9. Крепостное право и попытки социальной реформы в XVIII—XIX веках

Характерные для средневекового общества формы социаль­ного и правового неравенства были известны на Руси еще в киевские времена. Тогда же возникли различные типы зависимости сельского населения от землевладельцев.

Некоторые историки полагали, что в Киевском госу­дарстве существовали и отдельные черты крепостной зависи­мости, но это мнение, не подтвержденное достаточно убедительными фактами, отвергается большинством ученых. Ни закупы, которые получали от землевладельца ссуду и затем отрабатывали ее; ни рядовичи, заключавшие договор о выпол­нении сельскохозяйственных работ; ни общинники-смерды, добровольно или в результате прямого насилия бравшие на себя какие-либо хозяйственные обязательства перед князем, дружинником, боярином,— никакие категории зависимого крестьянства в киевские времена не были крепостными, т. е. юридически привязанными к земле или к личности земле­владельца.

В личной зависимости от господина находились холопы (обращенные в рабов пленники, несостоятельные должники, дети холопов, а также люди, поступившиеся своей свободой добровольно, за деньги или за гарантированный прокорм). Но холопы обычно не занимались сельскохозяйственными работами, а были слугами, иногда воинами или доверенными людьми своих господ. использование холопского труда на земле стало более-менее обычной практикой, вероятно, только в XV-XVI вв., т.е. тогда, когда уже серьезно изменилось и положение большинства сельского населения.

Стремление вотчинников прикрепить крестьян к земле, т.е. обеспечить себя и своих наследников дармовыми рабочими руками, должно было возрасти в феодальный (удельный) период, когда поземельная зависимость (связанная с тем, что крестьянин получал надел на земле или продолжал пользоваться таким наделом после смерти своего отца) во многих случаях почти совпадала с зависимостью подданных от государя (понятия вотчины и государства в то время очень сблизились). Однако в условиях раздробленности, когда земледелец, недовольный своим вотчинником, легко мог за несколько дней, а то и несколько часов добраться до владений соседнего князя, получить там надел и сельскохозяйственный инвентарь, иногда даже ссуду на обзаведение хозяйством, - в таких условиях трудно было обеспечить реальное прикрепление крестьян к земле или личности феодала. Попытки ограничить крестьянские переходы стали более-менее успешными лишь в XV веке.

В 1497 году в Судебнике Ивана III было зафиксировано право крестьянина покидать прежнего землевладельца лишь в течение двух осенних недель: расчеты, связанные с крестьянским выходом или отказом начинались за неделю до 26 ноября (Юрьева дня) и завершались через неделю после этой даты. Это правило, сложившееся на практике задолго до составления Судебника, распространялось на всю территорию, подвластную московскому князю (в Псковской земле, союзной с Москвой, но еще сохранившей известную самостоятельность, существовала сходная норма, только дата перехода была иной).

Право выхода нормально сохранялось в течение полутора веков после Судебника Ивана III, но реализовать его становилось все сложнее и сложнее. Обычно крестьянин считался лишь временным владельцем надела и за пользование им должен был отдавать часть продуктов своего труда в натуральной, иногда денежной форме (оброк), а также обрабатывать землю вотчинника или помещика, ухаживать за его скотом, снабжать его дровами и т. п. (барщина, или изделье). Но очень часто хозяйственные отношения владельца земли и работника услож­нялись ссудами, расчетами за сломанный господский инвен­тарь, недоимками (невыплаченные оброчные суммы); прежде чем переселиться на новое место, нужно было распла­титься со всеми долгами, которые иногда накапливались годами и десятилетиями.

Те работники, которые не пользовались землей из поко­ления в поколение, а впервые садились на выделенный им участок, обычно заключали договоры (порядные записи), в которых могли оговариваться какие-то особые условия рас­торжения соглашения.

В 1550 г. в Судебнике Ивана IV был юридически оформлен новый порядок исчисления пожилого, т. е. выплат, которые должен был сделать уходивший от землевладельца работник. Насколько можно судить, размер пожилого в середине XVI в. зависел от количества лет, в течение которых крестьянин рабо­тал на земле. Если пользование наделом было наследственным или очень длительным, то расплатиться с землевладельцем было попросту невозможно. В этом случае крестьянин был вынужден или мириться с теми условиями, на которых он пользовался наделом, или — если эти условия казались ему вовсе невыносимыми — бежать⁸⁵.

Бегство крестьян с частновладельческих земель стало серьезной проблемой в XVI в. Некоторые бежали на окраины государства, на вновь присоединенные территории или на посте­пенно осваиваемые земли. Потоки беглых, вливавшихся в пест­рую толпу свободных гулящих людей или казаков, становились фактором колонизации северных, восточных и юго-восточных областей. Колонизация, на протяжении многих веков влияв­шая на социальное и политическое развитие русских зе­мель, оказала заметное воздействие и на становление кре­постного права. Возможность переселения в отдаленные районы, где разыскать беглого было нереально, с одной стороны, сдерживала фактическое закрепощение крестьянства, а с дру­гой — побуждала землевладельцев добиваться законодатель­ного оформления своего права свободно распоряжаться тру­дом и судьбами сельских жителей.

Бегство на окраины государства было предприятием слож­ным и опасным, на которое не так уж часто отваживались земледельцы, привыкшие к размеренному оседлому существо­ванию и обремененные семьями. Для таких крестьян более простым способом перемены участи был вывоз, т. е. переезд к другому землевладельцу, который мирно улаживал все дела с прежним хозяином (платил пожилое) или защищал крестьяни­на от притязаний последнего.

Временным владельцем надела и за пользование им должен был отдавать часть продуктов своего труда в натуральной, иногда денежной форме (оброк), а также обрабатывать землю вотчинника или помещика, ухаживать за его скотом, снабжать его дровами и т. п. (барщина, или изделье). Но очень часто хозяйственные отношения владельца земли и работника услож­нялись ссудами, расчетами за сломанный господский инвен­тарь, недоимками (невыплаченные оброчные суммы); прежде чем переселиться на новое место, нужно было распла­титься со всеми долгами, которые иногда накапливались годами и десятилетиями.

Те работники, которые не пользовались землей из поко­ления в поколение, а впервые садились на выделенный им участок, обычно заключали договоры (порядные записи), в которых могли оговариваться какие-то особые условия рас­торжения соглашения.

В 1550 г. в Судебнике Ивана IV был юридически оформлен новый порядок исчисления пожилого, т. е. выплат, которые должен был сделать уходивший от землевладельца работник. Насколько можно судить, размер пожилого в середине XVI в. зависел от количества лет, в течение которых крестьянин рабо­тал на земле. Если пользование наделом было наследственным или очень длительным, то расплатиться с землевладельцем было попросту невозможно. В этом случае крестьянин был вынужден или мириться с теми условиями, на которых он пользовался наделом, или - если эти условия казались ему вовсе невыносимыми - бежать⁸⁵.

Бегство крестьян с частновладельческих земель стало серьезной проблемой в XVI в. Некоторые бежали на окраины государства, на вновь присоединенные территории или на посте­пенно осваиваемые земли. Потоки беглых, вливавшихся в пест­рую толпу свободных гулящих людей или казаков, становились фактором колонизации северных, восточных и юго-восточных областей. Колонизация, на протяжении многих веков влияв­шая на социальное и политическое развитие русских зе­мель, оказала заметное воздействие и на становление кре­постного права. Возможность переселения в отдаленные районы, где разыскать беглого было нереально, с одной стороны, сдерживала фактическое закрепощение крестьянства, а с дру­гой - побуждала землевладельцев добиваться законодатель­ного оформления своего права свободно распоряжаться тру­дом и судьбами сельских жителей.

Бегство на окраины государства было предприятием слож­ным и опасным, на которое не так уж часто отваживались земледельцы, привыкшие к размеренному оседлому существо­ванию и обремененные семьями. Для таких крестьян более простым способом перемены участи был вывоз, т. е. переезд к другому землевладельцу, который мирно улаживал все дела с прежним хозяином (платал пожилое) или защищал крестьянина от притязаний последнего; Во второй половине XVI в. в центральных районах страны резко возросла потребность в рабочих руках (вследствие массового бегства населения и его убыли в годы Ливонской войны и опричнины). Многие мелкие землевладельцы тер­пели огромные убытки, разорялись и уже не могли нести государеву службу. Более богатые вотчинники и помещики пользовались ситуацией, чтобы переманивать к себе крестьян от обнищавших соседей (крупный землевладелец мог себе позволить относительно умеренную эксплуатацию зависимого пашенного населения; нескольким сотням или тысячам кресть­ян было, конечно, легче удовлетворить потребности боярина и его челяди, чем обитателям десятка дворов прокормить помещика с боевым конем и парой пехотинцев)⁸⁶. Понятно, что крупные землевладельцы не были заинтересованы в прикреплении крестьян к земле, а мелкие видели в такой мере чуть ли не единственный способ выправить свое положение. Крестьянские побеги и вывоз зависимых земледельцев из одного владения в другое наносили весьма ощутимый урон государству. Во-первых, подрывалась поместная система (слу­жилые люди в большинстве своем были мелкими владель­цами земли; если им и принадлежали наряду с поместьями вотчины, то обычно очень небольшие). Во-вторых, частновла­дельческие крестьяне были тяглецами, т. е. должны были платить подати в казну и выполнять некоторые государственные повинности. Неудивительно, что в конце XVI в. при довольно плачевном состоянии народного хозяйства и финансов государство должно было принять некоторые меры, направ­ленные к прекращению незаконных крестьянских выходов (от­казов) и вывозов. В 1597 г. был издан указ о сыске беглых, в соответствии с которым подлежали возвращению крестьяне, самовольно покинувшие своих владельцев, если последние заявили об этом после 1592 г. (иногда этот указ понимается как установление постоянного пятилетнего срока сыска бегле­цов). Правительство царя Федора Ивановича (возглавляв­шееся Борисом Годуновым) было вынуждено также объявлять заповедные лета, т. е. временно запрещать всякие крестьян­ские переходы.

Государство при этом заботилось не столько об интересах помещиков, сколько о поступлениях в казну (новые вла­дельцы, вывезшие крестьян, часто укрывали последних от госу­дарственного тягла). Из финансовых соображений власти стре­мились воспрепятствовать и похолоплению крестьян: холопы не несли тягла и были подвластны только своим господам.

Холопство (рабство) было распространено еще в домосковские времена. В XVI в. различались полные (обельные) хо­лопы и люди, зависимость которых от господина ограничи­валась сроком или какими-либо особыми условиями. Вольные люди, заключавшие при поступлении в холопы договоры (докладные грамоты), назывались докладными. В XVI в. про­должало существовать и закладничество (нуждавшийся в деньгах человек закладывал сам себя или своих детей, чтобы получите ссуду; своевременное погашение долга возвращало закладнику свободу). Распространенной формой денежного займа и найма в услужение была кабале. Среди кабальных холопов (которые обычно оставались в рабском состоянии пожизненно, иногда освобождались по смерти господина) выде­лялись подписавшие служилые кабальные обязательства; такие слуги отрабатывали проценты и получали вольную, отдав долг.

Многие крестьяне охотно подписывали кабальные доку­менты и переходили в холопское сословие, что избавляло от государева тягла. Судебник 1550 г. разрешал такую практику, но через полвека власти сочли необходимым унич­тожить этот способ отлынивать от обязанностей перед казной. С 1597 г. запрещался наем на мягких условиях срочной службы: поступить в услужение к частному лицу стало возможно только по кабале. В 1602 г. вывозившим на свои земли тяглых крестьян было запрещено превращать их в холо­пов (годом раньше было ограничено и число вывозимых крестьян; это установление, которое было, вероятно, времен­ным, подтверждалось и в 1602 г.).

В начале XVII в., в годы массового голода, Годунов признал вольными людьми тех холопов, которых господа отказывались кормить и сгоняли со двора. Эта мера и события Смутного времени, вовлекшие огромное количество холопов в политическую и социальную борьбу, ускорили фактическое сближение статуса холопов и крестьян. Сближению способствовало и участившееся во второй половине XVI в. наделение холопов земельными участками. Такие задворные люди отчасти компенсировали сокращение численности работников.

♦

В первой половине XVII в. из сидевших на земле холопов и формально свободных крестьян сформировалось новое сословие крепостных. После ряда частных мер (таких, как указ Василия Шуйского об увеличении продолжительности урочных лет - срока сыска беглых; 1607 г.), после того как крестьян­ский переход с самостоятельным расчетом земледельца и хозяина земли стал почти невозможен, после фактического сближения поместного держания с наследственным (вотчин­ным) владением, после долгого процесса ограничения сослов­ных и личных прав крестьян крепостная зависимость стала юридическим фактом, зафиксированным в Соборном уложении 1649 г.

Это было не столько победой корпоративного (группового) интереса землевладельцев над интересами государственными, сколько компромиссом. Государство и землевладельцы пошли на взаимные уступки, в результате которых проиграли только крестьяне. Несмотря на некоторую расплывчатость формулировок Соборного уложения, текст этого документа и практика его применения позволяют сделать вывод, что крестьяне казались прикреплены и к личности землевладельца (это было выгодно помещикам и вотчинникам), и к земле (это отвечало интересам государства). Частновладельческие крестьяне и бывшие пахотные холопы (задворные люди) должны были нести тягло; количество тяглецов не только не меньшилось, но даже возросло.

Помещики брали на себя обязательство вносить в казну крестьянские подати, взыскивая их со, своих крепостных. Правительство фактически получило бесплатный штат финансовых служащих, а помещики обрели безмерную власть не только над результатами труда крестьянина, но и над его личностью⁸⁷. Крестьянина нельзя было, правда, лишить инвентаря, согнать с земли (такой произвол не только нарушал бы интересы крепостного, но и уменьшал бы доходы казны); помещики не могли ссудить своих крепостных за серьезные правонарушения, но часто злоупотребляли властью.

Нельзя было также (за некоторыми исключениями) продавать крестьян с их насильственным переселением, но это правило на практике соблюдалось далеко не всегда. Власти не слишком усердствовали в том, чтобы запретить торговлю крепостными без земли. Даже крутой нравом и быстрый на расправу Петр I, возмущаясь подобной практикой, ограничился пожеланием Сенату «оную продажу ... пресечь, а ежели невозможно будет того вовсе пресечь, то бы хотя... продавали целыми фамилиями или семьями, а не порознь» (1721). Во второй половине XVIII в. торговля крепостными на вывод стала явлением чрезвычайно частым. Петровские реформы, которые тяжким бременем легли на все социальные группы и сословия, ухудшили и положение крепостных частновладельческих крестьян. В 1718 г. началась крайне плохо организованная перепись населения. Кое-как завершив ее, правительство приступило к сбору подушной подати, ставшей основной формой государева тягла. Подать, для многих крестьян почти непосильная, собиралась 3 раза в год воинскими командами, действия которых В. О. Ключевский сравнил со сбором ордынской дани баскаками Батыя⁸⁸. У частновладельских крестьян появился, правда, законный выход из крепостной неволи: в 1700 г. было разрешено брать их в солдаты. Но пожизненная (в петровское время) солдатская служба была отнюдь не легкой забавой. Нарушая крепостное право, когда этого требовали державные интересы, Петр охранял удобный для казны запрет на свободное передвижение солдатского населения (этот запрет Уложение 1649 г. распространило и на посадских людей, и на черносошных, т. е. государственных крестьян). Любивший военную строгость и ясность царь велел записать в крепостные живших на по­мещичьих дворах холопов (1723; пахотные холопы были уравнены с крестьянами еще раньше). По основным сословиям разверстывали всяких гулящих вольных людей; никто не должен был уклоняться от безмерно возросшего бремени государственных повинностей.

Петр смотрел на всех жителей России как на людей, подневольных, обязанных служить государству (в этом сущест­венное отличие от взглядов Ивана IV, который видел в поддан­ных своих личных холопов). Понятно, что государственные повинности казались первому российскому императору более существенными, чем исполняемые в пользу частных лиц. Однако прагматичный самодержец, при всем размахе своих преобразо­ваний не утрачивавший реализма, вовсе не желал лишний раз ущемлять интересы землевладельцев того сословия, на которое более всего приходилось рассчитывать в создании новых социальных групп (офицерства, бюрократии). Поэтому подушная подать и различные обязанности, связанные с веде­нием войн, строительством новой столицы, организацией заво­дов и иными подобными мероприятиями, не заменяли тради­ционных тягот в пользу помещика, а добавлялись к ним.

Бедственное положение частновладельческих крестьян видели многие современники царя-реформатора. Сочувственно относившийся к преобразованиям публицист, сам вышедший из крестьянской среды, Иван Посошков (1652-1726) не смел по­рицать императора, но откровенно осуждал помещичий произ­вол. «Крестьянам помещики не вековые владельцы,- писал этот сторонник государственного подхода к проблеме кре­постного права,- того ради они их не весьма и берегут, а прямой их владетель - российский самодержец».

Крепостное право казалось вредным установлением еще некоторым политическим мыслителям и деятелям XVII в.; об освобождении крестьян думали, например, В.В. Голицын (см. главу 8). Однако подобные мысли, волновавшие и образованных людей послепетровской России, очень не скоро воплотились в попытки как-то исправить явное нравственное зло и хотя бы уменьшить тот вред, который приносило стране полурабское состояние чуть ли не половины её жителей.

♦

Крепостное право оформилось в России в период центра­лизации власти и становления абсолютизма. Это важное отли­чие российского социального развития от западноевропейского. (В Европе крепостное право существовало не во всех странах и было более характерно для общества времен феодальной раздробленности; централизация ограничила там не только по­литическое влияние баронов и рыцарей, но и их право распоря­жаться крестьянами. В объединенных национальных государст­вах Запада сохранились только более мягкие и гибкие формы зависимости крестьян от землевладельцев.)

Российское национальное государство связало многих своих подданных феодальной по форме зависимостью, пожертвовав нормальным, естественным развитием одной части общества во имя интересов другой его части. Государство охотно использо­вало фискальные (связанные с нуждами казны) преимущества крепостничества и, потакая политически усилившемуся в сере­дине XVIII в. дворянству, плохо играло роль надклассового арбитра, стоящего на страже общих, а не узких групповых интересов. Хозяйственная неэффективность установившейся в XVII в. системы выявилась далеко не сразу (в течение сотни с небольшим лет темпы экономического развития страны были сравнительно высоки). Зато довольно скоро луч­шая часть российского общества ощутила социальную и ду­ховную опасность, сопряженную с сохранением бесперспек­тивных общественных отношений.

Несообразность средневековых установлений в стране, власти которой претендовали и на просвещенность, и на просве­тительскую миссию среди подданных, остро почувствовала императрица Екатерина II (1762-1796). Ко времени ее воца­рения крепостная зависимость безмерно усилилась даже по сравнению с периодом петровских реформ. Крепостное право оберегалось и поддерживалось всеми правительствами вто­рой четверти и середины XVIII в. Государство проводило ревизии - переписи по образцу организованной в последние годы царствования Петра I. По результатам переписей состав­лялись ревизские сказки; все перечисленные в них лица счита­лись крепостными. В ходе второй (1742) и третьей (1762) ревизий в крепостные были записаны многие гулящие люди, вольноотпущенники, пленные инородцы, сироты; таким обра­зом, государство приобретало новых тяглецов, а помещики - крепостных.

Число крепостных росло и в результате пожалований, Если раньше существовала практика поместных дач, актов временного наделения служилого человека правами земле­владельца, то в XVIII в. дворяне получали не только землю, но и приписанных к ней государственных крестьян, причем уже не во временное, а в постоянное владение (в 1731 г. была официально признана наследственность и фактическая безусловность поместного держания).

Количественный рост крепостных за счет свободного насе­ления сопровождался расширением прав землевладельца. По Уложению 1649 г. помещикам строго запрещалось само­стоятельно наказывать крестьян за серьезные преступления, однако указ императрицы Елизаветы Петровны (1741-1761) разрешал ссылать крепостных (правда, только работоспособ­ных и в возрасте до 45 лет) в Сибирь на поселение (1760). В 1762 г. Пётр III (1761-1762) позволил помещикам переводить крестьян из одного имения в другое, не испрашивая согласия Камер-коллегии, как было установлено Петром I. Незначительное законодательство расширения помещичьих прав дополнялось фактическим (ни в каких правовых актах не оговаривавшимся) усилением власти дворянства над крепостными. В середине XVIII в. частновладельческих крестьян все чаще стали называть рабами; законы, хоть как-то ограни­чивавшие произвол помещиков, не действовали, хотя и не были отменены (так, не применялись нормы Соборного уложения, предписывавшие казнить землевладельца, до смерти забившего своего крепостного, или угрожавшие конфискацией имения за псевдосудебное самоуправство)⁸⁹.

Немногие правительственные мероприятия, призванные уравновесить права помещика обязанностями содержать обнищавших крепостных (со времени Петра I) или обеспе­чивать нуждающихся крестьян семенами (указ императрицы Анны; 1734 г.), не могли ввести власть крепостника в рамки закона.

Именно правовая регламентация помещичье-крестьянских отношений (как и упорядочение российского законодательства в целом) казалась насущной задачей Екатерине II в первые годы после государственного переворота 28 июня 1762 г., давшего власть императрице. Екатерина сочувствовала либе­ральным идеям века Просвещения, увлекалась смелыми теориями Монтескье, переписывалась с Вольтером и Дидро, приглашала Даламбера в воспитатели своего сына. «Про­тивно христианской религии и справедливости обращать в раб­ство людей, которые все родятся свободными», - писала Екатерина, размышляя о наиболее безболезненном для госу­дарства способе освобождения крепостных. Однако российская действительность и двусмысленная ситуация, в которой ока­залась императрица (получившая престол незаконно и только благодаря поддержке дворян-офицеров), не благоприятство­вали коренным преобразованиям.

Через несколько дней после переворота императрица была вынуждена подтвердить права дворян на имения и крепостных. Екатерине постоянно приходилось думать не столько об осу­ществлении реформ, сколько о том, чтобы «приобрести любовь землевладельцев, исполненных упрямства и предрассуд­ков». Нравственное чувство, доводы разума и соображения государственной пользы побуждали императрицу возвращаться к идее социальных преобразований, но страх утратить под­держку дворянства (а вместе с ней и власть) подталкивал Екатерину к совсем иной политике, ориентированной на сослов­ные интересы дворянства, а не на интересы общества в целом⁹⁰.

Тем не менее, именно Екатерина стала первой российской правительницей, не только почувствовавшей вредоносность кре­постного права, но и попытавшейся предотвратить назревав­ший социальный конфликт⁹¹. Вероятно, намерение ограничить крепостное право руками самих дворян в то время было обре­чёно на заведомую неудачу, но ничего лучшего Екатерина не смогла придумать.

В 1766 г. императрица издала манифест о созыве выборных депутатов в Комиссию для сочинения проекта нового уло­жения (этим проектом предполагалось заменить устаревшее Уложение 1649 г.). Около трети членов Комиссии представляли поместное дворянство; депутаты правительственных учреждений, казачества, городов, сельских обывателей (в эту категорию были включены однодворцы - лично свободные, платившие подати землепашцы, в основном потомки стрельцов и других служилых людей по прибору, а также, черносош­ные крестьяне) в большинстве своем были настроены прокрепостнически. Купцы и казаки думали о приобретении привиле­гии владеть крепостными душами, а не о смягчении крепост­ной зависимости.

Довольно скромные пожелания императрицы облегчить тя­готы подневольного крестьянского труда не вылились в какие - либо правовые установления⁹². Хотя некоторые дворянские и иные депутаты и высказывали неодобрительные суждения об отдельных следствиях крепостной зависимости, например о торговле крестьянами без земли, такие выступления слабо повлияли на законы империи. (Правда, в 1771 г. была запре­щена продажа крестьян с аукциона, что очень напоминало невольничьи рынки, но в 1792 г. крепостные души снова сде­лались товаром на публичных торгах.)

Уложенная комиссия не решила и задачи правовой ре­формы, не смогла привести в порядок запутанное законо­дательство. Не было создано и юридических основ для станов­ления городского «третьего сословия», что императрица спра­ведливо считала одной из важнейших социальных задач своего царствования. В 1768 г., с началом русско-турецкой войны, Комиссия была распущена и в полном составе уже не собира­лась. Деятельность отдельных частных подкомиссий, продол­жавшаяся и позднее, могла способствовать только некоторому упорядочению законов, но не кардинальной социаль­ной реформе.

После восстания Пугачева (1773-1775) Екатерина стала проводить более консервативную политику, сделав ставку на консолидацию дворянства, а не на сотрудничество сословий (продворянские мероприятия сочетались, впрочем, с поощрени­ем экономической и даже политической активности горо­жан - купцов, промышленников, ремесленников). Жалован­ные грамоты городам и дворянству (1785) вводили сословное самоуправление на местном уровне. Были зафиксированы личные привилегии дворянина (в том числе право владеть насе­ленной крестьянами землей) и права дворянства как относи­тельно замкнутого сословия. Крепостные крестьяне рассматри­вались в Жалованной грамоте дворянству скорее как имущест­во, чем как лица, обладавшие собственным юридическим статусом.

Екатерина II не сумела и не захотела сделать для крепост­ных даже то немногое, чего можно было добиться без резкого противопоставления государственной власти групповым устрем­лениям дворянства,- законодательно ограничить крестьян­скую зависимость. Неудачный опыт Уложенной комиссии, потрясения пугачевщины, а затем и начавшаяся в 1789 г. фран­цузская революция отвратили императрицу от реформатор­ских проектов 1760-х гг. Нужды практической политики (а иногда и придворные интриги) вынуждали Екатерину делать щедрые земельные пожалования вельможам, превращая госу­дарственных крестьян в частновладельческих крепостных. При Екатерине II были прикреплены к земле украинские крестьяне, которые ранее пользовались правом перехода⁹³. Таким образом, крепостная зависимость во второй половине XVIII в. не только не была смягчена или хотя бы регламентирована, но и распро­странилась на новые территории.

Павел I (1796-1801), склонный отменять любые распоря­жения своей матери, постарался ослабить и дворянские приви­легии. Важнейшие положения Жалованной грамоты дворянству были пересмотрены; во многих отношениях помещики сравня­лись с прочими подданными империи. Права дворянских уездных собраний были сокращены, губернские собрания, получившие при Екатерине привилегию непосредственного ходатайства перед императорской властью (нечто вроде законо­дательной инициативы), были и вовсе ликвидированы. Совер­шивших преступления дворян, купцов I и II гильдий, священ­ников Павел повелел подвергать телесным наказаниям наравне с представителями низших (податных) сословий.

Целью затеянных Павлом социальных реформ было укреп­ление позиций самодержавной власти (в этом император продолжал в новых условиях традиции Петра I, а отчасти и Ива­на IV) . Равное бесправие всех сословий перед лицом монарха казалось Павлу лучшим решением проблемы взаимоотно­шений с подданными. Но, каковы бы ни были побуждения своенравного самодержца, его социальная политика способ­ствовала ограничению произвола помещиков. В 1797 г. в рос­сийском законодательстве впервые появилась норма, хоть как - то регламентировавшая повинности крепостных: помещик мог требовать от крестьянина не более трех дней барщины в неделю. Указ 1797 г. призван был пресечь и распространив­шуюся в предшествовавшее царствование практику обезземели­вания крестьян, которые превращались в подневольных работников, лишенных своего надела и трудившихся на барской запашке, за что помещик кормил их (месячина).

Павел попытался ограничить произвол дворянства во имя собственного произвола. Прямолинейная крутая политика вызвала довольно широкое общественное недовольство; в марте 1801 г. непопулярный император был убит заговорщиками, и на престол вступил его сын Александр.

♦

Александр I (1801-1825), воспитанник видного швейцар­ского республиканца полковника Лагарпа, в первые годы своего царствования стремился к кардинальным преобразованиям политического и социального строя империи. Молодой император был осторожнее и удачливее своего отца и старался ладить с влиятельными придворными, военными, бюрократическими кругами. В изданном при вступлении на престол манифесте Александр заявлял о возрождении порядков, существовавших при Екатерине II; это был тактический ход, но не выражение истинных стремлений царя-реформатора, мечтавшего об установлении конституционного строя в духе теорий эпохи Просвещения.

Александр стремился провести более серьёзные преобразования, чем те, которые планировала Екатерина, но, подобно своей бабке, либерально настроенный царь не хотел ссориться с дворянством. Действуя с оглядкой на общественное мнение, Александр сумел осуществить только некоторые, далеко не самые решительные мероприятия в социальной сфере. В первый же год царствования была запрещена передача населённых крестьянами государственных земель частным владельцам (пожалования продолжались и при Павле). В правительственных газетах перестали печататься объявления о продаже крестьян без земли; явно выраженное официальное неодобрение подобных сделок привело к уменьшению их числа.

Александр восстановил Жалованную грамоту дворянству (очень неохотно, как он признавался в частной беседе), но нарушил одну из важнейших привилегий помещиков, разрешив всем свободным людям приобретать в собственность землю (без крестьян). Этот указ (1801) лишал дворян многовековой монополии на владение сельскохозяйственными угодьями. Последствия такой меры не могли сказаться быстро, но сыграли некоторую роль в развитии новых отношений в земледелии; постепенно в России стали появляться хозяйства, работы в которых выполнялись не подневольными крепостными, а батраками, нанимавшимися к землевладельцу из купцов, мещан или государственных крестьян.

Император Александр I и окружавшие его в первые годы царствования «молодые друзья» (графы Кочубей и Строганов, Новосильцев, князь Чарторыйский) искренне стремились избавить страну от столь архаичного установления, как крепостная зависимость, но очень смутно представляли себе пути решения этой проблемы. Было ясно, что резкая смена в общественных отношениях приведёт к нестабильности. Как смягчить этот удар, император и его советники не знали, поэтому решили действовать предельно осторожно.

20 февраля 1803 г. был издан указ о вольных (свободных) хлебопашцах, в котором разъяснялся законный способ массового прекращения крепостного состояния по инициативе помещика. Землевладелец мог заключить сделку со своими крестьянами, по которой последние обязывались выплачивать в рассрочку выкуп и получали наделы (освобождение крепостных с землей было важнейшим условием подобной сделки) ⁹⁴.

В масштабах страны указ 1803 г. не имел существенных практических последствий, поскольку большинство помещиков отнюдь не стремились отказываться от крепостного права.

Столкнувшись с оппозицией дворянства, Александр I счел более надежным не идти напролом, а создать сначала правовые и административные условия для социальных преоб­разований. Перестройка системы государственного управления (первые шаги были сделаны в 1802 г., когда появились министерства, затем реформа была продолжена в 1810 - 1811 гг.), а также внешнеполитические осложнения отвлекли внимание царя, который, однако, не оставил мысли об отмене крепостного права.

Накануне войны 1812 г. Александр склонен был согласиться с предложением блестящего государственного деятеля Михаила Сперанского (1772-1839), в 1808-1811 гг. ближайшего сотрудника царя в деле либеральных преобразований. Спе­ранский, придававший особое значение правовым нормам и несколько недооценивавший роль хозяйственных факторов, считал необходимым осуществить полное равенство всех подданных перед законом, для чего, разумеется, требова­лось уничтожить личную зависимость крестьянина от помещи­ка. Чтобы не нарушить имущественных прав дворян, Сперан­ский предлагал освободить крестьян без земли⁹⁵.

Отставка и опала Сперанского в 1812 г., а затем военные кампании 1812-1814 гг. отодвинули социальную реформу на второй план. Однако в 1814 г. Александр вновь занялся проблемой крепостного права, на этот раз - в остзейских (прибалтийских) губерниях.

Еще в 1811 г. дворяне Эстляндии предложили импера­тору отменить крепостное право в их губернии. Созданная тогда же комиссия вскоре прервала свою работу, а после победы над Наполеоном возобновила её. В 1816 г. Александр подписал положение об отмене крепостного состояния в Эст­ляндии (в 1817-1819 гг. сходные положения были разрабо­таны и для двух других балтийских земель - для Курлян­дии и Лифляндии). Личная зависимость остзейских крестьян была отменена, но им было запрещено переселяться в города или другие губернии. Помещики обязывались отвести часть земли для крестьянских наделов, но эти наделы не превращались в собственность землепашцев, а уступались последним в аренду. Помещик мог согнать арендатора с земли, но освобо­дившийся участок нельзя было присоединить к барской запашке; следовало сдать его другому крестьянину.

Распространение подобной меры на русские губернии не было наилучшим выходом из положения, так как создавало предпосылки для произвола землевладельца и угрожало возникновением многочисленных конфликтных ситуаций. Поиск решения проблемы крепостной зависимости в масштабах, всей страны продолжался, хотя реформаторский пыл царя несколько остыл⁹⁶.

В 1810-е гг. было разработано много проектов освобож­дения российских крестьян; эти проекты обсуждались в пра­вительстве. Известный своими либеральными взглядами адми­рал Н. С. Мордвинов предложил весьма умеренный план: освобождение крестьян, за. деньги (причем довольно большие, примерно соответствовавшие рыночной стоимости крепостно­го) и без земли.

Более практичный проект был представлен графом Арак­чеевым⁹⁷. Граф предлагал постепенно выкупать у помещиков крестьян и землю на государственные деньги, предусмотрев для этого ежегодные бюджетные отчисления. Крестьяне получали небольшие наделы (по 2 десятины); малоземелье вынудило бы крестьян постоянно арендовать помещичью пашню, что обеспечивало бы доход бывшим владельцам крепостных душ. Сходный план предложил и ставший позднее министром финан­сов граф Е. Ф. Канкрин; речь шла о выкупе за счет госу­дарства крестьян с достаточным количеством земли в течение 60 лет. Ни эти, ни другие проекты не были реализованы;, со­циальные результаты преобразований начала XIX в. были не слишком заметны. 30 тысяч вольных хлебопашцев и освобож­денные крестьяне западных губерний не изменили кардиналь­ным образом общественной структуры и общественных отно­шений в России. Однако эпоха Александра I, когда и прави­тельство, и либеральная дворянская оппозиция были всерьез озабочены вопросами о способах и темпах преобразований (соглашаясь друг с другом в том, что какие-то преобразо­вания необходимы),- эта бурная и противоречивая эпоха оказала огромное влияние на общественное сознание. Не только радикально настроенные члены тайных обществ, но и склонный к консерватизму император Николай I (1825- 1855) уже не мог игнорировать проблему крепостного права. Консервативную политику после Александра I можно было проводить, только памятуя об этой проблеме и о том, что рано или поздно ее все-таки придется решать⁹⁸.

♦

Не желая предпринимать серьезных и чреватых потря­сениями шагов, Николай I старался ограничиться незна­чительными и половинчатыми изменениями в социальной жиз­ни. В 1827 г. правительство распорядилось передавать в ка­зенное управление помещичьи имения, в которых на одного крестьянина приходилось менее 4,5 десятин земли; крепостные обитатели таких имений получали право переселяться в города. Эта мера могла оказать серьезное воздействие на судьбу малоземельных крестьян и способствовать более быстрому росту городов, но, подобно многим иным мероприятиям нико­лаевского времени, она осуществлялась очень непоследова­тельно.

Численно выросшая в царствование Николая бюрократия часто тормозила реализацию распоряжений высшей власти. Император не умел ни полностью подчинить себе бюрокра­тическую машину (как это делал - иногда даже вопреки закону - Петр I), ни создать какой-либо противовес засилью чиновничества (эта задача была решена - и то лишь отчасти - в следующее царствование); монарху оставалось только жало­ваться, что Россией правят столоначальники (средней руки служащие).

Расстояние, отделявшее издание закона от его применения, ослабляло действие правительственных решений, но все же эти решения постепенно меняли не только формальный право­вой статус крестьян, но и их реальное положение. В 1841 г. было запрещено продавать крестьян в розницу (без земли), в 1843 г. безземельные дворяне были лишены права приобре­тать крепостные души.

2 апреля 1842 г. был издан закон об обязанных крестьянах, развивавший идею Александра I о свободных хлебопашцах. По закону 1842 г. помещик мог по соглашению с крестьянами предоставлять им - без какого-либо выкупа - личную свободу. Земля оставалась в собственности помещика, но крестьяне получали постоянные наделы в наследственное владение. За пользование этими наделами обязанные крестьяне должны были платить землевладельцу или выполнять зафиксирован­ные в добровольном соглашении повинности. Крестьяне, освободившиеся от личной зависимости, по существу остава­лись крепки земле.

Закон 1842 г. был достаточно выгоден помещикам, кото­рые сохраняли землю и возможность пользоваться почти даровым трудом, да еще избавлялись от ответственности за уплату крестьянами подушной подати и за содержание кре­постных в неурожайные годы. Однако консервативные в боль­шинстве своем землевладельцы не оценили преимуществ зако­на, принятого по инициативе видного реформатора графа П. Д. Киселева (1788-1872).

С именем графа Киселева связано и наиболее масштабное социальное начинание николаевского царствования - реорга­низация управления государственными крестьянами. К началу 1830-х гг. Киселев, давний сторонник отмены крепостного права (свои предложения он сформулировал еще в 1816 г. в поданной Александру I записке), приобрел немалый опыт практической реформаторской деятельности. После русско-турецкой войны 1828-1829 гг. стараниями Ки­селева были осуществлены преобразования в Молдавии и Валахии: крестьяне имперских окраин получили личную свободу, а повинности земледельцев были четко регламентированы. После того как Киселев возглавил созданное Николаем Ми­нистерство государственных имуществ, это ведомство и его местные органы (палаты) разработали новые принципы самоуп­равления и податного обложения крестьян, обитавших на ка­зенных землях.

В результате реформы 1837-1841 гг. положение госу­дарственных крестьян явно улучшилось, особенно в тех районах, где были и частные, и государственные земли. (До этого местное чиновничество очень часто старалось пере­ложить основную тяжесть; податей на государственные зем­ли, чтобы облегчить положение помещичьих имений.) Пред­ложенный Киселевым порядок управления строился на новом отношении к крестьянину, в котором государство теперь видело наделенное сословными правами лицо, а не только плательщика денег в казну. Правда, бюрократические методы проведения реформы не могли не сказаться на ее резуль­татах; Очень часто чрезмерный штат чиновников, призванных управлять государственными крестьянами, требовал излишних расходов. Тем не менее, в короткое время благосостояние государственных крестьян выросло, и даже в неурожайные годы эти крестьяне могли прожить без казенных субсидий⁹⁹.

Граф Киселев пытался использовать опыт, накопленный при проведении реформы на государственных землях, и для посте­пенного облегчения участи частновладельческих крестьян. В 1847 г. Министерство государственных имуществ полу­чило право выкупать у помещиков их крепостных; начался выкуп крестьян, принадлежавших однодворцам. Некоторые идеи, воплощенные в 1837-1841 гг. на государственных землях, оказались полезными и позднее, при организации выборного самоуправления освобожденных в 1861 г. помещичь­их крестьян.

Государственные деятели времени Александра II могли опереться и на другие установления, принятые, но не вполне реализованные в николаевское царствование. Помимо назван­ных выше юридических новшеств 30-40-х гг. следует упомя­нуть предоставление крестьянам права выкупаться на волю с зе­мельными наделами, если имение разорившегося помещика продавалось на аукционе (1847), а также права приобретать в собственность недвижимость, в том числе и землю (1848).

Практическому осуществлению этих прав препятствовала не только неохотно воспринимавшая нововведения бюрокра­тия, но и усилившаяся консервативная Тенденция в политике самого Николая (это было реакцией на напугавшие императора революционные события в Европе 1848-1849 гг.). Тем не менее, непоследовательность государственной власти не помешала постепенному утверждению и в законах, и в созна­нии общества представлений о крестьянине как о Самостоятель­ном субъекте правовых отношений.

Распространенный в XVIII в. взгляд на крепостных как на рабов, как на имущество помещика окончательно ухо­дил в прошлое. Смелые, но неосуществленные проекты Александра I и осторожные мероприятия Николая I не только свидетельствовали о назревшей необходимости перемен, но и готовили общество к этим переменам, создавали предпосылки для серьёзных социальных преобразований, осуществлённых в 1860-е гг.