2. Основы гегелевской системы

2.1. Необходимость предварительного определения первооснов философии Гегеля

Гегель активно противостоял притязаниям дать предварительную формулировку отправных точек или доктринального ядра, от которых выводится и на которые должно опираться все здание философии. Объяснялась подобная установка тем, что первоосновы, даже признанные сами по себе как истинные, были бы искажены в момент, когда они предпосланы системе, а не определены в конкретном действии внутри нее.

Заметим, что данное утверждение Гегеля имеет сильный заряд парадоксальности (напомним, что Гегель был швабом и, как все швабы, любил быть неожиданным в суждениях). Отстаивая данную концепцию, сам Гегель, тем не менее, писал предисловия и вступления, в которых по-своему пытался предложить читателю исходные истины. Вступление к «Феноменологии» и введение к «Энциклопедии» следует отнести к прекраснейшим страницам из всего написанного философом. Без предварительного разъяснения ключевых понятий гегелевские работы, по большей мере, могли бы показаться криптограммами.

Полная схема основных идей гегельянства достаточно объемна. Речь идет об одной из богатейших и сложнейших (а также и труднейших) философских концепций. Тем не менее она целиком может быть сведена к следующим трем исходным пунктам. 1. Реальность как таковая есть бесконечный Дух. («Дух» есть то, что все в себя вбирает и преодолевает, об этом говорили, в частности, Фихте и Шеллинг.) 2. Структура, или, лучше сказать, сама жизнь Духа, а значит, и процесс, в соответствии с которым развивается философское познание, есть диалектика. (Можно утверждать, что духовность есть диалектичность.) 3. Особенностью, ярко отличающей эту диалектику от всех предшествующих ее форм, является то, что Гегель назвал «спекулятивным» элементом, который, как мы убедимся, является ключом к разгадке мышления философа.

Разъяснение этих трех пунктов укажет на цель и границу философских суждений Гегеля, а также тот путь, которым он следовал, чтобы их достичь. Полное понимание вышесказанного, как верно отметил Гегель, возможно, лишь если конкретно следовать за развитием системы до ее завершения, т. е. если пройти весь путь до конца (в философии, говорил Гегель, нет коротких путей).

2.2. Действительность как Дух: предварительное определение гегелевского понятия Духа

Для понимания Гегеля необходимо усвоить главное: реальное и действительное — это не «субстанция» (т. е. более или менее застывшая сущность, как традиционно считалось), а Субъект, Мысль, Дух. Со всей ясностью он это утверждает в «Феноменологии»: «В соответствии с моим мировоззрением, лишь в процессе изложения система доказывает себя: все зависит от понимания и выражения действительного не как субстанции, а как субъекта». В таком подходе Гегель усматривает особенность современной эпохи.

66

Утверждать, что реальность не субстанция, а субъект, Дух, равносильно положению, что она есть деятельность, процесс, точнее, самодвижение. Нечто подобное уже было у Фихте, но Гегель идет дальше. У Фихте собственное Я полагает самое себя, ибо его суть в деятельности самополагания. В бессознательном полагании не-Я дан его предел, который в динамике преодолевается. Фихтеанское Я не достигает завершенности, ибо граница отодвигается в бесконечность. Такой род бесконечности в виде незавершенной прямой Гегель называет «дурной» бесконечностью. Ее порок — в разобщенности сущего и должного, следовательно, говорит Гегель, структурное противоречие остается для Фихте непреодолимым препятствием.

Шеллинг сделал попытку преодолеть указанное противоречие. Философия тождества, казалось, сводит вновь «разбежавшиеся» было Я и не-Я, субъект и объект, конечное и бесконечное. Однако вскоре Гегель разочаровался в шеллингианстве, «размывающем все то, что имеет различимость и определенность». После сбрасывания продуктивных различий «в бездну вакуума» ничего другого не остается, как абстрактно-безразличное тождество. Абсолют Шеллинга, пошутил Гегель, подобен «ночи, в которой все кошки серы».

Так позиция Гегеля начала проясняться: Дух в самопорождении создает и преодолевает собственную определенность, становясь бесконечным. Дух как процесс последовательно создает нечто определенное, а значит, и отрицательное («Omnis determinatio est negatio» — «Всякое определение есть отрицание»). Бесконечное — позитивность, реализуемая через отрицание отрицания, свойственное всему конечному. Конечное как таковое имеет чисто идеальную, или абстрактную, природу, ибо его нет в чистом виде, в противовес бесконечному (вне его). Это, по мнению Гегеля, основное положение любой философии. Гегелевский бесконечный Дух кругообразен, начало и конец совпадают в динамике: частное всегда разрешается во всеобщем, сущее — в должном, реальное — в разумном.

Здесь очевидна новизна гегелевской мысли относительно Фихте и Шеллинга. Дух — вовсе не «unum atque idem» («одно и то же»). Он — «unum», которое воплощается в вечно меняющихся формах, непрерывно воссоздающееся равенство. Иначе говоря, это единство-множественно-создающее-себя. Покой понят как целостность, покой без движения был бы покоем смерти. Сохранение — истина умиротворения, но никак не фиксация и не инерция.

67

Все вышесказанное имеет силу как для Абсолюта в целом, так и для каждого отдельного момента реальности. «Уплотненность» Абсолюта такова, что требует безусловного присутствия всех частей, через каждую из которых он реализует себя как целокупность. Возьмем для примера вегетативную структуру: цветок, бутон и плод. «Бутон исчезает, когда распускается цветок, и мы спешим с выводом, что он опровергается цветком. Как и появление плода делает цветок ложным наличным бытием растения, а в качестве его истины вместо цветка выступает плод. Эти формы не только различаются между собой, но и вытесняют друг друга как несовместимые. Однако текучая природа заставляет их быть в то же время моментами органического единства, где они не только не противоречат друг другу, но один не менее необходим, чем другой, и только эта одинаковая необходимость и составляет жизнь целого». Как видим, позитивным является сам процесс прогрессирующего самообогащения.

Есть еще один важный момент. Движение как свойство Духа, подчеркивает Гегель, — это движение самопознания. В циркулярном движении духовной основы философ различает три момента: 1) бытие-в-себе; 2) инобытие, бытие-для-другого; 3) возвратное бытие-в-себе-и-для-себя. Гегель иллюстрирует схему примером «эмбрион—человек». Последний момент, когда личность не просто дана в себе, но и для себя, наступает вместе с моментом созревания разума, который и есть ее подлинная реальность.

Те же процессы можно наблюдать и на других уровнях реальности. Вот почему Абсолют у Гегеля выступает как некий круг кругов. Абсолют проходит три стадии: Идея, Природа, Дух. Идея (Логос, чистая рациональность, субъективность) содержит в себе принцип саморазвития, в силу которого она в самоотчуждении сначала объективируется в Природу, а затем, через отрицание отрицания, возвращается к себе самой в Духе.

Теперь нам понятно гегелевское деление философии на: 1) логику; 2) философию Природы; 3) философию Духа.

Завершим эту предварительную характеристику гегелевского Абсолюта некоторыми существенными и уже известными выводами.

В «Философии права» Гегель писал: «Все действительное — разумно, и все разумное — действительно». Это означает, что Идея неотделима от реального и действительного бытия, причем реальное или действительное есть само развитие Идеи, и наоборот. Чтобы смягчить парадоксальную окраску своих утверждений, Гегель пояснял, что данное положение придает философскую форму тому, что говорит религия, когда утверждает, что миром правит Божественное провидение, что все происходит по воле Божьей и что нет ничего более реального, чем Бог.

68

Абсолют

1. Идея-в-себе (=Логос), изучаемая логикой

2. Идея-в-ином (=Природа), изучаемая философией природы

3. Идея-в-себе-и-для-себя (=Дух), изучаемая философией духа

Смысл этого важнейшего положения станет понятнее, если усвоить, что, по Гегелю, ничто не случается, помимо Абсолюта, но все есть его неустранимый момент. Точно так же утверждение «сущее и должное совпадают» означает: есть то, что должно быть, ибо все существующее не что иное, как момент Идеи и ее развития. (То, что происходит, всегда «заслуживает» того, чтобы произойти.)

Теперь очевиден и смысл так называемого гегелевского «панлогизма»: «Все есть мысль». Он не означает, что все предметы обладают присущей нам мыслью (или сознанием), но предполагает, что все разумно, поскольку есть определение мысли. Данный тезис, полагает Гегель, соотносится с утверждением древних о Нусе (Разуме), управляющем миром.

Наконец, необходимо осветить ту роль, которую играет «отрицание» в гегелевской концепции Духа. Жизнь Духа состоит не в том, чтобы избегать смерти, а в том, чтобы «противостоять смерти и сохранять себя в ней». Дух «достоин Истины, лишь вновь обретая себя в абсолютном опустошении», — говорит Гегель и добавляет, что мощь его такова благодаря умению «смотреть в лицо негативному и утверждаться в противостоянии ему». «Эта способность утверждаться есть та магическая сила, которая обращает отрицание в бытие».

Рассудок, совершив ряд аналитических операций, дает представление о субстанции как о замкнутом в себе круге. «Но оторванное от своей сферы акцидентальное только в связи с другим обретает собственное наличное бытие и особую свободу, — в этом огромная сила негативного, это энергия мышления, чистого "я". Смерть, если так мы назовем упомянутую недействительность, есть самое ужасное, и, чтобы удержать мертвое, требуется величайшая сила. Бессильная красота ненавидит рассудок, ибо от нее он требует того, к чему она неспособна. Но не та жизнь, которая страшится смерти и только бережет себя от разрушения, а та, которая претерпевает ее и в ней сохраняется, есть жизнь Духа. Он достигает своей истины, лишь обретая себя в абсолютном распаде. Дух силен не в качестве того положительного, которое отвращает взоры от негативного, подобно тому как мы, называя иное ничтожным или ложным, тут же кончаем с ним, отворачиваемся и переходим к

69

другому: Дух силен, когда он смотрит в лицо негативному, пребывая в нем. Это пребывание и есть та магическая сила, переплавляющая негативное в бытие... эта сила — субъект, который, сообщая определенности наличное бытие, снимает абстрактную, то есть вообще сущую непосредственность, тем самым становясь подлинной субстанцией, бытием, непосредственностью, которая не опосредуется извне, но которая сама есть это опосредование». Для понимания этого основополагающего суждения требуется перейти к разъяснению диалектики в ее новом содержании.

2.3. Диалектика как высший закон реального и как способ развертывания философской мысли

Отношение Гегеля к романтизму вызывало горячие споры. Гегелевская концепция реальности и Духа выросла из романтического мировоззрения, но последнее получило окончательную завершенность и было преодолено. Бесконечное романтическое «Streben» (или «устремление») обретает положительный смысл посредством гегелевской концепции движения Духа как саморефлексии. Гегель освобождает «устремление» от неопределенности. Оно совпадает с самореализацией и самопознанием Духа.

Однако более всего Гегель преодолевает романтизм в методологическом аспекте. Он резко полемизирует с претензией романтиков на непосредственное постижение Абсолюта. Парадигматическим представляется оспаривание им «веры», которую, как уже было сказано, Якоби считал способом непосредственного достижения Абсолюта. Для Гегеля, напротив, постижение истины «абсолютно обусловлено опосредованием», и «неверно, что существует непосредственное знание без опосредования». Правы романтики в стремлении перешагнуть границы собственного ума, который, несмотря на все свои аналитические приемы и дедуктивные возможности, неспособен одолеть пределы конечного, а значит, и не может удержать бытие и истину, которые бесконечны. Но ведь бесконечное не постигается чувством, интуицией или верой, которые ненаучны. Следовательно, преодолев «неметодичность» чувства и душевного порыва, нужно найти тот «метод», который сделает возможным постижение Абсолюта именно «научным» путем.

Задача, которую Гегель ставит перед собой, в отличие от романтиков и предшественников идеалистов, состоит в «содействии восхождению философии к высотам науки» через открытие и применение «нового метода». Такой метод Гегель находит в диалектике. Диалектика становится тем орудием, с помощью которого наш философ придает строгую форму безотчетным порывам романтиков. Иначе говоря, диалектика превращается у него в систему научного метода.

70

Диалектика, как мы знаем, является открытием древних. Рожденная в лоне элейской школы (в основном благодаря Зенону), она достигла своих вершин в трудах Платона. В Новое время ее использовал Кант в «Критике чистого разума», но ограничил ее уровнем систематического развития антиномий, остающихся неразрешенными, и лишил тем самым ее познавательного значения. Пробуждение интереса к греческим мыслителям придало новый вес диалектике как высшей форме познания, что уже было с Платоном. (Именно Гегелю, между прочим, принадлежит заслуга выдвижения на передний план так называемых диалектических диалогов Платона — «Парменида», «Софиста» и «Филеба», — на которые до того почти не ссылались и которые после Гегеля были признаны основополагающими.)

Тем не менее, между классической и гегелевской диалектикой имеется как немаловажное совпадение, так и существенное различие. Древние, говорит Гегель, далеко шагнули в поиске научного подхода, сумев подняться от частного ко всеобщему. Платон доказал ущербность чувственного познания как просто «мнения» и возвысился до мира Идей; Аристотель, между тем, указал путь приведения всего частного ко всеобщему понятию. Впрочем, Гегель считал Идеи Платона и аристотелевские понятия застывшими и затвердевшими. Учитывая, что реальность — это становление, движение и динамика, он показал необходимость реформировать диалектику, дабы повысить ее действенность.

Необходимо было наделить движением сущности и всеобщее мышление, что знали уже античные писатели. «Через такое движение, — пишет Гегель, — чистые идеи превращаются в понятия и лишь тогда становятся тем, чем действительно являются: самодвижением, кругами духовных начал. Это движение чистых сущностей также составляет в целом природу научности». Так сердцем диалектики становится движение. Причина этого ясна, ведь мы знаем, что движение — это сама природа Духа, движение — «удержание от распада», жизненная сила бытия. Из вышесказанного о Духе следует, что подобное диалектическое движение не может быть ничем иным, как определенного рода круговым или спиралевидным движением с триадическим ритмом.

Понимание «трех сторон», или моментов диалектического движения, прояснит для нас глубинную, подлинную основу мышления Гегеля. Эти три момента принято обозначать в упрощенной форме терминами: 1) «тезис»; 2) «антитезис»; 3) «синтез». Гегель пользуется ими в редких случаях и отдает предпочтение более сложному языку. Первый момент назван Гегелем «абстрактной, или рассудочной, стороной»; второй определен как «диалектическая (в узком смысле), или негативно разумная, сторона»; третий обозначен как «спекулятивная, или позитивно разумная, сторона». Рассмотрим эти три пункта более детально.

71

1. Рассудок — это главным образом способность, которая абстрагирует определенные понятия и фиксируется на определенности последних. Он различает, разграничивает, останавливаясь на определениях, которые находит в какой-то степени окончательными. В «Большой энциклопедии» Гегель пишет: «Работа рассудка вообще заключается в придании его содержанию формы всеобщности, причем всеобщее, обоснованное рассудком, есть абстрактное всеобщее, которое в таком качестве жестко противопоставляется частному, но в то же время и само по себе определяется как частное. Рассудок, действуя в плане разграничения и абстрагирования своих предметов, выступает как противоположность непосредственной интуиции и ощущениям, которые по своей сути относятся к конкретному и не выходят за его рамки». Гегель не скупится на похвалы рассудку за его удивительные возможности к абстрагированию от частного ко всеобщему. Поэтому философия не может обойти своим вниманием работу рассудка и должна начинать именно с нее. При всем при том рассудок дает неадекватное познание, замкнутое в границах конечного (либо, самое большее, «дурной бесконечности»), в застывших абстракциях, вследствие чего становится жертвой противоречий, которые сам же создает в процессе различения и разграничения. Следовательно, философское мышление должно выйти за пределы рассудка.

2. Выход за грани рассудка есть особое свойство «разума», имеющее как «отрицательный», так и «положительный» момент. Отрицательный момент, называемый Гегелем диалектическим в узком смысле (диалектика в широком смысле охватывает все три описываемых момента), состоит в расшатывании окостеневшего рассудка и его продуктов. Однако размягчение рассудочных понятий выводит на свет целый ряд противоречий и противоположностей, которые первоначально были подавлены рассудком. Всякое его определение обращается, таким образом, в свою противоположность (и наоборот). Понятие «единого» при выведении его из абстрактного состояния застылости сразу же показывает свою тесную связь с понятием «множественного» (нельзя четко и адекватно мыслить единое вне связи со многим), равно как и понятия «схожего» и «отличного», «равного» и «неравного», «частного» и «общего», «конечного» и «бесконечного» и т. д. Более того, каждое из этих диалектически рассмотренных понятий на поверку обращается в свою противоположность и почти растворяется в ней. По этому поводу Гегель пишет: диалектика «является тем имманентным выходом за пределы, в котором односторонность и ограниченность определений рассудка выражаются через суть, т. е. в собственном отрицании. Всякое

72

конечное выступает как отрицание себя самого. Вот почему диалектика — это движущая сила научного развертывания мысли и тот единственный принцип, который вносит в содержание науки имманентную связь и необходимость, так что в нем заложена подлинная, а не кажущаяся способность подняться над конечным (т. е. над каждым отдельным определением конечного)». Гегель при этом подчеркивает, что диалектический момент присутствует в каждом состоянии бытия и вовсе не является прерогативой философского мышления. «Коль скоро рассудок взывает к диалектике, вовсе не следует считать, что диалектика есть нечто, присутствующее только в философском сознании; скорее диалектический процесс уже заложен и во всякой другой форме сознания, и в обобщенном опыте. Все, что нас окружает, может быть осмыслено как пример диалектики. Мы знаем, что любое конечное изменчиво и преходяще, а это не что иное, как диалектика конечного, посредством которой конечное как вещь в себе выталкивается из своего непосредственного состояния и превращается в собственную противоположность». (Семя должно превратиться в свою противоположность, т. е. умереть как семя, чтобы стать побегом, дитя должно прекратить существовать как дитя, обратившись в свою противоположность, чтобы стать взрослым и т. д.) Отрицательное, возникающее из диалектического момента, состоит в «ущербности», которую каждая из противоположностей выявляет, когда соизмеряет себя с другой. Но именно эта «ущербность» действует как пружина, направляющая свой толчок от границ противоречия к высшему синтезу, являющемуся спекулятивным моментом, т. е. кульминацией диалектического процесса.

3. «Спекулятивный», или «положительно-разумный», момент есть постижение единства противоположных определений, или положительное, возникающее в результате разрешения противоположностей (синтез противоположностей). «Спекулятивный элемент в его истинном смысле, — пишет Гегель, — содержит в себе уже разрешенными те противоречия, на которых останавливается рассудок (включая и противоречие между субъективным и объективным); тем самым он доказывает свой конкретный и всеобщий характер».

Диалектика как реальность вообще, а значит, как истинное представляет собой описанное здесь неустанное круговое движение. Негативное лишь в абстракции кажется ложным. Феномен, возникающий и исчезающий, не уничтожает и не родит сам себя, он просто момент в движении живой истины, «вакхической оргии, где нет трезвых». А поскольку всякий момент, не успев отделиться, тут же распадается, то «это празднество есть в то же время и покой, и прозрачная ясность».

73

2.4. Пространство «спекулятивного», значение «Aufheben» и «спекулятивное» утверждение

Античная мысль, как уже было сказано, овладела первыми двумя ступенями, т. е. рассудочной и разумно-отрицательной, или диалектической, свидетельством чему в значительной мере являются знаменитые аргументы Зенона Элейского. При этом ей не был известен «спекулятивный» момент, который философы-идеалисты, предшественники Гегеля, лишь обозначили. Он принадлежит к типично гегелевским открытиям. «Спекулятивное» есть повторное утверждение положительного через отрицание отрицания в собственно диалектических антитезах, а значит, и возведение позитивного тезиса на более высокий уровень.

Если мы возьмем в качестве примера состояние чистой невинности, то оно представляет собой момент (тезис); рассудок фиксирует ее в себе и противопоставляет ей в качестве антитезиса познание зла, выступающего отрицанием невинности (ее противоположность). Таким образом, добродетель является точным отрицанием отрицания антитезиса (зла) и восстановлением невинности на более высоком уровне. Это возможно лишь путем отрицания ее фиксированности, а значит, преодоления антитезиса, что приобретает положительное значение в той мере, в какой преодолевается ее фиксированность.

Следовательно, «спекулятивный» момент есть некое «снятие», сочетающее в себе одновременную функцию «устранения-и-сохранения». Для выражения «спекулятивного» момента Гегель использует ставшие широко известными даже в техническом плане термины «aufheben» («снимать») и «Aufhebung» («снятие»). Приведем его собственное пояснение, взятое из «Большой энциклопедии»: «Уместно напомнить о двойном значении нашего немецкого выражения «aufheben» («преодолевать»). «Aufheben», с одной стороны, означает «устранять»: например, какой-то закон или институт могут быть устранены («aufgehoben»). С другой стороны, «aufheben» также означает «сохранить», и в этом смысле с помощью слов «wohl aufgehoben» мы скажем, что что-то хорошо сохранилось. Эта двоякость языкового употребления, когда одно и то же слово имеет отрицательный и положительный смысл, не должна считаться ни случайностью, ни путаницей; напротив, эту двоякость следует признать спекулятивным духом нашего языка, который не ограничивается простой альтернативой "или-или", свойственной рассудку».

«Спекулятивное» — та вершина, которая достигается разумом, это измерение Абсолюта. В «Большой энциклопедии» Гегель позволяет себе сравнить «спекулятивное» (высшую ступень разумного) с тем, что в прошлом называли «мистическим», иными словами, с тем, что схватывает Абсолют за пределами рассуждающего рассудка.

74

На одной из интереснейших гегелевских страниц читаем: «Относительно значения спекулятивного необходимо еще раз напомнить, что под спекулятивным следует понимать то, что в прежние времена обычно называли мистическим, особенно в отношении религиозного сознания и его содержания. Когда сегодня говорят о мистическом, то затем, чтобы рассматривать данный термин как эквивалент загадочного и непонятного, причем это загадочное и непонятное одни, в зависимости от собственного воспитания и собственных понятий, считают истинным и подлинным, другие же — предрассудком и иллюзией. В данном случае нужно прежде всего отметить, что все мистическое несомненно загадочно, но только для рассудка, и просто потому, что абстрактность есть принцип рассудка, хотя все мистическое как эквивалент спекулятивного есть конкретная совокупность тех определений, которые для рассудка имеют значение лишь как отдельно взятые и противопоставленные друг другу [...]. Как мы теперь видим, абстрактная мысль в столь малой степени постоянна и окончательна, что скорее доказывает собственное непрерывное самоотрицание и превращение в свою противоположность; при этом назначение рационального — удерживать в себе противоположности как мыслительные моменты. В итоге все рациональное следует в то же время определить как мистическое, что означает не более чем способность выходить за рамки рассудка, но что отнюдь не должно расцениваться как недоступное и непостижимое для мысли».

После всего сказанного нетрудно понять и те мысли Гегеля, согласно которым философские предложения должны быть «спекулятивными» утверждениями, а не суждениями, в которых к субъекту прилагается предикат в смысле традиционной логики. Предложение, выражающее суждение в традиционном смысле, на самом деле выражает тип суждения, осуществляемого рассудком, а значит, предполагает наличие искусно отшлифованного и готового субъекта, который дополняется ab extrmseco (извне) предикатами как своими свойствами, или акцидентами. Эти предикаты также являются тщательно отделанными и готовыми сущностями в нашем представлении (на основе моделей, по которым действует рассудок). Такое присоединение предиката к субъекту есть сугубо внешнее действие.

«Спекулятивное» утверждение, напротив, не должно заключать в себе жесткого разграничения субъекта и предиката и, соответственно, должно быть в определенном смысле пластичным. Грамматическая связка «есть» выражает диалектический переход субъекта в предикат (в спекулятивном утверждении она как бы опускается, снимая разницу между субъектом и предикатом). «Это движение... есть диалектическое движение самой пропозиции», — говорит Гегель. И далее: «Только наглядность самого движения является спекулятивным представлением».

75

Приведем пример. Когда мы говорим: «Действительное разумно», — в гегелевском «спекулятивном» смысле, мы подразумеваем не то (как в прежней логике), что «реальное» — это жестко устойчивый субъект (субстанция), а «разумное» — это предикат (или акциденция этой субстанции), но, напротив, что «всеобщее выражает смысл реального».

Таким образом, субъект переходит в предикат (и наоборот). Утверждение «спекулятивного» плана, очевидно, призвано сказать, что реальное разрешается в разумное, а предикат — такой же существенный элемент утверждения, как и субъект. Более того, в «спекулятивном» утверждении субъект и предикат взаимозаменяемы в той степени, в какой составляют динамическое тождество. Гегель формулирует вышеупомянутый тип утверждения так: «Все действительное разумно; все разумное действительно»; здесь то, что первоначально было субъектом, стало предикатом, и наоборот (утверждение диалектически удваивается).

Короче, в рамках старой логики утверждение было замкнуто в жестко очерченных границах конечного рассудка. «Спекулятивное» утверждение, напротив, является свойством разума, снимающего эту жесткую фиксированность. Утверждение призвано выразить диалектическое движение, следовательно, быть структурно-динамичным настолько, насколько динамична действительность, которую оно выражает, и в той степени, в какой динамична мысль, ее формулирующая.