6. Предварительные итоги.

Гераклитовский λόγος интенсифицирует полисемию слова λόγος, обыгрывает ее (учитывая специфическое отношение Гераклита к языку). Если это и слово, то только слово как средоточие; слово, где мир и говорение о мире совпадают, где мир разворачивается в говорении о нем, «говорит сам за себя» (ср. говорение истины как общеиндоевропейская поэтическая идея, см. Watkins). Др.-греч. λόγος – в своем наиболее глубинном функционировании – в чем-то похоже на другие понятия архаической онтологии, которые метафизическая мысль от безнадежности списывает на «имманентизм»: ср. др.-греч. αρμονία, κόσμος, др.-инд. rtá-, satyā́-, кит. дао, русск. лад и т.д. Безнадежность метафизической мысли здесь в том, что она всегда ориентирована на гипостазирование явлений, на о-пределенность, вещность, иначе говоря, на мышление только сущего и только исходя из сущего. Поскольку центральные термины архаической онтологии явно не похожи на что-то сущее, то метафизика не называет их напрямую сущим, не мыслит их как предметность, но интерпретирует через сущее: «закон (сущего)», «отношение (сущего)», «структура (сущего)», «порядок (сущего)», «ход (сущего)», «формула (сущего)» и т.д. Между тем, для Гераклита λόγος или, например, ṛtá- для ведийских ариев, очевидно, не были ни формулой, ни структурой, ни абстракцией, но всегда непосредственно схватываемой «действительностью». Но на каком основании мы все еще можем называть это действительностью? Хайдеггер пытается схватить раннегреческую «действительность» такого типа, апеллируя к единству западной традиции внутри αλήθεια (см. выше); для Хайдеггера не стоит вопрос об «объективном» понимании того, что было в расхожем историческом смысле, поскольку историчность осмысляется им иначе (обоснование расхожей исторической интерпретации также требует вопроса о связи того, что было, с тем, что есть сейчас, ср. неокантианскую и дильтеевскую проблематику). По сути, проблема сводится не к тому, чтобы найти подходящее слово для λόγος или группу однокоренных слов, но чтобы совершить принципиальный пере-вод в исконный способ осуществления истинного (такая формулировка возможна только внутри западной традиции, где есть и истина совпадают!). Возможно ли это или необходимо остановиться на локальных переводах? Ответ на этот вопрос зависит от того, подходим ли мы к проблеме филологически или философски. Возможна ли славянская перспектива «западной традиции»? Является ли этот опыт чем-то универсальным? Ответ на этот вопрос должен быть найден в творческом философском ключе (поскольку «строгость» филологии неплодотворна). При этом, вероятно, должны учитываться архаические, «мифопоэтические» материалы.

Универсальные образы: река, поток, путь (ср. тот факт, что даже Гуссерль не преодолел в своем концепте темпоральности данный образ). Псевдо-Гиппократ: «Из всех [вещей] время есть самое последнее и самое первое; оно все имеет в себе самом, и оно одно существует и не существует. Всегда из сущего оно уходит и приходит само по противоположной себе дороге. Ибо завтра для нас на деле вчера, вчера же было завтра». Время хранит и собирает. Сбор и совместность в мифопоэтическом мышлении (Ригведа, X.191).