Примечания и дополнения

¹ Мысль о раннем обособлении праславян присутствуе, например в кн.: Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества XII-XII вв. М.: Наука, 1982. С. 12-14. Многие содержащиеся в этой книге гипотезы, как и предлагаемые автором датровки, нельзя считать вполне обосноваными; однако обособление праславянской общности (по мнению иных исследователей, общности балто-славянской) именно во II до Р. Х. представляется достаточно убедительным предположением. Существует, впрчем и иныа точка зрения, в соответствии с которой праславянский язык начал формироваться значительно позднее – в середине I тысячелетия до Р. Х. Ср.: Филин Ф. И. Образование языка восточных славян. М.; Л., 1962. С. 99-100; Седов В. В. Происхождение и ранняя история славян. М., 1997. С 38-43.

² См.: Ключевский В. О. Соч.: В 9 т. М.: Мысль, 1987-1990. Т. I. С 120-121.

³ См. там же. С. 122-124; ср.: Рыбаков Б. А. Киевская Русь… С. 46.

⁴ Повесть временных лет. М.; Л. 1950. Ч. 1. С. 14.

⁵ См.: Седов В. В. Восточные славяне в VI-XIII вв. М., 1982. С. 10, 58-66; Щавелева Н. И. Происхождение и ранняя история славянских народов // Преподавание истории в школе. 1990. № 1. С. 24.

⁶ Чтобы облегчить усвоение материала об истории причерноморских и прикаспийских степей, можно предложить следующий (несколько упрощённый) перечень последовательно сменявших в этих степяъ этнических общностей.

скифы в Причерноморье и сарматы в Прикаспии (IX-II вв. до Р. Х.) ;

сарматы ( IIв. до Р. Х.- II в. по Р. Х.) ;

готы (III-IV вв.) ;

гунны (IV-V вв.) ;

авары, или обры (VI-VII вв.) ;

болгары и Тюркский каганат (VII-VIII вв.) ;

Хазарский каганат (VIII-X вв.) ;

печенеги (X-XI вв.) ;

огузы, или гузы (XI в.) ;

половцы, Дешт-и-Кипчак (Половецкая степь, XI-XIII вв.) .

Многие даты в этом перечне, доведённом до монгольских завоеваний, следует воспринимать, как условные. В перечне указаны доминировавшие в степях этические общнсти; одновременной с ними по той же территории обычно кочевали и другие племена. Часто остатки разбитых в боях или вытесненных к западу племён поглощадлись и ассимилировались победителями.

⁷ Понятно, что процесс формирования государства описан здесь схематично; Некоторые факторы, воздействовавшие на этот процесс (например, стихийное правосознание, религиозное становление личности и параллельная трансформаци верований и способов организации общежития), остались вне схемы. Более подробный разговор о разрушении рода и качественных изменениях власти в перехожный период вряд ли уместен в рамках небольшого пособия. Теме не менее даже упрощённая моель становления государства представляется полезной, так как она, не претендуя на абсолютную достоверность, помогает преодолеть характерную для марксистской литературы тендензиозность (стремление вывести политические явления из экономико, взгляд на государство как на «орудие классового господства» - при отстутствии фактов, подтверждающих наличие «классов» даже на самых поздних стадиях разрушения родовых связей,- и т. п.).

⁸ В. О. Ключевский считал большие укреплённые дворы основным тиом славянских поселений – городиш (см.: Соч. Т. 1. С. 131). Вероятно, в некоторых местностях, где охота имела большее хозяйственно значение, чем земледелие, такие дворы, населённые большой семьёй (несколько поколений близких родственников), действительно существовали. Однако нет оснований отрицать и сохранение в VIII-IX вв. земледельческих общин, в которых сочетались семейная и родовая формы собственности.

⁹ См.: Ключевский В. О. Соч. Т. I. С. 155.

¹⁰ Соловьёв С. М. Соч.: В 18 кн. Кн. I М.: Мысль, 1988. С. 121.

¹¹ См.: Ключевский В. О. Соч. Т. I. С. 148-152.

¹² Более определённо судить о способах осуществления власти в Рюриковой державе не представляется возможным; основным доводом в пользу единого порядка управления приходится признать относительную прочность варяжско-фино-славянского государства с центром в Новгороде. Следует заметить, что некоторые историки отрицают само существование Рюриковых братьев, справедливо указывая на то, что предания о трёх братьев – основателях города или государства – известны многим народам и что такие предания обычно лишены реальной исторической основы. (Древнерусская летопись зафиксировала и легенду о братьях Кие, Щеке и Хориве – основателях Киева.)

¹³ См.: Карташев А. В. Очерки по истории русской церкви. Т. I. М.: Наука, 1991. С 64-69.

¹⁴ Вопрос о происхождении этнонима (названия города) «Русь» представляется достаточно сложным. С. М. Соловьёв характеризовал мнение о варяжском происхождении Руси как «древнейшее в науке, древнейшее в народе» (Соч. Кн. I. С. 118). В «Повести временных лет» имя «Русь» соотносится с полянским племенным союзом, что, впрочем, не противоречит представлениям о Руси как о скандинавском племени, пришедшем на Восточно-Европейскую равнину с Рюриком или даже раньше, а затем слившимся со славянским населением, усвоившем его язык, но передавшем ему своё название. Бытуют также версии об исконно славянском происхождении имени «Русь» или о том, что этот термин был возникшим в чужеземных языках обозначением славянского, а не варяжского племени. Известно небезынтересное предположение о том, что существовали две разные этнические группы со сходными именами (одна северная, скандинавская, другая южная, причерноморская) и обе сыграли некоторую роль в формировании восточнославянской общности.

Во всяком случае, в IX-X вв. словом «русь» обозначались варяжско-славянские воины, появлявшиеся у стен византийских городов, а также область, откуда они совершали свои набеги (границы её недостаточно очерчены). В середине X в. впервые появляется термин «Русская земля», относимых к владениям великих князей киевских.

¹⁵ Летописная дата этого похода – 866 г. – была вполне аргументировано отвергнуты и уточнена историками XIX в. Отнесение экспедиции Аскольда и Дира к 860 г. было обосновано, например, В. О. Ключевским и Е. Е. Голубинским. Свидетельство о том, что киевские правители-варяги после военной неудачи у стен Константинополя решили принять веру победивших их греков, считали более или менее достоверными даже такие историки, как С. М. Соловьёв (Соч. Кн. I. С. 130) и А. В, Карташев (Указ. Соч. I. С 70-74).

¹⁶ Языческие религиозные представления отразились в известном летописном предании о «выборе веры» князем Владимиром. Само это предание следует признать легендой, но легендой достаточно характерной именно для стадии разрешения племенных верований. Владимир якобы разослал в разные страны доверенных лиц, призванных разузнать побольше о христианской, иудейской и магометской религиях (по другой версии – призвал к себе представителей этих религий). «Выбор веры» осуществлялся, если верить летописному свидетельству, чисто рационально, на основе тщательного сопоставления плюсов и минусов различных религиозных систем – подобно том, как князь выбирал время и направление очередного военного набега. Рациональное, даже утилитарное, отношение к Богу (вернее, к богам) было присуще как раз язычникам, которые считали возможным, например, перехитрить божество, откупиться от него дарами и жертвами (такое религиозное мышление было характерно и для язычников-славян, и для древних греков и римлян). Обращение к христианским ценностям предполагало преодоление подобного утилитаризма, но это преодоление, разумеется, не могло свершиться в одночасье.

¹⁷ См.: Карташев А. В, Указ. Соч. Т. I. С. 75-91.

¹⁸ Русский историк Н. М. Карамзин (1766-1826) полагал, что миссия епископа Адальберта не имела отношения к восточным славянам, однако большинство позднейших исследователей отвергли карамзинское толкование.

¹⁹ У нас нет достаточно полных и точных сведений о языческих верованиях славян, о функциях тех божеств, которым велел поклоняться Владимир. Вероятно, эти боги (как и упоминаемые в различных источниках Сварог, Велес) пользовались неодинаковой популярностью в разных славянских и финских землях. Возможно, Владимир, собирая изображения племенных божеств в своеобразный пантеон (языческий храм, посвященный «всем богам»), стремился таким наивным способом создать единую общегосударственную религию. Если это предположение верно, то вокняжившийся в Киеве сын Святослава ещё до своего обращения считал важной политической задачей преодолеть разобщённость подчиненных ему земель и племён. Впрочем, с тем же успехом можно рассматривать действия Владимира и как вполне искреннее проявление языческого фанатизма.

²⁰ Психологически достоверное описание причин, подвивших Владимира к крещению, оставил русский богослов первой половины XIX в. Архиепископ Филарет (Гумилёвский): «Ужасное братоубийство, купленные кровью чужих и своих, сластолюбие грубое не могли не тяготить совести даже язычника. Владимир думал облегчить душу тем, что ставил новые кумиры на берегах Днепра и Волхва, украшал их серебром и золотом», приносил «жертвы перед ними. Мало того – полил даже кровь двух христиан на жертвеннике идольском. Но всё это, как чувствовал он, не доставляло покоя его душе 0 душа искала света и мира» (История Русской Церкви. М.; Рига, 1847-1848. Цит. По: Карташев А. В. Указ. Соч. Т. I. С. 110).

На духовную жизнь Владимира, вероятно, повлияло и общение с его жёнами-христианками (по некоторым сведениям, христианкой была и Малуша, мать Владимира).

²¹ Многочисленные разночтения в источниках стали причиной различного толкования событий, предшествовавших крещению Руси. Так, существует версия, в соответствии с которой не сотрудничество в борьбе против мятежников, а угрозы захватившего Херсонес русского князя вынудили Византию согласится на заключение династического союза. С. М. Соловьёв и некоторые другие историки объяснили обращение Владимира обетом, данным при осаде Херсонеса. (Известно, что до Владимира варяжские и славянские князья порой крестились, если «греческий» приносил им военную победу; но в случае Владимира, относившегося к своему обращению отнюдь не формально, такое объяснение выглядит не совсем убедительно.) Не вполне ясно также, где и когда крестился Владимир: во взятом им Херсонесе или (если принять версию о том, что согласие на брак с Анной было получено ещё до похода в Крым) перед осадой греческого города.

Спорной представляется также и датировка событий, происходивших в то время в Крыму и на Руси. Традиционная дата крещения Руси – 988 г. – плохо соотносится с сообщениями некоторых источников, повествующих об осаде Херсонеса в 989 г. Возможно, массовая христианизация Русской земли началась только в 990 или 991 г., что подтверждается рядом косвенных данных (подробнее см.: Карташев А. В, Указ. Соч. Т. I. С. 112-121).

²² Язычество вообще в большинстве случаев соединяется с веротерпимостью, понимаемой как сосуществование разных божеств, духов – покровителей семьи, рода, племени, города, земли. Христианский Бог в глазах язычника был вполне реальным, хотя и чужим, может быть, даже враждебным божеством; идея о ложно религии или понятие о суеверии в язычестве отсутствует. Поэтому языческие народы могут в принципе легко менять свою веру (если, например, чужой идол докажет свою силу, даровав поклоняющимся ему военный успех); восприимчивое и переимчивое языческое сознание при этом препятствует глубокому и серьёзному осознанию смысла единобожия.

²³ Достоверных сведений о первых русских иерархах не сохранилось. Вероятно, после 1037 г., когда русская Церковь была подчинена Константинополю и тамошний патриарх стал назначать митрополитов в Киев, были изъяты свидетельства и деятельности болгарских священников на Руси. Эта гипотеза объясняет странное умолчание о первых предстоятелях русской Церкви. Если Русь в церковном отношении действительно была подчинена Болгарской (Охридской) митрополии, то старший из русских иерархов до 1037 г. мог называться епископом или архиепископом, а не митрополитом. Установление канонических связей с болгарской Церковью, конечно не исключало и появление на Руси единоверных греческих священников.

²⁴ Иногда термин «феодализм» употребляется как полный синоним словосочетания «феодальная раздробленность». Это, как представляется, не совсем правомерное сужение рамок понятия «феодализм», которое обладает не только политическим содержанием. (Феодальные порядки предполагают и особое устройство хозяйства, и господство особого типа мышления, абсолютизирующего идею иерархии и ставящего под сомнение внесоциональную ценность человеческой личности.) Поэтому не совсем правильно называть феодальным всякий период политического раздробления, государственной дезинтеграции (например, разделение Древнего Египта на ряд самостоятельных владений).

²⁵ К феодальной эпохе не стоит применять сложившихся в более позднее время понятий и, например, осуждать за отсутствие патриотизма тех русских князей, которые вступали в союз с половцами. Современники, правда, считали предосудительным приводить на Русь «поганых», но именно потому, что они «поганые», т. е. язычники (латинское слово «pagani», первоначально обозначавшее сельских жителей в средние века приобрело новый смысл и стало применятся к иноверцам). Показательно, что в XI в. Киевский великий князь Изяслав Ярославич отнюдь не считал зазорным прибегнуть в борьбе за престол к помощи христиан-поляков. Важная для древнерусского самосознания идея «Святой Руси» была идеей религиозной, а не национальной.

²⁶ Цит. По: Соловьёв С. М. Соч. Кн. I. С. 348.

²⁷ Процессы превращения свободных смердов в зависимых крестьян достаточно подробно описаны в научной и учебной литературе последних десятилетий. Вопросы о роли рабского (холопского) труда в хозяйстве восточных славян, о правовом положении различных категорий зависимого населения (закупов, рядовичей, челяди) до сих пор не получили однозначного толкования (чему, в частности, препятствует терминологическая разноголосица древнерусских источников, одним и тем же словом называющих разных по социальному статусу людей или, напротив, использующих несколько выражений для описания сходных отношений).

²⁸ С. М. Соловьёв считал, что употреблявшееся князьями в 1097 г. слово «отчина» обозначало не конкретную землю, передаваемую от отца к сыну, а наследуемое место в уже описанной очереди ( Соч. Кн I. С. 339).. Это спорный вопрос. Во всяком случае, «оседание» князей в их наследственных землях стало обычным явлением немного позднее – в середине XII в.

²⁹ Поставленный в абстрактной форме вопрос о том, какое государство «лучше»: большое или маленькое, - в принципе неразрешим. Процессы объединения различных областей и распада крупных государств в равной степени характерны для истории всех континентов и регионов; всякий раз эти процессы были обусловлены конкретными причинами (в точности не повторяющимися).

Очень часто рассуждения о сравнительных достоинствах и недостатках больших и малых государств строятся на субъективных представлениях о экономической эффективности национальных интересах, о военной безопасности и державном величии. Если же избрать критерием условия для свободного становления и самовыражения личности, то вопрос о размерах государственной территории вообще следует признать второстепенным, куда менее важным, чем, например, проблема естественности, органичности развития общества. Достигнутые в русских княжествах XII в. реальная управляемость подвластной территории и большая, чем прежде, безопасность жителей могут рассматриваться как условия, в целом благоприятные для развития общества и каждого конкретного человека.

³⁰ Вопросы о характере власти в Новгороде и о степени вовлеченности горожан в управление государством считаются спорными. Можно согласится с мнением об «аристократической» республики, однако речь при этом должна идти не о всевластии землевладельческой аристократии, а об определяющем влиянии на городскую жизнь всех «лучших людей», среди которых были и купцы. Не вдаваясь в подробное описание государственной организации, нужно отметить важные отличия Новгорода от Генуи, Венеции или Любека: северный русский город был, во-первых, центром огромной, постепенно осваиваемой области; во-вторых, с XIII в. он вёл серьёзную борьбу с обосновавшимися в Восточной Прибалтике немецкими рыцарскими орденами.

³¹ См.: Ключевский В. О. Соч. Т. I. С. 356.

³² Существует точка зрения, в соответствии с которой относительная неразвитость феодализма (или – в другой терминологии – его русская специфика) была связана с восстановлением старых племенных княжений. Это, однако, не совсем точно. Во0первых рубежи самостоятельных княжений времён раздробленности не вполне совпадали с границами этническими, племенными. Во-вторых, традиции племенного самоуправления были основательно подорваны веками киевского владычества. В-третьих, феодальные структуры, сколь бы своеобразны они ни были, формируются на внеэтнической базе и возглавляются космополитически наостренными аристократами. Русь здесь не была исключением.

³³ Показательно, что культурное обособление западных и южных русских земель, длительно сохранявших свою автономию от новых центров объединения, сопровождалось и обособлением церковным (уния с Римским престолом 1439 г. и разрыв с Московской митрополией в 1458 г.)

³⁴ Обзор свидетельств о присоединении Волыни и Киевской земли к Литве делает в своём главном труде С. М. Соловьёв (Соч. Кн. II. С. 236-237).

³⁵ Первоначально веротерпимость литовских князей-язычников (или формально принявших христианство) объяснялась религиозным равнодушием, подобным тому, которое проявляли, например, монгольские ханы (в кочевом войске Чингисхана и его преемников были и язычники, и христиане, и мусульмане; на службе литовских князей также состояли люди разных вероисповеданий). В XIV в. литовские государи вполне осознавали политическое значение Церкви и относились к ней, как к средству достижения своих целей, что исключало узкий фанатизм.

Показательно, что во владениях Золотой Орды веротерпимость оставалась правилом государственной политики и после того, как монгольская знать смешалась с тюркской и вместе с тюркским языком усвоила ислам. В подвластных ханам русских землях Церковь пользовалась покровительством завоевателей и даже податными льготами (при переписях населения монголо-татары освобождали служителей всех религий, почему-то за исключением иудейской, от уплаты налогов). При этом ханы Золотой Орды, как свидетельствуют русские источники, не принимали во внимание никаких ссылок на религиозные правила и традиции, когда речь заходила о проявлениях уважения к государственной власти. Русских князей в Орде заставляли кланятся «истукану» - изображению Чингисхана. Отказ Михаила Черниговского участвовать в таком обряде стал причиной убийства этого князя; тут не помогли оправдания русских, объяснявших, что идолопоклонство не допускается православием.

Золотая Орда и Великое княжество Литовское сильно разнились по способам организации общественной жизни и государственной власти; проявлявшийся в обоих государствах чисто практический, утилитарный подход к проблемам веры был вполне естественным способом достижения стабильности в многонациональных, религиозно и культурно неоднородных общностях.

³⁶ См.: Карташев А. В. Указ. Соч. Т .I. С 536.

³⁷ Подписанный во Флоренции акт воссоединения Церкви содержал изложение католического учения об исхождении Святого Духа не только от Бога-Отца, но и от Сына. Признавая этот латинский догмат, греческие иерархи действтельно совершили весьма серьёзную уступку (вопрос об исхождении Святого Духа и связанные с ним различные толкования учения о Святой Троице до сих пор остаются наиболее существенными препятствиями для воссоединения католиков и православных). По решению Феррарско-Флорентийского собора признавались равно допустимыми восточные и западные обряды, поэтому неискушённые в догматике прихожане, по замыслу творцов унии, не должны были ощущать заметных перемен в своём церковном быте.

Предложенное во Флоренции разрешение давнего богословского спора более чем сомнительно с точки зрения православия, однако само стремление сблизить две ветви зхристианства нельзя оценивать только с позиций догматики или сводить к политическим мотивам, к стремлению византийцев любой ценной отстоять свою империю. Диалог католического Запада и православного Востока имел большое культурное значение. Не избавив Церковь от раскола, уния напомнила о возможности взаимодействия двух родственных цивилизаций, соседствующих географически и занятых решением спорных проблем. В какой-то мере подобное взаимодействие в XV-XVI вв. стало реальностью в польско-литовско-русских областях; европейские достижения в архитектуре, книгопечатании, философии, усваивались православным западнорусским миром и благодаря его посредничеству приникали на московскую землю.

³⁸ Более подробные сведения о русско-ордынских отношениях, о внутренней истории Золотой Орды содержатся в небольшой, популярно написанной работе В. А. Кучкина «Русь под игом: как это было?» (М.: Панорама, 1991). Это во многом полемическая работы, и некоторые утверждения автора нельзя принимать безоговорочно, но знакомство с собранными в брошюре фактами будет полезно в любом случае.

³⁹ Своеобразие Литовско-Русского государства определялось сочетанием дофеодальных его черт с постфеодальными. Юго-западные русские княжества, в которых удельное дробление никогда не заходило слишком далеко; преодолевавшие раздробленность земли вокруг Чернигова или Смоленска; только вступавшие на путь феодализации балтские этнические группы (например, жмудь) – эти разнородные компоненты создали государство, где единство удачно сочеталось с известной централизацией власти. В результате установился вполне приемлемый (по средневековым меркам) баланс личной безопасности и личной свободы.

⁴⁰ Термин «империя» используется здесь для обозначения всякого многонационального государства, в котором ведущее положение занимает один этнос (или одна вероисповедная группа). Централизованное национальное государство в принципе стремится к стиранию различий между собранными под единой властью территориями; империя объективно (и очень часто вопреки желанию правителей) вынуждена отступать от принципа унификации, искать гибкие формы управления различными территориям, издавать особые законы для некоторых из них и т. п.

⁴¹ Эпоха Ивана III, во многих отношениях переходная и переломная, характеризовалась и постепенными изменениями в политических воззрениях самого великого князя. Если в 1471 г. после победы над новгородцами Иван III удовлетворился восстановлением своих старых феодальных прав, а на Новгородскую землю смотрел как на территорию побеждённого противника (города и сёла Русского Северо-Запада были разграблены московскими отрадами), то через несколько лет московский князь воспринимал новгородцев не как непокорных вассалов, а как мятежных подданных. После 1478 г. Иван III уже не заключал соглашения с Новгородом, а диктовал ему свою волю, не заботясь о старых установлениях.

⁴² Вопрос о сроках централизации Московского государства по-разному решался отечественными историками. Некоторые из них считали возможным говорить о формировании централизованных властных структур уже к концу XV или началу ХVI в. В.О.Ключевский полагал, что Московское государство ХVI в. было «абсолютной монархией», т.е.правительственный1 аппарат (состоящий, правда, из представителей аристократии), был полностью подчинен великому князю, а затем царю (Соч. Т.II.С.170). Л.В.Черепнин утверждал, что процесс централизации завершился почти одновременно с территориальным объединением русских земель. (Образование Русского централизованного государства в ХIV-ХV веках. М.,1960).

В последние десятилетия возобладала иная точка зрения. М.Н.Тихомиров считал неправильным говорить об уже состоявшейся централизации даже применительно к ХVI в., когда «присоединенные …земли сохраняли старые обычаи, жили своей обособленной жизнью». (Россия в ХVI столетии. М., 1962. С.65). А.А.Зимин отмечал, что на рубеже ХV и {VI вв.великокняжеская власть только приступала к созданию единого государственного аппарата (Россия на рубеже ХV – ХVI столетий: Очерки социально-политической истории. М.,1982.С.260).

⁴³ Константинопольский патриарх Антоний в послании великому князю Василию I(1393) так характеризовал роль царя (императора) в православной Церкви: «Святой царь занимает высокое место в Церкви, он - не то, что другие местные князья и государи. Цари вначале упрочили и утвердили благочестие во всей вселенной; цари собирали вселенские соборы; они же подтвердили своими законами соблюдение того, что говорят божественные и священные каноны…Невозможно христианам иметь Церковь и не иметь царя. Ибо Царство и Церковь находятся в тесном союзе и невозможно отделить их друг от друга» (цит. по: Карташев А.В.Указ .соч.Т.1.С.371).

Практическое применение этой концепции приводило к зависимости константинопольских патриархов от императоров. Лишь немногие из патриархов могли действовать по собственной воле и противостоять вмешательству светской власти в дела Церкви. Византийский историк Георгий Акрополит замечал: «Цари вообще хотят, чтобы патриархами были люди смиренные, недалекие по уму, которые бы легко уступали их желаниям» (цит.. по Тальберг Н.История христианской Церкви. М.,1991. С.295 первой пагинации). Претензии светской власти на верховенство, подкрепленные традицией православной Византии, оказали огромное влияние на развитие отечественной государственности и русской Церкви.

⁴⁴ Эту точку зрения Иосиф сформулировал тогда, когда его монастырь находился в подчинении удельного князя Волоцкого; позднее, после того как великий князь Василий III согласился взять монастырские владения под свою руку, суровый Волоцкий игумен получил повод высказаться уже не о власти вообще, а о власти московских государей, которых он называл попечителями «всего православного христианства, всей Русской земли». Этот шаг к признанию особой роли московских правителей, не предполагавший, впрочем, отречения от прежних воззрений. Вероятно, Иосиф Волоцкий счёл возможным восславить великокняжескую власть, увидев в Василии III те черты ревностного христианина, которых не хватало Ивану III.

⁴⁵ Некоторые исследователи, основываясь на отсутствии соборного решения о церковном землевладении, подвергают сомнению сам факт обсуждения этого вопроса в 1503 г. Собор действительно созывался в первую очередь для того, чтобы отменить практику поставления (введения в должность) священников и епископов за мзду, т. е. с уплатой пошлины вышестоящему иерарху. Эта проблема в глазах поборников церковного очищения была не менее важной, чем отказ от богатств и владений. Вполне естественно было связать воедино обсуждение двух актуальных вопросов. Отсутствие же соборного приговора в документах объясняется, очевидно, тем, что решение спора о монастырских (и церковных вообще) селах было отложено. Подробнее см.: Скрынников Р. Г. Государство и церковь на Руси XIV-XVI вв. Новосибирска, 1991. С. 165-166.

⁴⁶ Флоровский Г., прот. Пусти русского богословия. Киев, 1991. С. 15.

⁴⁷ В принципе ересь отнюдь не равнозначна свободомыслию, вольнодумству; более того, достаточно оформленные и развитые еретические движения обычно отличаются крайним фанатизмом, нетерпимостью. Но на Руси в XV-XVI вв. не было серьёзных и массовых религиозных движений, противопоставлявших себя официальной церковной организации. То, что ортодоксально настроенные современники называли ересью, часто было не более чем вольнодумством.

⁴⁸ После падения Константинополя связи Московской митрополии с греческой (византийской) церковью были прерваны, что способствовало усилению западноевропейского влияния на Руси. Единоверные москвичам и новгородцам русские подданные литовских князей привозили сведения о духовной и политической жизни Европы; Московская Русь в XI в. завязала дипломатические отношения с западными странами, торговала с ними.

В Москве и Новгороде были знатоки латинской книжности. Архиепископ Геннадий, озабоченный противостоянием ереси, пригласил в свой город выходца из южнославянских земель доминиканского монаха Вениамина. Когда в 1518 г. в Москву по приглашению правительства прибыл для исправления славянских переводов священных книг учёный греческий монах Максим Философ (Михаил Триволис, известный на Руси и как Максим Грек), ему на первых порах пришлось объясняться с местным духовенством и политиками через латинских переводчиков (знатоков греческого языка не нашлось).

Определённая открытость русского общества западным воздействиям парадоксальным образом сочеталась с подозрительным отношением к «латинству» и к «испорченной союзом с Римом «греческой вере». Жертвой этой подозрительности (как, впрочем, и политических интриг) стал упомянутый Максим Грек, осуждённый на заточение в монастырской келье как человек подозрительных, отдающих западными «ересями» взглядов (1525).

И русский (московский) национализм, и взаимодействие, культурное и политическое, с Западом были закономерными явлениями в XVI в., когда становление национального государства сопровождалось вовлечением его в общеевропейские процессы.

⁴⁹ Взгляды Вассиана Патрикеева интересны тем, что в них соединились политический прагматизм (т. е. готовность руководствоваться реальной выгодой, а не абстрактным идеалом), искренняя – в духе Нила Сорского – проповедь монашеского бескорыстия и нехарактерная для Нила озабоченность социальными проблемами. Вассиан, троюродный брат Ивана III, владевший огромными вотчинами, хорошо знал нужды крестьян и немало размышлял о том, как смягчить социальную несправедливость, обрекавшую низы общества на жалкое существование. При этом, разумеется, князь-инок (так часто называли Вассиана) искал решение проблем, не выходя за рамки традиционных политических и религиозных представлений.

⁵⁰ Церковь обычно стремится опираться на традицию, на «старину», но истолкование традиции неизбежно бывает различным. Так, требуя соблюдения сложившихся во времена Андрея Рублёва иконописных канонов, Макарий, занимавший до избрания митрополитов архиепископскую кафедру в Новгороде признавал каноничной и северо-западную школу, которая понимала икону скорее как символическое или аллегорическое изображение, чем как лик, представленный «плотским воображением» художника. На эту несообразность указывал дьяк Иван Висковатый, который упрекал расписывавших кремлёвские соборы северных мастеров в недопустимых новшествах. Показательно, что обвинение в еретическом небрежении «станиной» было затем предъявлении и самому Висковатому.

⁵¹ Путешествия русских послов XVI-XVII вв. М.; Л., С. 77.

⁵² Всякое общество неоднородно, делится на управляющих и управляемых; общество всегда нуждается в политической элите – в наиболее образованных, умелых, способных и подготовленных к сложной деятельности людях (наряду с политической элитой выделяется частично с не совпадающая элита имущественная, культурная, военная и т. п.). В средние века элита формировалась в основном по принципу наследования родительского статуса, хотя этот принцип допускал определённые исключения. В переходное время (например, в процессе изживания феодальных, удельных черт общественной жизни и становления социальных структур в национальном масштабе) традиционная элита пополняется выходцами из других общественных групп (на Руси в XV-XVI вв. земледельческая вотчинная аристократия перестаёт быть единственной политически господствующей группой; появляется новый элитарный строй – поместное дворянство).

⁵³ Термин «самодержец» достаточно часто встречается и в документах XV в.; тогда он в основном подчёркивал факт самостоятельного осуществления власти – без оглядки на какую-либо внешнюю силу. Со времён Ивана IV в это понятие стал вкладываться иной смысл: самодержец не только «держит» государство «сам от себя», но и управляет им как пожелает. Постепенной самодержавной стали называть власть, независимую и от внешних, и от внутренних политических сил; понятие «самодержавие» сблизилось с понятием «абсолютизм». Неверно, однако, трактовать такое самодержавие как полный произвол монарха: даже абсолютная власть опирается на традицию, отчасти на закон, да и абсолютна скорее по своим претензиям, чем по реальным возможностям.

⁵⁴ Андрей Михайлович Курбский (1628-1583) – один из активных сотрудников Ивана IV в первые годы его царствования, в пору проведения реформ. В 1564 г. Курбский, боявшийся пасть жертвой царского гнева, бежал в Литву и поступил на службу к Сигизмунду Августу, королю польскому и великому князю литовскому. «Отъезд» в Литву был распространённой формой протеста московских бояр и всякого звания служилых людей, недовольных своим монархом, или опасавшихся за свою жизнь. В XV-XVI вв. ещё были живы представления о Великом княжестве Московском как о вотчине князей – потомков Ивана Калиты; изменение подданства было, в соответствии с такими представлениями, вполне допустимым. Ещё ранее, во времена феодальной раздробленности, бояре имели право «отъезда» от одного князя к другому, а удельные правители в областях близ московско-литовского рубежа даже «передавались» из Литвы в Москву или обратно вместе со своими владениями.

Курбский, родовитый боярин, крупный государственный деятель, пытавшийся осмыслить происходившие на его глазах и с его участием политические процессы, считал ничем не ограниченное единовластие губительным для государства. Письма, адресованные Курбским своему бывшему государю, и ответные послания царя Ивана – интересный памятник политической мысли XVI в., раскрывавший два противоположных взгляда на государство и общество. В столкновении этих взглядов и их носителей во второй половине XVI и в начале XVII в. решался вопрос о способе управления Русским государством (см.: Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. Л., 1979; фрагменты переписки см. также: Преподавание истории в школе. 1991. № 4. С. 47-49).

⁵⁵ Макарий, сочетавший верность традиции, с благожелательным восприятием реформ 1550-х гг., усиливавших центральную власть пользовался несомненным уважением царя. Религия играла огромную роль в жизни Ивана IV, постоянно бросавшегося из одной крайности в другую, от кощунств и святотатств к покаянию и смирению, обычно недолговечному. «У него было продуманное религиозное мировоззрение, которое он выстрадал и перестрадал, мрачное, тяжёлое, надрывное» (Флоровский Г., прот. Указ. Соч. С 28). Противоречивость характера и взглядов царя придала особенно острую форму конфликту Ивана IV с обществом, - конфликту, переросшему в противостояние монарха чуть ли не всем его политически активным подданным.

⁵⁶ Долгое время в исторической науке бытовала иная точка зрения на опричнину: последняя рассматривалась как «орудие разгрома реакционной феодальной знати», как способ централизации государства (Очерки истории СССР. Конец XV – начало XVII вв. М., 1955. С 301). Известный советский историк А. А. Зимин утверждал, что «основной смысл опричных преобразований сводился к завершающему удару, который был нанесён последним оплотам удельной раздробленности» (Опричнина Ивана Грозного. М., 1964. С. 477). Для подобных оценок, как представляется, нет достаточных оснований. Бояре в царствование Ивана IV отнюдь не мечтали о восстановлении удельной раздробленности; русская знать никогда не пользовалась такой независимостью, как западноевропейские феодалы, и бояре не противопоставляли себя князьям, не считали себя самостоятельными государями. И потомки удельных князей, и бояре, чьи предки давно служили московским правителям, часто интриговали вокруг трона, но не мыслили своего преуспеяния без единого государства. Боярская дума в XVI в. достаточно последовательно проводила централизаторскую политику; эта политика ощущалась как необходимая и высшим чиновничеством – дьяками. Не было при Иване IV и «новгородского сепаратизма»; сохранявшаяся глухая неприязнь новгородцев к москвичам через сотню без малого лет после присоединения уже не могла вылиться в заговор с целью отложения от Русского государства. Только неправомерное отождествление централизации с усилением единоличной власти позволяет говорить об опричнине как об объединительной акции.

Можно согласиться с тем, что выделение опричных земель не было восстановлением старого великокняжеского домена (удела, непосредственно подчинявшегося великому князю). Однако создание двух параллельных механизмов управления (опричного и земского), конечно, не способствовало централизации, как и противопоставление Москвы Новгороду, характерное для политики Ивана Грозного в конце 60-х и в 70-ее гг. Мифом является и версия о том, что опричнина была формой борьбы «прогрессивного» дворянства против «реакционного» боярства. Разделение верхов общества в опричные годы шло не на родовитых и худородных, не на вотчинников и помещиков (у многих землевладельцев были и поместья, и вотчины), а на сторонников ограничения царской власти и её противников.

Проведение опричной политики исключительно террористическими, репрессивными методами, как и её явно негативное воздействие на духовную, политическую и хозяйственную жизнь страны, не позволяет говорить о закономерном или прогрессивном характере борьбы, которую царь Иван вёл с собственными подданными (подробнее см.: Кобрин В. Б. Иван Грозный. М., 1989).

⁵⁷ Русский историк Н. М. Карамзин объяснял отсутствие организованного сопротивления опричнине традициями «новгородского повиновения» (которые, несомненно, были сильны в Московском государстве) и верой в божественный источник царской власти. Трудно судить о том, насколько глубока была это вера в XVI в.; может быть, правильнее было бы говорить о привычке рассматривать княжество, а затем и царство как вотчину, где государь – полный хозяин. Во всяком случае, к подмеченным Карамзиным психологическим причинам покорности следует добавить отсутствие развитого общественного самосознания, гражданского самоощущения.

⁵⁸ Чаще всего Смутным временем называют промежуток между выступлением претендента на московский трон Лжедмитрия I (мнимого сына Ивана Грозного) и утверждением династии Романовых, т. е. 1604-1613 гг., хотя встречаются и иные варианты, например 1598-1613 или 1603-1617 гг.

⁵⁹ Есть серьёзные основания полагать, что Борис Годунов перед избранием обещал Боярской думе (или её наиболее влиятельным членам) подписать официальный документ, ограничивающий его власть (сделать крестоцеловальную, т. е. скреплённую торжественной клятвой, запись) ; см.: Ключевский В. О. Соч. Т. III. С. 27-28.

⁶⁰ Их разумность состояла в том, что Годунов, ещё будучи правителем при царе Фёдоре, стремился сохранять баланс сил между различными сословиями и социальными группами (так, известный указ 1597 г. о сыске и возвращении беглых крестьян, обеспечивая интересы мелких земледельцев, не слишком ущёмлял и крупных, которые привыкли населять свои вотчины незаконно пришедшими от прежних хозяев хлебопашцами).

Постоянное лавирование между различными влиятельными слоями и группами (в условиях России XVI в. речь могла идти в основном о боярстве и дворянстве) обычно укрепляет позиции центральной власти; при наличии осознанных общенациональных интересов из подобного лавирования вырастет абсолютная монархия (монарх при этом выполняет роль арбитра, примиряющего разноречивые интересы).

Но в России до середины XVII в. не было условий для формирования абсолютизма; ни одно европейское национальное государство не перешло к абсолютизму, минуя стадию сословно-представительной монархии. Ведь сначала нужно создать механизм выражения сословных, групповых интересов, и только после этого становится возможна власть, стоящая над всеми сословиями и группами. Не имея такого механизма, т. е. не отказываясь от произвола и не учитывая сословных нужд, монарх не может рассчитывать на реальное полновластие.

⁶¹ Ключевский В. О. Соч. Т. III, С. 55.

⁶² См. там же. С. 31

⁶³ Там же. С. 36.

⁶⁴ Термин «национализм», приобретший в советские годы явно ругательный оттенок, употребляется здесь как нейтральное обозначение того состояния общественного сознания, дл которого характерны повышенная чувствительность к действительным и мнимым ущемлениям национального достоинства и подозрительное отношение ко всему чужеземному. Во многих случаях слова «национальны» и «националистически», «патриотизм» и «национализм» синонимичны.

⁶⁵ Столкновение националистического и правового идеала – один из основных конфликтов, преодолеваемых в ходе становления и развития всякого национального и многонационального государства. Смутное время сделало этот конфликт достаточно явным.

⁶⁶ Далеко не все учёные соглашаются с тем, что в 1619 г. действительно замаячила и была упущена уникальная возможность миновать стадию абсолютизма и приступить к строительству конституционной монархии. Тем не менее не состоявшийся тогда эксперимент не был обречён на заведомую неудачу.

⁶⁷ Краткий курс в историю закрепощения крестьянства см. в главе 9.

⁶⁸ Обычно упоминают такие отличительные признаки крестьянской войны: это движение организованное в военном и политическом отношении, формирующее собственные властные структуры; такое движение охватывает обширные территории; оно создаёт серьёзную угрозу для существующего социально-политического строя и направлено на его трансформацию; участники крестьянской войны выдвигают более или менее осознанные социальные требования. Применение всех этих признаков (за исключением организованности и обширности территории) к движению Болотникова, тем более искусственно выделенному из иных предшествовавших, параллельных и последующих) событий, представляется не совсем уместным.

⁶⁹ Ключевский В. О. Соч. Т. III. С. 45.

⁷⁰ Соловьёв С. М. Соч. Кн. IV. С. 500

⁷¹ Ключевский В. О. Соч. Т. IV. С. 184.

⁷² И славянофилы (А. С. Хомяков, К. С. и И. С. Аксаковы, И. В. и П. В. Киреевские), и западники сходились в отрицании крепостных порядков, самодержавно-бюрократического государственного строя. Многие западники (например, П. В, Анненков, Т. Н. Грановский, В. П. Боткин) считали постепенную трансформацию абсолютизма в конституционную монархию оптимальным путём общественного развития, а отмену крепостного права связывали с идеей сотрудничества властей и общественности. Таких же взглядов придерживался и известный мыслитель-славянофил, общественный деятель середины XIX в. Ю. Ф. Самарин причисляемых обычно к западникам М. Н. Каткова и А. И. Герцена разделяли весьма серьёзные разногласия.

И западничество, и славянофильство способствовали становлению русского либерализма и русского консерватизма (при этом в большинстве случаем в России – в отличии от Запада – не было заметной границы между либеральными и консервативными учениями). В отечественном социалистическом движении также весьма замысловато сплетались славянофильские и западнические влияния.

⁷³ Ключевский В. О. Соч. Т. III. С. 247.

⁷⁴ В 1667 г. по Андрусовскому перемирию Левобережная Украина и Киев с окрестностями было временно переданы под власть русского царя (тогда же Москва получила Северскую и Смоленскую земли). Временное соглашение заключённое благодаря дипломатическим талантам А . Л. Ордина-Нащокина, стало основой «вечного мира» 1686 г.

⁷⁵ Ключевский В. О. Соч. Т. III. С. 259.

⁷⁶ Симеон Полоцкий (1629-1680), учёный монах, знакомый не только с православным, но и с католическим богословием, сыграл большую роль в развитии русского Просвещения, в согласовании новых научных и политических идей с церковной традицией. Симеон обучал не только старших детей Алексея Михайловича, но и желавших освоить латынь московских подьячих, участвовал в составлении проекта первого в Москве высшего учебного заведения – Славяно-греко-латинской академии, открытой в годы правления Софьи Алексеевны и её фаворита В. В. Голицына.

Синтез советского и церковного знания нашёл своё отражение в поэзии (как тогда говорила, виршах, польск. «wierszy», от лат. «versus» - «стих») Симеона Полоцкого. Разрабатывая систему русского силлабического стихосложения, писатель часто использовал поэтическую и драматическую форму для выражения своих политических взглядов. Симеон отстаивал новую для Московского царства идею ответственности государя за благоденствие подданных, которых следует «Не призирати, не псы имети // Паче любити, яко свои дети». Много занимаясь стихотворными переводами, Симеон Полоцкий сумел увлечь этим занятием своего воспитанника царевича Федора (будущего царя, 1676-1682), который переложил на русский два псалма и «Псалтыри» (одной из книг Ветхого Завета).

⁷⁷ Представляется правильным говорить именно о кажущейся, внешней, а не настоящей законности при Петре, так как самодержец всегда исходил из представлений о собственной воле, как о единственном источнике всякого правового творчества. Законодательный произвол монарха, определяемый только личными взглядами последнего на благо государства, был столь же далёк от строгого правового порядка, как и лишённые всякого юридического обоснования «безвинные опалы» и немотивированные пожалования прежних московских государей.

⁷⁸ В 1682-1689 гг. не только были достигнуты значительные политические успехи (Нерчинский договор с Китаем о территориальном размежевании, «вечный мир» с Польшей), не только решались (не слишком удачно) проблемы южных рубежей России, но и были начаты некоторые преобразования во внутренней жизни. В. В. Голицын занимал несколько двусмысленное положение фаворита Софьи, правившей от имени царей Ивана и Петра; видимо поэтому он не мог о серьёзных переменах в социальном и государственном строе и должен был ограничится немногими, но весьма знаменательными нововведениями (в основном в сфере быта и образования).

При покровительстве князя открылась в Москве Славяно-греко-латинская академия; были изданы указы, регулирующие городской быт и придававшие ему более цивилизованные формы. Были смягчены законы (чрезвычайно суровые в Московском государстве), допущена определённая веротерпимость (Голицын был сторонником полной свободы вероисповедания, но оказался не в состоянии осуществить свои представления о взаимоотношениях религий). Отмена смертной казни за «возмутительные слова», конечно, не была ещё гарантией свободы слова, но достаточно ясно намечала тот стиль отношений власти с подданными, который казался правильным князю Василию Васильевичу.

Осуществлению многих проектов Голицына препятствовали и многие внешние дела (князь немало сил отдавал дипломатической деятельности и возглавлял безрезультатные крымские походы 1687 и 1689 гг.), и острая борьба между сторонниками более быстрого сближения с Западом (к которым принадлежал и сам Голицын, и ученик умершего в 1680 г. Симеона Полоцкого Сильвестр Медведев) и приверженцами ориентации на отечественную «старину» и православный греческий Восток (среди последних выделялись патриарх Иоаким и прибывшие в Москву для организации богословской академии учёные греки братья Лихуды).

⁷⁹ Ключевский В. О. Соч. Т. III. С. 247.

⁸⁰ Там же. С. 330.

⁸¹ Здесь уместно вспомнить интересное замечание русского историка и мыслителя князя Михаила Михайловича Щербатова (1733-1790), который писал, что само критическое отношение к петровскому деспотизму стало возможным только благодаря петровским же реформам.

Петр очень однобоко и упрощённо представлял себе духовные запросы личности, видел идеал образованного человека в технически грамотном специалисте, чисто внешне соединяющем западную учёность с православным богочестием. Но сама возможность и целесообразность знакомства с достижениями европейской мысли была осознана довольно широкими слоями русских привилегированных классов только в ходе реформ начала XVIII в. или под воздействием этих реформ. Как это часто бывает в истории, реформатор пробудил в людях стремления, которые сам наверняка счёл бы вредными или праздными, а из этих стремлений постепенно выросла оппозиция государственной направленности реформы.

⁸² Имеет смысл перечислить основные мероприятия Петра в сфере государственного управления.

Реформа местных государственных органов началась раньше, чем преобразования центрального аппарата. В 1699 г. была ограничена власть воевод над городским населением и не состоявшими в зависимости от частных землевладельцев крестьянами. Сбор налогов и судопроизводство предлагалось передать в ведение выборных и ежегодно сменяемых бургомистров. За право подчинятся выборной власти с горожан запросили двойные сборы и большинство городов предпочло отказаться от дорогостоящей привилегии. Тогда Пётр отмени двойные сборы и объявил выборы бургомистров обязательными.

Реформа 1699 г. передавала Московской ратуше право собирать все поступления из провинциальных городов; создавалось некое подобие центрального ведомства городских сборов. Впоследствии эта идея получила развитие. В 1721 г. было объявлено и создании Главного магистрата в Петербурге. Его регламент (устав) был создан по рижским и Ревельским образцам (Ревель – ныне столица Эстонии Таллин); по примеру Главного магистрата организовывались магистры и в других городах. Магистраты в их российском варианте были скорее государственными судебно-административными органами, чем органами местного самоуправления.

1708-1712 гг. территория страны была разделена на 8 губерний, которые были и военными, и административными округами. При отсутствии в центре соответствующих структур губернаторы получили большую власть.

Губернии сначала делились на уезды, иногда несколько уездов объединялись в провинцию. В 1715 г. это деление было упразднено; вместо уездов и провинций появились новые единицы – доли, включавшие одинаковое количество тягловых (облагаемых государственными сборами и повинностями) дворов. Доли возглавлялись ландратами, которых первоначально избирали местные дворяне, а затем всё чаще стали назначать губернаторы. Взаимоотношения губернаторов и ландратов (которые одновременно состояли членами губернских советов) были весьма запутанными.

Противоречивая система местного управления нуждалась в новой реформе. В 1718-1720 гг. количество губерний было доведено до 11; губернии вновь были разделены на провинции (числом около 50), а последние – на дистрикты. Губернатор сохранил только военные и судебные функции, передав большую часть своих полномочий воеводам и другим чиновника провинциального уровня. Дополнение этой системы полковыми дистриктами (т. е. округами, каждый из которых содержал на свои деньги один полк) лишило её наметившейся было чёткости.

В центре новые органы власти были созданы лишь под конец петровского царствования. Первоначально монарх довольствовался Боярской думой, которая оставалась боярской только по имени и, как правило, молчаливо одобряла решения Петра. В 1711 г. был создан Сенат – как временный коллективный орган, заменяющий царя в периоды его отсутствия в столице. Постепенно Сенат начал действовать на постоянной основе, но подчинённые ему отраслевые ведомства – коллегии были созданы только в 1718-1720 гг. (сначала их было 9, к концу царствования – 10). По своим функциям к коллегиям приближались Главный магистрат и отчасти Синод. Сфера полномочий коллегий была очерчена намного точнее, чем круг вопросов, входивших в компетенцию прежних приказов. Однако Пётр, привыкший создавать и упразднять государственные органы под влиянием сиюминутных потребностей, неоднократно нарушал формально стройную систему центрального управления, создавая различные полусамостоятельные канцелярии.

Суд рассматривался Петром не как особая власть, а как одна из сфер государственного управления. По реформе 1719 г. были созданы территориальные гофгерихты (нем. «Hofgerichte», по-русски их вскоре стали называть надворными судами). Сначало их было 9, затем 11; им подчинядись коллегиальные суды (в каждой провинции); ещё ступенькой ниже распологались городские (земские) суды. Судебная система была скопирована со шведского образца, но при отсутствии систематизированного законодательства сохраняла многие черты прежнего московского судопроизводства.

⁸³ Ключевский В. О. Соч. Т. IV. С. 182.

⁸⁴ Некоторые историки Церкви полагают, что, несмотря на явную неканоничность создания Синода, однозначно негативная оценка этой реформы неверна, так как Церковь переживала кризис ещё до Петра; при этом часть мероприятий царя (например, возвышение более образованных украинских священников и монахов) способствовала обновлению закосневшей в предрассудках и внешнем обрядоверии московской иерархии. Кроме того, фактическое присвоение светской властью функций власти духовной иногда оправдывалось правом византийских императоров и московских царей участвовать в церковном управлении. По мнению А. В. Карташева, петровская реформа, несмотря на её «дефективность и уродливость», не помешала «выявлению духовных сил и достижений русской Церкви» (Очерки по истории русской Церкви. Т. II. С. 377, 320). Русский философ и богослов В. С. Соловьёв (1853-1900) считал, что «упразднение патриаршества и установление синода было делом … положительно полезным для будущего России»; государственная опека спасла Церковь от двух крайностей, столкновение которых вызвало в XVII в. раскол: от претензий патриарха на светскую власть и от узкого фанатизма старообрядцев (Соч.: В 2 т. М.: Правда, 1989. Т. I. C. 426-427).

⁸⁵ Схематично изображённые здесь отношения крестьян и землевладельцев понимаются многими историками несколько иначе. Так, в XIX в. возникла теория, в соответствии с которой в период становления централизованного государства продолжала существовать община-вервь, бывшая формой организации славянского земледельческого населения ещё до Рюрика. Если встать на такую точку зрения, то процесс закрепощения следует рассматривать как борьбу вотчинников и помещиков с общиной. Сходные концепции были распространены в работах советских историков, видевших в становлении крепостного права торжество классовых интересов феодалов, которых поддерживало государство, якобы оставшееся феодальным и в XVI-XVII вв. (Как уже говорилось выше, в период централизации государство обычно сохраняет некоторые черты, наметившиеся в феодальную эпоху, но в это время всё ярче проявляется его национальный и надклассовый характер.)

Представление о многовековом существовании общины, возникшей ещё в догосударственный период славянской истории, были оспорены в конце XIX – начале XX в. Чичериным и Ключевским. Община подверглась серьёзным деформациям ещё в киевскую эпоху; отток населения в Приднепровья на Северо-Восток неизбежно разрушал общинную организацию. Реалии бурного удельного времени, часть которого приходится на монголо-татарское владычество, способствовали миграциям населения. Конечно, в местах нового расселения земледельцев могли воспроизводится отдельные черты общинного быта, но не было ни уравнительных переделов земли, ни совместного владения пахотной землёй. Можно признать не совсем точной предложенную Ключевским оценку крестьян удельного времени как вольных земледельцев, нанимавшихся к вотчиннику в качестве работников; внеэкономическое принуждение, несомненно, существовало и в период феодальной раздробленности. Тем не менее, крестьяне, жившие на частновладельческой земле, в своих отношениях с вотчинниками выступали не как коллектив, а как юридически самостоятельные лица (разумеется, отнюдь не равные землевладельцу во своему правовому статусу).

Нужно упомянуть и о важном изъяне классовой теории закрепощения: она игнорирует реальное несовпадение интересов крупных и мелких землевладельцев, а также частных хозяев и государства.

⁸⁶ В некоторых научных трудах и учебных пособиях встречается утверждение, что богатые вотчинники сманивали крестьян, работавших на обедневших помещиков. Это верно лишь отчасти, так как в XVI в. было немало крупных поместий (условных держаний, формально находившихся в государственной собственности); встречались и очень мелкие наследственные имения – вотчины. Кроме того, часто одному лицу принадлежали и поместья, и вотчины. Поэтому правильнее говорить о противоположности интересов не помещиков и вотчинников, а крупных и мелких землевладельцев. Следует упомянуть, что крестьяне часто бежали и на обладавшие в XVI в. определёнными привилегиями монастырские земли.

⁸⁷ Уложение 1649 г. оставило не вполне прояснённым вопрос об имуществе крестьянина; некоторыми правами на то имущество крестьянин обладал, но полным собственником его не был.

⁸⁸ См.: Ключевский В. О. Соч. Т. IV. С. 90. Подушная подать не улучшила правового положения крестьян, но способствовала расширению обрабатываемой площади; впрочем, такое же воздействие оказала и подворная система обложения, заменившая в XVII в. прежнюю посошную (поземельную), которая делала невыгодным распахивать большие участки: за это и платить казне надо было побольше.

⁸⁹ Весьма произвольно распоряжались помещики и крестьянским имуществом. При отсутствии ясного и чёткого закона в XVII в. предполагалось, что хозяйственный инвентарь находился в совместной собственности крестьянина и землевладельца: крестьянин не мог самовольно продать его, а помещик не имел права отобрать крестьянские орудия производства. Постепенно землевладельцы стали распоряжаться крестьянским имуществом, как своим, что также приближало крепостное состояние к рабскому. Единственным серьезным отличием крепостного XVIII в. от холопа-раба киевского или московского времени была обязанность нести тягло (государство признавало, таким образом, частновладельческого крестьянина правоспособным лицом).

⁹⁰ Откровенно дворянскими были, например, распоряжения императрицы, позволявшие помещикам отдавать своих провинившихся крестьян в каторжные работы (1765) или запрещавшие крепостным жаловаться на землевладельцев (1767). Эти меры принимались в те годы, когда Екатерина ещё верила в возможность преобразовать крепостнический строй и придать ему более цивилизованный вид.

⁹¹ Намерения отменить крепостное право, высказывавшиеся В. В. Голицыным или незадачливым супругом Екатерины II Петром III (который, подобно своей жене, увлекался модными европейскими теориями – довольно, впрочем, поверхностно), - намерения эти не были воплощены в каких-либо конкретных мероприятиях государственной власти.

⁹² Свои представления о задачах Комиссии Екатерина изложила в Наказе, составленном на основе популярных в тогдашней Европе (и в образованном российском обществе) книг Монтескье и других мыслителей Просвещения. Известная противоречивость наказа, в котором императрица стремилась совместить конституционные идеи Монтескье с практикой самодержавия, усилилась из-за предварительного (до начала работы Комиссии) редактирования текста наиболее авторитетными депутатами. В ходе этого редактирования были вычеркнуты, в частности, многие положения главы XI, где речь шла о крепостном состоянии.

⁹³ Этот процесс начался ещё в царствование Елизаветы Петровны, когда гетманом Украины был Кирилл Разумовский (1750-1764). Екатерина затруднила крестьянские переходы в подвластных империи районах Украины в 1763 г., затем уравняла в правах с российским дворянствам казацкую старшину, а по итогам четвёртой ревизии издала закон 1783 г, принуждавший крестьян нескольких южных губерний оставаться на тех землях, но которых они проживали во время переписи.

⁹⁴ До этого помещики выпускали на волю в основном своих дворовых (крепостных, не занятых в сельскохозяйственным трудом). Случаи освобождения крестьян с землёй (за выкуп) были очень редки. В основу указа о свободных хлебопашцах легли предложения Сергея Румянцева, либерально настроенного дворянина, пожелавшего дать вольную примерно двум сотням своих крестьян.

⁹⁵ Освобождение крестьян без земли наверняка привело бы к резкому ухудшению их экономического положения. При крайне низком уровне развития правосознания российских крепостных повышение юридического статуса вряд ли смогла бы в их глазах компенсировать неизбежные материальные затруднения.

⁹⁶ Большинство историков делят царствование Александра I на два периода: до войны с Наполеоном 1812-1814 гг. (когда император стремился осуществить свои преобразования) и после победы (когда внутренняя и внешняя политика стали намного консервативнее). Такое деление, в принципе вполне обоснованное, не следует абсолютизировать: «дней Александровых прекрасное начало» характеризовалось и либеральными новшествами, и продолжением традиционной политики, и мерами вроде введения цензуры (1804), а наиболее радикальные реформы в политической и социальной сфере были осуществлены – правда, только на ограниченной территории – после наполеоновских войн (Конституция Царства Польского была подписана в 1815 г., а отмена крепостных отношений в Прибалтике произошла в 1816-1819 гг.)

⁹⁷ С именем А. А. Аракчеева (1769-1834) в глазах современников и многих исследователей Александровой эпохи обычно связывались самые непопулярные («реакционные») правительственные мероприятия. Между тем Аракчеев был не только инициатором создания военных поселений, но и противником сохранения крепостного права. Перед войной 1812 г. Аракчеев руководил преобразованиями в армии; его нововведения повысили боеспособность русских войск.

⁹⁸ Не все историки готовы согласиться с мыслью о переломном характере эпохи Александра I. В.О. Ключевский, например, был склонен подчеркивать «микроскопические результаты» реформ начала XIX в.; «…Если бы сторонний наблюдатель, который имел случай ознакомиться с русским государственным порядком и с русской общественной жизнью в конце царствования Екатерины, потом воротился бы в Россию в конце царствования Александра … он не заметил бы, что была эпоха правительственных и социальных преобразований» (Соч. Т. V. С. 236).

⁹⁹ Мнение историков о результатах киселёвской реформы разнятся. В. О. Ключевский полагал, что итогом преобразований стало «отличное управление государственными крестьянами» (Соч. Т. V. С. 251 – 252). В последние десятилетия господствовали несколько пренебрежительные оценки реорганизации, проведенной при Николае. Следы наших оценок видны даже в достаточно объективной работе «Наша Отечество», где говорится о «скромных результатах» реформы и об «утяжелении чиновничьего бремени над крестьянами» (Наше Отечество: Опыт политической истории / Кулешов С. В., Волобуев О. В., Пивовар Е. И. и др. М.: ТЕРРА, 1991, Ч. 1. С. 92-93). Скептическое отношение к кисилёвскому проекту высказали и некоторые современники событий, например начальных III Отделения собственной Его императорского Величества канцелярии А. Х. Бенкендорф (1783-1844), убеждённый сторонник «постепенного освобождения крепостных.

¹⁰⁰ При Николае I в западных и юго-западных районах по инициативе генерал-губернатора Д. Г. Бибикова (1792-1870) были введены инвентарные правила, в которых определялся объём крестьянских повинностей. Возможно, различия в правовом положении великорусских крестьян и земледельцев западных районах империи определили и более терпимое отношение к идеям Александра II в Литве.

¹⁰¹ Обладатели меньших наделов и платили меньше, но с увеличением надела оброк возрастал не прямо пропорционально, так что малоземельные вносили за каждую свою десятину большую сумму, чем те, кому достался участок покрупнее. Если крестьянин получал, например, максимальный (в данной местности) надел в 4 десятины и платил за них 12 рублей ежегодно, то в соседнем имении, где на каждого могло прийтись только по 2 десятины, нужно было платить не половину этой суммы, а 9 рублей. Такой порядок исчисления оброка был выгоден помещикам, так как обеспечивал приличный доход даже при минимальных размерах крестьянских наделов.

¹⁰² Если помещик настаивал на выкупе, а крестьяне отказывались приобрести землю в собственность, правительство платило земле­владельцу 75 % установленной суммы, а крестьяне — ничего (кроме денег в счет погашения долга казне). 20 % выкупной суммы, которые крестьяне должны были заплатить из своих денег, часто заменялись отработками на барской земле. В 1881—1883 гг., уже при Александре III (1881 —1894), временнообязанное состояние было ликвидировано, а все до тех пор не выкупленные крестьянами наделы передавались им во владение (без каких-либо выплат помещику). Выкупные плате­жи в казну были отменены в 1906 г.

¹⁰³ Крестьянский мир пореформенной эпохи не был сохранив­шейся с древних времен общинной вервью; некоторые мыслители и историки, отмечавшие длительное сохранение общинных структур в русской деревне, преувеличивали сходство административного устрой­ства, созданного распоряжениями правительства, с общиной дофео­дального времени. См. также примечание 85.

¹⁰⁴ Речь идет о 1860-х гг. В дальнейшем общественные интересы требовали продолжения преобразований, и консервация сложившейся после Манифеста 19 февраля ситуации только затрудняла решение социальных проблем, оставшихся в наследство от предреформенного времени.

¹⁰⁵ Обзор действий Министерства внутренних дел по крестьянскому делу. СПб., 1864. С. 2.

¹⁰⁶ Сперанский предполагал и издание более кратких, удобных в обращении кодексов, но не осуществил этих замыслов. Практиче­скому применению правовых норм содействовали составленные Сперан­ским свод военных законов и своды, действовавшие в прибалтий­ских (остзейских) губерниях и в Великом княжестве Финляндском.

Эта деятельность подтвердила весьма характерную для XIX в. закономерность: покоренные империей западные окраины обычно опе­режали великорусские области по темпам и глубине проводимых там преобразований. Национальная политика Александра I, Николая I, Александра II отличалась достаточной гибкостью; русские императо­ры не стремились к унификации управления всеми областями, стара­лись сочетать русификацию (чаще всего довольно осторожную) и ре­прессивные методы с признанием определенной автономии нерусских (неправославных) регионов.

¹⁰⁷ Русская старина. 1888. № 9. С. 613.

¹⁰⁸ Идея правового государства сложилась в умах европейских мыслителей эпохи Просвещения и постепенно была усвоена законо­дательством большинства западных стран. Основные признаки право­вого государства — верховенство закона, которому подчиняются и граждане, и органы власти; соответствие законов принципам права (существующим объективно, безотносительно к воле людей; в числе таких принципов — имущественная и интеллектуальная независимость индивида от общества, равноправие, соблюдение прав человека); подчинение государства обществу и законодательное ограничение сферы деятельности государства (последнее не должно, например, стеснять хозяйственную свободу граждан или вмеши­ваться в научную, художественную, религиозную жизнь). Правовое государство отличается от полицейского, в котором также признается верховенство закона, но сам закон ставит власть над обществом и требует подчинения личности общенациональным интересам (последние определяются государством).

Правовое государство формируется одновременно с гражданским обществом, которое создает механизмы противодействия незаконным стремлениям власти. Важнейшие из этих механизмов — общественное мнение, независимые средства информации, негосударственные объеди­нения граждан.

¹⁰⁹ Кошелев А. Какой исход для России из ее нынешнего поло­жения? Лейпциг, 1862. С. 27.

¹¹⁰ По мнению многих представителей чиновничества, введение народного представительства — даже с ограниченными правами — только воспрепятствовало бы преобразованиям, так как лишило бы верховную власть рычагов непосредственного воздействия на об­щественную жизнь. Такой точки зрения придерживался, в част­ности, граф П. А. Валуев, министр внутренних дел в 1861 — 1868 гг., руководивший организацией земств и цензурной реформой. Опасения, что представительные органы могут «связать правитель­ству руки» (мысль П. А. Валуева), разделял и император.

¹¹¹ Выпускники высших учебных заведений служили 6 месяцев, закончившие гимназии — 1,5 года, городские училища — 3, народ­ные школы — 4 года.

Д. А. Милютин вообще всерьез размышлял о проблемах образова­ния; он был сторонником «реальной» (естественно-математической по преимуществу) школы и более скептически оценивал класси­ческое образование. (Важным элементом последнего было изучение древних языков, что во второй половине XIX в. многим сторонникам «передовых идей» казалось лишней тратой времени. Представления о «реакционном» характере классических гимназий — это, разумеется, представления очень поверхностные, не учитывающие общекультур­ной и развивающей роли знакомства с латынью и древнегре­ческим языком.)

¹¹² В. И. Засулич (1849—1919) не была убежденной сторонницей революционного террора; она стреляла в Трепова, чтобы отомстить тому за унижения, которым тот (по слухам) подвергал политических заключенных. Впоследствии Вера Засулич стала единомышленницей Г. В. Плеханова (1856—1918) и участвовала в создании марксист­ской группы «Освобождение труда» (1883, Женева), в деятель­ности российских социал-демократов.

¹¹³ Встреча революционеров и либералов (среди которых был бу­дущий деятель конституционно-демократической партии И. И. Пет­рункевич) состоялась, например, в 1878 г. в Киеве. Это была не един­ственная попытка наладить контакты между умеренными и ради­кальными представителями русской интеллигенции — социальной группы, которая оформилась именно в эпоху Александровых пре­образований.

Интеллигенция, объединенная не общностью материальных ин­тересов, а сходством духовных запросов и — отчасти — политиче­ских идеалов, лишь условно делилась на революционеров и рефор­мистов. Грань была достаточно зыбкой, и многие интеллигенты, начинавшие с яростных нападок на самодержавие, постепенно при­ходили к мысли о необходимости более лояльной (законопослушной) оппозиции властям. Тем не менее именно оппозиционность (в той или иной форме) стала отличительным признаком русской интеллиген­ции, отделявшим ее от других образованных людей конца XIX — нача­ла XX в. (чиновников, офицеров, дворян, сохранивших привержен­ность сословным идеалам).

Некоторые интеллигенты (в особенности либеральные земцы) при­знавали возможность конструктивного сотрудничества с властями. Тем не менее взаимное недоверие государства (которое часто пред­почитало репрессивные меры компромиссу) и либеральной интеллиген­ции (которая обычно предъявляла властям неприемлемые для тех требования и не слишком ценила незначительные уступки),— это недоверие, переходящее в отчуждение, во многом определило конечную неудачу планов мирного преобразования общества. (Говоря о либе­ральной интеллигенции, следует помнить, что ценности либерализма были отчасти восприняты и другими социальными слоями: чиновни­ками, помещиками, нарождавшимися во второй половине XIX в. про­мышленниками; реформистски настроенная бюрократия, разумеется, более терпимо относилась к колебаниям и непоследовательности высшей власти.)

¹¹⁴ Социально-политическое положение, существовавшее в России конца 1870-х гг., советские историки вслед за В. И. Ульяновым- Лениным называли «второй революционной ситуацией» (первой было принято считать время проведения крестьянской реформы, т. е. 1859— 1861 гг.). Используемое марксистами понятие «революционная ситуа­ция» лишено какого-либо реального содержания и научного значения. Пытаясь объяснить этот термин, Ленин выделил следующие признаки: во-первых, обострение выше обычного нужды и бедствий трудящихся масс; во-вторых, усиление социальной борьбы; наконец, невозможность управлять по-старому. Это очень неопределенные характеристики (непонятно, что именно считать «обычными» бедствиями, кого называть «трудящимися классами», какая мера изменений в порядке управления позволяет говорить о его новизне, что принять за кри­терий усиления политической и социальной активности и т. д.). Ориен­тируясь на перечисленные признаки, можно — с большими или мень­шими основаниями — назвать «революционными ситуациями» де­сятки самых разных эпизодов и временных отрезков отечественной истории, когда ничто не предвещало революционного переворота (тут можно вспомнить, например, о восстании 1327 г. в Твери или о царствовании Анны Иоанновны).

Представляется более уместным пользоваться нейтральным терми­ном «кризис», когда мы говорим о периодах нестабильности и политического противоборства. В 1878—1880 гг. кризис был налицо, но не существовало серьезных оснований опасаться революции (допустим, захвата власти народовольцами).

¹¹⁵ Оценивая деятельность Александра III, не следует забывать, что в самом начале его царствования было отменено зависимое положение временнообязанных крестьян в большинстве губерний (1881), что в 80-е гг. были сделаны первые (не слишком, впрочем, удачные) попытки законодательно облегчить положение рабочих.

¹¹⁶ Противостояние правившей в России бюрократии и отстраненной от власти интеллигенции не следует понимать упрощенно (как столк­новение «тупых бюрократов» и «образованных интеллектуалов»). Среди чиновников было немало людей вполне профессиональных, обладав­ших обширными познаниями, в то время как многие радикально настроенные интеллигенты отнюдь не могли похвастаться ни при­личной специальной подготовкой, ни глубоким знакомством с оте­чественной и мировой культурой. Основой противостояния бюро­кратии и разночинцев (в самой различной степени освоивших университетские курсы) были кастовые предрассудки, присущие обеим сторонам. Полуобразованность, которая опаснее примитивного неве­жества (так как недостаток знаний порождает самонадеянное же­лание быстро и просто решить все вопросы), была отличитель­ной чертой и многих революционеров из недоучившихся студентов, и столоначальников, получивших должность по протекции. Может быть, болезненная подозрительность и революционное нетерпение интеллигентов не получили бы столь широкого распространения, если бы не находили себе оправдания в косной чванливости и сословном эгоизме значительной части чиновников.

Отчуждение культурной элиты от элиты политической становилось дестабилизирующим фактором; при этом ни та, ни другая элита не соответствовала в полной мере своему предназначению. Многие интеллигенты предпочитали повторять расхожие суждения, а не само­стоятельно мыслить; складывалась атмосфера нетерпимости, характер­ная для радикально настроенных кругов. Многие чиновники без­думно отдавали и исполняли любые распоряжения, не обращая внимания на реальную обстановку и не считаясь с негативными последствиями своих действий.

¹¹⁷ Принято отмечать и вторую (социальную) сторону промышлен­ного переворота: формирование двух резко разграниченных социаль­ных групп (классов), капиталистов и пролетариев. В русских условиях этот процесс завершился несколько позднее, чем переход к машинному труду. Рабочие многих фабрик конца XIX в. были еще тесно связаны с сельскохозяйственным производством (вели подсобное хозяйство, иногда даже покидали фабрики в сезон земледельческих работ).

¹¹⁸ Разрушение основ традиционного общества с его сословным устройством, усложнение социальной структуры, появление различных промежуточных и маргинальных общественных групп — все это было характерно и для европейского развития в XVIII—XIX вв. Проти­воречия, неизбежно возникающие в ходе приобщения значительных масс людей к участию в делах общества, стали одной из причин многочисленных европейских революций XIX в. Однако в Европе со­циальное развитие характеризовалось большей гармоничностью и естественностью, чем в пореформенной России. На Западе еще в недрах традиционного (средневекового) общества сложились условия, позво­лявшие относительно безболезненно пережить потрясения, сопровож­давшие индустриализацию и «массовизацию» общественной жизни (традиционное уважение к частной собственности, большая незави­симость личности, привычка соблюдать законы и т. п.).

Кроме того, сопоставляя западную и российскую историю, сле­дует помнить и о сроках преобразований. Усвоить новые ценности быстро и безболезненно — это задача, непосильная для боль­шинства людей. Фактор времени приобретал поэтому первостепен­ное значение. Те страны, в которых переход к индустриальному обществу растянулся на век-другой, счастливо избежали страшной опасности: всесокрушающего бунта маргиналов, не обладающих внутренними «тормозами» и ненавидящих тот мир, в котором они чувствуют себя незваными и нежеланными гостями. (Маргинальность — не столько социальное, сколько духовное состояние. Трагическое чувство неприкаянности человек может преодолеть, об­ратившись к «вечным ценностям», к религии, к искусству. Это чув­ство становится разрушительным, если овладевает людьми, ничем «несъедобным» не интересующимися.)

¹¹⁹ Важной особенностью России было сосредоточение больших масс наемных работников на крупных предприятиях. Высокая кон­центрация производства в российских условиях была следствием дешевизны и низкой квалификации рабочей силы; часто было выгоднее использовать большое число чернорабочих, а не заменяв­шие их труд дорогостоящие машины, механизмы, технические при­способления.

¹²⁰ В начале XX в. в Российской империи было более 400 тыс. чи­новников. Существовал законосовещательный орган с весьма расплыв­чатыми полномочиями — Государственный совет. Верховным судеб­ным органом, обладавшим также правом толкования законов, оставал­ся Сенат. Комитет министров не был правительством; глава каждого ведомства был подчинен напрямую императору. Большим влиянием пользовалось Министерство внутренних дел, которое наряду с обычны­ми полицейскими функциями осуществляло также контроль за мест­ной администрацией, земствами и органами городского самоуправления. При Особом отделе департамента полиции МВД действовал Отдельный корпус жандармов (создан в 1827 г.,. до 1880 г. подчи­нялся главному начальнику III отделения собственной Его Импе­раторского Величества канцелярии; в начале XX в. насчитывалось 16 тыс. жандармов). Функции политической полиции наряду с жан­дармским корпусом выполняли также охранные отделения (местные органы МВД; в 1866 г. было создано охранное отделение в Петер­бурге, в 1880 г. — в Москве и Варшаве, в начале XX в. такие отделения существовали в 26 крупных городах).

¹²¹ В. К. Плеве был почти постоянным антагонистом и оппонен­том С. Ю. Витте. Так, накануне столкновения с Японией в 1904 г. министр внутренних дел полагал, что «небольшая победоносная вой­на» станет лучшим средством предотвращения революции; справедливые предостережения Витте, опасавшегося социального взрыва пос­ле возможных неудач на фронте, тогда не были оценены по до­стоинству.

¹²² Популярность тех или иных политических теорий определяется не только наличием социальных сил, готовых эти теории поддержать, но и существующими в обществе культурными традициями, а также господствующими типами мировосприятия. Относительная обособлен­ность России от Запада, длительное сохранение элементов архаич­ного мировоззрения и архаичных отношений (в особенности основан­ных на крепостном праве), более выраженная, чем на Западе, конфронтация политической и культурной элиты — эти и другие факторы обусловили распространение в русском обществе максима­листских устремлений. Желание «всё сохранить» или «всё изменить» (и то, и другое в равной степени неосуществимое) стало характер­ной чертой российского черно-белого, прямолинейного политического мышления. О склонности русских впадать в крайности, в том числе и политические, немало написано в трудах Н. А. Бердяева (см., например: Судьба России. М.: Сов. писатель, 1990; Истоки и смысл русского коммунизма. М.: Наука, 1990).

¹²³ Милюков так характеризовал состав созданной при его активном участии Конституционно-демократической партии — Партии народной свободы: «В нее вошли ... наиболее сознательные политические элемен­ты русской интеллигенции. Недаром ее называли иногда «про­фессорской партией». Ее наиболее активными в стране элементами были прогрессивные земские и городские деятели: единственная группа людей, испытанных в общественной борьбе и далеко не ограничивав­шихся узкими рамками технической работы в тогдашних земствах. Они были, с другой стороны, связаны и с народными низами, особенно через посредство ... профессиональных служащих в земских учреждениях — врачей, агрономов, учителей и т. д.» (Милюков П. Н. Воспоминания. М.: Современник, 1990. Т. 1. С. 354).

¹²⁴ Народники, даже те из них, что отвергали революционные методы борьбы, обычно достаточно последовательно отстаивали прио­ритет коллектива (крестьянской общины) перед индивидом, поэтому распространенный термин «либеральное народничество» не слишком точен. Можно говорить лишь о некотором созвучии либеральных идей с мыслями Михайловского (о гражданском становлении лично­сти в условиях политической свободы).

Народническое пренебрежение личностью, столь характерное для социалистов разного толка, весьма наблюдательно подметил Н. А. Бер­дяев. Представляется справедливым и другое его замечание: «Одной из коренных ошибок народничества было отождествление народа с простонародьем, с крестьянством, с трудящимися классами. Наш культурный и интеллигентный слой не имел силы сознать себя народом и с завистью и вожделением смотрел на народность про­стого народа. Но это — болезненное самочувствие... Высококуль­турный человек ... должен и может чувствовать себя не менее народ­ным человеком, чем мужик где-то в глубине России... Народная жизнь не может быть монополией какого-нибудь слоя или класса» (Судьба России. С. 71—72).

¹²⁵ Не претендуя на подробный анализ противоречий марксист­ской теории, укажу только на одно, послужившее причиной долгих споров в кругах российских приверженцев теории классовой борьбы. С одной стороны, К. Маркс настаивает на том, что развитие обще­ства — объективный процесс, не зависящий от воли людей и с неиз­бежностью ведущий к социализму, с другой — считает необходимой социалистическую революцию, т. е. активное вмешательство «осознав­шего свои классовые интересы» пролетариата в ход исторических событий.

¹²⁶ Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, П. Б. Струве и С. Л. Франк в 1902 г. выпустили сборник статей «От марксизма к идеализму», в котором подробно и четко проанализировали эволюцию собственных взглядов. Впоследствии перечисленные выше мыслители стали соавторами вы­держанных в основном в духе консерватизма сборников «Вехи» (1909) и «Из глубины» (1918). М. И. Туган-Барановский не отказался от своих социалистических взглядов даже после вступления в кадет­скую партию — весьма характерный для русской политической жизни пример соединения либеральных и социалистических воззрений.

¹²⁷ Эти известные слова из «Манифеста коммунистической партии» следовало бы использовать для характеристики маргинальных, люм­пенизированных (от нем. "Lumpen" — «лохмотья, тряпки») слоев населения, а не промышленных рабочих. Относительно квалифици­рованным работникам было чем дорожить даже в России конца XIX в. Марксовы «пролетарии», призванные стать «могильщиками буржуазии»,— это, скорее, поденщики, чернорабочие, сезонные ра­бочие, безработные, разорившиеся лавочники и крестьяне, опустив­шиеся батраки, демобилизованные солдаты и прочий «разбойный элемент» (выражение русского социалиста М. А. Бакунина).

¹²⁸ Более подробно см.: Головатенко А. Ю. Тоталитаризм XX века. М.: Школа-пресс, 1992. Следует иметь в виду, что концепция тота­литаризма описывает только одну тенденцию развития русского об­щества в XX в. Тоталитарная опасность реально существовала уже в годы первой русской революции, но победа тоталитаризма не была единственным вариантом отечественной истории. Даже после торжества коммунистического тоталитаризма в обществе про­должали развиваться и тенденции, к тоталитаризму не сводимые (сохранялись традиционные формы сознания, в том числе религиоз­ного, и даже определенная преемственность в деятельности государ­ственных органов; литература и искусство в 1920—1950-е гг. опирались на культурный опыт начала XX в. и т. п.).

¹²⁹ Ткачев считал, что итогом деятельности организации заговорщи­ков должно стать «революционное государство, которое, с одной стороны ... уничтожает консервативные элементы общества, упраздняет все те учреждения, которые препятствуют установлению равенства и братства; с другой — вводит в жизнь учреждения, благоприят­ствующие их развитию» (цит. по: Наше Отечество. Ч. 1. С. 177). «Революционное государство» Ткачева было прообразом государства тоталитарного (см. главу 13).

¹³⁰ Социалистические и близкие к ним уравнительные воззрения совсем не обязательно связаны с идеей революционного насилия (например, не был сторонником насилия упоминавшийся в тексте главы 11 социалист-народник Н. К. Михайловский). Не всякий революционер-социалист признает необходимость государственного на­силия после завоевания власти и дисциплинированной партии во время борьбы за эту власть. Так, один из основоположников анархокоммунизма М. А. Бакунин (1814—1876) считал социалистическую революцию стихийным восстанием масс и надеялся, что будущее общество — федерация независимых коммун — обойдется без государственного принуждения (идеи Бакунина в русском революцион­ном движении рубежа веков развивал П. А. Кропоткин, 1842— 1921). Основой тоталитарной идеологии может стать только теория, в которой соединяются проповедь имущественного равенства (или общности имущества), признание революции и государства. Из числа воззрений такого типа тоталитарная партия выбирает наиболее ра­дикальные и наиболее прямолинейные версии. Максимализм Ткачева «удобнее» для тоталитаризма, чем относительно умеренные взгляды революционера-народника П. Л. Лаврова, во многом совпадавшие с воззрениями Н. К. Михайловского; прагматизм, ориентация на прак­тический результат, присущие Ленину,— лучшая основа для тоталитар­ной идеологии, чем ортодоксальный догматизм Плеханова.

Характеризуя тоталитарную идеологию (большевистскую — в Рос­сии, фашистскую — в Италии, нацистскую — в Германии), следует назвать и следующие ее черты: коллективизм, антилиберализм и не­нависть к интеллектуалам (как к потенциальным или действительным оппозиционерам); агрессивность и милитаризм; отрицание ценности человеческого опыта и фальсификация (искажение) исторического прошлого; тотальное отрицание всех традиций и традиционных форм жизнеустройства, религии, морали; моральный релятивизм (признание нравственности явлением относительным); мессианизм (вера в особое предназначение нации, класса, политического движения); претен­зии на окончательное и наилучшее разрешение всех социальных проблем и «вечных» вопросов бытия. Тоталитарная система взгля­дов претендует также на фундаментальность и научность, что не ме­шает идеологам постоянно приспосабливать теорию к конкретным практическим нуждам, к нуждам пропаганды.

¹³¹ Термины «умеренные» и «радикалы» в применении к рево­люционным партиям и программам носят несколько условный характер. «Умеренные» социал-демократы или социалисты-революцио­неры были, конечно, намного радикальнее любых либеральных групп и партий.

¹³² Причины и обстоятельства расстрела мирной манифестации не вполне ясны. Некоторые историки отстаивают гипотезу о провокации, устроенной революционными группами с целью вызвать взрыв массово­го негодования. Если эта гипотеза верна, то следует признать, что правительство и петербургские полицейские власти поддались на про­вокацию, а революционеры добились своего.

¹³³ Весной 1905 г. возникла Русская монархическая партия, к осе­ни появились более радикальные националистические группировки, многие из них открыто провозглашали антисемитские лозунги и ор­ганизовывали еврейские погромы. Полиция далеко не всегда успешно боролась с погромщиками; некоторые местные власти смотрели сквозь пальцы на деятельность черносотенцев, реагируя лишь на слу­чаи физического насилия. Легальной организацией националистов стал созданный в ноябре 1905 г. Союз русского народа (в 1908 г. из него выделился Союз Михаила Архангела во главе с В. М. Пуришкевичем). Первый руководитель Союза русского народа А. И. Дубровин был очень прямолинейным политиком, сменивший его в 1910 г. Н. Е. Марков старался избежать откровенного антисемитизма. Союз русского народа не организовывал погромы, но косвенно поддерживал их участников и пытался придать некоторое «идеологическое бла­городство» уголовной деятельности черносотенцев. Недовольство Дуб­ровина и его единомышленников деятельностью правительства в 1905 г. было связано в основном с отменой большинства ограничений прав верующих иудеев (до революции 1905 г. некреще­ные евреи не имели права свободно выбирать место жительства, существовали процентные ограничения при приеме евреев в гимназии и университеты). В 1913 г. Союз русского народа раздул анти­семитскую кампанию в связи с делом М. Бейлиса, обвиненного в ритуальном убийстве. Суд присяжных оправдал Бейлиса.

¹³⁴ Автором многих идей Манифеста 17 октября был С. Ю. Витте, занимавший в 1905—1906 гг. пост председателя Совета министров (Совет отличался от существовавшего до 1905 г. комитета министров тем, что был реальным органом исполнительной власти и мог в какой-то мере определять политику царя).

¹³⁵ Правительство (Совет министров) после отставки Витте (апрель 1906 г.) возглавил не выделявшийся особыми политическими та­лантами И. Л. Горемыкин.

¹³⁶ Милюков и его единомышленники выступали за всеобщее избирательное право, но предоставление населению такого права никогда не было достаточной гарантией стабильного демократического развития. Всеобщее избирательное право (для мужчин) не уберегло Францию от якобинской диктатуры (установленной людьми, побе­дившими на выборах, хотя и не располагавшими твердым боль­шинством в Конвенте); всеобщие выборы в Германии начала 1930-х гг. несколько раз завершались победой нацистов. Западные демократии продвигались ко всеобщей подаче голосов долго и постепенно; поэтому было не совсем правильно требовать от России «прыжка» в демократию.

¹³⁷ Говоря о неоднозначных итогах революции 1905—1907 гг., следует упомянуть еще и об ее психологическом и идеологическом воздействии на общество. Пролитая кровь многих заставила призаду­маться и пересмотреть свои воззрения. Результатом осмысления уро­ков революции стал, в частности, вызвавший бурную полемику сборник «Вехи» (1909). Его авторы осознали (а отчасти просто ощу­тили) опасность идейного и политического противостояния интелли­генции и власти, опасность безоглядной оппозиционности, столь характерной не только для революционеров, но и для отечественных либералов. Предостережение авторов «Вех» было, правда, услышано немногими (см. также примечание 126).

В то же время опыт революционных лет для многих участников и свидетелей мятежей, погромов, поджогов, баррикадных боев, кара тельных экспедиций стал школой, воспитавшей пренебрежение к че­ловеческой жизни, к человеческому достоинству, к праву и морали. Общественное сознание подверглось в годы первой русской революции (а затем и в годы мировой войны) серьезным деформациям, обеспечившим успех тоталитарного движения.

¹³⁸ Военно-полевые суды в большинстве губерний действовали в течение восьми месяцев, после чего их функции были переданы отчасти обычным, отчасти военным окружным судам (на Кавказе и в Польше военно-полевые суды функционировали до 1909 г.). По приговорам военно-полевых судов были казнены 683 человека, в основ ном повинные в преступлениях против должностных лиц (в 1906 1907 гг. были убиты 4126 государственных чиновников различного ранга).

¹³⁹ Вопрос о том, как сказалась бы на экономическом развитии страны передача помещичьих земель крестьянам, представляется весьма спорным. К началу XX в. многие помещичьи хозяйства были уже организованы на капиталистический лад; многие дворяне землевладельцы успели продать имения или сдать их арендаторам Конфискация (или принудительный выкуп) помещичьих земель могла, конечно, улучшить положение крестьян, но была сопряжена с риском резкого падения товарного производства и роста цен на хлеб. Оцепи вая давний спор кадетов и Столыпина о путях аграрной реформы, мы вряд ли сможем доказать безусловную правоту какой-либо из сторон.

¹⁴⁰ Армия, как известно, нуждается не только в умных стратегах и талантливых организаторах, но и в послушных исполнителях чужой воли. Многие люди, не находящие себе места в обычной, «штатской» жизни, могут достичь завидного положения, продвигаясь по армейской служебной лестнице. Несамостоятельность и прямолинейность мышления, безынициативность, стремление переложить на других обязанность думать и принимать решения — эти качества могут оказаться желанными в армии. Подмена традиционных социальных ценностей ценностями, признанными в казарме, чреват особой опасностью именно в эпоху массовых войн. Неестественность ситуации, в которую эти войны ставят человека, часто лишает целые социальные слои привычных нравственных ориентиром.

¹⁴¹ В 1905 г. действовал Петербургский совет, во главе которого стояли Хрусталев-Носарь и Троцкий. Это был орган, координировавший революционную деятельность; в феврале 1917 г. умеренные социалисты решили использовать сходную политическую форму для ре­шения иной задачи — для создания властного органа.

¹⁴² Настроения петроградского гарнизона весьма существенно опре­деляли развитие событий в 1917 г. Традиционная опора императорской власти — кадровый состав расквартированных в столице гвардейских полков — был уничтожен в боях; тыловые части, в том числе и размещенные в Петрограде, были потенциальной армией тоталитаризма. Разложение армии в 1917 г. шло первоначально именно в тылу; приказ Петросовета № 1, зафиксировавший при­вилегии петроградского гарнизона («право невывода на фронт»), немало способствовал этому процессу.

¹⁴³ По законам Российской империи Николай II не имел права отрекаться за своего сына, но, учитывая, что несовершеннолетний и больной наследник явно не мог управлять страной во время войны и революции, а регент или регенты неизбежно обладали бы недостаточными в сложившейся ситуации полномочиями, царь принял не вполне законное решение. Отречение в пользу брата импера­тора, Михаила, не привело к воцарению последнего: 3 марта Михаил (самостоятельно или под давлением петроградских политиков) заявил, что примет корону только по просьбе Учредительного собрания, которому предстояло решить вопрос о форме правления в стране.

¹⁴⁴ Следует учитывать, что реальное воздействие на политическую ситуацию в 1917 г. оказывали настроения в столице и на фронте; основная масса жителей России лишь косвенно влияла на решения, принимаемые в центре.

¹⁴⁵ В дальнейшем Каменев продолжал занимать умеренную пози­цию, а Сталин постепенно воспринял радикальные взгляды Ленина.

¹⁴⁶ Период с февраля по июль 1917 г. часто называют временем двоевластия, имея в виду параллельное функционирование Времен­ного правительства и советов; в Петрограде советы обладали боль­шей реальной силой, чем законные органы власти. Премьер- министр Г. Е. Львов называл возглавляемое им правительство «властью без силы», а Петросовет и стоявшие за ним рабочие и солдатские массы — «силой без власти».

¹⁴⁷ Термин «пацифизм» можно использовать для характеристики настроений петроградских рабочих и солдат только с известными оговорками: эти слои общества (а также многие фронтовики, жители провинции) отрицательно относились к шедшей войне, но не отвергали насилие как таковое. Своеобразное соединение неприятия мировой войны с милитаристскими представлениями о способах разрешения общественных противоречий сделало возможным то «перерастание войны империалистической в войну гражданскую», на которое Ле­нин надеялся еще в 1914 г.

¹⁴⁸ Трудовая народно-социалистическая партия (энесы) образова­лась в 1906 г., выделившись из умеренного крыла ПСР. Зани­мала более осторожные позиции, чем эсеры. Летом 1917 г. объеди­нилась с трудовиками.

¹⁴⁹ Большевики называли свою столичную организацию петербург­ской, так как не признавали «патриотического» переименования города после начала войны с немцами.

¹⁵⁰ Ленин, вполне искренне считавший себя марксистом, исполь­зовал только те идеи Маркса, которые казались удобными в кон­кретной политической ситуации. Убежденный в том, что «практика в сто раз важнее всякой теории» (Полн. собр. соч. Т. 42. С. 213—214), Ленин не чувствовал себя связанным какими-либо догмами. Ошибочность основных выводов марксизма поэтому не по­мешала победе большевиков, захвативших власть совсем «не по Марксу».

Партия большевиков была тоталитарной партией, в которой преданность вождю играла большую роль, чем любая абстрактная идея (эсеровская организация не была «партией Чернова», а мень­шевистская — «партией Мартова» или «партией Плеханова»; больше­вики же верили Ленину больше, чем букве собственной программы или марксистского учения). Это во многом объясняет и удивитель­ные успехи Ленина, легко переубеждавшего более умеренных това­рищей, и успехи большевиков в целом, в течение нескольких меся­цев 1917 г. неоднократно менявших и лозунги, и тактику.

¹⁵¹ После того как Временное правительство приняло решение признать возникшую в Киеве еще в марте Центральную Раду и предоставить Украине самоуправление, три министра-кадета вышли из состава кабинета. Кадеты в 1917 г. выступали за сохранение государственного единства России (признавая право на самоопределе­ние лишь за Польшей и Финляндией), считали, что национальное равноправие и культурная автономия станут вполне достаточными уступками национально-освободительным движениям на окраинах бывшей империи. Недооценка национального фактора была одной из серьезных ошибок Конституционно-демократической партии (впо­следствии эту ошибку повторили и лидеры Белого движения, боров­шегося с большевиками в 1918—1920 гг.).

¹⁵² Существует не совсем убедительная версия, в соответствии с ко­торой выступления петроградских солдат начались стихийно, а боль­шевики из «Военки» лишь попытались воспользоваться ситуацией. Некоторые исследователи, напротив, ставят под сомнение неосведом­ленность Ленина о выступлении; с этой точкой зрения трудно согла­ситься, так как не в характере Ленина было пускать события на самотек (июльское восстание началось, когда Ленина не было в сто­лице).

¹⁵³ Не подлежит сомнению, что большевики получали деньги от не­мецкого правительства, выделявшего значительные средства на ведение подрывной работы в России. Из этого, однако, нельзя выводить утверждение, будто деятельность Ленина (знавшего о германских субсидиях) и его партии (большинство членов которой не были осведомлены о сотрудничестве с военным противником России) на­правлялась из Берлина. Мысль о том, что поражение России в войне будет полезно для дела революции, Ленин высказал тогда, когда, судя по всему, большевики еще не получали никакой финансовой помощи из Германии. Ленин не был «немецким шпионом»; можно говорить только о совпадении целей Германии и большевиков; и та, и другие были заинтересованы в социальной нестабильности в Рос­сии. Вероятно, в политике большевиков ничего не изменилось бы и в том случае, если бы в Берлине не догадались помочь Ленину в его подрыв­ной деятельности. Понятно, что у вождя тоталитарной партии, пола­гавшего нравственным все, что полезно делу «пролетарской рево­люции», не могло быть никаких моральных причин отвергать немецкие деньги (этот способ финансирования был не более аморален, чем практиковавшиеся большевиками ограбления банков и аферы с присвое­нием капитала в результате подлога или фиктивного брака).

Следователям, разбиравшим дело о немецко-большевистском со­трудничестве, было довольно трудно доказать связи Ленина с вражес­кой разведкой (многие документы, которыми располагают современ­ные историки, были недоступны российским юристам в 1917 г.). Переверзев решился предать гласности не до конца проясненное дело в критический момент, когда, по словам, министра, ему «предстояло делать выбор между предполагавшимся ... окончательным выяснением всех корней и нитей грандиозного преступления и немедленным и верным подавлением мятежа, грозившего ниспровержением власти» (цит. по: Рабинович А. Большевики приходят к власти: Революция 1917 года в Петрограде. М.: Прогресс, 1989. С. 41). Весьма пока­зательно, что подобные объяснения не удовлетворили министров Временного правительства, строгих приверженцев правовых формаль­ностей, и Переверзеву пришлось подать в отставку.

¹⁵⁴ Корнилов, отличавшийся недюжинным мужеством, приобрел по­пулярность после удачного побега из немецкого плена в 1916 г. После Февральской революции генерал был назначен командующим столичным военным округом. В дни апрельского кризиса Корнилов настаивал на решительных мерах против участников антиправитель­ственных демонстраций; Петросовет отказался санкционировать при­менение силы, и генерал был вскоре отправлен на Юго-Западный фронт, получив под начало одну из армий. Современники не слиш­ком высоко оценивали политические и полководческие таланты Корнилова. Так, генерал Алексеев говорил, что у Корнилова «львиное сердце, а голова овечья»; другой известный военачальник, генерал Брусилов, характеризовал своего коллегу не менее резко: «Это началь­ник лихого партизанского отряда — и больше ничего» (цит. по: Милюков П. Н. Россия на переломе. Париж, 1927. Т. 2. С. 57; Мартынов Е. И. Корнилов. Попытка военного переворота. Л., 1927. С. 20).

¹⁵⁵ В 1917 г. работали четыре состава Временного правитель­ства. Первый кабинет (март — май) был составлен кадетами, октябри­стами и близкими к ним по взглядам деятелями (единственным социалистом был Керенский). Второй, третий и четвертый кабинеты были коалиционными (либерально-социалистическими). Во втором (май — июль) преобладали кадеты и их политические союзники; 5 социалистов и 1 октябрист сотрудничали с восемью либералами. Третий состав правительства (июль — август) включал 7 либералов и 8 социалистов. После этого страной управляла созданная на беспартийной основе директория. В четвертом кабинете (сентябрь — октябрь) было по 6 представителей либералов и социалистов, а также 6 министров без определенной партийной принадлежности. Два первых состава Временного правительства возглавлял Г. Е. Львов, тре­тий и четвертый, а также директорию — А. Ф. Керенский.

¹⁵⁶ Цит. по: Рабинович А. Указ. соч. С. 225.

¹⁵⁷ Этот декрет был уступкой большевиков их октябрьским союз- никам — левым эсерам, но такой уступкой, от которой партия Ленина выиграла больше, чем партия Спиридоновой («Мы победили потому,— признавался Ленин,— что приняли не нашу аграрную про­грамму, а эсеровскую»). Определенной аграрной программы у боль­шевиков, впрочем, и не было (марксистская теория ничего не гово­рит о пролетарской революции в крестьянской стране); показательно, что на I съезде крестьянских депутатов у большевиков не было ни одного мандата.

¹⁵⁸ Следует заметить, что социалистическое Учредительное собра­ние (депутаты либеральной и более правой ориентации составляли менее одной пятой избранных) вряд ли могло решить проблемы страны. Меньшевики и эсеры в известной мере определяли политику Временного правительства в июле — октябре 1917 г., а эта политика, как известно, отнюдь не увенчалась блестящими результатами. Боль­шинство Учредительного собрания, проголосовавшее против частной собственности на землю, предлагало России такую же утопическую программу, как и большевики; различие — очень, впрочем, существен­ное — заключалось в том, что Ленин вполне искренне заявлял о своей готовности погубить девять десятых населения страны во имя абстракт­ной идеи мировой революции, а Чернов или Церетели не были склонны к подобному фанатизму.

¹⁵⁹ Большевики захватили власть в стране, в которой существовала реальная угроза голода. Никакого конструктивного решения продо­вольственной проблемы Ленин с Троцким предложить не могли и попы­тались обеспечить города хлебом, ограбив крестьян. Для этого исполь­зовались и принудительные закупки зерна по твердым (заниженным) ценам (государственная монополия на торговлю хлебом была введена еще Временным правительством 25 марта 1917 г.), и прямое насилие. По декрету СНК 26 марта 1918 г. промышленные товары поставля­лись только в те волости и районы, которые выполнили норму сдачи продовольствия. Эти товары распределялись на уравнительной основе.

Многие губернские советы, где большинство принадлежало эсерам (правым или левым), восстановили свободную торговлю хлебом и стали налаживать нормальный товарообмен между городом и дерев­ней — но большевикам было нужно совсем не то (возглавлявший ВЦИК Яков Свердлов призывал 20 мая «разжечь» в деревне «гражданскую войну»; многие большевики считали необходимым лик­видировать хозяйственную независимость крестьянства, получившего землю по декрету II съезда). 27 мая местные продовольственные органы были выведены из-под контроля губернских советов и подчине­ны непосредственно центру — Народному комиссариату по продовольствию. С 11 июня на территориях, контролировавшихся большевиками, стали создавать комитеты бедноты, по существу заме­нившие сельские советы, находившиеся под влиянием ПСР или ПЛСР.

¹⁶⁰ Советские и некоторые зарубежные историки считали началом гражданской войны выступление чехословацкого корпуса в мае 1918 г. (этот корпус, сформированный из попавших в плен подданных Австро-Венгрии, должен был сражаться на стороне Антанты; после того как большевики заключили Брестский мир и Россия подчинила свою внешнюю и военную политику германским интересам, чехословаки выступили против немецко-большевистского альянса и на пер­вых порах добились серьезных успехов в Сибири, на Урале и в Поволжье). Выступление чехословаков, несомненно, знаменовало новый этап гражданской войны, но вряд ли это событие право­мерно рассматривать как первый акт российской трагедии. И неудач­ная попытка Керенского отстоять законную власть сразу после октябрьского переворота, и антибольшевистские выступления Каледина на Дону, Дутова на Урале, и большевистские восстания против верных Временному правительству органов власти в Москве и на ме­стах — все это были очевидные проявления гражданской войны.

Следует иметь в виду, что резкой грани между гражданской войной и гражданским миром не бывает. Общество постепенно «вползает» в вооруженную конфронтацию, которая может быть более или менее интенсивной, более или менее ожесточенной на разных стадиях борьбы. Поэтому трудно назвать и безусловную дату завершения гражданской войны в России. Некоторые историки счи­тают, что победа большевиков над войсками Врангеля и заключение перемирия с Польшей (осень 1920 г.) ознаменовали вступление страны в относительно спокойный период развития. Однако и после этого силы противников большевизма еще не сложили оружия; крестьянское восстание под предводительством Александра Антонова (1888—1922) в Тамбовской губернии (1920—1921), антибольшевист­ское выступление моряков Кронштадта (март 1921 г.), другие восста­ния рабочих и крестьян свидетельствовали о том, что и в 1921 г. гражданская война не завершилась. Вне контекста гражданской войны нельзя рассматривать и оккупацию Красной Армией независимых государств Закавказья, Хивы, Бухары, Дальневосточной Республики (1920—1922). Вооруженная борьба с большевиками на колониаль­ных окраинах бывшей Российской империи, в особенности в Средней Азии, продолжалась до 1930-х гг.

Само понятие «гражданский мир» неприменимо к жизни тотали­тарного государства: целью тоталитаризма (в отличие от любой авторитарной или полицейской диктатуры) является не умиротворение общества, предполагающее компромиссы с различными социальными группами, а постоянное натравливание большинства на меньшинство, на действительных или мнимых оппозиционеров (на придуманных «врагов народа», «вредителей», «врачей-убийц», «космополитов» и т. п.).

¹⁶¹ В 1919 г. под командованием генерала А. И. Деникина (1872—1947) находились Вооруженные силы Юга России, основу кото­рых составила созданная в начале 1918 г. М. В. Алексеевым и Л. Г. Корниловым Добровольческая армия. После ряда тяжелых поражений в конце 1919 — начале 1920 г. войска Деникина отступили в южные районы Украины и Крым; командование над этими войсками перешло к генералу П. В. Врангелю (1878—1928).

¹⁶² Помимо упомянутых в основном тексте причин большевистской победы следует сказать о благоприятной для московского правитель­ства внешнеполитической ситуации. В 1918 г., пока продолжались боевые действия в Европе, державы Антанты не могли всерьез вмешаться в российские дела; немцы же поддерживали большевиков, а не Белое движение, ориентированное на западные демократии (сотрудничавшие с Германией генерал Краснов или гетман Скоропадский не питали приязни к правительству Ленина, но воздерживались от антибольшевистских действий из нежелания ссориться с немецкими властями). После окончания мировой войны (11 ноября 1918 г.) стра­ны Антанты не решились организовать широкомасштабную интервен­цию против большевиков, ограничившись лишь отправкой небольших экспедиционных отрядов в окраинные районы бывшей империи и незначительной военной помощью Белому движению. Народы Европы, уставшие от кровопролитной войны 1914—1918 гг., не желали продол­жения военных действий даже во имя свержения большевистской диктатуры; потенциальная опасность последней недооценивалась многими западными политиками. Нежелание европейцев умирать за ка­кие бы то ни было цели и идеалы, нестабильная ситуация в Италии, во Франции, в некоторых других странах, революция в побежденной Германии, эгоистическая позиция и недальновид­ность некоторых правительства стран Антанты — все эти обстоя­тельства спасли большевиков от серьезного противоборства с блоком держав, победивших в первой мировой войне.

¹⁶³ Характеристику военного коммунизма и новой экономической политики, равно как и информацию о некоторых других явлениях советского периода отечественной истории, не рассматриваемых в этом пособии, читатель найдет в упоминавшейся уже книге «Наше Отечество» (т. 2).

¹⁶⁴ Кулаками в русской деревне называли не зажиточных крестьян, а перекупщиков, маклеров, прасолов, в основном тех, кто не имел своего хозяйства, а получал барыши благодаря перепродаже сельско­хозяйственной продукции. Некоторые отечественные социалисты, пло­хо знакомые с народным бытом и языком, стали использовать слово «кулак» как неодобрительное обозначение богатого крестьянина. Это значение стало общепринятым в большевистском, а затем совет­ском лексиконе. В сталинское время кулаками называли крепких хозяев, а подкулачниками (термин возник в годы коллективизации) — неугодных начальству бедняков.

¹⁶⁵ Советский коммунистический тоталитаризм — в отличие, напри­мер, от нацистского в Германии — первоначально отвергал нацио­нальные и патриотические идеи. В 30-е гг. Сталин решил, что боль­шевикам ни к чему отказываться от проверенных методов патриоти­ческой пропаганды. В 1934 г. в школах и вузах восстановили преподавание истории (до этого изучалась только «история револю­ции»), некоторые деяния российских царей и полководцев стали трактоваться вне контекста «классовой борьбы». В 1941—1945 гг. были сделаны и более решительны шаги в том же направлении (например, учреждены ордена Суворова, Кутузова и Александра Невского, ослаб­лены гонения, которым подвергалась Русская Православная Церковь).

Противоречивое соединение российского патриотизма (иногда даже шовинизма) и «пролетарского интернационализма» помогло Сталину в решении многих проблем (прежде всего следует упомянуть роль патриотической пропаганды в годы войны против нацистской Гер­мании); однако в послесталинское время патриотическая идеология стала основой умеренно оппозиционных настроений значительной части общества, что подрывало (наряду с другими факторами) необходимое тоталитаризму безусловное единство власти и подданных.

¹⁶⁶ Потребность тоталитаризма в многочисленной бюрократии объ­яснялась не только стремлением властителей контролировать все сферы жизни, но и желанием расширить социальную опору режима. Чиновники, в отличие от большинства прочих граждан, связаны с тоталитаризмом не одним энтузиазмом и верой в идеал; их ма­териальное благополучие напрямую зависит от прочности устоев государства.

¹⁶⁷ Наряду с осуществлением функций, присущих всякому госу­дарству, от тоталитарных властных структур требовалось исполнение абсурдных, противоречивших здравому смыслу директив (тоталитаризм ведь построен на отрицании «буржуазного», «обывательского» здравого смысла). Кроме того, ни один партийно-государственный чиновник не мог эффективно действовать в условиях постоянной нестабиль­ности, когда «линия партии» то и дело круто поворачивала в самую неожиданную сторону, вчерашние враги становились друзьями, а «вер­ные сподвижники» вождя вдруг провозглашались шпионами и изменни­ками. Переоценка ценностей, наступившая после хрущевских разобла­чений на XX съезде КПСС в 1956 г., еще более дезориентировала бюрократию.

¹⁶⁸ Термин «номенклатура», буквально означающий «перечень», произошел от выражения «номенклатура должностей» (подразуме­ваются должности, замещаемые с санкции «руководящих партийных органов»). Люди, назначаемые на «номенклатурные» должности, т. е. чиновники достаточно высокого ранга, постепенно стали обозначаться словом «номенклатура». Подробнее см.: Восленский М. Номенклатура. М., 1991.

¹⁶⁹ Некоторые историки выделяют в «хрущевском десятилетии» (1953—1964) два периода. Первый, примерно до 1961 г., характери­зуется как время либерализации, освобождения узников ГУЛАГа, смягчения цензурного гнета. Основной чертой второго периода, по мнению сторонников этой концепции, был отход от либеральных реформ (в эти годы Хрущев утрачивает понимание народных нужд, ссорится с интеллигенцией, занимается бесплодными реорганизациями бюрократических структур и теряет поддержку номенклатуры). Подобное деление хрущевского правления на две части представляется чересчур условным; ведь отправка войск в Венгрию и усиление ан­тицерковных гонений происходили одновременно с возвращением и реа­билитацией репрессированных при Сталине.

Наверное, правильнее говорить не о двух периодах, а о двух тенденциях в хрущевской политике (либеральной и репрессивной). Обе эти тенденции просматриваются и в начале правления Брежнева, причем либеральная постепенно затухает, а репрессивная усиливается.

После половинчатой ресталинизации в конце 60-х гг. и советской оккупации Чехословакии (август 1968 г.; причиной ввода войск была попытка чехословацких коммунистов-реформаторов создать «социа­лизм с человеческим лицом») брежневский режим приобретает ярко выраженный репрессивный характер.

¹⁷⁰ Вот характерный образец политической поэзии, звучавшей в те годы с импровизированной трибуны — постамента открытого в 1958 г. памятника Маяковскому (автор стихов — Ю. П. Головатенко, 1934—1976):

У взрослых все так удивительно просто:

Энгельс предвидел, а Маркс предсказал,

Гниль и маразм — это признаки роста,

И в них свои «против», и в них свои «за»,

Мерзость и мразь — лишь влиянье момента,

Сытое свинство — тактический ход,

А партия — наш рулевой и наш ментор

И скоро на подвиги нас поведет <...>

...Взрослые липко увязли по пояс

В марши, знамена, пыль и усталость,

А мы — опоздали немного на поезд,

И нам, кроме ждать, ничего не осталось.

¹⁷¹ Участники этой акции — Константин Бабицкий, Лариса Богораз, Наталья Горбаневская, Вадим Делоне, Владимир Дремлюга, Павел Литвинов, Виктор Файнберг — развернули плакаты с лозунгами, осуждавшими советскую агрессию. Манифестация проходила в тот день, когда насильно привезенных в СССР чехословацких руководи­телей заставили вести «переговоры» с оккупантами.

¹⁷² В 1968—1971 гг. возникли и первые правозащитные организации в российской провинции: студенческие по преимуществу группы — во Владимире, Рязани, Саратове, рабочие — на Урале.

¹⁷³ Основная цель Международной амнистии — освобождение уз­ников совести, т. е. политических заключенных, не совершавших насильственных действий. По правилам этой организации ее нацио­нальные отделения следят за ситуацией не в своей стране, а в других государствах. Советское отделение изучало положение с правами человека в Югославии, Уругвае и Шри-Ланке.

¹⁷⁴ Слово «национализм» употребляется здесь как нейтральный термин; националистические взгляды, если они не перерастают в шо­винизм и этническую нетерпимость, нельзя считать чем-то негативным, заслуживающим осуждения. При этом национализм как система идей всегда отличается некоторой ограниченностью и недооценкой само­довлеющей личности, в которой национальные (этнокультурные) чер­ты соединяются с чертами общечеловеческими (см. также приме­чание 64).

¹⁷⁵ Часто перестройкой называют весь период правления Горбаче­ва в качестве генсека КПСС и Президента СССР (1985—1991).

Однако в 1985—1986 гг. речь шла только о традиционных для коммунистического тоталитаризма пропагандистских кампаниях, о не менее привычных реорганизациях административной системы в целом и управления экономикой (государственным хозяйством) в частности. В 1989 г. столь значительные сдвиги в политической системе и общественном сознании, что объединять начавшийся тогда период с предшествовавшим ему можно очень условно, только по принципу «одного царствования».

Подробная информация о хронологии событий в послебрежнев- ский период содержится в книге «СССР в 1982—1991 гг.», гото­вящейся к печати издательством «Школа-Пресс». Здесь же, в главе 14, лишь очерчиваются контуры горбачевского правления и предлагается одна из возможных интерпретаций нашего недавнего прошлого.

¹⁷⁶ Возвращению к власти коммунистов-ортодоксов препятствовали не только пробуждение политической оппозиции и углублявшийся экономический кризис (с которым нельзя было сладить «брежневски­ми» методами), но и внешнеполитическая ситуация. Благодаря уси­лиям тогдашнего Президента США Рональда Рейгана, премьер- министра Великобритании Маргарет Тэтчер, многих других западных лидеров страны НАТО выиграли «холодную войну»; СССР уже не мог на равных конкурировать с демократическими государствами и сда­вал одну позицию за другой. Михаилу Горбачеву хватило политиче­ского реализма отказаться от бессмысленного в сложившихся условиях жесткого антинатовского курса и даже приступить к реальному разоружению. Итогом настойчивости Запада и уступок горбачевского руководства стала постепенная декоммунизация в подвластных СССР странах Восточной Европы, приведшая к уничтожению тоталитаризма в этом регионе в 1989—1990 гг.