованный слой, элита.
Мы, не вдаваясь в подробности, разделили бы жителей Петербурга на четыре разряда — на чиновников, офицеров, купцов и так называемых петербургских немцев. Кто не согласится, что эти четыре разряда жителей нашей столицы суть настоящие, главнейшие представители Петербурга, с изучения которых должно начинаться ближайшее физиологическое знакомство с Петербургом?
Для продвижения по карьерной лестнице в свежеотстроенной столице представители всех видных столичных прослоек были заинтересованы не только в изучении иностранных языков, но и в возможно более быстром овладении русским — грамотный русский язык был (и остаётся) статусной принадлежностью образованного класса. Однако эти специалисты понимали, что не могут опираться на во многом хаотический конгломерат говоров, отголоски которых они слышали вокруг, так как на тот момент не было и не могло быть уверенности, что простолюдинами воспроизводится именно общерусская языковая норма. Приходилось во многом доверять прежде всего письменным источникам, а значимый процент последних составляли бумаги канцелярского оборота, и речевым оборотам и лексикону, принятым в тех кругах, где тот или иной неофит надеялся обосноваться — что влекло неумеренные заимствования. Вот строки о Петербурге из «Московского стихотворения» (1859) Николая Некрасова:
В употреблении там гнусный рижский квас,
С немецким языком там перемешан русский,
И над обоими господствует французский,
А речи истинно народный оборот
Там редок столько же, как честный патриот!
В итоге петербуржская речь стала традиционно тяготеть к письменной литературно-канцелярской, а не к устной норме, формироваться на основе первой. «Мы, петербуржцы, вызвучиваем каждую букву…» — отмечает доктор филологических наук Владимир Котельников, заместитель директора Института русской литературы РАН (Пушкинский дом). Ему вторит научный сотрудник лаборатории этимологических исследований филфака МГУ имени М. В. Ломоносова Людмила Баш: «На Невском произносили слова более книжно, „буквенно“, под влиянием правописания.» Москва в этом смысле давала больше свободы, так как общественные прослойки в городе не были так сильно перемешаны и, в результате, сохранялась возможность выбирать круг общения и воспринимать соответствующий ему стиль речи более естественно. На это накладывался и больший консерватизм: старомосковская знать традиционно не так быстро воспринимала реформы и нововведения, предпочитая более плавную эволюцию, порой с трудом расставалась с архаизмами. Впрочем, описанная выше петербуржская традиция имела и свои негативные последствия: опора на письменные образцы в ущерб устным привела к тому, что к началу-середине XIX века в Петербурге сильно развился канцелярит. Столичный статус, обилие чиновничества не могли не сказаться на разговорном и письменном языке формировавшегося разночинного среднего класса и, в свою очередь, повлиять на обычаи культурной среды города (см., напр., тогдашнюю (1859) полемику в журнале «Современник»):
На днях мы видели блистательное доказательство этого неуменья петербургских жителей правильно выражаться по-русски. В протоколе 13-го заседания Общества для пособия нуждающимся литераторам и ученым напечатано в пункте 8-м следующее: «Если в каждом образованном человеке значительно развито чувство благородной деликатности, запрещающей не только не напрашиваться на пособие, но и стыдливо принимать пособие добровольное, то оно должно быть еще сильнее развито в человеке, посвятившем себя литературе или науке» (см. «СПб.» и «Москов. ведом.»). Может ли хоть один москвич допустить такое выражение, явно извращающее смысл речи? _Чувство деликатности запрещает н_е напрашиваться! Запрещает стыдливо принимать_!!! Боже мой! Да где же г. Покровский с своим памятным листком ошибок в русском языке? Где А. Д. Галахов, который так громил, бывало, Греча и Ксенофонта Полевого? Хоть бы он вразумил этих петербургских литераторов, не умеющих писать по-русски со смыслом!