Раздел 3 Типологическое языкознание

#1. В широком смысле слова типологическим (от греч. typos – образец и logos – учение) называют изучение таких сходных черт между языками, которое не может быть объяснено ни общностью их происхождения, ни их взаимодействием вследствие процессов контактирования и причиной которых большинство лингвистов признаёт единство человеческой природы, проявляющееся в общих закономерностях процесса языковой коммуникации. Зародившись почти одновременно со сравнительно-историческим языкознанием (хотя сам термин появился приблизительно столетием позже), в девятнадцатом веке типология тем не менее занимала относительно второстепенное место в иерархии языковедческих дисциплин. Работы в этой области (братья Шлегели, В. фон Гумбольдт, А. Шлейхер) носили в основном классификационный характер, причём ученые исходили почти исключительно из морфологических особенностей языков, пытаясь соотнести тот или иной тип языка с уровнем его развития (так называемый стадиально-оценочный подход). В наиболее влиятельном течении компаративистики позапрошлого столетия – младограмматической школе - подобного рода исследования почти не проводились, хотя, конечно, нельзя говорить об их полном прекращении. В частности, близкий к младограмматикам по своим общетеоретическим взглядам основатель Московской лингвистической школы Ф.Ф. Фортунатов предложил собственную типологическую классификацию языков. Однако новый этап в развитии типологического языкознания связывают уже с ХХ в., когда оно становится одним из ведущих направлений лингвистической науки, заметно расширяя сферу своего исследования.

Принято различать структурную и социальную типологию языков. В первой, как показывает само название, объектом изучения являются соответствующие уровни языковой структуры (звуковой строй, морфология, синтаксис, лексика) с рядом подразделений. Причём если, как отмечалось в первом разделе, в компаративистике принципиально возможна только одна классификация, отражающая генеалогическую принадлежность того или другого языка или группы языков (расхождения здесь могут объясняться лишь недостаточной изученностью их происхождения), в типологическом языкознании один и тот же язык может входить в различные группировки, в зависимости от того, каковы свойства отдельных его уровней, и, таким образом, типологическая классификация обладает множественным характером.

Предмет социальной типологии языков составляют такие вопросы, как коммуникативные типы языков, типологии языковых ситуаций, языковой политики, литературных языков и т.п. По существу, этот раздел типологического языкознания тесно связан с социолингвистикой и обычно рассматривается в рамках последней.

С другой стороны, различают общую типологию, материалом которой являются в принципе все представленные на земном шаре языки) и типологии отдельных групп языков, объединяемых на различных основаниях: генеалогическом (например, в славянских языках), ареальном (например, относящихся к балканскому языковому союзу) и др.

В отдельную область выделяют сопоставительное языкознание²², определяемое как типологическое изучение двух-трёх языков, часто тесно связанное с практикой преподавания иностранных языков, в частности – с прогнозированием тех специфических трудностей, которые возникают при изучении иностранного языка. В тех случаях, когда внимание исследователя сосредотачивается только на различиях между языками, используют термины контрастивная или конфронтативная лингвистика. Однако четкого общепринятого различения между указанными понятиями пока не сформулировано, и часто их употребляют фактически как синонимы.

#2. Многообразный характер типологического языкознания отражается и на предмете структурной типологии в собственном смысле слова. Прежде всего, принято различать типологию формальную, ориентированную только на план выражения, и контенсивную, изучающую семантические категории языков и способы их выражения. С другой стороны, по цели типологического изучения выделяется: 1) инвентаризационная типология, которая констатирует наличие сходств и различий между языками, 2) импликационная типология, занимающаяся соотношением отдельных структурных характеристик языковых систем в целом (их совместимостью или несовместимостью) или/и отдельных уровней языка, 3) таксономическая типология, классифицирующая языки по отдельным типам. Именно последняя задача традиционно считается основной и конечной целью типологического исследования, да и зарождалась типология как классифицирующая дисциплина. Однако поскольку основания классификации могут быть различными, само понятие «языковой тип» трактуется по-разному. С одной стороны, он понимается как определённый тип языка, т.е. группировка языков по определённым общим принципам строения (таково подавляющее большинство известных морфологических классификаций). С другой стороны, говорят о типе в языке, исходя из присущих ему частных характеристик (например, наличие или отсутствие тона, порядок следования членов предложения и т.п.). В связи с этим отмечалось, что тип языка следует понимать не просто как совокупность отдельных структурных свойств («типов в языке»), а как комплекс определённых отношений, причём в каждом типе должна быть выделена некая наиболее общая доминирующая характеристика, определяющая остальные. Говоря об отнесении языка к некоторому классу на основании инвентаризационно-типологических данных, используют термин «фрагментарная типология», а отнесение его к тому или иному типу с учётом взаимоотношения структурно-семантических характеристик друг с другом (так называемых импликационно-типологических данных) именуют «цельносистемной типологией», отмечая при этом, что её разработка является крайне сложной задачей.

Поскольку языковой тип представляет собой исторически изменчивое понятие и те черты, на основании которых тот или иной язык относят к определённому классу, могут затемняться (наиболее известный пример – переход ряда индоевропейских языков из синтетического типа в аналитический), в качестве отдельного направления выделяют историческую типологию, предметом которой является установление принципов эволюции отдельных языковых типов, а также реконструкция предшествующих структурных состояний языков. Иногда говорят о наличии в рамках исторической типологии диахронической типологии, устанавливающей типы конкретных структурных изменений (например, развитие дифтонгов в простые гласные, совпадение двойственного числа с множественным и др.), хотя нередко термины «историческая» и «диахроническая» типология используются как синонимы.

Историческая изменчивость языковых типов приводит и к тому, что на том или ином синхроническом «срезе» практически любой язык включает в себя различные типологические характеристики, т.е. говорить о «чистом типе» языка вообще не приходится. Поэтому при типологическом изучении любого языка, с одной стороны, встаёт вопрос о том, какие черты в нём являются пережиточными или, напротив, новыми и каково общее направление (так называемая «актуальная доминанта») его эволюции, а с другой – какие характеристики можно считать преобладающими в данный момент его существования. Учётом такого рода показателей («статистических индексов») занимается квантитативная типология. Причём поскольку в определённом отношении на показатель проявления того ли иного признака может влиять характер текста (поэтический, научный, газетный и др.), ставится вопрос о разработке специальной стилистической типологии (как внутри- , так и межъязыковой), которая бы занимала промежуточное место между функциональной и структурной типологией.

Наконец, как уже говорилось, типологический анализ может касаться и специфики тех или иных генетических группировок, в частности – установления того, какие типологические черты могут соответствовать понятиям «славянские языки», «индоевропейские языки»²³ и т.д. Этот аспект типологического языкознания известен под именем характерологии языков (термин принадлежит чешскому учёному В. Матезиусу)²⁴.

Описанная модель типологического изучения, когда создаётся определённый список признаков, приписываемых тому или иному языку, на основе которых создаются типологические классификации, называется анкетной, или индуктивной. Другая модель, предложенная в середине ХХ века Б.А. Успенским, получила название эталонной. Согласно ей, утверждение, что в данном языке есть определённое явление, подразумевает неявную ссылку на какой-то другой язык (эталон), в котором есть такое же явление. Таким образом, последний будет представлять систему правил, по которым можно построить любое описание (например, античный эталон нормы греко-латинских грамматик использовался при описании ряда других языков).

#3. Поскольку, как отмечалось выше, первым объектом типологического описания являлась грамматика, точнее, морфология, типологические классификации языков на протяжении длительного периода носили почти исключительно морфологический характер.²⁵ Традиционно основоположником морфологической классификации считают одного из крупнейших представителей немецкого романтизма Ф. Шлегеля, хотя отдельные идеи такого рода высказывались уже учёными XVIII столетия, в частности, известным экономистом А. Смитом.

Ф. Шлегель, сопоставляя санскрит, греческий, латинский и тюркские языки, предложил разделять их на флективные и аффиксирующие – в зависимости от наличия или отсутствия изменения корня, причём первые он характеризовал как «богатые, прочные и долговечные», а вторые – как «бедные, скудные и искусственные».

Неполнота и недостаточность приведённой классификации, под которую к тому же нельзя было подвести многие языки (например, китайский), побудила уже брата её создателя – А. Шлегеля выделить три типа языков: к двум названным был добавлен аморфный тип (представителем которого и был объявлен китайский), в котором отсутствуют как внутренняя флексия, так и регулярная аффиксация. Вместе с тем А. Шлегель отметил, что во флективных языках грамматический строй может быть синтетическим, когда грамматическое значение выражается внутри слова, и аналитическим, когда оно передаётся элементами вне слова (вспомогательные глаголы, служебные слова и др.). Первый был свойствен древнеписьменным индоевропейским языкам (санскрит, греческий, латынь), второй присущ новым европейским языкам (английский, французский и др.).

Особое место в истории типологической классификации отводят В. фон Гумбольдту. Он указывал, что основным критерием для определения типа языка является «взаимное, правильное и энергичное проникновение звуковой и идейной формы друг с другом», а специальными критериями являются, во-первых, выражение в языке отношений, во-вторых, способ образования предложений и, в-третьих, звуковая форма.

Гумбольдт уточнил и некоторые положения своих предшественников. В частности, он отметил, что китайский является языком не аморфным, а изолирующим, поскольку грамматическая форма слов проявляется в нём посредством порядка слов и интонации (как в аналитических языках). Кроме того, учёный указал, что во флективных языках, помимо внутренней флексии, имеется и аффиксация, хотя последняя и носит несколько иной характер, чем в тех языках, которые Шлегель назвал аффиксирующими, а позднее стали именовать агглютинативными. Однако основной вклад немецкого мыслителя в типологическое языкознание усматривают, прежде всего, в том, что к трём указанным выше языковым типам он прибавил четвёртый – инкорпорирующий (индейские и палеоазиатские языки), где предложение строится как сложное слово, в котором начало – подлежащее, конец – сказуемое, а в середину вставляются другие члены предложения.

В середине позапрошлого века создаёт свою классификацию немецкий языковед А. Шлейхер. Будучи последователем философии Гегеля, согласно которой развитие проходит три этапа - тезис, антитезис и синтез, Шлейхер вновь вернулся к трёхчастной классификации (изолирующие, агглютинативные и флективные языки) с некоторыми добавлениями внутри каждой из групп. Языки первой группы он считал архаическими, второй группы – переходными, флективные древние (синтетические) – эпохой расцвета, а флективные новые – эпохой упадка.

В дальнейшем, на протяжении ХIХ – начала ХХ века был создан ещё ряд типологических классификаций (Х. Штейнталь, М. Мюллер, Ф. Мистели, Ф.Н. Финк и др.). При этом, с одной стороны, увеличивается количество привлекаемых языков (например, Ф. Мистели использует материал таких языков, как австроазиатские, африканские и др.) и могут несколько видоизменяться названия отдельных групп (так, у Штейнталя используются понятия «присоединяющие языки», «видоизменяющие языки», у Мистели – «бессловные, мнимословные и истословные языки» и т.д.). С другой стороны, сама типологическая классификация становится более многомерной, зачастую не ограничиваясь узко морфологическими рамками. Так, Финк положил в её основу принцип построения предложения, различая «массивность», как в инкорпорирующих языках, и «фрагментарность», наличествующую в семитских и индоевропейских языках, и учитывая характер связи между членами предложения. Наконец, к началу ХХ столетия большинство лингвистов отказалось от соотнесения различных языковых типов с этапами развития человеческого языка, т.е. от стадиального подхода (наиболее известное исключение здесь представлял Н.Я. Марр), а также от оценочного критерия при характеристике того или иного типа языка (хотя подобный подход в какой-то степени был характерен для датского лингвиста О. Есперсена и некоторых других учёных, доказывавших – в противоположность своим коллегам в ХIХ веке – преимущество анализа перед синтезом). Русский лингвист А.М. Пешковский писал в двадцатых годах прошлого столетия: «если в начальном периоде нашей науки и были оживлённые споры о преимуществах тех или иных языков или групп языков друг перед другом (например, синтетических перед аналитическими), то в настоящий момент эти споры примолкли»²⁶. Несколько десятилетий спустя аналогичную мысль высказал много занимавшийся типологическими исследованиями чешский языковед В. Скаличка: «Подобно тому, как в области материальной культуры можно найти факты различных ступеней развития, как в экономическом развитии обнаруживаются ступени развития экономических отношений, так и в типологических различиях стремятся обнаружить факты единого процесса развития…Нужно признать, что все эти попытки пока ещё себя не оправдали. Сходства и различия языковых явлений в большинстве случаев не удалось поставить в связь с явлениями иного порядка. Мы не утверждаем, что подобных связей вообще не существует, а констатируем только, что они пока неизвестны»²⁷.

#4. Среди типологических классификаций морфологического характера, созданных в первой половине XX столетия, особое место занимает классификация, предложенная американским ученым Э.Сепиром в книге «Язык» (1921). Ее создатель резко подчеркивал неприятие какого бы то ни было «стадиально-оценочного» подхода к стоявшей перед ним задаче. «Если мы стремимся понять язык во всей его истинной сущности, мы должны очистить наш ум от «предвзятых» оценок и приучить себя взирать на языки английский и готтентотский с одинаково холодным, хотя и заинтересованным беспристрастием»²⁸. Существовавшие к тому времени классификации, по мнению ученого, представляли собой лишь «аккуратные построения спекулятивного разума», не дающие возможности действительно представить многообразие существующих языков. В связи с этим Э.Сепир отмечал нецелесообразность основываться только на одном каком-либо признаке (например, на характере выражения отношений, как это делало подавляющее большинство его предшественников), а гораздо более целесообразно разработать такой метод, который позволял бы рассматривать каждый язык с нескольких самостоятельных точек зрения по отношению к другому. Сам же автор предлагает три основных критерия: 1. типы выражаемых понятий, 2. техника выражения отношений, 3. степень синтеза в грамматике.

По первому признаку различаются четыре типа языков:

• простые чисто реляционные языки без аффиксации, в которых основные понятия выражены самостоятельными словами;

• сложные чисто реляционные языки, где грамматическое значение изменяется путем аффиксации и внутренних изменений;

• простые смешанно-реляционные языки, в которых синтаксические отношения выражаются путем изменения слов вместе с лексическими значениями, но которые при этом не могут модифицировать смысл корневых элементов посредством аффиксов и внутренних чередований^*

• сложные смешанно-реляционные языки, где значения отношений выражаются также в смешанной форме, как в предыдущем типе, но которые вместе с тем обладают способностью модифицировать смысл корневых элементов посредством аффиксов и внутренних изменений.

По второму признаку выделяются четыре грамматические возможности:

1.изоляция (способ служебных слов, порядка слов и интонации);

2. агглютинация

3. фузия, при которой аффиксы тесно спаиваются с корнями и друг с другом;

4. символизация (чередование гласных, повтор, ударение).

Третий признак включает три ступени: аналитическую, синтетическую и полисинтетическую (примером являются языки американских индейцев).

Результаты своей работы Э.Сепир представил в виде таблицы, в которой дана характеристика 21 языка по указанным параметрам. Например, китайский язык – простой чисто-реляционный, изолирующий, аналитический; английский язык – сложный смешанно-реляционный, фузионный, аналитический и т.д. Вместе с тем Э.Сепир отмечал, что его классификация отнюдь не исчерпывает всех возможностей языковой структуры, к тому же, в ходе исторического развития морфологический тип языка может меняться. Причем, по мнению ученого, легче всего подвергается изменению степень синтезирования; техника изменчива в меньшей степени, а типы значений обычно удерживаются дольше всего.

Классификация Э.Сепира получила большой и в целом положительный отклик в науке о языке прошлого века, однако в ее адрес высказывались и критические замечания. В частности, отмечалось, что, например, между простыми и сложными смешанно-реляционными языками, по признанию самого автора, нет четкой границы; кроме того, в таблице приходится иметь дело с весьма тонкими оттенками значений, что, кстати, отразилось на использовании в таблице таких понятий, как «слегка агглютинативно-фузионный», «чуть символический» и т.п., которые явно не могут претендовать на присущую научному термину строгость.

#5. Своеобразное продолжение идеи Сепира нашли во второй половине ХХ в., когда появилась работа американского лингвиста Дж. Гринберга «Квантитативный подход к морфологической типологии языков» (1960), в которой была сделана попытка дать количественную характеристику структуре языка. Как отмечает сам автор, в основе его труда лежит видоизмененный метод Сепира, но «вместо интуитивных определений, опирающихся на общие впечатления», делается попытка охарактеризовать каждый признак, используемый в данной классификации, через отношение двух единиц, каждая из которых получает достаточно точное определение посредством числового индекса, основанного на «относительной частотности этих двух единиц в отрезках текста». Гринберг выделяет пять признаков, а не три, как Э. Сепир. Первый признак – степень синтеза (общая сложность слова). Индекс синтетичности определяется отношением числа морфем к числу слов и обозначается M/N (по первым буквам соответствующих английских слов). Теоретически низшим пределом является 1,00, поскольку каждое слово должно содержать по крайней мере одну значимую единицу. Что касается высшего предела, то он теоретически отсутствует, хотя на практике величины выше 3,00 встречаются редко. Показатели данного индекса распределяются следующим образом: для аналитических языков они будут низкими, для синтетических – более высокими, а для полисинтетических – самыми высокими.

Второй признак относится к способам связи и определяется индексом агглютинации, который представляет собой отношение числа агглютинативных конструкций к числу морфемных швов (количество последних в слове всегда на единицу меньше, чем число морф)²⁹. По первым буквам соответствующих английских слов Гринберг обозначил его A/J. Язык с высоким уровнем агглютинации квалифицируется как язык агглютинирующий, а с малым – как фузионный. При этом Гринберг указывает, что в целом, чем ниже первый индекс, тем меньше фиксируется границ между словами и, следовательно, тем менее важен второй индекс, а при теоретически возможном случае, когда он равен единице, исчисление второго индекса вообще невозможно, поскольку границ между морфами не будет вообще.

Третий признак составляет наличие или отсутствие деривационных (словообразовательных) и конкретно-реляционных понятий. При этом известно, что каждое слово должно содержать по крайней мере одну корневую морфему. Если их больше, налицо явление словосложения. Поскольку в разных языках оно представлено по-разному, вводится понятие структурного индекса (compositional index) R/W, где первый показатель равен числу корневых морфем, а второй – числу слов. Отношение числа деривационных морфем к числу слов представлено деривационным индексом D/W, а отношение числа словоизменительных морфем к числу слов – словоизменительным индексом I/W.

Четвертый признак связан с морфологической структурой слова и определяется порядком следования подчиненных элементов по отношению к корню³⁰. Основным здесь является различие между использованием префиксов и суффиксов, которое отражается соответственно префиксальным индексом P/W и суффиксальным индексом S/W.

Последний параметр связан со способами, которые используются в разных языках для установления связи между словами, т.е. он имеет дело как с критериями собственно морфологического, так и синтаксического порядка. Поскольку для этой цели могут использоваться три возможных способа: словоизменение без согласования (чистое словоизменение), значимый порядок слов и согласование, вычисляются три индекса (обозначения даны по первым буквам английских терминов): индексы изоляции (O/N), словоизменения в чистом виде (Pi/N) и согласования (Co/N).

В результате Гринберг получает таблицу с индексами, вычисленными для разных языков (английского, якутского, суахили, вьетнамского, эскимосского), относящихся к различным типам, оговаривая, правда, что поскольку они выводились на материале отдельных отрывков по сто слов в каждом, то требуют дальнейших подсчетов. С другой стороны, указывая, что можно было бы допустить существование различий, вызванных стилистическими факторами, Гринберг, тем не менее, утверждал, что при вычислении индекса синтетичности для ряда разных по стилю английских и немецких текстов были получены близкие результаты (для английского – от 1.6 до 1.65; для немецкого – от 1.9 до 2.11).

Вместе с тем в специальной литературе отмечалось, что индексы Гринберга возможно применить именно в стилистической типологии: например, при сравнении греческих и английских текстов в 100 слов наибольшие отклонения характеризовали именно греческие тексты разных авторов; кроме того, исследования других ученых показали, что цифровая характеристика зависит и от того, обладает ли текст литературной традицией или представляет язык фольклора.

#6. Если в типологических классификациях XIX - начала XX века синтаксические параметры привлекались, в основном в качестве своеобразного дополнения к морфологическим характеристикам, то позднее именно синтаксические классификации стали получать широкое распространение. При этом наметилось несколько направлений их разработки.

Так, польский языковед Т.Милевский, выделяя четыре группы языков: изолирующие, агглютинативные, флективные и альтернирующие (к последним он относил семитские языки, в которых имеются трансфиксы, меняющие свой состав в зависимости от привносимого ими значения), отмечал, что в языках мира выделяются четыре основных типа синтаксических отношений. Эти отношения таковы: 1) подлежащего к интранзитивному сказуемому; 2) субъекта действия к транзитивному сказуемому 3) объекта действия к транзитивному сказуемому 4) определения к определяемому члену. Отсюда Милевский заключает, что с типологической точки зрения можно выделить (опираясь на форму синтаксических показателей) три главных типа языков: позиционный, где синтаксические отношения выражаются постоянным порядком слов, флективный, где функции подлежащего, субъекта, объекта действия и определения обозначаются самой формой этих слов, и концентрический (инкорпоративный), в котором транзитивное сказуемое при помощи формы или порядка входящих в его состав местоименных морфем указывает на субъект и объект действия. С другой стороны, языки можно различать и по объему функций синтаксических показателей, поскольку они могут комбинироваться по-разному.

В отечественной традиции становление синтаксической типологии принято связывать с относящимися к 30-м годам XX в. работами И.И.Мещанинова.

И.И.Мещанинов выделял языки инкорпоративные, в которых основная единица речи представляет собой одновременно слово и предложение, и языки, в которых предложение состоит из слов. Он выделял в последних три основных строя: посессивный (притяжательный), эргативный и номинативный. Первый (отмечался в алеутском, индейском языке немецу и пережиточно в абхазском) характеризуется тем, что при нем одинаковым образом обозначается отношение предикативное (между субъектом и предикатом) и притяжательное (между обладателем и обладаемым). Части речи в таких языках мало дифференцированы. Второй строй характерен для кавказских языков. Его спецификой является то, что субъект непереходного глагола оформляется как объект переходного, а субъект переходного – иначе (например, другим падежом). При третьем строе, свойственном, прежде всего, индоевропейским языкам, субъект обозначается подлежащим, предикат – сказуемым, а объект – дополнением. И.И.Мещанинов интерпретировал указанную классификацию как стадиальную: наиболее архаичными после инкорпорирующих языков признаются поссесивные, следующий этап развития представляют языки эргативного строя, а за ним уже следует строй номинативный.

В последние десятилетия ХХ в. в области синтаксической типологии активно работал Г.А.Климов, в определенном отношении развивающий идеи Мещанинова.

В 70-х гг. 20 в. Г.А.Климовым было предложено пять основных типологических систем. Первую представляют языки нейтрального строя (сюда относятся некоторые языки Западной Африки). В них сложно дифференцировать морфологически имя и глагол или выделить семантико-синтаксическую доминанту предложения (субъект и предикат). Нейтральны они и в плане различения активных и неактивных действий.

Второй тип включает в себя языки классного строя (некоторые языки Центральной Африки). В них главные части речи подразделяются на классы (человек, животные, растения, различные виды предметов и т.д.). Глаголы подразделяются на глаголы субстанции и глаголы качества; им соответствуют определенные конструкции предложения, причем в конструкциях с глаголом ситуации передаются общие субъектно-объектные отношения. Третий тип – это языки активного строя (например, многие индейские). В них все возможные субъекты действия обладают показателями активности-неактивности последнего. Так, существительные распределены по соответствующим классам, личные местоимения имеют активную и пассивную парадигмы склонения. Различаются глаголы действия (активные) и глаголы состояния (пассивные). Субъектно-объектные отношения, однако, еще не имеют в структуре предложения регулярного выражения. Четвертый тип (кавказские, чукотско-камчатские, австралийские и ряд других языков) составляют языки эргативного строя. В них имеется оппозиция переходных (более активных) и непереходных (менее активных) глаголов. В зависимости от большей или меньшей активности субъекта действия субъект будет стоять либо в эргативном падеже (падеж производителя действия), либо в абсолютном падеже (падеж носителя действия). Аналогично, в зависимости от большей или меньшей активности действия различаются падежи объекта: при большей активности последний ставится в абсолютном падеже (прямой объект), при меньшей – в эргативном (косвенный объект). Наконец, пятый тип присущ языкам номинативного строя, к которым принадлежит подавляющее большинство языков мира, включая индоевропейские, тюркские и др. Будучи более осторожным в стадиальной интерпретации, Г.А.Климов тем не менее указывал, что можно говорить о едином процессе постепенного усиления субъектно-объектной ориентации языковой структуры и необратимости развития от одного типа к другому.

Среди других синтактико-типологических классификаций (например, на основе свободного и фиксированного порядка слов, развертывания фразы и т.д.) определенную известность получила классификация, предложенная французским лингвистом Л.Теньером. Л.Теньер, основываясь на том, что линейно речь развертывается слева направо, выделял два типа порядка слов: центростремительный, или восходящий, когда зависимый член следует за независимым (например, определяемое - определение) и центробежный, или нисходящий, при котором наблюдается обратная картина (например, определение - определяемое). Далее, выделяются два подтипа языков в каждом типе: строгий и умеренный, когда центробежность или центростремительность выражается только в качестве тенденции. Совмещая указанные две пары параметров, Л.Теньер выделил языки строго-центробежные (банту, семитские), умеренно-центробежные (языки тропической Африки, индейские, современные романские и др.) умеренно-центростремительные (латинский, греческий, славянские, китайский и др.) и строго-центростремительные (кавказские, дравидские и др.). При этом он отмечал, что тип языка с течением времени способен к изменениям: латынь и происходящие от нее романские языки принадлежат к разным подклассам.

#7. В отличие от морфологической и, в известной степени, синтаксической типологии, фонетико-фонологический и просодический подход в типологическом языкознании представлен в гораздо меньшей степени. Его пионерами считаются обычно представители Пражского лингвистического кружка (Б.Гавранек, В.Скаличка и др.). Существует несколько параметров для осуществления подобных классификаций.

Наиболее общим признается противопоставление вокалических и консонантных языков. К первым относят такие, где число гласных превышает их среднее количество по языкам мира (датский, французский, английский и др.), ко вторым (арабский, кавказские, большинство славянских и др.) – языки, в которых уже число согласных превышает средние показатели. При этом приходится учитывать, что в абсолютных цифрах даже в вокалических языках число гласных редко достигает более 50% (исключением признается как раз датский, где, включая дифтонги, на 23 гласных приходится 20 согласных). В консонантных языках число согласных может составлять до 98%. При этом количество согласных и гласных можно подсчитывать не только в системе языка (парадигматика), но и в речевой цепи (синтагматика).

С другой стороны, при типологических исследованиях может обращаться внимание на типичность и не типичность звуковых единиц, представленных в системах отдельных языков. Так, практически в любом языке встречаются сонорные и взрывные фонемы, тогда как аффрикаты, сочетающие взрывную и фрикативную артикуляции, более редки. Еще реже встречаются звуковые единицы, артикуляция которых происходит на периферии речевого аппарата (например, надгортанниковые/эпиглоттальные фрикативные согласные, при образовании которых происходит трение воздуха о напряженный надгортанник)³¹. Наконец, в готских и бушменских языках (на юге Африки) имеются звуки, в которых нетипичным признается сам способ артикуляции: на вдохе. В результате получаются так называемые щелкающие звуки (кликсы).

Предметом фонетико-типологических изысканий может являться и такая характеристика звуков, как частотность их появления в речевой цепи и наиболее типичные звуковые цепочки в пределах слога и, с другой стороны, цепочки, запрещенные звуковым строем языка. Учитываются также и ограничения, существующие в составе имеющихся моделей слоговых структур. Здесь можно выделить два класса языков: слоговые и неслоговые. В первый класс входит большинство языков Юго-Восточной Азии и Китая. В этих языках между звуками, составляющими слог, наблюдается тесная взаимосвязь, вследствие чего на сочетаемость звуков налагаются жесткие ограничения. Таким образом, само появление звуков, образующих слог, в значительной степени обусловлено другими входящими сюда звуками. Поэтому существует точка зрения, согласно которой минимальной различительной единицей в таких языках следует признавать не фонему, а слог (силлабофонему), причем число слогов по указанным причинам достаточно жестко ограничено (например, в общенародном китайском языке их около 400). По этой причине в китайском развилось фонологическое использование слоговой интонации (тоны), что позволяет довести количество слогов-морфем до 1324, из комбинации которых строятся сложные слова.

В неслоговых языках, где основной смыслоразличительной единицей является фонема, звуковые цепи и представленные в них модели слогов более разнообразны. Но и здесь есть определенного рода ограничения. Так, в арабском возможны только две модели слога: открытый и закрытый, в праславянском языке все слоги строились по восходящей звучности и были открытыми и т.д.

Другое направление фонетико-фонологической типологии связано с различением сегментного и супрасегментного уровней языковой структуры. К сегментному уровню относятся линейные единицы (такими являются, в первую очередь, фонемы), к супрасегментному – ударение и интонация, характеризующие слово или фразу в целом.

Языки подразделяют на слова с тоническим (музыкальным, мелодическим), динамическим (выдыхательным, экспираторным, силовым) и количественным (квантитативным) ударением. К первым принадлежат языки, в которых ударный звук по сравнению с безударным характеризуется повышением или понижением тона (основной высоты в звучании гласного). Сюда относятся как все слоговые языки, так и ряд неслоговых (древнегреческий, литовский, латышский, сербский и другие).

В языках с динамическим ударением (атонических) ударный звук выделяется по сравнению с безударными большим напором выдыхаемого воздуха и мускульной напряженностью при артикуляции ударного слога. Сюда относят все романские языки, английский, немецкий, русский и др. Некоторые ученые (в частности, Р. Якобсон) указывали, что для индоевропейских языков в целом характерен переход от музыкального ударения к динамическому.

При количественном ударении ударный гласный выделяется длительностью звучания. В чистом виде такое ударение практически не встречается. Иногда к языкам с квантитативным ударением относят греческий язык.

Отмечаются случаи, когда в языке используется более одного типа ударения (датский), так и отсутствие словесного ударения. Последнее имеет место в палеоазиатских (чукотско-камчатских, эскимосско-алеутских, енисейских) и ряде тунгусо-манчжурских языков (эвенкийском и др.).

С точки зрения интонационно-ритмической характеристики в языках выделяют набор интонационных единиц (интонем/мелодем/интонационных контуров/интонационных моделей). Они представляют собой двусторонние единицы, обладающие фонетической формой и содержанием. Функции интонем разнообразны: они членят речь на смысловые части (высказывания, синтагмы и т.д.), различают типы высказываний (вопрос, побуждение, восклицание, повествование), выражают актуальное членение предложения, а также участвуют в выражении эмоций и подтекста. Количество интонем по языкам различается (разные исследователи насчитывают от 6 до 20 интонем). Более того, пока еще не выработано достаточно четких критериев, отличающих интонему как основную единицу от ее вариантов.

Проведенные исследования показывают, что основные модальные значения (вопрос, утверждение, отрицание и т.д.), а также эмоциональные значения (радость, скорбь и др.) имеют в разных языках до некоторой степени сходное интонационное выражение. При этом роль интонации зависит от того, каково словесное ударение в тех или иных конкретных языках.

При всей относительной самостоятельности фонетико-фонологических черт, они могут в определенной степени соответствовать другим характеристикам языковой структуры. Например, была установлена обратная зависимость между количеством фонем и средней длиной морфемы; ограничения в слоговых моделях и типах звуковых цепей могут влиять на способность заимствовать иноязычную лексику и т.п. С типологической спецификой звукового строя тесно связана существующая в том или ином языке система стихосложения.

#8. Наиболее молодой и вместе с тем относительно менее разработанной областью типологического языкознания считается лексическая типология, становление которой относят уже ко второй половине ХХ века. В связи с тем, что лексика представляет собой наиболее открытую и наименее структурированную систему, здесь преобладает характерологический подход.

#9. Типологическое языкознание, являясь глобальным по охвату языков, во многом соприкасается с той областью, которая получила название лингвистики универсалий. Под универсалиями понимают языковые явления, свойства, характеристики, которые имеют место во всех или почти во всех языках мира. Обе дисциплины изучают одинаковые или сходные черты языков. Однако если для типологии устанавливаемые закономерности во многом ограничены пространственно-временными характеристиками, а сам тип языка – понятие исторически изменчивое, то универсалии, будучи по определению всеобщими, являются как бы лежащими вне временных координат – панхроничными. С другой стороны, если одной из основных задач типологии признается изучение взаимосвязанных общих черт, позволяющих выявить тип устройства языка и разработать соответствующие классификации, то лингвистика универсалий, стремясь обнаружить общие черты, присущие всем представленным на Земле языкам, обращает внимание как на фундаментальные особенности человеческого языка, так и на более мелкие характеристики, поскольку им присущ всеобщий характер.

Интерес к проблеме универсалий восходит еще к античной эпохе, а сам термин grammatica universalis («универсальная грамматика») появился в средние века. Широкую популярность он приобрел в XVII-XVIII столетиях, после выхода в свет знаменитой «Грамматики Пор-Рояля» и ряда развивших ее идеи работ, в которых грамматические категории объяснялись через категории мышления, что приводило к признанию единства логической структуры всех языков. В XIX столетии, в эпоху почти полного господства сравнительно-исторического языкознания, интерес к данной проблематике несколько ослаб, поскольку на передний план выдвинулись вопросы изучения истории отдельных языков и языковых семейств. Однако и здесь отмечалась необходимость выявления присущих языку общих законов. Позднее этого вопроса касался в своем «Курсе общей лингвистики» Ф. де Соссюр, рассматривая проблему панхронии. Он указывал, что в «лингвистике, как и в шахматной игре, есть правила, переживающие все события», но вместе с тем он ограничивал сферу последних, подчеркивая: «…но это лишь общие принципы, не зависимые от конкретных фактов. В отношении же частных и осязаемых фактов никакой панхронической точки зрения быть не может. В этом мы и можем найти критерий для различения того, что относится к языку, от того, что к нему не относится. Конкретный факт, допускающий панхроническое объяснение, не может принадлежать языку».³²

В различных направлениях структурализма, возникших под воздействием соссюровских идей, преобладающим был интерес к синхронии. Тем не менее, в его недрах зарождался универсалистский подход. Так, датский ученый В.Брендаль в своей известной статье «Структуральная лингвистика», относящейся к 1939 г., ставил вопрос о том, «нельзя ли предположить наряду с синхронией и диахронией панхронию или ахронию, т.е. факты общечеловеческие, действующие на протяжении истории и дающие о себе знать в строе любого языка»³³.

Однако официальной «точкой отсчета» в существовании собственно лингвистики универсалий как специфической языковедческой дисциплины считается 1961 г., когда для посвященной данному вопросу конференции в Нью-Йорке был подготовлен специальный «Меморандум относительно языковых универсалий», создателями которого были Дж.Гринберг, Ч.Осгуд и Дж.Дженкинс. В нем говорилось: «При всем своем бесконечном разнообразии, все языки созданы по одной модели. Лингвистические универсалии суммируют констатации относительно характеристик или тенденций, разделяемых всеми людьми в их речевой деятельности. Они образуют наиболее общие законы науки о языке, противопоставляясь методу и целям дескриптивной лингвистики. Поскольку языки являются и аспектом индивидуального поведения, и аспектом человеческой культуры, универсалии позволяют соприкасаться с психологическими принципами поведения (психолингвистика) и являются основными источниками заключений о человеческой культуре вообще (этнолингвистика)»³⁴.

Лингвистика универсалий особенно интенсивно развивалась в 60-х годах ХХ в., когда были сформулированы ее основные положения. В этот период большой вклад в ее становление внес Р.О.Якобсон, неоднократно отмечавший, что в конечном итоге все языки мира могут рассматриваться как разновидности одной и той же универсальной темы – языка человека. Затем наметился некоторый спад в занятиях указанной проблематикой, однако в последние десятилетия она вновь стала привлекать к себе внимание.

#10. Поскольку универсалией называют признак, закон, свойство или тенденцию, которые присущи всем языкам, большинству языков или языку в целом, постольку теория языковых универсалий рассматривает и определяет ряд проблем, среди которых обычно выделяют следующие.

• Общие свойства всех языков в отличие от языков животных. Сюда можно отнести такие моменты, как наличие вокально-слухового канала языковой коммуникации, возможность порождать и воспроизводить новые сообщения, создание новой идиоматики и т.д.

• Совокупность содержательных категорий, которые выражаются теми или иными способами в любом языке. Например, во всех языках выражены отношения между субъектом и предикатом, категории поссесивности (принадлежности), оценки, определенности-неопределенности, множественности, деление на тему и рему и др.

• Общие свойства самих языковых структур, относящиеся к отдельным языковым уровням (фонетико-фонологическому, грамматическому, семантическому). Например: во всяком языке может быть не менее 10 и не более 80 фонем; если и субъект и объект стоят перед глаголом, то должна иметься и категория падежа; слова со значением «сладкий по вкусу» приобретает значение «приятный» и т.д.

В лингвистической литературе принято проводить следующую классификацию универсалий:

- Абсолютные (полные) и статистические (неполные). К первым принадлежат высказывания о языке, выражаемые формулой: «для всех x, где x есть язык, имеет место…». Например: во всех языках есть фонемы; во всех языках есть имена собственные и т.д. Такие универсалии не знают исключений, но они порой малопродуктивны, поскольку выражают общеизвестные истины. Вторые представляют собой высказывания по формуле: «для абсолютного большинства x, где x есть язык, имеет место … ». В отличие от абсолютных универсалий статистические могут допускать отдельные случаи исключений. Например, при исследовании 14 разносистемных языков в 13 из них родительный падеж следовал за управляющим существительным (ср. рус. портфель отца). Однако в норвежском языке ситуация обратная.

• Простые и сложные универсалии. Первые представляют собой констатацию того, что в языке наличествует или отсутствует какое-либо явление (ср. большинство приведенных выше примеров); вторые утверждают наличие зависимости между разными явлениями. Так, изучая соотношение между общим числом фонем в каком-либо языке и их количеством в морфемах этого языка, американские лингвисты сформулировали следующую сложную универсалию: «для всех языков x и y, где x характеризуется малым числом фонем, он имеет большее число их в морфеме и наоборот» (обратно-пропорциональная зависимость).³⁵

• Дедуктивные и индуктивные универсалии. Первые обязательны для всех языков, тогда как вторые постулируются для известных к настоящему моменту языков (ср. различие между абсолютными и статистическими универсалиями).

• Синхронические и диахронические универсалии. Первые имеют дело с состоянием языка, вторые – с происходящими в нем изменениями. При этом они являются взаимосвязанными, что выражается формулой: нет такого синхронического состояния, которое не было бы результатом диахронических процессов, и нельзя постулировать никакого диахронического процесса, который приводил бы к синхроническому состоянию, нарушающему синхроническую норму.³⁶ Вместе с тем отмечалось, что диахронические универсалии носят вероятностный характер, поскольку одновременно с универсальными тенденциями к определенным изменениям могут существовать и другие возможности. Наиболее очевидно диахронические универсалии проявляются в области семантики. Сюда относятся антропоморфные метафоры (перенос названий человеческого тела и человеческих чувств на неодушевленные предметы) типа «горлышко бутылки», «погода сердится» и т.п.; развитие абстрактных значений из более конкретных («холодная вода» - «холодное презрение»); синестетическая метафора – перенос значения от осязания – к слуховому восприятию, от слухового – к зрительному и т.д.) – ср. «влажный шепот», «кричащая одежда» и т.д.

#11. Рассмотренные выше универсалии можно отнести к собственно лингвистическим. Помимо них выделяют также социолингвистические универсалии, связанные с общественной природой языка и его коммуникативной функцией. Здесь выделяют такие закономерности.

• Языковые изменения представляют собой процесс совершенствования языка как средства общения и познания (прогресс языка);

• В языке в ходе исторического развития возникает и углубляется функционально-стилистическая дифференциация;

• Формирование письма как вторичной системы плана выражения приводит к увеличению коммуникативных возможностей языка и существенно меняет характер его использования в обществе;

• С усложнением общественной жизни роль языка в жизни общества возрастает.

Отмеченные факты имеют характер общих тенденций, реализация которых зависит во многом от конкретных социальных условий (например, для многих языков письменность не была создана).

В проблематику данной дисциплины входит выявление и таких универсалий, которые связаны с сопоставлением языка с другими знаковыми системами. На этот аспект проблемы обращал внимание Р.О.Якобсон, отмечавший, что изучение языковых универсалий приводит к постановке более общей проблемы семиотических констант. В 60-70х годах XX в. указанной проблемой занимался американский лингвист Ч.Хоккет. Он предложил следующие универсальные признаки, отличающие любой язык как знаковую систему от других знаковых систем.

• Для любой языковой системы обязательно существование голосослухового канала, тогда как у некоторых животных коммуникация слуховая, а не голосовая;

• Все языковые сигналы могут быть переданы по радио и воспринимаются направленно;

• Все языковые сигналы существуют в пределах слышимости и во время произнесения, после которого они затухают;

• Все участники речевого общения могут передавать сигналы и получать их;

• Все возможные сообщения в языке состоят из дискретных (прерывных) единиц;

• Каждому языку свойственно грамматическое структурирование;

• Язык и его правила передаются путем обучения, а не по наследству.

Несмотря на безусловно ценные и интересные результаты, полученные в этой области учеными, в специальной литературе отмечалось, что здесь речь скорее может идти о данных, приобретённых чисто опытным путем, поскольку пока еще нельзя говорить о точных, теоретически сформулированных критериях, позволяющих отличить одну знаковую систему от другой.