8.3. Изменение вектора советской внешней политики.
Тройственные переговоры в Москве
В начале мая Сталин сделал серьезные перестановки в руководстве наркоматом иностранных дел. 3 мая 1939 г. в наркомат приехали Берия, Маленков и Молотов, которые и объявили Литвинову, что он снят с поста наркома. Предлог был найден: Литвинова обвинили в том, что он якобы окружил себя предателями и шпионами. В советских газетах писали, что Литвинов ушел «по собственному желанию». В СССР и за рубежом для многих это оказалось неожиданным. Литвинов в наркомате работал с 1918 г. и был одним из самых опытных советских дипломатов. В отличие от Чичерина, делавшего ставку на развитие советско-германских отношений, Литвинов был известен как сторонник сотрудничества с западными демократиями. Он последовательно и уступал за создание антигерманской системы коллективной безопасности. Казалось, что позиции Литвинова довольно прочны. Только в марте на XVIII съезде партии он был избран членом ЦК. Но опытные наблюдатели не могли не отметить, что Сталин во второй половине 30-х гг. постепенно изолировал Литвинова. В 1937-1938 гг. без согласия наркома прошла «чистка» НКИДа, в результате которой были арестованы близкие Литвинову его заместители Г.Я. Сокольников, Н.Н. Крестинский, Б.С. Стомоняков. Были арестованы многие полпреды в зарубежных странах и сотрудники аппарата НКИДа. Так, полпреда в Турции Л.М. Карахана, долгое время работавшего заместителем наркома, вызвали в Москву для назначения полпредом в Вашингтон и арестовали. Генерального консула в Барселоне В.А. Антонова-Овсеенко, находившегося на дипломатической работе с 1924 г., вызвали в Москву для назначения на должность министра юстиции РСФСР и арестовали. Полпреда в Болгарии Раскольникова вызвали в Москву, и на болгарской пограничной станции из газет он узнал, что снят с должности. Он стал «невозвращенцем» и опубликовал открытое письмо, в котором обвинил Сталина в репрессиях.
Отстранение от должности Литвинова было для Сталина политической необходимостью, ибо закончилась эпоха коллективной безопасности. Французский политик Э. Эррио сказал, что с Литвиновым ушел «последний друг коллективной безопасности». Началось изменение советского внешнеполитического курса в сторону, как считал Сталин, реальной политики. Еврей на посту наркома был для этого неподходящей фигурой.
Новым наркомом иностранных дел стал В.М. Молотов, который сохранил за собой пост председателя СНК СССР. Молотов не был профессиональным дипломатом и не занимался конкретными проблемами внешней политики СССР, даже занимая пост главы правительства. Но в отличие от Чичерина и Литвинова Молотов был членом Политбюро ЦК партии и участвовал в обсуждении внешнеполитических вопросов настолько, насколько это допускал Сталин. Молотов был одним из близких к Сталину советских руководителей, пользовался доверием вождя, имел возможность личного общения с ним. Молотов был обыкновенным высокопоставленным советским чиновником, и для него Сталин был носителем исторической правды, мудрым и гениальным вождем, обладающим особым дипломатическим даром. Оценки Молотовым международного положения отражали оценки Сталина. Смена наркома иностранных дел подчеркивала возможность смены прежнего внешнеполитического курса.
С приходом Молотова позиция СССР по вопросу о гарантиях была ужесточена. Москва потребовала, чтобы все страны, расположенные вдоль западной границы СССР, получили двухсторонние гарантии. Отказ любой страны получить советские гарантии автоматически снимал предложение в целом. Впервые позицию советского правительства по вопросам внешней политики Молотов открыто изложил в докладе на сессии Верховного Совета СССР 31 мая. Его выступление было выдержанно в духе сталинских установок, высказанных на XVIII съезде партии. Значительную часть доклада заняла критика политики «умиротворения» западных демократий, которая, по словам Молотова, привела к агрессивным акциям Гитлера в Восточной Европе. Молотов обвинил в неконструктивной позиции Великобританию и Францию в вопросе о гарантиях СССР и подталкивании агрессии на Восток. Он напомнил слова Сталина о том, что дипломаты должны «соблюдать осторожность и не давать втянуть в конфликты нашу страну провокаторам войны, привыкшим загребать жар чужими руками». Западу Молотов противопоставил Германию, которая предложи- ла начать переговоры по экономическим проблемам. Он выразил надежду, что, несмотря на их сложность, переговоры закончатся положительно .
Доклад Молотова показывал, что советское правительство пытайся вести игру с обеими конфликтующими сторонами, выжидая от них более выгодных конкретных предложений. Эта линия была продолжена в статье члена Политбюро, секретаря ЦК ВКП(б) А. Жданова, опубликованной в газете «Правда» в конце июня. Жданов обвинил западных лидеров в сознательном затягивании переговоров, в стремлении переложить всю тяжесть гарантий на СССР без учета его интересов, чтобы «облегчить себе путь для сделки с агрессором» . Советское руководство тем самым, во-первых, снимало с себя ответственность за неудачи политики гарантий. Во-вторых, заявляло о своей готовности сохранить нейтралитет в войне, в котором нуждался Гитлер. И этом проявился политический прагматизм Сталина, который не делал принципиальной разницы между западными демократиями и фашистскими диктаторами. Но Сталин еще не пришел к окончательному выбору, о чем свидетельствовали одновременные переговоры Москвы с западными демократиями и Берлином. Советский вождь выжидал, чем нервировал Великобританию и Францию, но особенно Гитлера, который запланировал начать войну не позднее 1 сентября. Сталин вынуждал их первыми делать дальнейшие шаги в переговорах и идти на уступки.
Однако и самого Сталина летом 1939 г. беспокоила перспектива остаться один на один с Гитлером. Великобритания вела активные политико-экономические и военно-политические переговоры с Гитлером но различным каналам с привлечением собственных экспертов и представителей деловых кругов и международных посредников. В начале августа Великобритания предложила Берлину заключить несколько соглашений, в том числе договор о ненападении. Чем настойчивее был Лондон, тем сильнее Гитлер верил в то, что Англия не готова к войне, тем решительнее он был в своих намерениях воевать. Британское правительство все больше убеждалось в том, что с Гитлером не договориться, хотя и оно не прекращало переговоров с целью шантажа Москвы. Под давлением Даладье Чемберлен согласился с советским предложением начать переговоры о заключении трехстороннего соглашения о взаимной гарантии и конвенции с указанием конкретных военных обязательств сторон. На 12 августа были намечены переговоры военных делегаций Великобритании, Франции и СССР в Москве.
12 августа в Москве начались переговоры военных делегаций Великобритании, Франции и СССР. Проходили они довольно странно. Ни одна из делегаций не хотела быть искренней и не думала раскрывать своих планов. Представители Великобритании и Франции получили от своих правительств вести не военные, а политические переговоры, которые бы, во-первых, не допустили сближения СССР и Германии. Во-вторых, припугнули бы Гитлера возможным военным сотрудничеством с СССР. Не случайно глава французской делегации генерал Ж. Думенк имел письменные полномочия только на ведение переговоров, а глава британской делегации адмирал Г1. Драке приехал вообще без письменных полномочий. Инструкции, полученные делегациями, предусматривали затягивание переговоров, сокрытие своих военных планов и стремление получить сведения о боеспособности Красной армии. Имели англичане в запасе и предлог для прекращения переговоров. Им мог стать вопрос о понятии «косвенной агрессии», по которому между сторонами не было достигнуто согласия на предыдущих этапах переговоров. Собственно, западные делегации думали в Москве не о том, как победить в будущей войне, а как избежать войны, припугнув Гитлера. В политических кругах Франции и Великобритании не могли преодолеть сложившихся убеждений об опасности мировой революции, на которую Москва продолжала ориентироваться.
У Сталина после Мюнхена были основания сомневаться в решимости западных стран воевать с Гитлером. Формально позиция советской делегации на переговорах выглядела предпочтительнее. Делегацию возглавил нарком обороны К.Е. Ворошилов, в ее состав входил начальник Генерального штаба Б.М. Шапошников. Делегация получила инструкцию по ведению переговоров, общий дух которой основывался на недоверии «западным империалистам». В своем сообщении о развертывании частей Красной армии Шапошников старался ошеломить западные делегации приводимыми данными и о численности войск, и о количестве военной техники, готовых к боевым действиям: 120 пехотных дивизий, 16 кавалерийских дивизий, 5 тыс. тяжелых орудий, 9-10 тыс. танков, 5-5,5 тыс. самолетов . Достоверность приводимых цифр никто не мог гарантировать, тем не менее генерал Думенк проявил интерес к сообщению Шапошникова. Глава британской делегации был настроен откровенно пессимистично. Адмирал Драке в своем отчете назвал доклад Шапошникова «детской затеей». По заключению британского комитета начальников штабов, огромная по численности Красной армии была плохо вооружена и имела низкую боеготовность. За период «чистки» 1937-1938 гг. были уничтожены трое из пяти маршалов, 11 заместителей наркома обороны, 75 из 80 членов Высшего военного совета, 14 из 16 командующих армиями. Среди репрессированных были все 8 адмиралов, 60 из 67 командующих корпусами, 136 из 199 дивизионных и 221 из 397 бригадных командиров, около 35 тыс. офицеров рангом ниже. По свидетельству французского поенного атташе капитана Боффра, англичане не питали иллюзий ни относительно боевых возможностей Красной армии, ни относительно результатов переговоров. Они рассчитывали выиграть время и оттянуть войну .
Обсуждение военных проблем Ворошилов стремился свести к вопросу о пропуске советских войск через Польшу и Румынию в случае германской агрессии. Участники переговоров заранее знали, что ответ будет отрицательным: Польша и Румыния категорически отказались впускать Красную армию ввиду территориальных претензий СССР. Все ждали, когда этот вопрос поставит советский нарком. Решение зависело от Сталина, который жестко контролировал переговоры. Во время перерывов и после каждого заседания советская делегация докладывала о ходе переговоров лично Сталину. Вождь вносил коррективы в действия делегации с учетом обмена мнениями с Германией. Выждав два дня, Сталин дал указание Ворошилову поставить вопрос о пропуске Красной армии через Польшу и Румынию. Ворошилов вряд ли знал причину сталинского распоряжения, ибо переговоры с Германией держались в строгом секрете даже от членов Политбюро. Западные делегации попытались уйти от ответа заранее подготовленными ссылками на самостоятельность Польши и Румынии, которые сами должны принять решение. Британский генерал Хейвуд рекомендовал советскому правительству самому обратиться с подобным вопросам к правительствам соответствующих стран. После ультимативного повторения вопроса Ворошиловым делегации Великобритании и Франции попросили время для получения ответа из Варшавы на поставленный вопрос. 15 и 16 августа заседания делегаций продолжались. Ворошилов вновь поставил вопрос о позиции Полыни и вновь не получил ответа.
17 августа Ворошилов по указанию Сталина «решительно» потребовал от западных делегаций ответа на все тот же «кардинальный вопрос» и прервал переговоры до 21 августа. Правительства Великобритании и Франции 17-19 августа безуспешно пытались добиться согласия Польши на пропуск Красной армии. На обращения министров иностранных дел Великобритании и Франции Галифакса и Бонне польское правительство ответило отказом, фактически дезавуировав стран-гарантов. Бек считал, что нельзя даже допустить дискуссии о том, чтобы впустить иностранные войска на свою территорию. Польское правительство надеялось, что германо-советский альянс не может состояться по идеологическим причинам, а в одиночку Гитлер не решится напасть на Польшу. Эта позиция поляков оказалась ошибочной.
В 11 часов 21 августа началось последнее заседание англо-франко-советских военных делегаций. Переговоры фактически зашли в тупик, несмотря на попытки Думенка их реанимировать. Отношение совет-ского руководства к тройственным переговорам изменилось ввиду резких подвижек в советско-германских отношениях.
8.4. Германо-советское сближение.
Пакт Молотова-Риббентропа
В Берлине были не в восторге от возможного сближения западных демократий и СССР. Германское правительство летом 1939 г. сделало ряд неожиданных предложений, способных заинтересовать Сталина. Советское полпредство в Берлине оказалось в центре большой дипломатической игры. НКИД оказался к этому готов. Еще в апреле 1939 г. был неожиданно отозван советский полпред в Берлине А.Ф. Мерекалов. Он не был профессиональным дипломатом, до назначения полпредом работал заместителем наркома внешней торговли СССР. Мерекалов не знал немецкого языка, с трудом осваивал азы дипломатической работы. Ожидавшаяся активность в советско-германских отношениях требовала направления на должность полпреда более подготовленного человека. Найти такого в условиях начавшейся чистки НКИДа оказалось непросто. Выбор Сталина пал на Г.А. Астахова. Выходец из дворянской семьи, член РКП(б) с 1918 г., журналист по про-фессии, он в 1920 г. был приглашен на работу в пресс-службу Наркоминдела. В 1937 г. Астахов был направлен в берлинское полпредство в качестве советника, в апреле 1939 г. он был назначен временным поверенным в делах СССР в Германии. Образованный и знающий немецкий язык Астахов был удобным собеседником чиновников германского внешнеполитического ведомства и оказался в гуще надвигаю- итихся событий. Именно через Астахова германский МИД с конца июля 1939 г. стал делать открытые предложения о политическом сближении двух стран. 2 августа Риббентроп в беседе с Астаховым заявил, что между СССР и Германией нет противоречий на протяжении всего пространства от Черного моря до Балтийского. По всем этим вопросам министр предложил договориться в ходе переговоров с советской стороной . Анализируя настроения в Берлине, Астахов докладывал в Москву, что германо-польская война «назревает в усиливающемся темпе», И немцы готовы пойти на серьезные территориальные уступки в Восточной Европе, чтобы нейтрализовать СССР. Берлин выражал готовность ограничить свои интересы в Восточной Европе Литвой, Западной Польшей, Румынией без Бессарабии. Это означало, что другие части региона Берлин рассматривал как зону советских интересов. Ас- | ахов подчеркивал, что немцев «явно тревожат» тройственные переговоры, и Москва в случае германо-советского соглашения должна прекратить тройственные переговоры и отказаться от заключения договора с Великобританией и Францией. Шифрограммы и доклады Астахова, отличавшиеся точностью и полнотой воспроизводства бесед с немецкими чиновниками, передавались лично Сталину.
В Москве настойчивые предложения о расширении германо-советского сотрудничества делал непосредственно Молотову германский посол Шуленбург. 15 августа посол передал советскому наркому па-мятную записку, которой указывалось на готовность Германии совместно с СССР «внести ясность в территориальные вопросы Восточной Европы». Советское правительство соглашалось с необходимостью улучшения отношений с Германией. В своем ответе, переданном Шуленбургу 17 августа, Молотов высказался за подписание советско- германского кредитного соглашения и пакта о ненападении, сопровождаемого специальным протоколом, в котором стороны конкретизировали бы свои внешнеполитические интересы. 19 августа германское правительство дало положительный ответ и заявило о готовности Риббентропа приехать в Москву для подписания всех необходимых документов.
21 августа Гитлер, ссылаясь на угрожающее развитие германо- польского кризиса, предложил подписать договор не позднее 23 августа. Сталин согласился, и 23 августа Риббентроп прилетел в Москву на переговоры во главе делегации из 37 человек. Вопрос о заключении советско-германского договора на Политбюро не обсуждался. Сталин лично вносил поправки в подготовленные тексты будущего договора и специального протокола о сферах внешнеполитических интересов договаривающихся сторон. Так, он вычеркнул из текста преамбулы договора цветистые фразы о германо-советской дружбе, написанные Риббентропом. Окончательный текст был подписан 24 августа в 2 ч 30 мин, однако датой подписания оставили 23 августа. За его основу был взят советский вариант, изменения в который вносились во время переговоров. С советской стороны пакт подписал Молотов, с германской - Риббентроп. По словам Риббентропа, переговоры проходили в «дружественной атмосфере». После подписания Сталин предложил тост за здоровье Гитлера, а Молотов - за здоровье Риббентропа.
Положения пакта Молотова-Риббентропа, опубликованного 24 августа в Москве и Берлине, не выходили за рамки стандартных двухсторонних договоров о ненападении. СССР и Германия не только договорились не нападать друг на друга, но и соблюдать нейтралитет в случае агрессии со стороны третьей державы. Пакт заключался на 10 лет с возможной автоматической пролонгацией на последующие пять лет. К нему был приложен секретный дополнительный протокол о разграничении сфер обоюдных интересов сторон в Восточной Европе, не подлежавший оглашению. К сфере интересов были отнесены Финляндия, Эстония, Латвия, а также румынская Бессарабия. Территории Польши делилась на сферы по линии рек Нарев, Висла, Сан. Территории восточнее этой линии включалась в сферу советского влияния, западнее - в сферу влияния Германии. К зоне германского влияния была отнесена Литва. Положения секретного протокола о включении суверенных государств в сферах влияния нарушали международное право.
Москва и Берлин подписание пакта считали своей удачей. С точки зрения Гитлера, пакт открыл дорогу войне с Польшей, исключил участие в ней Великобритании и привлек СССР на сторону Германии. Гитлер был доволен Риббентропом и даже назвал его «вторым Бисмарком». Фюрер с интересом выслушал отчет Риббентропа о поездке в Москву, о встрече со Сталиным. Он внимательно рассматривал привезенные фотографии и особенно мочки ушей Сталина, снятые крупным планом. Увидев, что они не прижаты к черепу, облегченно вздохнул: Сталин не еврей.
С точки зрения Сталигга, договор отодвинул участие СССР в европейской войне и подтолкнул войну «межимпериалистическую». Он считал, что повернул германскую агрессию с востока на запад, против Великобритании и Франции, которые подталкивали Гитлера к войгге против СССР. В связи с этим интересно сравнение Сталиным пакта
Молотова-Риббентропа с Мюнхенским соглашением. На Ялтинской конференции он сказал Рузвельту, что пакт появился благодаря Мюнхену. Таким образом, пакт ставился в один ряд с Мюнхенским соглашением, которое Сталин рассматривал как важнейший фактор в развязывании войны.
В политических кругах Великобритании и Франции пакт Молотова Риббентропа вызвал шок. Москву обвинили в отказе от курса на коллективную безопасность и в пособничестве германской агрессии, ныла и другая точка зрения на события 1939 г. В частности, Черчилль был склонен объяснять заключение пакта Молотова-Риббентропа провалом внешней политики западных стран. Сталин, по мнению Черчилля, в преддверии войны стремился улучшить стратегические позиции СССР, действовал расчетливо и реалистично, без оглядки на идеологию .
Советско-германский договор оказались неожиданными для Муссолини, которого Гитлер, союзник по «Стальному пакту», предварительно не проинформировал о своих внешнеполитических действиях. 25 августа Гитлер в письме Муссолини намекнул на скорую войну с Польшей. Муссолини понял, что Италия для Германии не представляет интереса как военный союзник. Обескураженный беззастенчивостью и высокомерием Гитлера, Муссолини тут же направил в Берлин ответ, в котором сообщал, что Италия не сможет участвовать в предстоящей войне без помощи Германии. Список запрошенных итальянцами материально-технических средств был настолько внушительным, что, по словам Чиано, «убил бы быка, если бы тот умел читать». Муссолини просил срочно поставить 7 млн т нефти, 6 млн т угля, 2 млн т стали, 17 тыс. военных автомашин и т.д. Вдобавок к просьбе о помощи Муссолини предложил созвать конференцию наподобие Мюнхенской. Гитлер понял, что в войне с Польшей он может рассчитывать только на СССР. Негативно отнеслась к пакту Япония, ибо она не могла рассчитывать на помощь Германии в случае японо-советской войны. СССР получил возможность сохранить свои войска на восточных границах.
Многие десятилетия пакт Молотова-Риббентропа находится в центре внимания отечественной и зарубежной историографии. В западной историографии пакт Молотова-Риббентропа всегда оценивался как сделка двух диктаторов, которая открыла путь к мировой войне. Несколько иной оценки придерживается Г. Киссинджер. Он подчеркивает, что западные политики не допускали возможности сотрудничества СССР и Германии ввиду принципиальных разногласий между коммунистами и фашистами и поэтому не спешили к сотрудничеству с СССР. Сталин же, как и Гитлер, не считали идеологию непреодолимым препятствием к сотрудничеству. Пойдя на подписание пакта Молотова- Риббентропа, они продемонстрировали Rеа1роlitic в интересах своих
44
стран .
Советская историография долгие годы считала договор с Гитлером «мудрым» и «дальновидным» шагом сталинского руководства. Называла его «вынужденным», подписанным в условиях безальтернативности и единственно правильным. Историки приводили различные аргументы, утверждая, что пакт сорвал создание единого антисоветского фронта и отодвинул участие в войне почти на два года. Существование секретного протокола полностью отрицали. В современной отечественной исторической науке существует более широкий набор мнений, но не менее категоричных и порой недостаточно аргументированных. Критики называют пакт «серьезным просчетом» Сталина, который оказал негативное влияние на международную обстановку конца 30-х гг. и привел к началу Второй мировой войны. Ряд историков считает, что пакт не оказал никакого влияния на начало войны, ибо Гитлер давно войну запланировал. Высказывается мнение, что пакт позволил СССР преодолеть международную изоляцию и привел к признанию его геополитических интересов в Восточной Европе. Существует и прямо противоположная точка зрения, что пакт Молотова- Риббентропа усилил международную изоляцию СССР, который потерял способность к дипломатическому маневру. Имеет своих сторонников и утверждение, что западные страны отказом от заключения трой-ственного соглашения подталкивали Сталина к подписанию пакта с Гитлером. Ряд авторов видит негативные последствия пакта в дезориентации мирового коммунистического движения и свертывании антифашистской пропаганды. Принять Гитлера в качестве союзника для многих коммунистов оказалось невозможным. Многие сотни нацистов в знак протеста против альянса со Сталиным побросали нарукавные повязки со свастикой.
На наш взгляд, бесперспективно связывать пакт Молотова- Риббентропа с политикой только одного из лидеров: Гитлера, Сталина, Чемберлена. Они действовали так, как считали наиболее целесообразным в интересах своих стран. При этом надо иметь в виду, что Чем- берлен не подписывал с Гитлером договора о сферах влияния в Европе. Сталин, согласившись на секретный дополнительный протокол, превратил пакт о ненападении в пакт о нападении. Сталинская политика оказалась своеобразным «сплавом» идеи советизации мира и Rеа1роlitic И сентябре 1939 г. Сталин говорил тогдашнему главе Коминтерна Димитрову, что нет ничего плохого в том, что если в результате разгрома Польши социализм будет распространен на новые территории и население. В октябре он уже утверждал, что придет время, когда будет добровольно» советизирована и Прибалтика. Для Сталина была важнее «советизация», а не ее пути.
И все-таки «авторство» политического кризиса 1939 г. принадлежит Гитлеру, а война была его детищем. Известный немецкий историк И. Фест писал, что весь жизненный путь Гитлера, вся его политика были сориентированы на войну. Не будь войны, они лишились бы цени, и Гитлер не был бы тем, кем был . С этим трудно не согласиться.