3

§ 2. Предпосылки социопрогностических исследований в Россини

Глава 21

СОЦИАЛЬНОЕ ПРОГНОЗИРОВАНИЕ

И. В. БЕСТУЖЕВ-ЛАДА

§ 1. Введение

Социальное прогнозирование — область социологических исследо­ваний (перспективы социальных явлений и процессов) и вместе с тем часть междисциплинарного комплекса исследований будущего. В СССР получило развитие во второй половине 60-х, когда «бум прогнозов» достиг Москвы. Затем было разгромлено в конце 60-х и на протяже­нии 70-80-х гг. развивалось двумя путями: официальным (в составе «Комплексной программы научно-технического прогресса», служив­шей как бы научным прикрытием волюнтаристского планирования) и неофициальным (в одном из комитетов Союза научных и инженерных обществ). В 1989-90 гг. обе ветви вошли в состояние коллапса. С начала 90-х гг. делаются попытки возродить это направление социаль­ных исследований в рамках Ассоциации содействия Всемирной фе­дерации исследований будущего. Наиболее значительными исследова­тельскими проектами в этой области были: Прогнозирование в социо­логических исследованиях (1969-78); Прогнозирование социальных потребностей (1969-78); Прогнозирование образа жизни (1972-77); Социальные показатели в исходных моделях прогнозов (1976-80); Поисковое социальное прогнозирование (1979-84); Нормативное соци­альное прогнозирование (1984-87); Прогнозное обоснование социаль­ных нововведений (1984-93); Альтернативная цивилизация: социаль­ные аспекты (1991-95); Россия: перспективы процесса трансформации (1991-95).

Содержание социальных прогнозов сводится в основном к оценкам ожидаемых и желательных изменений в социальной организации труда, власти, армии, семьи, образования, науки, культуры, здравоохранения, расселения, охраны окружающей среды и общественного порядка, де-наркотизации общества (никотин, алкоголь, более сильные наркотики).

§ 2. Предпосылки социопрогностических исследований в России: забытое открытие в. Базарова 20-х годов и развитие прогностики 60—80-х годов на Западе

Советский Союз, включая Россию, пережил не одну «перестрой­ку»: ленинский НЭП в 20-е гг., реформы Н. Хрущева в 50-х — начале 60-х гг., косыгинские реформы второй половины 60-х гг., горбачевская

«перестройка» второй половины 80-х, наконец, ельцинский «переход к демократии и рыночной экономике» в первой половине 90-х гг. — все это попытки преодолеть перманентный экономический и общесо­циальный кризис, свойственный реализованной утопии казарменного социализма.

На этом фоне социальное прогнозирование, казалось бы, должно было по необходимости занять чуть ли не лидирующее положение в отечественной социологии. Однако, как и сама социология, оно не из­бежало достаточно драматической судьбы.

Собственно социальное прогнозирование одновременно относится к двум областям знания: социологии и научному прогнозированию как исследованиям будущего. Российская история научного прогнозирова­ния открывается в 20-х гг. работами В. А. Базарова-Руднева [2] — [4], [39], которому как сотруднику Госплана СССР было поручено разра­ботать прогноз ожидаемого состояния страны к исходу 1-й пятилетки, т. е. к 1932 г. Уже тогда В. Базаров подошел к идее, позже ставшей из­вестной как «принцип К. Поппера», о «самореализующихся» и «само­парализующихся» прогнозах. В формулировке Базарова это звучало как принципиальная невозможность предсказания управляемых явле­ний, поскольку решение способно как бы перечеркнуть предсказание. Взамен он предложил анализ и оптимизацию трендов — условно про­долженных в будущее наблюдаемых тенденций, закономерности развития которых в прошлом и настоящем достаточно хорошо извест­ны. Цель — не предугадывание будущего, а выявление назревающих проблем и возможных путей их оптимального решения.

Работы Базарова оставались неизвестными мировой, и даже советс­кой, научной общественности вплоть до 1980-х гг., тем более что автор вскоре был репрессирован и его научное наследие оказалось во мраке забвения. А ровно 30 лет спустя, в 1958 г., сходная задача была по­ставлена перед американскими специалистами — прогноз-предсказание ожидаемых результатов разрабатывавшейся тогда программы «Апол­лон» (высадка человека на Луну). Они пришли к аналогичным выво­дам и предложили концепцию так называемого технологического прог­нозирования, состоящего из эксплораторного, или поискового (анализ трендов с целью выявления назревающих проблем), и нормативного подходов (оптимизация трендов для определения возможных путей ре­шения проблем). Оба подхода с самого начала продемонстрировали столь высокую экономическую и политическую эффективность, что уже с начала 1960-х гг. на Западе развернулся «бум прогнозов» и воз­никли сотни исследовательских учреждений, которые прибыльно тор­говали технологическими прогнозами. Впоследствии конкуренция зна­чительно сократила число прогностических центров. Вместе с тем об­наружились существенные ограничения возможностей самого техноло­гического прогнозирования.

«Бум прогнозов» породил, по сути, новое направление междис­циплинарных исследований — исследования будущего. Но социологичес­кая проблематика в технологическом прогнозировании всегда занимала довольно скромное место по сравнению с преобладавшей технико-эко­номической и отчасти политической. Потребовались усилия американс­кого социолога Даниэла Белла и его знаменитой «Комиссии по 2000 году» Американской академии искусств и наук, чтобы в 1965-66 гг. преодолеть отчуждение между социологией и прогностикой. Комиссия пришла к выводу, что прогнозами, наряду с анализом и диагнозом, за­нимается каждая наука, в том числе и социология.

Во Франции аналогичную работу примерно в то же время проде­лал Бертран де Жувенель. С конца 60-х — начала 70-х гг. понятие «футурология» заняло место образного синонима междисциплинарного прогнозирования. Именно эта парадигма отличает подавляющее боль­шинство западных футурологических трактатов 70-90-х гг. и ведущие футурологические журналы мира «Futurist», «Futures», «Futuribles», «Technological Forecasting and Social Change» и др. Былая отчужден­ность между социологией и прогностикой сохранилась разве что в виде противопоставления понятия «технологического прогнозирования» — в смысле строгого соответствия алгоритмам современных исследований будущего, и «социального прогнозирования» — в смысле общих «раз­мышлений о будущем», предугадывания будущего.

Типичным продуктом начального этапа развития технологического прогнозирования (1967-1969 гг.) явилась книга Германа Кана «Год 2000» [66], где живописалась дорога США к постиндустриальному обществу в сильном отрыве от якобы следующих тем же путем других стран. Но футурологическая эйфория длилась недолго. Уже в 1970 г. Алвин Тоффлер в работе «Футурошок» [67] языком публициста пре­дупредил о надвигающейся глобальной катастрофе, если не будут ви­доизменены наблюдаемые (прежде всего в странах Запада) тенденции развития человечества. В 1972 г. был опубликован сенсационный док­лад Римскому клубу — «Пределы роста» [42], в котором убедительно доказывалось, что человечеству не пережить грядущего столетия, если не упредить экологическую катастрофу.

Этот и последующие доклады Римскому клубу привели к станов­лению особой отрасли исследований будущего в понятиях глобалисти­ки, охватывающей всю совокупность общемировых проблем современ­ности. Наиболее выдающимся идеологом глобалистики явился президент Римского клуба Аурелио Печчеи [46]. Однако и потенциал глобалис­тики оказался ограничен: через несколько лет наступило нечто вроде

«психологической усталости» мировой общественности, которую «пу­гали» грядущей глобальной катастрофой. И тогда на рубеже 70-80-х гг. зародилось еще одно направление исследований будущего — альтерна-тивистика, изучающая возможные пути перехода к мировой цивилиза­ции, альтернативной существующей и способной, в отличие от нее, успешно справиться с глобальными проблемами современности.

Альтернативистику ждала не менее драматичная судьба. В отличие от глобалистики, — ни одной сенсации, но вместе с тем — те же разо­чарования, связанные с сильной инерционностью глобальных тенденций, слишком медленной и малоэффективной реакцией мирового сообщест­ва на призывы к решительным действиям. В области угрозы ядерной войны эти призывы как будто возымели действие (тем более, что и без альтернативистов политики осознавали опасность), но меры, предпри­нимаемые для упреждения экологической катастрофы, снижения тем­пов роста народонаселения, техногенных и иных глобальных эпиде­миологических заболеваний и т. д., явно не перешли критического порога, за которым человечество могло бы спокойно смотреть в будущее.

Мы обрисовали в самых общих чертах положение дел в западной футурологии, чтобы показать фон, на котором шло развитие отечест­венного прогнозирования вообще и социального в частности — собст­венного предмета настоящей главы.