11. Россия в начале XX века: революция или реформа?

Преобразования Александра II внесли много нового в ду­ховную, политическую и экономическую жизнь российского общества, наложив отпечаток на те процессы, которые начались еще в предреформенный период. Своеобычная русская со­циальная мысль, заявившая о себе в XVIII и в начале XIX в., получила и новый материал для исследования, и неизвест­ные ранее возможности для выражения. Успехи журналистики, интерес к литературным и общественно-политическим изда­ниям, оживленное обсуждение социальных проблем, в которое вовлекались прежде безмолвные слои населения, - все это свидетельствовало о постепенном формировании независимого от власти общественного мнения.

Цензурные ограничения, несколько ослабленные в 1865 т. и частично восстановленные в 1870-1880-е гг., продолжали оказывать негативное воздействие на этот процесс, но не могли воспрепятствовать относительно свободному обмену мнениями даже в тех изданиях, для которых сохранялась предвари­тельная цензура. Публикация статистических сведений, собран­ных земствами, знакомство русских читателей с переводными сочинениями самой разной тематики и направленности, почти беспрепятственное распространение издававшихся за рубежом книг, газет, журналов делали малоэффективными попытки властей полицейскими мерами контролировать информацион­ные потоки. Бюрократия почти не мешала образованной публике обмениваться суждениями, но при этом не слишком прислушивалась к высказывавшимся мнениям, что часто при­давало последним оттенок оппозиционности.

Русская культура XIX в. успешно преодолевала разрыв между отечественными и европейскими традициями, не утра­чивая своей самобытности. Российские ученые становились полноправными и известными за рубежами страны сотворцами научного и технического прогресса. Наука, приобретавшая над­национальное и даже общемировое значение, существенно воздействовала на народное хозяйство и быт людей, созда­вала невиданные дотоле возможности и неведомые ранее опасности, ставила перед человечеством новые проблемы.

В осмыслении этих проблем в конце XJX начале XX в. участвовали и русские философы. Владимир Соловьев, Николай Бердяев, Сергей Булгаков, многие их оппоненты и еди­номышленники пытались по-своему ответить на давние, веяные вопросы о смысле истории, о сущности добра и зла, о сво­боде и необходимости, о человеческой личности и ее месте в мироздании. Продолжался старый спор славянофилов и запад­ников, православная традиция соединялась с идеями, почерпну­тыми у европейских средневековых и новых философов, жгу­чие общественные проблемы осмысливались в широком исто­рическом контексте. Одновременно намечалось возрождение отечественного богословия; происходило и заметное ожив­ление церковной жизни.

Русская словесность в начале XX в. также переживала период подъема. Иван Бунин и Александр Блок, Николай Гумилев и Велимир Хлебников, Андрей Белый и Федор Сологуб, десятки и сотни других писателей создавали ли­тературу «серебряного века», бурный расцвет которой, под­готовленный мастерами прошлого столетия, стал фактором общемирового значения. Выдающиеся достижения отечествен­ной живописи, театрального и балетного искусства, несомнен­ные успехи университетского и школьного образования, кни­гоиздательского дела, развитие меценатства способствовали постепенному формированию новой культурной среды.

Культурный подъем сопровождался, однако, глубоким идей­ным кризисом, преодоление которого вряд ли было возможно только в ходе литературной и философской полемики. Быстрое расширение круга образованных, людей порождало не только культурные потребности, но и неизвестные ранее политические запросы. Русская интеллигенция не удовлетворялась реше­нием тех задач, которые были связаны с профессиональными интересами врачей и инженеров, ученых и адвокатов, но стремилась к серьезным преобразованиям в политической и в социальной сфере. Неумение и нежелание властей своевремен­но реагировать на насущные потребности страны вело к радикализации воззрений русской интеллигенции (см. гла­ву 10). Наметившееся еще в 1860-е гг. противостояние государства и образованного меньшинства русского общества приобретало все более острый характер"⁶.

Противоречивым было и экономическое развитие порефор­менной России. Ликвидация крепостного права способство­вала упрочению рыночных отношений в сельском хозяйстве и промышленности. Крестьяне постепенно превращались в само­стоятельных хозяев или в батраков. После отмены временно­обязанного состояния в 1881-1883 гг. помещики были вы­нуждены радикально перестраивать систему хозяйствования или продавать, сдавать в долгосрочную аренду свою землю. Появлялись крупные имения, существовавшие за счет наемного труда. Владельцами таких имений были и приспособившиеся к новым условиям помещики, и купившие землю город­ские жители, в основном из числа купцов и зажиточных мещан, и немногочисленные разбогатевшие крестьяне. По най­му работали малоземельные и безземельные крестьяне (часто сдававшие свой надел в аренду).

Повышалась производительность сельскохозяйственного труда, увеличивалась товарность производства. Однако эти процессы протекали медленно и противоречиво. Крестьяне до 1906 г. отдавали долг государству, внесшему выкупные платежи за их наделы. Долговое бремя и малоземелье, существовавшее во многих губерниях европейской части России, препятствовали развитию крепких хозяйств фермер­ского типа. Общинная собственность на сельскохозяйствен­ные угодья и периодические уравнительные (подушные) пе­ределы земли тормозили ее сосредоточение в руках наиболее рачительных и наиболее удачливых крестьян. Многие из крепких хозяев, лишенные возможности расширить площадь обрабатываемой земли за счет неэффективно использовав­шихся общинных наделов, были вынуждены тратить деньги на аренду помещичьей запашки. Значительная часть при­были, создававшейся крестьянским трудом и капиталом пе­редовых хозяев, тратилась непроизводительно.

Промышленность после реформы 1861 г. получила новый источник рабочей силы. Владельцы мануфактур и фабрик, использовавшие вольнонаемный труд и до отмены крепост­ного права, теперь не должны были нести дополнительных расходов на заработную плату, которая до 1861 г. фактически включала в себя и оброк, взимавшийся помещиками с крестьян- отходников, отпущенных в город. Появилась возможность значительного расширения рынка рабочей силы и постепенного формирования новой для России социальной группы - ква­лифицированных рабочих. Крестьянские накопления, которыми при крепостном праве нельзя было распоряжаться без раз­решения помещиков (в царствование Николая I такие огра­ничения были формально отменены, но сохранялся риск произвольного увеличения оброка с зажиточных крестьян),- эти накопления стали вкладываться в производство, т. е. превращаться в капиталы.

При Александре II возникло немало новых предприятий в сфере промышленности и транспорта, банков, страховых обществ. Быстро развивались новые отрасли (например, хлопкообрабатывающие производства, распространившиеся в Рос­сии после присоединения Средней Азии; такие предприятия с самого начала ориентировались на чисто рыночную деятельность, на использование передовой техники и на производи­тельный вольнонаемный труд).

В пореформенные годы завершилось вытеснение ручного труда машинным и на большинстве старых предприятий; фабрика заменила мануфактуру (хотя сам термин «мануфак­тура» продолжал использоваться для обозначения предприятий, особенно текстильных). Техническое переоснащение производ­ства, приводящеё к преимущественному использованию машин (сначала паровых, а затем и более совершенных), принято называть промышленным переворотом, или промышленной революцией ¹⁷.

В конце XIX - начале XX в. довольно быстрыми темпами шло сосредоточение собственности, создавались крупные мо­нопольные объединения. В странах Запада подобный процесс проходил более постепенно и после длительного развития свободной конкуренции. В России же разные процессы наложились друг на друга; монополизация началась тогда, когда еще не сложилась культура труда й рыночного поведения капиталистов, когда еще не выявились все преимущества свободной частной инициативы, а сама эта инициатива была стеснена государственным вмешательством в экономическую деятельность.

Такое вмешательство порой способствовало решению слож­ных экономических проблем. Участие казны в финансирова­нии железнодорожного строительства позволило за несколько десятилетий создать соответствовавшую потребностям произ­водства транспортную инфраструктуру. Введенный в 1891 г. та­моженный тариф защищал отечественных предпринимателей от конкуренции западных промышленников (пошлины на ввозимые в Россию товары достигали 33 %). Подобная протек­ционистская политика дополнялась активным привлечением западных инвестиций в российскую экономику (импорт ка­питала в принципе более выгоден для страны, чем ввоз товаров). Сторонником протекционизма был выдающийся го­сударственный деятель: царствований Александра III и Нико­лая II Сергей Юльевич Витте (1849-1915; министр путей сообщения в 1892 г.; в 1892-1903 гг.- министр финансов; председатель комитета министров и совета министров в 1903-1906 гг.; о некоторых аспектах его деятельности см. ни­же).

Быстрое хозяйственное развитие (по темпам экономиче­ского, роста в конце XIX и начале XX в. Россия опережала большинство государств мира) порождало немало социальных противоречий. На глазах одного поколения происходили изме­нения, на которые в Европе было потрачено около полутора - двух столетий. После отмены крепостного права в ходе вызванного реформами промышленного развития вчерашние крестьяне переселялись из деревень в города, вырывались из привычного окружения и осваивали новую среду обитания. Бытовые и культурные традиции, существовавшие в этой среде, не сразу становились достоянием новых горожан.

Приобщение людей к новым ценностям шло намного медленнее, чем рост городов. В итоге в фабричных поселках и на рабочих окраинах промышленных центров происходило сосредоточение людей, не уверенных в своем будущем, не дороживших прошлым, смутно ориентировавшихся в настоя­щем. Составленные такими людьми слои называют марги­нальными (от лат. «marginalis» - «находящийся на краю»).

Они пополнялись не только в ходе урбанизации, т. е. массового переселения в города, но и в результате возросшей в конце XIX в. социальной мобильности (подвижности), в результате того, что существовавшие прежде перегородки и барьеры между разными группами и разными сословиями стали преодо­лимыми, проницаемыми. Социальная мобильность дает выходцам из бедных семей шанс подняться «наверх», но при этом всегда существует и опасность разориться, скатиться на «социальное дно»¹¹⁸.

Быстрое увеличение числа маргиналов, не имеющих твер­дых жизненных ориентиров и, как правило, не слишком обеспеченных материально, способствовало распространению революционных настроений, и служило предпосылкой массового тоталитарного движения (подробнее см. ниже). Социальные и политические преобразования, которые могли бы облегчить включение в новые социальные структуры разорявшихся крестьян, нищих батраков, тех промышленных рабочих, кто занимался плохо оплачиваемым, физически тяжелым, неква­лифицированным трудом,- преобразования эти явно запазды­вали.

Николай II (1894-1917) и многие высшие чиновники, управлявшие в его царствование делами империи, явно недо­оценивали необходимость политических и социальных реформ. Нежелание царя привести методы управления обществом в соответствие с требованиями времени было одной из главных причин нестабильности в стране. Понимавшие это представи­тели либеральной бюрократии на протяжении ряда лет при­лагали немало усилий, чтобы убедить Николая II в пагуб­ности его политики, но не смогли предотвратить револю­ционный взрыв 1905 г.

Убежденным сторонником продолжения преобразований, начатых, но далеко не завершенных Александром II, был уже упоминавшийся граф Витте. Добившись существенных пози­тивных сдвигов в финансовой политике (усилиями Витте был введен свободный обмен российских ассигнаций на золото), в строительстве железных дорог, в поощрении предприни­мателей и в упорядочении наемного труда на фабриках и заводах, Витте не смог настоять на проведении аграрной реформы. Созданное в 1902 г. Особое совещание о нуждах сельскохозяйственной промышленности (при нем действовало более 600 местных комитетов) сумело собрать и обработать обширный материал, сделать недвусмысленные выводы о назревших преобразованиях и предложить конкретный план последних. В основу этого плана была положена идея сво­бодного выхода из общины и поощрения подворного (а не общинного) землевладения. Несмотря на разумность и уме­ренность этих мер (вопрос о помещичьем землевладении Витте предпочел не затрагивать), предложения Особого сове­щания реализовать не удалось. Накануне революции 1905 г., когда заметно возрастало число локальных антипомещичьих и антиправительственных выступлений недовольного крестьян­ства, власти не предприняли никаких серьезных шагов для смяг­чения социальных противоречий в деревне.

В течение первого десятилетия царствования Николая II не претерпела изменений и явно устаревшая политическая система империи¹²⁰. Самодержавная власть монарха, факти­ческая бесконтрольность чиновников и отсутствие представи­тельных органов на общеимперском уровне - эти архаичные черты государственного устройства вызывали справедливую критику, остававшуюся, однако, без практических последствий.

Николай II долго предпочитал совершенствовать старый механизм, ничего в нем принципиально не меняя. Такое стрем­ление царя поддерживали многие его министры, среди которых следует особо выделить В. К. Плеве (министр внутренних дел с 1902 г., в 1904 г. убит эсерами-террористами). Плеве делал Ставку на полицейское умиротворение страны, не веря в благодетельность реформ¹²¹.

Однако даже полицейские чины ощущали неэффективность чисто репрессивных методов борьбы с ширившимся револю­ционным движением. По инициативе начальника Московского охранного отделения С. В. Зубатова (1864-1917) в Москве, Петербурге, Киеве, Николаеве были созданы рабочие орга­низации, выступавшие за постепенное улучшение условий труда и отвергавшие революционные методы борьбы. Эти органи­зации (как и Независимая еврейская рабочая партия, дей­ствовавшая в Минске, Одессе, Вильнюсе и конкурировавшая с социал-демократическим Бундом) лишь отчасти контролирова­лись полицией. Некоторые из «зубатовских» союзов примкнули к массовой стачке на Юге России летом 1903 г. «Поли­цейский социализм» оказался явно неадекватным средством противостояния революции.

♦

На рубеже XIX и ХХ вв. силы, выступавшие за серьезные преобразования, за мирную эволюцию самодержавия, за посте­пенную либерализацию политической жизни и реформистское решение социальных проблем, были не слишком влиятельны. Традиционные для Запада политические движения консерва­тивного или либерального толка в русских условиях обычно смыкались с одним из двух противостоявших друг другу лагерей (с охранителями-ретроградами или радикалами). По­литические деятели и мыслители, призывавшие к компромиссу и взаимопониманию, не встречали сочувственного отклика ни в правительственных, ни в революционных кругах, ни в социальных низах. Те слои общества, которые обеспечивали стабильность социальной структуры европейских индустриаль­ных стран - промышленная и торговая буржуазия, квали­фицированные рабочие, служащие, мелкие собственники,- были в России слишком малочисленны и недостаточно влия­тельны, а следовательно, не могли всерьез поддерживать уме­ренные политические идеи¹²².

Русский либерализм в конце XIX и начале XX в. на­ходился в процессе становления и идейного самоопределения. Либеральные взгляда (часто в сочетании с консервативными идеями) высказывались в России еще во времена полемики славянофилов и западников (и те и другие по-своему тол­ковали основную либеральную идею - идею приоритета лич­ности, прав и свобод человека). Воззрения мыслителей ни­колаевской эпохи и идеологов реформ Александра II, а также западные либеральные теории в конце XIX в. были воспри­няты - в различных вариантах – в земской и университетской (профессорской) среде.

В русском либерализме рубежа веков наметилось несколько центров идейного тяготения. Некоторые земские деятели, чу­равшиеся радикальных теорий и с уважением относившиеся к славянофильской традиции, стремились соединить либераль­ную концепцию взаимоотношений личности и государства с консервативными представлениями о конструктивной роли тра­диции, в том числе традиции монархической власти в России. Видным деятелем либерально-консервативного толка в начале века был Д. Н. Шилов (1851-1920). Синтез либерализма с консерватизмом стал основой политической программы Партии мирного обновления, действовавшей в 1906-1912 гг. (среда ее руководителей выделялись - наряду с Шиповым - II. А. Гейден, Е.Н. Львов). В 1912-1917 гг. заметной политической силой в России стала Прогрессивная партия, продолжавшая деятельность в духе мирнообновленчества (наи­более известный лидер партии - А. И. Коновалов).

Либерально-консервативной партией был и возникший в хо­де первой русской революции Союз 17 октября. Среда ли­деров Союза наибольшей известностью пользовались А. И. Гуч­ков (1862-1936) и М. В. Родзянко (1859-1924). Октябристы считались более правой партией, чем мирнообновленцы и прогрессисты, и стремились к сотрудничеству с реформа­торскими силами в правительстве.

Более последовательными сторонниками преобразований, чем Д. Н. Шипов и его единомышленники, в начале века были земцы-конституционалисты; Союз земцев-конституционалистов оформился в 1903 г. Тогда же сложился и более радикальный Союз освобождения. Либералы из земской среды с настороженностью относились ко взглядам освобожденцев, среда которых преобладали интеллигенты, порой сочувство­вавшие идеям революционеров. Непростой процесс форми­рования либеральной партии в общих чертах завершился на учредительном съезде конституционных демократов (кадетов) 12-18 октября 1905 г. Наиболее влиятельным лицом в кадет­ском руководстве бил П. Н. Милюков (1859-1943) .

Конституционно-демократическая партия сложилась в усло­виях революции, что наложило существенный отпечаток на кадетский либерализм. Стремление примирить, по выражению Милюкова, «революцию с конституцией» способствовало ра­дикализации взглядов многих членов партии. Отвергая на­сильственные Действия, Милюков и его единомышленники рассматривали революцию как неизбежность и готовы были сотрудничать с умеренными фракциями в революционных пар­тиях.

Резкой грани, отделявшей интеллигентов-революционеров от интеллигентов-либералов, в России не было. Тех и других объединяло противостояние правительству; последнее, в свою очередь,- с равной неприязнью относилось к идее консти­туционного правления и к программам социалистов. В таких условиях во многих интеллигентских умах возникали причуд­ливые политические теории, соединявшие либерализм с социа­лизмом. (Принципиальное различие либерализма и социализма состоит в том, что первый исходит из приоритета личности, а второй подчиняет ее обществу, коллективу, социальному классу, общине и т. п. Поэтому органичное, естественное сочетание этих двух систем взглядов невозможно.)

В конце XIX в. сложилось немало теорий, призванных совместить либеральные ценности с социалистическим идеа­лом. Эволюционный путь к социализму - путь через по­степенное достижение политических свобод и превращение крестьянина-общинника в сознательного гражданина - казал­ся оптимальным вариантом развития Н. К. Михайловскому (1842-1904), весьма популярному в России публицисту и социологу. Михайловский, как и многие другие сторонники народнических воззрений, недооценивал противоречия между личностью и обществом и считал возможным одновременно осуществить индивидуалистический по природе либеральный идеал и идеал коллективистский, общинный, т. е. обеспечить и свободу индивида, и имущественное равенство¹²⁴.

В конце XIX в. в России приобрели популярность идеи марксизма, учения весьма противоречивого, содержащего в себе несовместимые элементы¹²⁵. Некоторые отечественные марксисты, не принявшие идеи насильственного (революцион­ного) перехода к социализму, тем не менее, охотно поль­зовались теорией об определяющей роли экономики в жизни общества. Соединение либеральных взглядов с марксистским толкованием исторического процесса было в 1890-е гг. харак­терной чертой мировоззрения многих политических мысли­телей и политиков-практиков. Среда них следует упомянуть П. Б. Струве (1870-1944), автора манифеста Г съезда РСДРП, Н. А. Бердяева (1874-1948), С. Н. Булгакова (1871- 1944), С. Л. Франка Ц877-1950), М. И. Туган-Барановского (1865-1919).

Многие «легальные марксисты» (так называли сторонников умеренного марксизма) в начале XX в. отказались от попыток совместить несовместимое. Струве и Туган-Барановский всту­пили в кадетскую партию, Бердяев посвятил свое время и силы философским исследователям и политической публицистике ли­берально-консервативного толка, С. Булгаков после недолгого увлечения идеями христианского социализма стал православ­ным богословом¹²⁶.

Русским либералам (и либеральным консерваторам) постоянно приходилось делать непростой выбор между оппо­зицией самодержавию - в союзе с революционерами - и противостоянием революции - в союзе с правительством. И тот, и другой варианты казались не вполне приемлемыми, но в условиях политической поляризации общества было очень трудно следовать средним путем. Либералы в порефор­менной России не смогли противостоять сразу двум силам и, несмотря на ряд заметных тактических успехов, в конце концов были сметены тоталитарным движением.

♦

Тоталитарным (от лат. «totalis» - «весь, целый, всеоб­щий») принято называть движение, направленное на полное уничтожение существующего общественного строя и его замену идеально справедливой социальной организацией. Участники тоталитарного движения - это во всем разочарованные марги­налы, это те, кому «нечего терять, кроме собственных цепей»¹²⁷, это люди, похожие на героев блоковской поэмы «Двенад­цать», - «Ко всему готовы, // Ничего не жаль».

Если в обществе постоянно воспроизводятся подобные настроения, складывается существенная предпосылка тота­литарного движения. В условиях идейного кризиса, неуве­ренности в завтрашнем дне и материальных трудностей тоталитарное движение в состоянии привлечь достаточно большое число участников и сочувствующих. Но аморфная маргинальная масса не может самоорганизоваться, так как составляющие эту массу разрозненные группы не обладают реальными общими интересами и нуждаются в объединяю­щем их центре. Таким центром, таким организационным ядром становится тоталитарная партия.

Характерные черты тоталитарной партии - централизм, жесткая дисциплина и субординация, иерархическая струк­тура, беспрекословное исполнение решений вышестоящих пар­тийных органов. Обычно подобную партию возглавляет поль­зующийся непререкаемым авторитетом вождь.

Члены тоталитарной партии полностью подчиняют свою жизнь и деятельность одной идее; преданность идее пред­полагает верность вождю, в личности которого идея во­площается (персонифицируется). В отличие от обычной поли­тической партии, организация тоталитарного типа не нуждается в столкновении позиций, в борьбе мнений. Некоторое время дискуссии допускаются, однако от члена тоталитарной партии требуются не оригинальность суждений или убедительность аргументации, а готовность к абсолютному послушанию. Постепенно всякое несогласие с официальным мнением начинает восприниматься как святотатство, как преступление.

Тоталитарная партия - всегда партия революционная, так как она стремится к кардинальному переустройству общества. Сама специфика нелегальной, подпольной революционной борь­бы порождает организации, жизнеспособность которых под­держивается только благодаря железной дисциплине и полному доверию к руководителю¹²⁸.

Революционные организации подобного типа появились в России тогда, когда еще только складывались предпосылки массового разрушительного движения, способного обеспечить успех революционеров. Некоторыми чертами тоталитарной организации обладала, например, «Народная расправа» - тайное общество, созданное в конце 1860-х гг. С. Г. Нечаевым (1847-1882). Нечаев считал допустимыми любые нарушения правовых и нравственных норм, если эти нарушения нужны во имя революции. Для того, чтобы обеспечить беспрекослов­ное повиновение членов тайного общества, фанатичный ре­волюционер организовал и осуществил коллективное убийство обвиненного в измене студента И. Иванова. Подобные методы «политической борьбы» не нашли одобрения даже в револю­ционной среде.

«Народная воля» (1879-1883; затем несколько раз предпри­нимались попытки возродить организацию) и другие тер­рористические группы обладали отдельными признаками то­талитарной партии, но ставили перед собой несколько иные цели: не руководство массами в ходе социальной революции, а только «расшатывание устоев» самодержавного государства, призванное подготовить крестьянское восстание.

Значимость тоталитарной партии как инструмента захвата власти почувствовал и попытался обосновать П. Н. Ткачев (1844-1886). В его работах содержатся практически все основ­ные элементы тоталитарных воззрений (хотя, разумеется, революционер-народник не использовал термин «тоталита­ризм», как, впрочем, и большинство других идеологов такого типа).

Тоталитарная партия руководствуется системой идей, спо­собных вдохновить не только активных революционеров, но и потенциальных участников массового движения. Идеология тоталитаризма призвана увлечь массы на борьбу за разруше­ние «старого мира», убедить их в справедливости «нового порядка» и оправдать сначала революционное, потом государ­ственное насилие над противниками тоталитарной партии. Тоталитарная система взглядов нуждается в подборе простых и понятных лозунгов-призывов и непременно содержит эле­менты социалистических воззрений (прежде всего идею о воз­можности, желательности и необходимости устроения совер­шенного общества). Следовательно, тоталитарная идеология - это идеология социалистическая, революционная и государственная¹³⁰.

♦

Конец XIX и начало XX в. были временем вызревания революции, в которой проявились первые признаки начав­шегося в стране тоталитарного процесса. (При этом революцию 1905-1907 гг. нельзя назвать революцией тоталитарной; в ней отчетливо просматривались и иные тенденции: борьба за по­литические свободы, за улучшение социального положения отдельных групп и слоев, за национальное освобождение.)

Социальному взрыву 1905 г. предшествовало оформление революционных партий (эти партии сумели создать органи­зационные структуры раньше, чем либералы; см. выше). С 1880-х гг. в Российской империи появлялись первые орга­низации, в той или иной мере ориентировавшиеся на ре­волюционный марксизм и близкие к западным социал-демо­кратическим партиям (группа «Пролетариат» в Польше, кружки в Петербурге, Поволжье, Армении). С 1883 г. в Женеве действовала группа «Освобождение труда» во главе с Г. В. Пле­хановым (члены этой группы, в прошлом участники народни­ческой организации «Черный передел», занимались переводом произведений Маркса и стремились применить его теорию к российским условиям).

В 1893 г. результате объединения нескольких револю­ционных групп образовалась Социал-демократия Королевства Польского (с 1900 г.- Социал-демократия Королевства Поль­ского и Литвы, СДКПиЛ). С 1897 г. начал действовать Всеобщий еврейский рабочий союз (Бунд), которым руково­дили не склонные к радикализму революционеры-марксисты¹³¹. В 1898 г. в Минске прошел I съезд Российской социал-демократической рабочей партии; его участники приняли мани­фест, написанный П. Б. Струве, взгляды которого в то время отличались умеренной революционностью.

Достаточно умеренной была и программа, изложенная Е. Д. Кусковой в манифесте, озаглавленном «Credo» («Верую»). Кускова и ее единомышленники («экономисты») считали необходимым сосредоточить усилия пролетариата на достижении конкретных, осязаемых экономических результатов (повышение заработной платы, сокращение рабочего дня, улучшение условий труда и т. п.). На позициях «экономизма» стоял и действовавший за границей Союз русских. социал-демократов, члены которого считали участие российских рабочих в политической борьбе преждевременным.

Одновременно происходило и оформление более радикального крыла социал-демократов. В 1900 г. Н. Ленин (В. И. Ульянов, 1870- 1924), Л. Мартов (Ю. О. Цедербаум, (1873 -1923), Г. В. Плеханов (1856-1918), А. Н. Потресов (1869-1934) и некоторые другие их тогдашние единомышленники приступили к изданию (за рубежом) марксистской газеты «Искра». Объединившиеся вокруг этой газеты сторонники вовлечения рабочих в политическую борьбу на II съезде РСДРП (1903) оказались наиболее влиятельной группой в партии. Однако уже тогда наметилось разделение «искров­цев» на две фракции - большевиков, сторонников жесткой партийной дисциплины и решительных, бескомпромиссных действий (лидером этой фракции стал Ленин), и меньшеви­ков, признававших возможность сотрудничества с либералами и отстаивавших относительно гибкую структуру партийных ор­ганизаций. Раскол в РСДРП стал свершившимся фактом в 1905 г.; после объединения двух фракций в 1906 г. на съезде в Стокгольме несколько лет продолжалось их формальное со­существование в рамках одной партии, но с 1912 г. Ленин, стремившийся создать небольшую, но сплоченную организа­цию, отказался от серьезного сотрудничества с меньшеви­ками.

Почти одновременно с объединением социал-демократиче­ских (марксистских) групп и кружков в РСДРП шла и консолидация социалистов-народников. В 1900- 1902 гг. наибо­лее радикальные из них составили Партию социалистов- революционеров (ПСР, эсеры). Эсеры, как и народники пред­шествовавших поколений, считали, что в крестьянской Рос­сии неприменимы европейские социалистические теории; марк­сизм отвергался как чужеродная доктрина, не учитывающая особенностей страны, в которой почти 80 % населения прожи­вают в деревне. Стремление создать самобытный, национальный социализм не мешало эсерам сотрудничать с зарубежными социалистами. ПСР, как и РСДРП, участвовала во II Интер­национале - созданном в 1891 г. международном объединении социалистических партий. Многолетним лидером ПСР был В. М. Чернов (1873- 1952). Принятая в 1905 г. программа партии эсеров содер­жала и требование установления политической демократии, и чисто социалистические идеи (обобществление собствен­ности, передача земли сельским общинам с ее равномерным распределением между землепашцами, запрещение купли и продажи земли и т. п.). Эсеры полагали необходимой «тру­довую революцию» и допускали возможность «временной рево­люционной диктатуры».

ПСР использовала террор как одно из средств полити­ческой борьбы. До начала революции 1905 г. было совер­шено 6 террористических актов, в 1905-1907 it.- более 200, затем тактика политических убийств отступила на второй план. В составе ПСР действовала Боевая организация (БОСР), отве­чавшая за осуществление покушений на представителей власти и других подобных акций. БОСР (создана в 1901 г. Г. А. Гершуни, 1870-1908) не занималась собственно политической деятельностью и была объединением фанатиков, готовых жертвовать своими и чужими жизнями во имя социали­стического будущего.

В 1906 г. из ПСР выделился Союз эсеров максималистов, полагавших, что основное условие успеха социалистической революции - энтузиазм, разрушающий государство. Максима­листы верили в необходимость террора и других решитель­ных действий, выступали против партийной дисциплины, Сход­ные позиции в 1908-1909 гг. занимала другая радикальная эсеровская группировка - ультратеррористы.

Революционные партии в начале XX в. объединяли немно­гих радикалов; программные разногласия между социалистами разного толка были почти неизвестны, да и не слишком понятны вне замкнутой партийной среды. Жившие в эмиграции лидеры революционеров не могли, конечно, пользоваться за­метным влиянием на родине. Даже профессиональные поли­тики плохо ориентировались в тех тонкостях, из-за которых спорили Ленин с Мартовым, о которых полемизировали авто­ры социал-демократической «Искры» и эсеровской «Револю­ционной России» (П. Н. Милюков писал в своих воспоми­наниях, что в 1905г. он ничего не знал о разногласиях между фракциями РСДРП). Популярны были не столько пар­тии, сколько революционная идея как таковая.

Психологическая готовность целых социальных групп к силовому разрешению общественных противоречий и неспособ­ность правительства делать необходимые уступки, учитывать настроения подданных империи - эти факторы в большей сте­пени содействовали революционизации крестьян, рабочих и слу­жащих, чем пропаганда эсеров, эсдеков, анархистов. Эко­номический кризис 1900-1903 гг., неурожай в ряде губерний, неудачи в войне с Японией (1904-1905) ускорили социальный взрыв.

♦

9 января 1905 г. было расстреляно мирное шествие ра­бочих направлявшихся к Зимнему дворцу для подачи петиции царю. Это шествие было организовано Собранием русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга. Собрание, воз­главлявшееся священником Г. Гапоном, стремилось к мир­ному и легальному решению социальных проблем, но не­вольно содействовало нарастанию забастовочной борьбы¹³². Демонстрации протеста и стачки охватили почти все крупные города. Правительство и царь не слишком умело чередовали мелкие уступки с заявлениями о незыблемости политических устоев империи. 18 февраля был издан указ, разрешавший подданным подавать властям проекты усовершенствования государственного устройства. В тот же день Николай II подписал рескрипт о призме выборных от населения для участия в решении государственных дел (это была идея, которую в 1881 г. пытался реализовать Лорис-Меликов; в 1905 г. подобной мерой успокоить страну было уже невозможно). Революционный кризис развивался на фоне неудачной войны. После гибели эскадры адмирала Рожественского в Цусимском проливе (15 мая 1905 г.) правительство было вынуждено озаботиться скорейшим заключением перемирия. Лето 1905 г. ознаменовалось крестьянскими волнениями (убийства помещиков, управляющих, поджоги, самовольные захваты земли и т. п.).

Активизировали деятельность быстро обретавшие, популяр­ность революционные партии и не менее дестабилизиро­вавшие обстановку русские националисты¹³³. Произошли анти­правительственные выступления и в армии, на флоте (наиболее известное - восстание на броненосце «Потемкин»); революционизация армии все же не зашла слишком далеко, и боль­шинство частей и кораблей проявили полную лояльность пра­вительству.

6 августа 1905 г. Николай II издал Манифест о созыве законосовещательной Думы (проект был разработан министром внутренних дел А. Г. Булыгиным, по имени которого и саму Думу стали называть «булыгинской»). Эта уступка также запоздала. Сентябрьские забастовки на железных дорогах, а затем и всероссийская октябрьская политическая стачка показали реальный размах антиправительственных настроений.

17 октября 1905 г. был издан высочайший манифест, даровавший, подданным империи свободу слова, совести, собра­ний и союзов. Был обещан созыв выборной Государственной думы, наделенной законодательными правами; предусматри­валось, что «никакой закон не мог воспринять силу без одобрения Государственной думы¹³⁴.

Выборы в I и II Думы проходили по Положению, обеспе­чивавшему численное преобладание депутатов от крестьян. В I Думе (апрель - июль 1906 г.) большинство принадлежало кадетам и трудовой фракции, выражавшей интересы крестьян­ства. Основные требования большинства сводились к объявле­нию политической амнистии, созданию ответственного перед Думой правительства и решению аграрного вопроса (кадеты предлагали отчуждение части помещичьей земли за выкуп, некоторые представители трудовой фракции настаивали на бо­лее радикальных вариантах).

Правительству¹³⁵ не удалось достичь компромисса ни с I, ни со II Думой (II Дума работала в феврале - июне 1907 г.; и ее составе было немало левых депутатов, которые вместе с кадетами обладали большинством). Либеральные и радикаль­ные депутаты Думы не могли найти общего языка и с Государ­ственным советом (с февраля 1906 г. в его состав были введены выборные представители земств, университетов, дворянских собраний; половина членов по-прежнему назначалась царём; Государственный совет был наделен новыми полно­мочиями и должен был рассматривать одобренные Думой законопроекты перед их высочайшим утверждением).

3 июня 1907 г. II Дума была распущена; в законода­тельство о выборах внесли изменения. Выборы и раньше не были ни прямыми, ни всеобщими, пи равными. Новое По­ложение о выборах позволяло перераспределить голоса вы­борщиков; представительство крестьян было сокращено почти вдвое, Кавказ и Польша также смогли прислать в III Думу меньше депутатов, чем по результатам предшествовавших вы­боров. Население 10 сибирских и среднеазиатских губерний было лишено права голоса.

Роспуск II Думы иногда называют третьеиюньским го­сударственным переворотом (в чем, несомненно, присутствует некоторое преувеличение), а установившуюся в 1907 г. поли­тическую систему третьеиюньской монархией. Это была не слишком совершенная, но вполне жизнеспособная система, более соответствовавшая общественным потребностям и об­щественным ожиданиям, чем предреволюционный режим, Ма­нифест 17 октября принципиально изменил политическое и правовое положение российских подданных. Провозглашен­ные в Манифесте свободы сохранились и после 3 июня 1907 г. Можно только сожалеть, что давно назревшая либе­рализация политической жизни, которая, вероятно, могла пре­дотвратить кровавую революцию, осуществилась лишь под мощным давлением снизу.

Социальные потрясения 1905-1907 гг. помогли России сделать важный шаг к конституционной монархии; царская власть перестала быть самодержавной, хотя термин «само­державие» по инерции использовался и после революции. Государственная дума не стала полноправным законода­тельным органом, ее возможности оказались Достаточно огра­ниченными, однако позитивный сдвиг был налицо.

Оценивая результаты первой русской революции, нельзя безоговорочно принять тезис о неудачном ее исходе (этот тезис считался, чуть ли не аксиомой в советской истори­ческой литературе). Революционные партии, действительно, не смогли осуществить своих целей и потерпели поражение, но интересы общества в целом не стоит отождествлять с интереса­ми экстремистских и радикальных группировок. Либералы так­же имели основания для недовольства: законодательство о выборах, принятое в 1907 г., было достаточно далеко от демократического идеала и почти обеспечивало преобладание в Думе правых и правоцентристских партий¹³⁶. III и IV Думы (работали соответственно в 1907 - 1912 и 1912 -1917 гг.) были избраны на основе не слишком демократичного закона, но были более способны к конструктивной деятельности, чем предшествовавшие им.

Итоги революции нельзя оценивать однозначно. Успехи сил, выступавших за необходимые, стране преобразования, были несомненны; вероятно, эти успехи могли быть и более значительными, В ходе революции не были решены многие важные социальные вопросы, но к 1907 г. сложились более благоприятные, чем ранее, условия для их решения. Среди таких вопросов в первую очередь следует назвать аграрный. Революция оставила этот вопрос открытым, но продемонстрировала его актуальность даже закоренелым ретроградам и несколько облегчила задачу реформаторам¹³⁷.

После издания Манифеста 17 октября 1905 г. российскому правительству предстояло действовать в непривычной обста­новке гласной критики со страниц оппозиционных газет и с думской трибуны. Добиваясь умиротворения страны, царь и министры уже не могли ограничиться репрессивными мето­дами и рассчитывать на восстановление предреволюционных порядков. Согласившись на политическую реформу, нельзя было игнорировать и необходимость социальных преобразо­ваний. Как и в царствование Александра II, на первый план выдвигались задачи, связанные с правовым, и имущественным положением крестьянства, с собственностью на землю.

Продуманный план решения этих задач предложил Петр Аркадьевич Столыпин (18б2-1911). Будучи в 1905 г. саратов­ским губернатором, он решительно и довольно успешно боролся против правых и левых экстремистов, против революцион­ного террора и погромов. Этот свой саратовский опыт Сто­лыпин использовал, заняв должность министра внутренних дел в правительстве Горемыкина, а затем (в июле 1906 г.) - и председателя Совета министров. В августе 1906 г. по инициативе премьер-министра были организованы военно-полевые суды, вынесшие немало суровых приговоров террористам я участ­никам крестьянских волнений¹³⁸.

Столыпин понимал, что бессмысленно бороться со следствиями, не затрагивая причин социальной нестабильности. 9 ноября 1906 г. был издан, указ, позволявший крестьянам закреплять за собой свой надел. Началась столыпинская аграрная реформа. Основной ее целью было создать крепкое крестьянское хозяйство, основанное на частной земельной собственности. Всякий крестьянин мог выделиться из общины; при этом он получал право на компактный земельный участок - отруб (в общине, как правило, обрабатывалось несколько по­лей, и крестьянская семья пользовалась участками на каждом и них; совокупность этих участков и составляла надел).

По указу 9 ноября земледелец получал также возмож­ность выселиться из деревни на хутор и вести там само­стоятельное хозяйство. Избавляясь от общинных ограничений (периодических переделов земли, принудительного севообо­рота, т. е. необходимости сеять ту же культуру, что и соседи), крестьянин превращался в полноправного собственника, по своему усмотрению распоряжающегося принадлежащими ему сельскохозяйственными угодьями.

Государственные органы активно содействовали разруше­нию общинных порядков. В губерниях и уездах создавались землеустроительные комиссии, следившие за правильным отводом участков, выделявшимся хозяевам. Комиссии убеждали крестьян в том; что реформа принесет им ощутимую выгоду, часто оказывали давление на консервативные крестьянские схода. При выделении отрубов и хуторов некоторые хозяева получали земли больше, чем у них было до реформы; эти излишки передавались самостоятельным владёльцам бесплатно или по низким ценам.

В годы реформы из общин выделилось около 2 млн. хо­зяйств, в основном зажиточных. Это был несомненный успех политики Столыпина. Однако постепенное разрушение общин­ных порядков порождало новые и обостряло старые проблемы. Разорявшиеся крестьяне уже не могли рассчитывать на помощь мира; во многих центральных губерниях, где остро ощущалась нехватка земли, ускорилась пролетаризация части крестьян. Противостояние зажиточных и бедных крестьян дестабилизи­ровало обстановку в деревне.

Столыпин стремился решить проблему малоземелья, не затрагивая помещичье землевладение. Крестьянам была пере­дана часть государственных и удельных (принадлежавших императорской семье) земель. Основанный еще в 1882 г. Крестьянский банк в годы аграрной реформы покупал по­мещичьи имения и продавал их крестьянам мелкими участками на достаточно выгодных условиях. Чтобы облегчить положение крестьян, государство в 1906 г. отказалось от взимания остатков выкупных платежей.

Серьезные надежды (оправдавшиеся лишь отчасти) Столы­пин возлагал на массовое переселение малоземельных и безземельных крестьян в восточные районы. Переселенцам прощались недоимки, выдавались беспроцентные ссуды, про­давались дешевые железнодорожные билеты. В течение пяти лёт переселенцы не платили налогов. Эти льготы и отсутствие перспектив в родных местах побудили многих малоземельных крестьян отправиться в восточнее районы. За 10 лет число переселенцев превысило 3 млн. человек.

Не все приживались в Сибири; суровые климатические условия, неумение приспособиться к - новым, непривычным способам хозяйствования и другие факторы вынудили примерно 0,5 млн. крестьян вернуться в Европейскую Россию; пере­селенцы-неудачники с трудом находили себе место и в поки­нутых было родных местах, увеличивая число социально неустроенных и малоимущих в центральных районах. Пересе­ленческая программа привела, таким образом, лишь к частично­му разрешению проблемы малоземелья.

Столыпин руководил правительством до своей смерти в 1911 г. (премьер-министр был смертельно ранен террористом, возможно сотрудничавшим одновременно с революционерами и полицией). Все это время аграрная реформа подвергалась критике, исходившей из разных политических кругов. Многие либералы упрекали Столыпина в нежелании принять предложения кадетов, которые считали необходимым принудитель­ный выкуп части помещичьих земель за казенный счет (с последующей передачей этих земель крестьянам). Нежелание трогать помещичьи имения было, по мнению многих оппонентов премьер-министра, серьезной ошибкой¹³⁹, Столыпин вполне возможно, опасался, что решение проблем одной социальной группы за счет другой приведет не к стабилизации общественных отношений, а к результатам прямо противо­положным. Кроме того, председателю Совета министров приходилось думать и о позиции правых партий, и о настроениях высшей бюрократии, и о взглядах царя, без особого энтузиазма относившегося к идее реформ. Подобные факторы придавали столыпинским преобразованиям оттенок консерватизма - быть может, чрезмерного.

У Столыпина не было достаточно надежной политической опоры в обществе. Октябристы, одно время, поддерживавшие реформатора, вскоре перешли в оппозицию правительству; правые партии (которые вместе с октябристами составляли большинство в III Думе) также во многом, не соглашались с премьер-министром. В проведении преобразований Столыпин стремился опереться на исполнительную власть, на бюрократические структуры, но далеко не всегда встречал понимание высшего чиновничества.

Многие из планов Столыпина остались неосуществленными. Еще в марте 1907 г. премьер-министр предложил ряд законопроектов, реализация которых должна была, по его мысли приблизить Россию к идеалу правового государства, Столыпин предлагал преобразовать крестьянские волостные суды, кото­рые часто руководствовались не писаными законами, а обычая­ми; обеспечить национальное и вероисповедное равноправие (для этого необходимо было в первую очередь отменить охранявшиеся еще ограничения, ущемлявшие права иудеев₎ и разрешить, свободный переход из православия другие конфессии); усовершенствовать уголовное законодательство.

Большое значение Столыпин придавал местному управ­лению. Он хотел ввести волостные земства (при Александре II представительные учреждения были созданы на уездном и губернском уровнях), расширить представительство в земствах зажиточных крестьян, ограничить права предводителей дворянства. Настойчивость Столыпина в утверждении законопроекта о западных земствах (о введении самоуправления в шести польских губерниях) привела к конфликту с государственным советом и правительственному кризису (1911). Тогда премьер-министру удалось привлечь на свою сторону Николая II и провести закон без одобрения представительных органов, но многие проекты отвергались или до неузнаваемости изменялись в ходе сложного процесса одобрения Думой, Государственным советом и утверждения императором.

Иные из замыслов Столыпина были реализованы только после его смерти; так, лишь в 1912 г. были приняты законы о начальных училищах (вводивший обязательное начальное обучение) и о страховании рабочих.

Сложная политическая ситуация в стране и непоследова­тельность самого Столыпина определили компромиссный, половинчатый характер реформ. Тем не менее преобразова­ния - особенно в аграрной сфере - способствовали постепен­ному решению многих актуальных проблем общественной жизни. Столыпин полагал, что для полного успеха преобра­зований в России потребуется не менее трех десятилетий спокойного развития. Такого запаса времени в начале XX в. уже не было.

Реформы 1906-1911 гг., несмотря на их частичный успех, не смогли предотвратить обострение социальных противоречий и развитие тоталитарного движения. Это движение вскоре уничтожило немногие позитивные результаты столыпинских преобразований.