Участие в соревнованиях: Джон

Фото: Джон Харрис

«Я помню, как ехал из школы, где мы жили, и весь дрожал, я очень сильно волновался. На соревнованиях было пять или шесть ребят, которых я никогда до этого не побеждал. В первом круге я бросал неудачно и в начале второго был на пятом месте из шести участников. Мой первый бросок во втором круге пришелся за пределы сектора, однако второй «улетел» на 28,5 метров, и этого, возможно, могло хватить для «бронзы».

Фото: Джон Харрис

«Во время последнего броска я полностью выложился. Когда я обернулся, то увидел, что мой партнер по команде Кевин МакНиколас широко улыбается, и я понял, что эта попытка была удачной. Однако после меня бросить должны были еще четыре участника. В конце концов, я увидел результаты. 31 м 88 см – золотая медаль и мировой рекорд. Это была фантастика. Сложно описать, что чувствуешь, когда узнаешь, что в данный момент ты лучший не только в Понтипуле или даже в Уэльсе, а во всем мире. Просто фантастическое ощущение. В тот понедельник утром я приехал на стадион никем, а вернулся Джоном Харрисом, мировым рекордсменом, обладателем «золота» и лучшим в своем виде спорта на планете». Джон Харрис

Участие в соревнованиях: Пол

Фото: Пол Картрайт

«Меня выбрали для участия в Играх, и место их проведения было как никогда подходящим: нет большей чести, чем представлять свою страну, однако выступать за свою страну дома, на глазах соотечественников, на таком важном мероприятии, как Паралимпийские игры, просто невероятно приятно и трогательно. Я вышел в финал «стометровки», но не смог одержать победу. Я занял пятое место, однако для меня это было фантастическим достижением. Прошло 26 лет, и сегодня меня по–прежнему переполняют эмоции, когда я вспоминаю тот день. Спортивная слава – это одна из самых приятных вещей в жизни». Пол Картрайт

Разговор с Полом Картрайтом, март 2011г.

Всю жизнь меня воспитывали так, чтобы я поверил, что ничем не отличаюсь от других. Мои родители специально растили меня так, чтобы я чувствовал себя настолько здоровым, насколько возможно. Сначала я пошел в специальную школу, но затем меня перевели в обычную, где все дети были нормальными. Я не хотел считаться ребенком-инвалидом. Я играл со своими друзьями в футбол. Конечно, я говорю «играл» в футбол, хотя я все время был вратарем в инвалидном кресле. Меня действительно раздражало, когда люди говорили, например: «Ты не можешь это делать, ты не должен это делать». От этого мне еще больше хотелось встать и доказать, что они ошибаются. Я хотел, чтобы меня воспринимали таким, какой я есть, чтобы смотрели на то, что я могу делать, и судили скорее не по недостаткам, а по достоинствам. В то время люди зачастую судили о книге по ее обложке. Впервые я стал заниматься спортом в 1978 году. Я попробовал все понемногу, но потом понял, что больше всего мне нравились гонки на инвалидных колясках. Все началось с местного спортивного клуба для инвалидов. Спорт будто открыл передо мной дверь. Он стал моей жизнью.

В гонках на инвалидных колясках было шесть классификаций: 1а, 1б, 2, 3, 4 и 5, и чем больше была цифра, тем менее беспомощным считался инвалид. Таким образом, если у спортсмена была классификация 1а или 1б, это означало, что ему поставили диагноз тетраплегия (паралич всех четырех конечностей): обычно у таких людей не работали мышцы брюшного пресса, и они не могли держать равновесие. Их нужно было пристегивать к коляске, и они не могли совершать хватательные движения руками, поэтому вместо того, чтобы держаться за колеса, они толкали их плоскими ладонями. С другой стороны, классификация 5 означала, что человек, вероятно, может ходить без посторонней помощи, только, возможно, прихрамывая. У меня была классификация 4 с некоторыми элементами 5-ой, но присвоили мне все же 4-ю.

Что касается возможностей, сегодня на карту поставлено намного больше, чем в мое время. Лучших атлетов поддерживают спонсоры, на тренировки и поездки выдают гранты.

Впервые я участвовал в международных соревнованиях в 1981 году, после чего направил все усилия на подготовку к гонкам на инвалидных колясках. Тогда, в 1984 году, нужно было самому искать деньги и спонсоров. Я обошел местные благотворительные организации «Лайенз энд Ротари» (Lions и Rotary), в результате чего они начали проводить кампании по сбору средств, а я сам проехал 14,5 км в старом инвалидном кресле марки «Эверест энд Дженнингс» (Everest&Jennings), чтобы собрать деньги на новое. Конечно, в то время предубеждения были достаточно сильны, особенно в прессе. В газетах обо мне никогда не писали на спортивных страницах, а только в разделе «Вот это молодец!» под такими заголовками, как «Храбрец-Пол делает это снова». Сейчас хотя бы это значительно изменилось.

Одной из основных причин того, что Великобритания отставала от других стран в гонках на инвалидных колясках, было качество спортивного инвентаря. На международных соревнованиях Великобритания никогда не побеждала в гонках на инвалидных колясках, и, когда я попал в английскую сборную, став до этого лучшим в своем местном спортивном клубе, я осознал важность спортивного инвентаря, ведь там были другие спортсмены, у которых были хорошие коляски и, естественно, они меня обгоняли.

В Великобритании не было серьезных достижений в разработке спортивных инвалидных колясок. Когда я начал участвовать в гонках, многие спортсмены соревновались на обычных инвалидных колясках, изготовленных по шаблону, с тяжелой рамой и толстыми колесами. У них просто не было необходимого инвентаря, чтобы выиграть. Моей первой коляской была коляска фирмы «Эверест энд Дженнингс» (Everest&Jennings). Она не была идеальной, но, по крайней мере, диаметр ее колеса был 60 см, а не 56, что давало мне небольшое преимущество за счет максимальной частоты вращения колеса благодаря большему диаметру. А в гонках на инвалидных колясках значение имеет каждая деталь, пусть даже самая маленькая. Тогда в нашей местности меня считали «главным разрушителем колясок». Мне дали такое прозвище в местном ателье по изготовлению инвалидных кресел-колясок. Они написали мне письмо, в котором предупреждали, что отнимут у меня любое новое кресло, потому что я был настолько активным, что менял их как перчатки. Тогда я мог повредить новое кресло уже через 3 месяца. Затем у меня появилась немецкая спортивная коляска «Хоффмайстер» (Hoffmeister). Ее дизайн позволял вносить небольшие изменения. У коляски были стандартные размеры рамы, но можно было изменить их в соответствии со своими требованиями. Рама была очень длинной, поэтому мне пришлось попросить одного друга укоротить ее и сварить так, чтобы она мне подходила. Но к тому времени, когда у меня появилась коляска «Хоффмайстер», технология, по которой она была сделана, уже устарела. Спортсмены в Европе и Северной Америке использовали такие коляски уже в конце 1970-х и начале 1980-х, и дизайн гоночных колясок быстро менялся. В 1980-х, когда я бывал на международных соревнованиях, я фотографировал гоночные инвалидные коляски европейских спортсменов. По сравнению с теми колясками, которые мы использовали в Великобритании, это были удивительно легкие, сделанные на заказ коляски, в которых использовались только самые необходимые детали. Эти фотографии я использовал в качестве основы для создания своей собственной коляски в компании «Бромакин» (Bromakin).

Шведский спортсмен Бо Линдквист, который также управлял шведской компанией по производству инвалидных кресел, использовал коляски с черными насадками в виде трубок. Так что к 1984 году я вышел на фирму «Бромакин Уилчеаз» (Bromakin Wheelchairs) в г. Лафборо, которая сделала для меня легкую спортивную коляску. Я был крупным, широкоплечим парнем, и мне хотелось попробовать что-то новое и снизить сопротивляемость воздуха, поэтому я попросил их сделать переднюю часть коляски клиновидной формы. Моя коляска стала первой из тех, в которых колеса были снабжены гоночными шинами толщиной 11 мм. Это были самые тонкие шины в то время. Фотография 1982 года, на которой я в толстовке, - это фотография с тренировки на гоночной трассе в Спенборо, а парень с бородой позади меня – Питер Карузерс, генеральный директор «Бромакин Уилчеаз». Я еду в своей первой коляске «Бромакин» (Bromakin), и по тому, как коляска становится на задние колеса, вы можете заметить, что она была немного короткой для меня, и центр тяжести был слишком смещен назад, а ведь я был очень тяжелым, в результате чего поднималась передняя часть коляски. В итоге подставка для ног была удлинена при помощи медной трубы, и мои ноги вытянулись на 23 см. вперед, что выровняло центр тяжести и придало мне ускорение на трассе.

Я поставил перед собой задачу стать членом спортивного клуба для здоровых спортсменов в Спенборо, в графстве Западный Йоркшир, где я мог бы тренироваться. Причиной такого решения было то, что я уже осознал, что мне нужно тренироваться каждый день, а не только по выходным раз в полтора месяца, как это происходило у нас в команде. Именно поэтому я хотел стать членом спортивного клуба для здоровых и иметь возможность заниматься с профессиональным тренером. Конечно, в 1981 году это было не так-то легко, потому что никто даже не задумывался о том, чтобы взять спортсмена-инвалида. И, на самом деле, до того, как я стал членом спортклуба, мне несколько раз отказывали, потому что боялись, что моя инвалидная коляска повредит трассу. Однако благодаря некоторым друзьям, которые занимали руководящие должности в местных отделениях, занимающихся вопросами организации досуга, это решение было отменено администрацией, следящей за трассой, и я вступил в спортклуб.

Мой график тренировок был очень плотным. В рабочие дни я вставал в 6 утра, проезжал 8 км по дорогам, потом два часа тренировался на трассе, а затем шел в полдень на работу. Заканчивал я в 9 вечера, а летом, если было еще светло, я проезжал еще 8 км по дорогам. Когда я работал в утреннюю смену, то тренировался на трассе после работы, с 6 до 9 вечера. По вторникам и субботам я занимался в спортзале, утром в воскресенье тренировался на трассе, а в обед – на дорогах.

К 1984 году, когда меня взяли в британскую Олимпийскую сборную, я уже отдал ей четыре года своей жизни. Мне было 19 лет, вот-вот должно было исполниться 20. Очень многие попали в британскую команду из Йоркшира. Может, это как-то было связано с Роджером Эллисом, который одновременно был и тренером, и старшим физиотерапевтом в больнице «Пиндерфилдс» (Pinderfield) в Уэйкфилде, региональном центре для лечения больных с травмами позвоночника, через который прошли многие из моей команды. И вдруг нам сказали, что мы не едем в Иллинойс, и для меня это стало самым глубоким разочарованием в жизни. Мы думали, что на этом все и закончится. Сердце кровью обливалось.

Однако в последнюю минуту Игры перенесли в Сток-Мандевиль. Меня выбрали для участия в Играх, и место их проведения было как никогда подходящим: нет большей чести, чем представлять свою страну, однако выступать за свою страну дома, на глазах соотечественников, на таком важном мероприятии, как Паралимпийские игры, просто невероятно приятно и трогательно. Я вышел в финал «стометровки», но не смог одержать победу. Я занял пятое место, однако для меня это было фантастическим достижением. Прошло 26 лет, и сегодня меня по–прежнему переполняют эмоции, когда я вспоминаю тот день. Спортивная слава – это одна из самых приятных вещей в жизни.

Я отчетливо помню, что на отборочных соревнованиях в 1984 году моими соперниками были лишь белые южноафриканцы. Было ощущение, что чернокожие спортсмены хоть и участвовали, но были позади, среди отстающих. Я хорошо помню события, предшествовавшие бойкоту, когда из соревнований исключили всю южноафриканскую команду. Заметили мы это в основном в связи с ужесточенными мерами безопасности и угрозами убить спортсменов или взорвать стадион, которые поступали и от тех, кто требовал исключить южноафриканскую команду, и от тех, кто хотел, чтобы команда участвовала в Играх. Члены нашей команды столкнулись со всякого рода глупыми ограничениям: мы не могли посещать определенные места, нам не разрешалось самим ездить в Эйлсбери. Конечно, мне было только 19 и должно было исполниться 20. Я приехал, чтобы выполнить определенную задачу, но обстановка к этому не располагала: все происходящее отвлекало спортсменов и не соответствовало основной цели Игр. Очень грустно, что южноафриканскую команду исключили, но можно сказать, что если бы это не произошло тогда, ЮАР не была бы сегодня на том уровне, на котором находится.

В 1980-е годы началась разработка спортивных колясок для Паралимпийских игр, а некоторые ее результаты просочились в массы и помогли значительно улучшить дизайн обычных инвалидных кресел. В начале 80-х инвалидные кресла рассматривали просто как средство, необходимое для перемещения из пункта А в пункт Б, и выпускали их только трех цветов: серебряного, серого и голубого. Они были тяжелыми и только одного размера, который должен был подходить всем. Сегодня обычные инвалидные кресла значительно более эргономичны, а их дизайн лучше продуман. Более легкие металлы и материалы, индивидуальные размеры и регулирующиеся рамы, более продуманный дизайн колес с меньшим количеством спиц и более прочная опора – все эти изменения произошли благодаря изменениям в дизайне спортивных колясок, создававшихся для Паралимпийских игр. Защитные диски на колеса были впервые разработаны для игры в баскетбол на инвалидных колясках, потому что во время игры происходили жесткие столкновения и необходимо было что-то, что могло защитить колеса. Сегодня у людей есть индивидуальные защитные диски на колясках, разных цветов и с разными рисунками, со своим собственным дизайном. Можно даже сказать, что сейчас инвалидные кресла – это своего рода «модный аксессуар». Их выпускают всех цветов радуги, и люди даже сами раскрашивают их в соответствии со своими интересами или в цвета любимой футбольной команды. Когда я хожу на матчи «Лидс Юнайтед», я встречаю людей, чьи инвалидные кресла раскрашены в цвета этой команды.

Разговор с Джоном Харрисом, 25 мая 2011г.

В 1964 году со мной произошел несчастный случай. Я упал с аттракциона «Колесо обозрения» в парке развлечений Бутлинс с высоты 13 метров, упал спиной на кирпичную стену, которая остановила мое падение и спасла мне жизнь, но мой позвоночник был сломан. Меня отправили прямиком в Сток-Мандевиль. Когда пациент только попадал в госпиталь, его размещали рядом с сестринской, а по мере того, как ему становилось лучше, его койку передвигали в дальний конец палаты. Я помню свою первую ночь рядом с сестринской, и ту медсестру (не могу вспомнить ее имени), которая просидела со мной всю ночь, успокаивая меня. Я был всего лишь напуганным ребенком, мне было 18 лет, я испытывал неимоверную боль, а она просто хотела подбодрить меня и успокоить. Через каждые две минуты она поправляла два мешка с песком, которые поддерживали мой позвоночник в определенном положении, передвигала меня, протирала мне лоб. Я до сих пор помню ту ночь по минутам. И мне кажется, что, попади я в больницу сейчас, обо мне бы так не позаботились.

Но тогда было странно находиться в таком месте. И порядки там были странные, черт возьми. Всем заправляла старшая медсестра (ее фамилия была МакЭлхинни): никто не мог прийти в палату или сделать что-либо без ее разрешения. Когда по понедельникам сэр Людвиг Гуттман (а тогда просто доктор Гуттман) совершал обход, все вскакивали, кроме нее. Он был тоже достаточно необычным. Что же касается обхода, то помню, что как только мы, молодые ребята, были достаточно здоровыми и окрепшими, то должны были вставать рядом со своими койками, и каждый должен был держать бутылку с мочой, собранной за предыдущую ночь. И первое, что делал Гуттман, это проносился по палате как майор на военном параде и внимательно рассматривал мочу каждого пациента. Если она была прозрачной, значит, с тобой все нормально, но если она была мутноватой, тогда ты должен был снова лечь в койку. Тогда мне казалось, что так делается во всех больницах. Однако с того времени я побывал во многих и понял, что это не так. Больница в Сток-Мандвиле была абсолютно уникальным и особенным местом. Я даже не знаю, как их отблагодарить. Это было потрясающее место.

Когда я был подростком, я постоянно занимался спортом: гимнастикой, регби, боксом. Всем по чуть-чуть. Поэтому тот несчастный случай стал для меня настоящей трагедией. Они привели в порядок мое тело, но не смогли привести в порядок мой ум. Мне казалось, лучше бы я умер. И, на самом деле, если бы кто-то тогда дал наглотаться таблеток, я бы это сделал. Это было ужасно тяжело. Когда я был ребенком, я всегда был готов драться за правду. А сейчас я думал, что парни меня больше не боятся, а женщины больше не будут считать меня привлекательным. Все это было очень тяжело, и понадобилось много времени, прежде чем я смог разобраться в себе.

Когда меня выписали из больницы в Сток-Мандевиле, я поехал домой к маме, в Уэльс, и там я совсем расклеился. На протяжении последующих пяти лет я не делал ничего. Я просто лежал весь день в постели, вставал к вечеру и шел в паб, где пил очень много пива, виски, рома… Наконец, у моей матери кончилось терпение. Она сказала мне, что я испортился и что мне было нужно меняться. Мне было 23 года, мой объем груди был 124 см., а объем талии – 99 см, и я умел только много пить и курить.

Конечно, в Сток-Мандевиле я должен был заниматься спортом в рамках программы по физиотерапии. В 1964 году, когда наша команда вернулась с Игр в Токио, я как раз был там. Но лично мне стрельба из лука не казалась спортом. Я считал, что натянуть тетиву лука и выпустить стрелу – это не спорт, и тем более не понимал, как можно заниматься спортом в инвалидном кресле. Тем не менее, через пять лет мне необходимо было чем-то заняться, и мой приятель Тони сказал: «Почему бы тебе не пойти со мной в спортзал и не начать тренироваться?». Разумеется, пойти в спортзал, когда я был прикован к инвалидной коляске, было достаточно сложно: все смотрели на меня. Но я продолжал поднимать тяжести, перестал курить, пить, я снова полюбил себя. В спортзале на стадионе «Кумбран» занималась группа культуристов, и один из них время от времени подходил ко мне, чтобы дать совет, сказать, что я делал неправильно. Сначала он говорил это осторожно, чтобы не обидеть меня, но я сказал, что буду только рад принять любую помощь. Я хотел научиться. И тогда он, его звали Брайан Тейлор, спросил, почему бы мне не потренироваться вместе с ними. Это было здорово! Я стал одним из них, членом небольшой «банды», и, как они, делал жим штанги лежа. До сих пор помню, как впервые взял вес 100 кг! А они постоянно придумывали что-нибудь новое, чтобы обойти мои физические недостатки. Например, жим лежа вниз головой, когда мои ноги привязывали к лестнице скамьи для пресса, чтобы удержать меня на месте.

После этого я и вступил в Уэльскую ассоциацию Паралимпийских игр для спортсменов с пара- и тетраплегией и впервые участвовал в Национальных играх в Сток-Мандевиле в начале 1970-х. К тому времени моим основным видом спорта стало метание диска. Помню, как я заметил на тех Играх одного человека, который был намного старше меня, с усами, и курил сигару! Тогда я был просто комком нервов, но потом я метнул диск на 22 метра в первом туре и уже не сомневался в своей победе на этим дедулей. Потом настала его очередь. Он проехал на своей коляске мимо меня, держа в одной руке сигару, потом он мимоходом просунул ее между спиц своей коляски, пока готовился к своей попытке. И он метнул диск на 26 метров. Как я потом узнал, его звали Грэхем Смаут, и он был экс-чемпионом Европы. То, что произошло, меня очень многому научило. Во-первых, я не мог понять, что делало его таким уникальным, этого старика с усами. Ведь он не казался сильным. То, что произошло, научило меня немного разбираться в психологии спорта и не судить других.

В 1979 году меня выбрали в команду Великобритании, состоявшую из четырех человек, на розыгрыш Суперкубка в Канаде. В соревнованиях по легкоатлетическим видам спорта участвовало всего 50 спортсменов, и я занял 49-е место. Я был абсолютно непригоден. Потом в 1980 году я отправился на Олимпиаду в Арнхем (потому что Москва отказалась принимать у себя помимо Олимпийских игр еще и Паралимпийские). Я тогда был шестым, но мой приятель взял «серебро». Я вернулся домой, вырезал из золотой фольги круг и повесил его на стенку. Так я сам сделал себе медаль. Теперь мне нужно было получить такую же, но настоящую.

На протяжении 1970-х я приезжал в Сток-Мандевиль для участия в ежегодных Национальных играх, и мне кажется, раз в два года, там также проводили и Международные игры. Тогда соревнования по всем видам спорта проводились на одной неделе. Сейчас все стало более специализированным, соревнования по каждому виду спорта проводятся отдельно, и, возможно, вместе с этим мы что-то утратили. Но вернусь к Сток-Мандевилю: каждый год это место становилось для нас местом паломничества. Вся команда Уэльса приезжала туда на машинах, и мы были готовы одержать верх над нашими соперниками и из Йоркшира, и откуда бы они там ни были.

Следующие три года я не покладая рук тренировался как проклятый. У меня все шло лучше и лучше. А потом было много неопределенности по поводу Олимпиады 1984 года, когда США отказались проводить Паралимпийские игры. Меня это буквально подкосило: я всерьез задумался над тем, чтобы все бросить и уйти из спорта для инвалидов насовсем. То, что в последний момент Игры решили проводить в Сток- Мандевиле, казалось неравноценной заменой. Частично переубедить меня и уговорить участвовать в Играх смог британский тренер Роджер Эллис. Но я был абсолютно непреклонен и собирался участвовать только в соревнованиях по метанию диска. Тогда все спортсмены должны были принимать участие в соревнованиях сразу по нескольким видам спорта. Я метал копье и стрелял, но по сравнению с другими это у меня получалось плохо. Роджер же согласился со мной и сказал: «Да, так и сделай. Готовься только к метанию диска».

Да, возможно, Сток-Мандевиль был не лучшим местом в мире для проведения соревнований. Были стадионы больше и лучше, но, в конечном итоге, когда возникала необходимость организовать Паралимпийские игры за такое короткое время, Сток-Мандевиль был единственным местом, где это возможно было осуществить. Только в Сток-Мандевиле были персонал и все условия, а также особое отношение людей к делу и их вера в идею, которые сформировались за годы проведения национальных и международных Игр, а добиться успеха можно было лишь благодаря этой богатой истории проведения крупных соревнований. Никто другой не смог бы справиться с этой задачей.

Меня выбрали для того, чтобы прочесть Олимпийскую клятву. Для меня это было необыкновенной честью. Право сделать это на церемонии открытия дается только одному участнику, и меня выбрали. До сих пор не знаю точно, почему так случилось. Возможно, потому что я был из Уэльса, а Игры открывал принц Уэльский. Может быть, я прослыл громогласным валлийцем среди членов британской сборной. Как бы то ни было, мне предстояло это сделать. Мне дали клятву, написанную на листе бумаги, и я за пару часов выучил ее наизусть. И вот я уже подъезжал к сцене в своей коляске, чтобы перед зрителями произнести клятву, и листок все еще лежал у меня на коленях. Я подумал тогда: «Зачем мне эта бумажка?» - смял ее и выбросил. Потом я превосходно прочитал клятву со сцены.

Это было в воскресенье. А на следующий день, в понедельник, я снова был там. Я помню, как ехал из школы, где мы жили, и трясся от страха, я очень сильно волновался. На соревнованиях было еще пять или шесть ребят, которых я никогда до этого не побеждал. В первом круге я бросал неудачно и в начале второго был на пятом месте из шести участников. Мой первый бросок во втором круге пришелся за пределы сектора, однако второй «улетел» на 28,5 метров, и этого, возможно, могло хватить для «бронзы. Во время последнего броска я полностью выложился. Когда я обернулся, то увидел, что мой партнер по команде Кевин МакНиколас широко улыбается, и я понял, что эта попытка была удачной. Однако после меня бросить должны были еще четыре участника. В конце концов, я увидел результаты. 31 м 88 см – золотая медаль и мировой рекорд. Это была фантастика. Сложно описать, что чувствуешь, когда узнаешь, что в данный момент ты лучший не только в Понтипуле или даже в Уэльсе, а во всем мире. Просто фантастическое ощущение. В тот понедельник утром я приехал на стадион никем, а вернулся Джоном Харрисом, мировым рекордсменом, обладателем «золота» и лучшим в своем виде спорта на планете. Конечно, как только вы произносите слова «Олимпийские игры» или «Паралимпийские игры», отношение к вам меняется. В Национальных играх я всегда выступал за Уэльс, но быть в британской команде на Паралимпийских играх, вне зависимости от того, кто ты - британец, валлиец или шотландец - это что-то неповторимое. С этим ничто не сравниться. Это высшая похвала. Время от времени я достаю из шкафа свой комплект формы сборной Великобритании. Я ее больше не надеваю. Мне кажется, что у меня больше нет на это права. Но я вынимаю форму из шкафа и показываю своим сыновьям. И когда я это делаю, то у меня мурашки по коже бегают. Даже сейчас, когда я об этом с вами говорю, у меня мурашки, только в ногах я ничего не чувствую. Я был настолько горд тем, что могу представлять свою страну, ведь этой чести удостаивается так мало людей.

Это была кульминация моей спортивной карьеры, но еще не конец. Я снова участвовал в Играх в 1988 году в Сеуле, где я взял «серебро» в метании диска и бронзу в пятиборье. Потом в 1992 году в Барселоне я хоть и не выиграл медали, но побил национальный рекорд Великобритании в пятиборье. Я не хотел заканчивать свою спортивную карьеру. Последний раз я участвовал в Паралимпийских играх в Атланте в 1996 году.

Игры в Сеуле прошли странным образом. Отчасти я не получил «золото» потому, что меня обманули. В Паралимпийских играх спортсменам присваивают категории в зависимости от группы инвалидности. В метании диска все зависит от того, сколько брюшных и четырехглавых мышц у тебя работает. Мне присвоили категорию F7, и я мог соревноваться только с теми, у кого была эта же категория. Конечно, всегда приходилось сталкиваться с тем, что спортсмены пытались попасть в более низкую категорию, если они могли. Таким образом, у них было огромное (и нечестное) преимущество, если они соревновались со спортсменами, у которых было немного меньше физических возможностей. В любом случае, на играх в Сеуле «золото» в метании диска получил египтянин. Он прибыл на соревнования позже других, поэтому времени присвоить ему категорию уже не оставалось. В результате его поместили в группу F7, согласно его собственной оценке своих физических возможностей. После того, как он победил, провели тестирование и обнаружили, что он на самом деле он должен был быть в следующей по возрастанию категории. Организаторы пошли на своего рода уступку и разрешили ему сохранить золото за собой, но, так как я метнул диск на 35 м 76 см, мой результат стал новым мировым рекордом в моей категории. Так что я поставил новый мировой рекорд, но медали не получил!