Культуры Западной Сибири, родственные усть-полуйской

Усть-Полуйское городище не было единственным в своем роде. Как читатель уже знает, глиняные сосуды на поддонах были обнаружены и в ряде других мест Приобья.

Все эти памятники принадлежат к одной культуре, которую мы назвали усть-полуйской.

По находкам, известным в настоящее время, территория усть-полуйской культуры простиралась от устья Оби до впадения в неё Иртыша, включая сюда и все многочисленные притоки на этом её течении. Даже и в этих границах территория усть-полуйской культуры огромна. Конечно, в пределах этой территории формы хозяйства и материальной культуры не были вполне единообразны.

В ыше по Оби, в районе её притоков Северной Сосьвы и Казыма, где естественные условия несколько отличны, должен был отличаться и хозяйственный быт. Так, рыболовство, которое всегда могло иметь большое значение на самой Оби, – в глубине тайги, по небольшим речкам, куда не достигает массовый ход белой рыбы, никак не могло служить основой хозяйства. Большую роль в промысле в таких местах должна была играть охота на лося, а весной и осенью – на дикого оленя при его переходах с мест зимовок в лесу на летовья в открытых пространствах лесотундры. В охоте на лося и оленя большое значение имело устройство ловчих изгородей [10] со сторожевыми луками, подрезями, петлями, ямами и другими несложными в изготовлении, но очень эффективными и остроумными приспособлениями первобытного охотника.

Несколько отличалась и конструкция жилища. В землянках, например, отсутствовала специфическая арктическая черта – дренажная канавка, нужды в которой при отсутствии мерзлоты не наблюдалось. Довольно часто встречаются селища без всяких следов землянок. Видимо, даже и зимой в некоторых случаях применялись наземные жилища, возможные в более мягких условиях таёжной безветренной зимы. Существовали, вероятно, различия и в формах некоторых орудий, одежды и т.д., отражавшие отчасти племенную, а отчасти территориально-хозяйственную специфику, как это можно было наблюдать в Приобье и в более поздние времена, не нарушавшие, однако, общего культурного единства Нижнего Приобья.

Выше, по Иртышу и Оби, лежали территории культур, близких к усть-полуйской. Мы пока затрудняемся сказать, соответствовали ли эти культуры отдельным племенам или, что вероятнее, группам соседних племён, но можно не сомневаться в том, что все эти племена были родственными между собой, как были родственны племена манси и хантов на этой же территории в позднейшее время. Во всяком случае, все эти культуры характеризуются единообразной орнаментацией керамики, близкими, в ряде случаев даже одинаковыми, типами орудий, оружия, украшений и культовых вещей. Отличия заключаются главным образом в деталях форм, что и может как раз соответствовать территориально-племенным особенностям.

Так, с востока, по течению Сургуто-Нарымской Оби, к усть-полуйской культуре примыкала кулайская [11] (вторая половина I тысячелетия до н.э.). Территория её лежала и дальше на восток, вплоть до правобережных притоков Оби – Чулыма и Кети. На юге она доходила до Иртыша – районов устья реки Тары.

На западе, по верховьям Печоры и левобережным притокам Верхней и отчасти Средней Камы и по реке Чусовой, лежала территория другой соседней культуры, которую некоторые исследователи называют гляденовской и относят к последним векам до нашей эры – первым векам нашей эры, граничившая с территорией усть-полуйской культуры по Уральскому хребту. Весьма вероятно, что территория этой приуральской культуры местами, в частности в бассейне Лозьвы, заходила и в восточное Зауралье. В памятниках на этой территории встречаем такие же, как в Усть-Полуе наконечники стрел, причём, судя по найденной в Гляденове форме, они также изготовлялись на Каме. В Гляденове находим игольники, полностью тождественные усть-полуйским, и изображения медведей, общие по типу с западносибирскими и отличающиеся лишь мелкими, но характерными деталями.

По нижнему и отчасти среднему течению Иртыша находилась территория культуры, близко родственной усть-полуйской, которую по имени одного из городищ мы называем потчевашской.

Близость усть-полуйской и потчевашской культур очень велика. У них единообразный тип орнаментации посуды, тождественные типы орудий, в первую очередь бронзовых кельтов, одинаковые формы бытовых вещей и украшений.

Бронзовые наконечники стрел также близки между собой, с той лишь разницей, что в более северных таёжных культурах преобладают крупные наконечники длиной до 7 сантиметров, тогда как в районах потчевашской культуры распространены более мелкие формы. Меньший размер наконечников стрел в южных культурах объясняется существовавшим уже здесь коневодством, а при верховой езде совершенно неприменимы огромные луки таёжных охотников с их длинными стрелами и тяжелыми наконечниками.

Интересно отметить, что в памятниках потчевашской культуры почти не обнаруживаются глиняные сосуды на поддонах. Известно лишь несколько фрагментов, найденных в памятниках того времени в окрестностях Тобольска. Это объясняется тем, что бронзовые котлы, которых в низовьях Оби было, видимо, мало, на Среднем Иртыше были распространены широко. Формы сосудов потчевашской культуры отчётливо увязываются с местной керамикой эпохи раннего железа. Объяснение сходства и различия усть-полуйской и потчевашской культур следует искать в том, что, с одной стороны, они создавались племенами, между собой родственными, а с другой – тем, что они базировались на разных формах хозяйства.

Как мы видели на примере Усть-Полуйского городища, базой для развития хозяйства на крайнем севере служили охота как на сухопутного, так и на морского зверя и рыболовство. В средней – таёжной полосе ведущую роль играли охота и рыболовство с преобладанием того или иного промысла в зависимости от местных условий. Южнее, на территории потчевашской культуры, хозяйство было более сложным. Племена потчевашской культуры знали уже мотыжное земледелие: в одном из курганов близ Тобольска были обнаружены полуобугленные зёрна культурных злаков. Известно им было и скотоводство, в частности коневодство. Ещё дальше на юг лежали лесостепи и степи – территории скотоводов-кочевников.

***

Ознакомившись с материальной культурой и хозяйством племён Нижнего Приобья, остановимся на характере их общественного устройства. Выяснение этого вопроса на археологическом материале всегда связано с большими трудностями и возможно лишь с привлечением этнографических и фольклорных данных. Существенную помощь здесь оказывают данные о жилище. Так, усть-полуйские жилища были довольно крупных размеров – около 100 квадратных метров и более. Уже эти размеры свидетельствуют о многолюдном населении каждого из домов, тем более, если учесть, что при несовершенстве орудий сооружение их создавало немало трудностей. По всей вероятности, жилища этого времени во многом напоминали те полуземлянки, которые Василий Зуев видел на Нижней Оби и описание которых он оставил:

«Изба имеет совсем особливое строение и строится по большей части четвероугольно, за неимением толстого лесу и из тонкого складывается как надо без перекладывания между брёвнами моху, а некоторые такие же юрты имеют в земле как выходы, в коих пространство разделено на столько семей, сколько живут в юрте, и хотя за множеством не широко место достаётся, однако каждая остятка со всем своим екипажем и детьми должна в узком том месте жаться при своём огне сидеть и работать.

В таких избах бывает три-четыре и пять семей вместе и если случатся младенцы, то каждая в своей норе перед собой имеет зыбку, в коей насыпано для мягкости под младенца истолченного гнилого дерева, на которое кладут и, одев малого шубою, увязывают крепко и качают, а другие ребята спят с отцом и с матерью рядом. Посреди всей избы имеется огнище, над которым варят пищу, кто когда захочет, как для себя, так и для собак, кои со щенятами в тех же юртах гнезда свои имеют под их спальными лавами».

По всей вероятности, обитатели такого большого жилища и составляли основную хозяйственную единицу в пределах родового посёлка. Изучение тамг, то есть знаков собственности [12], обнаруженных в большом количестве в Усть-Полуе, показывает, что значительная их часть представляла собой варианты одного и того же знака. Это явление характерно для ранних фаз разложения первобытно-общинного строя, когда из единого родового хозяйственного коллектива выделяются более мелкие единицы – обитатели больших домов. Однако встречены в Усть-Полуе и тамги совершенно иных очертаний, преимущественно на женских вещах. Последнее указывает нам на то, что женщины происходили из других родов, а, следовательно, и на то, что Усть-Полуйское городище было родовым и экзогамным [13]. Нередко жён брали и из далёких мест. Так в одном из случаев чуждую по форме усть-полуйской тамгу мы видим на гребне, выполненном не в нижнеобской, а в уральской манере. Женщина, видимо, происходила откуда-то из самых верховьев Сосьвы или Лозьвы, а может быть, даже с западного склона Урала.

В усть-полуйское время в Нижнем Приобье впервые широко распространяются укреплённые поселения, которые свидетельствуют о том, что по сравнению с предыдущей порой, в усть-полуйское время военные столкновения становятся более частыми. Подробно установить причины этого мы пока не в состоянии, но надо думать, что эти военные столкновения были вызваны не только кровной местью, характерной и для р анних этапов родового строя.

По всей вероятности, имело значение повышение уровня производительных сил и накопление богатств в родовых группах и в то же время ломка старых матриархальных норм и переход от матрилокального брака к патрилокальному [14]. Стремление увозить женщин в род мужа должно было вызывать в ряде случаев сопротивление со стороны её сородичей, результатом чего, как мы знаем по многочисленным фольклорным примерам, явилось похищение женщин, сопровождавшееся неизменно вооруженными стычками.

Городища не являлись единственным видом поселений. Площадь их обычно невелика, и они едва ли были в состоянии вместить в своих пределах всё население. Часто можно видеть, что вокруг городища, как правило, на небольшом расстоянии, расположены ямы от землянок, одновременных и самому городищу. В летнее время люди переселялись в легкие временные жилища из бересты и коры, как это бывало и недавно. Лишь в момент военной опасности все собирались в городище, чтобы совместными усилиями отразить нападение врага.

Наряду с укреплением селений в усть-полуйское время появляются специализированные формы боевого оружия нападения и защиты. Последнее известно нам по находкам как в Усть-Полуе, так и в других местах.

И звестны кинжалы, реже бронзовые, чаще железные с литыми бронзовыми рукоятками, украшенными головками зверей, бронзовые и биметаллические [15] боевые топорики и клевцы с орлиными головками, увенчивающими втулку, и звериными мордами на обушках. Позднее распространяются короткие железные мечи с прямым перекрестием и прямым или серповидным навершием. Если костяные наконечники стрел вполне отвечали потребностям охоты, то для боевых целей они оказались уже недостаточными, так как не в состоянии были пробить появившиеся тогда панцыри; как мы знаем по многочисленным находкам, в усть-полуйское время распространились бронзовые литые трёхлопастные наконечники стрел, достигавшие 7–8 сантиметров длины. Панцыри делались из костяных и роговых пластинок, связанных ремешками. Нередко эти пластинки украшались орнаментом. Из таких же, но более крупных пластинок удлинённо-треугольной формы делались конические шлемы. Как можно судить по фольклору, известны были также и кожаные панцыри и сплетённые из растительных волокон. Уже в последние века до нашей эры появились железные шлемы. Два таких шлема, клёпанные из железных полос и украшенные изображениями фантастических зверей из тонких листков накладного золота, были в конце XIX века обнаружены в кладе на реке Вагай. Из наконечников копий особенно интересен прекрасно выполненный бронзовый трёхлопастный наконечник длиной 35 сантиметров, украшенный рельефными изображениями животных и рыб. На втулке его имеется изображение человеческой личины [16], схожей с бронзовыми личинами, нередко находимыми в усть-полуйских памятниках.

Эти личины, вероятно, были связаны с идеей почитания предка, которая развивалась под воздействием возвышения роли военачальника. Было ли копьё принадлежностью военачальника или применялось для каких-то культовых целей, остается пока неизвестным.

Среди многочисленных памятников усть-полуйской культуры до сих пор, к сожалению, не удалось обнаружить ни одного могильника. В связи с этим мы не имеем данных для выяснения антропологического типа носителей усть-полуйской культуры, что имело бы немалое значение при изучении вопроса её формирования. Некоторую, хотя и слабую, замену этим отсутствующим данным мы можем найти в многочисленных антропоморфных [17] изображениях, характерных для усть-полуйской культуры. Они представлены двумя типами – объёмными и плоскостными. К первым относится бронзовая полая фигурка человека, резные из глинистого сланца модельки, некоторые наиболее реалистичные личины и, наконец, прекрасное каменное скульптурное изображение головы воина с реки Туй. Также следует отметить антропоморфное изображение из Потчевашского кургана № 15, напоминающее гляденовское, а по общей композиции близкое к изображению, вырезанному на костяной панцырной пластине из Усть-Полуя. Вторая группа изображений заключает в себе антропоморфные фигурки, нацарапанные на бронзовых дисках.

Суммируя данные, которые могут быть получены при рассмотрении этих изображений, можно сделать один интересный вывод. Изображения, происходящие с территории южного края леса и тем более из лесостепи, дают преимущественно европеоидные черты лица. Встречаются эти европеоидные формы и в изображениях усть-полуйского времени, происходящих с территории Северного Приобья. Таковы личины из Макар-Висынг-Тура, литейная моделька из Усть-Полуя, личины Ханты-Мансийского музея. Но в то же время именно на Севере совершенно чётко выступает глубоко отличный монголоидный тип. Последний представлен в бронзовой фигурке из Усть-Полуя и в гравировках на бляшках и дисках как из Усть-Полуя, так и происходящих из Ханты-Мансийского округа. Все это говорит о смешанности населения Приобья и хорошо подтверждает мысль о том, что в сложении таёжных культур Нижнего Приобья участвовали различные этнические группы.

Говоря об антропоморфных изображениях, небезинтересно хотя бы вкратце коснуться тех черт, которые в какой-то степени позволяют нам судить об особенностях внешнего облика людей усть-полуйского времени. В первую очередь к таким особенностям следует отнести татуировку, совершенно отчётливо изображённую в виде вертикальных полос на личинах из Ханты-Мансийска и Ишимского клада. Тут следует отметить, что татуировка была широко распространена в Приобье среди манси и хантов и исчезла из быта лишь в начале XX века. Другой специфической чертой внешнего убранства является ношение кос не только женщинами, но и мужчинами, как можно судить по потчевашской фигуре. Обычай ношения кос, появляющийся, видимо, в это время, не исчезает и в дальнейшем вплоть до недавнего прошлого. Можно добавить ещё одну интересную деталь, характерную для внешнего облика воина усть-полуйского времени, заключающуюся в способе ношения ножа или кинжала. Около деревни Сапоговой [18] был найден клад, состоявший из литых медных фигурок, изображавших воинов. У каждого из них по одному, по два кинжала, причём ножны этих кинжалов верхними концами прикреплены к поясу, а нижними – к ноге, как это и сейчас носят ханты и манси.

Упомянутые выше гравированные изображения дают очень богатый материал для суждения о религиозных представлениях людей усть-полуйского времени. Среди гравировок на бляхах и дисках находим ряд фигур, характеризующихся очень своеобразным внешним обликом. Так, встречаются человеческие фигуры с дополнительными звериными и птичьими головами или изображения птиц и зверей с помещенными на них человеческими личинами. Если сопоставить такие изображения с мифическими образами тотемных [19] предков – полулюдей-полузверей, встречающихся в угорском фольклоре, то мы получим достаточное основание видеть в них именно попытку отобразить в графической форме сложные образы первобытных тотемистических представлений. На металлических дисках эти изображения группируются зачастую в определённых композициях. Обычно мы видим в них отображение той идеи строения Вселенной, которая была так характерна для космогонических представлений [20] народов Сибири, в том числе обских угров. Находим в этих гравировках отображение представления о «верхнем небесном мире» в виде солнечной птицы, вступающей в борьбу с существами «нижнего мира».