Раздел 2 Ареальная лингвистика

#1. Для обозначения той области языкознания, которая изучает пространственное размещение языковых явлений и связанные с ним проблемы, используются два основных термина – возникший в 19-м столетии термин лингвистическая география и введённый итальянскими языковедами, представителями так называемой «неолингвистической школы» М. Бартоли и Дж. Видосси в 40-х годах 20-го века термин ареальная лингвистика. Вопрос об их разграничении, хотя и дебатировался достаточно оживлённо в специальной литературе, но не получил однозначного разрешения. Часто оба названных термина употреблялись параллельно в качестве синонимов. Иногда предпочтение отдавалось только одному из них. Так, в коллективном труде «Общее языкознание. Методы лингвистических исследований», М., 1973, где соответствующий раздел написан Б.А. Серебренниковым, используется только первый. Делались попытки соотнести указанное терминологическое различие с разграничением синхронии и диахронии: под лингвистической географией предлагалось понимать исследование пространственного размещения языковых явлений в тот или иной хронологический период (прежде всего, современный самому исследователю), тогда как ареальная лингвистика трактовалась как изучение географического распространения языкового материала в прошлом (например, в эпоху праязыка или при установлении процессов межъязыковых либо междиалектных контактов). При этом оговаривалось, что хотя оба названных аспекта тесно связаны между собой, но каждый имеет свои задачи и свою проблематику.

Однако в последние десятилетия прошлого века термин «ареальная лингвистика» получил более широкое распространение, и к настоящему времени именно он чаще используется в качестве общего наименования данной дисциплины.

#2. Возникновение ареальной лингвистики (лингвистической географии) относят к последней трети 19-го столетия. Предпосылками её появления признаются два основных фактора. С одной стороны, это появление новых взглядов на проблему происхождения индоевропейских языков, связанное с критикой шлейхеровской концепции родословного древа и нашедшее наиболее яркое выражение в рассмотренной в предыдущем разделе работе И. Шмидта, выдвинувшего «теорию волн»¹⁶. С другой стороны, в указанный период интенсивно развивается диалектология, причём диалекты признаются более значимыми для науки, нежели литературный язык, поскольку первые представляют собой продукт естественного, спонтанного развития, тогда как второй трактуется как явление искусственное. Этот взгляд, зародыш которого можно найти ещё в трудах А. Шлейхера, особенно ярко отразился в трудах младограмматиков, внёсших большой вклад в разработку диалектологических проблем. В частности, в связи с развитием фонетики, младограмматики способствовали значительному улучшению методики записи современных народных говоров. Именно углублённое изучение последних привело к своеобразному подтверждению той идеи, которую отстаивал И. Шмидт по отношению к индоевропейским языкам – об отсутствии чётких границ между отдельными диалектами, наличии множества переходных явлений, развитии каждого языкового явления в собственных границах и др. Об этом писали Г. Пауль, П. Мейер и другие языковеды. А французский учёный Г. Парис даже утверждал, что чётких границ нет и между современными родственными языками (напомним, что сам Шмидт считал, что так обстояло дело в индоевропейскую эпоху, тогда как позднее утрата языков, игравших роль переходных звеньев, привела к ощущению границ между отдельными индоевропейскими языками).

Однако о возникновении собственно лингвистической географии принято говорить с того момента, когда при описании диалектов стали использовать методику картографирования, т.е. нанесения изучаемых диалектных явлений на географическую карту данной территории и создания таким путём диалектологических атласов.

Первая попытка такого рода была предпринята в Германии Г. Венкером. Будучи по профессии школьным учителем, он в 1876 г. разослал своим коллегам в Рейнской области вопросник, состоявший из 40 коротких фраз и включавший 300 слов, призванных проиллюстрировать важнейшие фонетические и грамматические особенности немецкого языка. На основе полученных ответов Венкер выпустил в 1877 г. небольшую работу популярного характера «Рейнский диалект». Затем, расширяя районы исследования, Венкер создаёт рукописный «Диалектологический атлас Рейнской провинции к северу от реки Мозель» (1878) и «Диалектологический атлас северной и средней Германии» (1881). Доклад Венкера на съезде филологов в Гессене привёл к превращению его работы в государственное учреждение под руководством Берлинской академии наук. В 1887 г. в качестве ассистента с ним стал сотрудничать Ф. Вредэ.

Однако столь многообещающее начало столкнулось впоследствии с рядом трудностей. Составление атласа затянулось, отчёты Вредэ вызывали возражения и упрёки в неполноте и схематичности, на определённый срок их публикация была приостановлена, затем началась Первая мировая война… В результате атлас был завершён лишь в 1926 г., а его публикация продолжалась до 1951 г. Таким образом, немецкая наука утратила в этой области лидирующую роль, которая перешла к французским лингвистам.

#3. Именно появление «Лингвистического атласа Франции», составленного Ж. Жильероном и Э. Эдмоном стало поворотным пунктом в развитии лингвистической географии (термин «ареальная лингвистика», как отмечалось выше, появился позже). В отличие от своих немецких коллег французские учёные работали гораздо быстрее: публикация «Атласа» началась в 1902 г. и завершилась в 1910 г. Он состоял из 1920 карт, объединённых в 35 выпусков, причём подход составителей отличался весьма важной особенностью. Если раньше исследователей интересовали именно диалектные особенности, т.е. отличия от форм стандартного (литературного) языка, то в «Лингвистическом атласе Франции» фиксировался язык в целом, поскольку, как указывал Жильерон, факты последнего столь же существенны при характеристике языка, как и собственно диалектные формы. Таким образом, работа Жильерона и Эдмона представляла собой своеобразную фотографию французского языка начала прошлого века (отражение его синхронного, т.е. современного исследователю, состояния). Причём, хотя точности фонетической записи, позволяющей отразить особенности произношения, уделялось большое внимание, сам атлас носил сугубо лексический характер. В нём отсутствовали карты, специально посвящённые фонетическим, морфологическим или синтаксическим особенностям отдельных французских диалектов.

Публикация атласа заставила по-новому взглянуть на многие лингвистические проблемы и выделить следующие положения:

-попытки рассматривать французский язык как некое однородное целое, в котором чуть ли не каждое слово можно возвести к народной латыни, сильно упрощают действительное положение вещей. Напротив, большинство лексических единиц представляется имеющим собственный ареал распространения и собственную историю. В частности, многие слова литературного языка либо отсутствуют в ряде районов, либо находятся в сложных синонимических отношениях друг с другом;

-традиционное понятие «звукового закона» требует существенных корректив. Фонетические изменения отнюдь не происходят быстро и повсеместно; наоборот, процесс этот носит постепенный характер, охватывая слово за словом. Например, старофранцузский дифтонг oi перешёл в ua через промежуточную ступень ue; однако в некоторых западных и восточных диалектах встречаются отдельные слова, сохраняющие ue, т.е. более архаичную форму;

-помимо лексических единиц, непосредственно выводимых из народнолатинских форм, в современных живых французских говорах имеется немало так называемых смешанных («компромиссных») форм, обусловленных их взаимовлиянием. Так, если латинское olla «горшок» представлено на юге Франции в виде oula и ouro, то при столкновении их друг с другом возникает компромиссная форма ourlo;

-хотя эволюция языка приводит к тому, что слова сменяют друг друга, уходящее слово может сохраняться в определённой местности, в результате чего на территории страны может быть представлено несколько лексических единиц для обозначения одного и того же понятия. Как отмечал в связи с этим французский учёный А. Доза, называвший лингвистическую географию «геологией языка», данные последней, соединённые с фактами, известными из истории языка, дают возможность установить их соотношение друг с другом, т.е. построить так называемую стратиграфию языка. Так, на территории Франции представлено три названия лошади: ega, cavala и jument. Наиболее архаичным из них является первое, восходящее к латинскому equa «кобыла». Сavale проникло из Италии и широко распространилось по югу Франции, будучи представленным кое-где и на северо-востоке страны. Наконец, слово jument, первоначально имевшее значение «вьючное животное» (латинское jumentum) и употребляемое на севере и в центре Франции, начало распространяться в новом значении «кобыла» из центра Парижа.

#4. Создание «Лингвистического атласа Франции» вызвало широкий интерес и стимулировало появление аналогичных трудов в Италии, Румынии, Испании, Швейцарии и т.д. Не осталась в стороне и Россия, где лингвогеографическое изучение народных говоров началось в 1904 г., когда была создана Московская диалектологическая комиссия. Уже в 1915 г. был опубликован «Опыт диалектологической карты русского языка с приложением очерка русской диалектологии», авторами которого были Н.Н. Дурново, Н.Н. Соколов и Д.Н. Ушаков. Впоследствии эта работа была продолжена таким учёными как Р.И. Аванесов, Ф.П. Филин и др. Создавались и лингвистические атласы отдельных провинций, областей и др.¹⁷ При этом был установлен ряд положений, существенно обогативших науку о языке, среди которых можно назвать следующие:

-многие факты свидетельствуют о том, что границы языков часто не совпадают с границами государств, т.е. в какой-то степени подтверждается высказанная ещё в 19-м веке гипотеза об отсутствии жёстко фиксированных границ между отдельными родственными языками. Так, некоторые особенности диалектов Северной Италии (озвончение интервокального t, упрощение согласных, отпадение гласных в конечных слогах и т.п.) очень напоминают особенности, присущие французскому и провансальскому языкам;

-географическое изучение слов и их форм позволяют обнаружить пути, по которым осуществлялась колонизация той или иной территории носителями данного языка. Например, в итальянских говорах Калабрии и Сицилии, где до 11-го века господствовали греческий и арабский языки, имеется ряд черт, обнаруживающих параллели с говорами Северной Италии, откуда можно сделать вывод, что названные территории заселялись по преимуществу выходцами из последней;

-благодаря лингвистическим атласам можно установить, какие факторы способствовали появлению новых слов. Например, если в Южной Италии и некоторых других её областях (Сардиния, Лигурия и др.) для обозначения сестры сохранилось латинское слово soror, то в остальных районах страны распространилось слово sorella. Причину указанной замены видят в том, что слово soror в церковном употреблении получило значение «монахиня». Стремление избавиться от омонимии и вызвало появление слова sorella, которое по происхождению является уменьшительным от soror (ср. русское «сестричка»). Причём в тех говорах, где распространилось слово sorella, для обозначения брата (латинское frater) стала использоваться форма fratello;

-материалы лингвистических атласов подтвердили фактически выдвигавшиеся ещё в позапрошлом столетии предположения об отсутствии чётких границ между диалектами одного языка, наличии переходных зон, объединяющих черты разных диалектов, проникновении черт одного диалекта на территорию другого и вызываемых этим процессах, и т.д. В этом отношении распространение методов лингвогеографических исследований порой характеризовали как революцию в диалектологии.

#5. Основным исходным положением ареальной лингвистики признаётся положение, согласно которому любое явление в языке, понимаемом как совокупность различных диалектов, имеет территориальное ограничение. Оно может быть замкнуто в границах одного диалекта, распространяться на несколько диалектов или даже охватывать сразу несколько языков.¹⁸ Именно эта территориальная ограниченность и позволяет использовать при изучении ряда лингвистических проблем метод картографии, в связи с чем используется понятие ареала – зоны распространения того или иного явления и изоглоссы – линии на карте, показывающей территориальные границы данного ареала. При этом, естественно, выбор фактов для картографирования определяется прежде всего целью исследования (существующие в данный момент диалектные явления, архаизмы и инновации, влияние других языков, ранее представленных в данном регионе или пограничных с ним, субстрата, суперстрата или адстрата и др.).

В методическом плане работа в области ареальной лингвистики характеризуется определённой техникой исследования и обычно подразделяется на три основных этапа: 1)подготовка языкового материала; 2)картографирование; 3)изучение и интерпретация материала, нанесённого на карты.

В ходе первого этапа, в тех случаях, когда речь идёт о собственно диалектологическом изучении, решается целый ряд задач, обеспечивающих должный уровень дальнейшего исследования, среди которых выделяют следующие:

-отбор пунктов, где будет проводиться опрос, составляющих в своей совокупности так называемую сетку, отличающуюся большей или меньшей степенью плотности (относительной удалённости или близости этих пунктов друг от друга);

-определение того, как будет проводиться опрос информантов (непосредственно или с помощью анкеты), а также решение вопроса о возможности применения так называемых косвенных методов (фотографирование, рисунки, иллюстрации, показывание информанту предметов, диалектные названия которых хотят получить, и т.п.);

-подбор самих информантов с учётом таких факторов как возраст, социальное происхождение, срок проживания в данной местности и т.д. (так называемая паспортизация информанта);

-принципы, по которым будет составляться словник для опроса (если последний осуществляется анкетным методом);

-установление методики проведения изоглосс в тех случаях, когда картина распространения того или иного явления не отличается ясностью;

-принципы фонетической транскрипции материала, т.е. такой системы записи, которая позволит отразить изучаемые факты в наиболее полном виде;

-принципы использования других источников, касающихся предмета исследования;

-выработка методики сбора материала в районах так называемой поздней колонизации, где выделение соответствующих ареалов может быть затруднено;

-решение проблемы паспортизации собранного материала, т.е. его системного описания и классификации;

-принципы членения самого диалектологического атласа на отдельные карты, выработка системы условных знаков для обозначения изучаемых языковых явлений и др.

Второй этап, как уже указывалось, состоит в самом процессе картографирования собранного материала, т.е. создании карт для диалектологического атласа. Однако оно ещё не является самоцелью лингвистических исследований и часто, наряду с первым этапом, квалифицируется как подготовительный этап для более важного – изучения и интерпретации того, что было нанесено на карту.

Одним из важнейших аспектов интерпретации карт считается так называемая группировка говоров. С этой целью проводится общее ознакомление с тем, что нанесено на карту в виде изоглосс, выявляются пучки последних и устанавливается, какие территориальные величины можно выделить на основе совмещения ареалов соответствующих языковых явлений. Затем производится установление так называемой иерархии территориальных подразделений, т.е. выделение более крупных и более мелких величин. Причем наиболее крупными считаются такие подразделения, которые получаются на основе бинарного членения и взаимного противопоставления друг другу. Их принято называть наречиями (например, для русского языка характерно, прежде всего, подразделение на севернорусское и южнорусское наречия). В пределах наречий устанавливаются отдельные диалектные зоны, выделяемые на основе сочетаний ареалов и пучков изоглосс, которые, находясь в своей части в пределах какого-либо наречия, могут и пересекать их границы. Наконец, устанавливаются группы говоров, причем отдельно выделяют переходные говоры, совмещающие черты разных наречий.

Наряду с диалектными данными картографироваться могут также иные материалы (топонимика, гидронимика и др.). Однако при всей важности картографического исследования, ни один атлас не может дать абсолютно исчерпывающее описание диалекта, поскольку его данные неизбежно носят в какой-то мере отрывочный характер. В этом смысле для большинства диалектологов характерна точка зрения, согласно которой ареальные исследования не заменяют монографического описания диалектов как определенных языковых систем, а дополняют их.

#6. Как уже отмечалось, ареальная лингвистика, наряду с чисто синхроническим (диалектологическим) аспектом, занимается и диахроническими вопросами, пересекаясь в определенной степени с проблематикой лингвогенетических исследований. При интерпретации нанесенных на карту языковых явлений необходимо ответить на вопрос, какие из них являются архаизмами, а какие – инновациями. Одним из первых методику такого различения предложил итальянский ученый М.Бартоли (кстати, он является автором термина «ареальная лингвистика»). Указывая, что главной ее задачей следует считать установление определенных взаимоотношений между географическим распределением слов и временем их появления в языках, Бартоли предложил следующие критерии.

1. Более архаичная стадия или фаза обычно сохраняется в более изолированных областях, имеющих меньше внешних контактов (так называемая норма изолированных областей, или норма области, удалённой от средств сообщения). Так, сравнивая названия лошади в более изолированной Сардинии и менее изолированной Тосканской области, можно заметить, что в первом случае используется слово ebba, явно происходящее из латинского equa, тогда как во втором зафиксировано слово caballa, представляющее собой новообразование.

2. Более архаичные стадии слов чаще сохраняются в периферийных географических ареалах (норма периферийных областей). Так, латинское mensa «стол» представлено в испанском и румынском языках, распространенных на территориях древней Иберии и Дакии (географически являвшихся периферией романского мира), как mesa и masa соответственно, тогда как в более центральных французском и итальянском языках в этом значении используются table и tavola.

3. Архаичные стадии слов сохраняются в более обширной по территории области (норма большой области). Так, в итальянском, французском и румынском слово, обозначающее брата, восходит к латинскому frater, тогда как лишь на территории древней Иберии (современная Испания) утвердилось новоообразование germanus.

4. Архаичные стадии слов сохраняются в зоне более поздней колонизации. Например, в Иберии, где латинский распространился позже, в значении «есть» сохранилось латинское comedere (совр. португальское comer), тогда как в итальянском утвердилось новообразование, восходящее к слову manducare.

5. Наконец, согласно Бартоли, необходимо принимать во внимание так называемую норму верхнего слоя, сущность которого заключается в следующем: если из двух состояний языка одно полностью или почти полностью вышло из употребления, тогда как второе сохранилось, то более вероятно предположить, что первое старше второго.

Свои принципы Бартоли разрабатывал на материале романских языков, хотя указывал на возможность их применения к индоевропейским языкам в целом. Однако и сам Бартоли вынужден был признать, что речь может идти лишь о преобладающих тенденциях в соотношениях между архаизмами и инновациями, а отнюдь не о законах в собственном смысле слова и что известны (в том числе и в самих романских языках) случаи противоположного характера. Кроме того, необходим одновременный учет нескольких норм, поскольку они могут вступать в противоречие друг с другом (например, меньшая область может вместе с тем быть изолированной и находиться на периферии). С другой стороны, в специальной литературе указывалось, что само по себе сосуществование двух фаз еще не говорит о том, что одна из них является более древней по отношению к другой. Так, португальское olho и итальянское occhio не происходят одно от другого, а представляют собой разные результаты эволюции одного и того же исходного материала – вульгарнолатинского oclu «глаз». Наконец, понятия архаизма и инновации часто являются не абсолютными, а относительными: само по себе слово caballus столь же архаично, как и equus., и новым следует считать лишь его употребление в значении второго.

Предложенная Бартоли методика требует проверки путем применения других методов. При наличии памятников древней письменности содержащиеся в них данные позволяют проверить результаты ареального исследования. В тех же случаях, когда последние отсутствуют или не содержат необходимых сведений, используют ряд приемов различения архаизмов и инноваций, основанных на учете различных косвенных данных. Наиболее показательными среди них считаются следующие.

• слово, имеющее словообразовательный суффикс, возникает позднее корневого;

• более полная форма слова обычно (хотя и не во всех случаях обязательно) является более архаичной, чем более краткая);

• смешанные языковые формы возникают позднее своих компонентов;

• отсутствие слова в праязыке и пестрота его репрезентации в родственных языках говорит об инновации;

• слова и формы, необычные для данного языка, обычно оказываются вторичными;

• ограниченное распространение слова в родственных языках часто свидетельствует о его инновационном характере;

• если одно явление получает в каком-либо языке полное развитие, а в других родственных ему языках представлено в зачаточном виде, то его следует считать вторичным;

• когда одно языковое явление развивается, а второе отступает, то оно обычно старше первого;

• производные значения слов, как правило, имеют более позднее происхождение;

• слова, в которых отражен процесс ассимиляции, или появившиеся в результате изменения по аналогии, представляют собой новообразования;

• лексика, этимологически не связанная с другими словами данного языка, обычно относится к заимствованной;

• в составе сложных слов часто оказываются архаические элементы и т.д.

#7. Вопрос о различении архаизмов и инноваций естественным образом связан с такой проблемой ареальной лингвистики, как определение центра появления инноваций и их распространения. Его значение определяется тем, что, согласно наиболее популярной точке зрения, никакое новое явление в языке не создается говорящим на нем народом одновременно. Творцом всегда является какой-то индивид, проживающий на определенной территории. Эта территория и становится первоначальной зоной распространения инновации и тем центром, откуда она проникает в другие регионы.

Выявление этого центра часто представляет собой большие сложности. При этом приходится учитывать ряд различных факторов. Например, в тех случаях, когда какое-либо явление распространено на двух смежных территориях, считается более вероятным предположение, согласно которому первоначальным центром возникновения инновации, скорее всего, будет та территория, где оно обладает большей частотностью употребления. Например, так называемое передвижение согласных в немецком языке (переход смычных p,t,k в спиранты и аффрикаты) наиболее систематично представлено в верхненемецких диалектах, которые и считаются очагом возникновения данной инновации, а в диалектах Рейнской области имеется довольно значительный слой лексики, не охваченной указанным передвижением.

Определенную роль при определении центра инновации отводят и так называемой конфигурации лингвистического ландшафта, отражаемого нанесенными на карте изоглоссами. Например, клинообразное или ступенчатое расположение часто бывает связано с распространением инновации. Однако, если на основании каких-либо данных известно, что явления, ныне распространенного в двух смежных областях, ранее не было в одной из них, то центром его распространения можно считать другую область. Так, поскольку в нижненемецком отсутствовал общераспространенный суффикс уменьшительности, то его наличие (в виде -tje, -ske или –ke)¹⁹ показывает, что центром распространения являлись Нидерланды.

Привлекаются для указанной цели и данные экстралингвистического характера. Например, если какая-либо территория известна как центр средоточения определенной сферы деятельности (ремесла, торговли и т.п.), тогда как другие области не имеют подобной характеристики, то именно первую принято считать наиболее вероятным центром распространения инновации. Так, анализируя широко распространенное название шила в нескольких граничащих друг с другом романских языках (франц. alesne, старофранц. alesne, итал. lesina< alisna, исп. alesna), исследователи пришли к выводу, что центром его возникновения, по-видимому, являлась Северная Франция, где было особенно развито сапожное ремесло и изобретено усовершенствованное шило, а уже оттуда это название проникло в Италию и Испанию.

Однако наиболее эффективным средством определения центров распространения инноваций считается сопоставление данных лингвистической географии с тем материалом, который содержится в памятниках древней письменности (естественно, при их наличии). Так, анализируя уже известный нам пример со словами equa и caballa, М.Бартоли указывал, что близкое расположение двух территорий, на которых первое было вытеснено вторым – Галлии и Италии, показывает, что центр возникновения данной инновации следует искать в какой-либо из этих стран. Изучение письменных памятников позволяет удостовериться, что слово caballa раньше появляется в текстах, созданных на территории Италии, которая и должна быть признана центром данной инновации. Аналогичным образом, известно, что в самой Москве еще в XVII в. не было известно название «москвич», вместо которого употреблялись другие, например, «москвитин». Поскольку впервые это слово зафиксировано в южновеликорусских памятниках, есть все основания предположить, что именно оттуда оно и пришло в русский литературный язык.

Среди других аспектов ареальной лингвистики, связанных с лингвистической проблематикой, можно назвать и восходящую к работе Шмидта проблему диалектов праязыка, которой занимались А.Мейе, М.Бартоли, В.Порциг и др. Эти ученые пытались обрисовать диалектологический ландшафт индоевропейской языковой области, в частности, обосновать выделение в ней западного (германские, кельтские, италийские) и восточного (индоиранские, славянские, балтийские, армянский и албанский языки) ареалов. Вместе с тем, несмотря на ряд интересных результатов, полученных в данной области (включая использование топонимического и гидронимического материала) и пересмотр многих положений Шмидта, большинство специалистов пришло к выводу, что более или менее точно можно установить лишь сам факт вхождения какого-либо языка в более древнюю языковую общность, однако создание точной карты диалектов праязыка, отражающей их расположение в определенный исторический момент (наподобие современных лингвистических атласов) не представляется возможным.

#8. Особую роль играют методы ареальной лингвистики при изучении языковых контактов. В самом общем виде языковые контакты определяются как следствие вызванного какими-либо причинами взаимодействия между языками на определенной территории, в результате которого системы языков претерпевают определенные изменения, обусловленные названным процессом.

Основными понятиями, используемыми при изучении языковых контактов, являются субстрат, суперстрат и адстрат. Субстрат – это совокупность таких черт языковой системы, которые не могут быть выведены из внутренних законов развития данного языка и восходят к языку, ранее представленному на данной территории (кельтский в английском, галльский во французском и др.). Суперстрат – это совокупность черт языковой системы, которая опять-таки не выводится из внутренних законов развития данного языка, но, в отличие от субстрата, представляет собой результат растворения в данном языке языка пришлых этнических групп, ассимилированных коренным (по отношению к этим группам) населением (французский в английском, германский во французском и др.). Наконец, адстрат квалифицируют как такую совокупность черт языковой системы, которая является результатом влияния одного языка на другой в условиях длительного сосуществования народов (ср. схожие черты в пограничных французских и итальянских говорах).

Субстратные/суперстратные явления могут выявляться как в пределах одного, так и целой группы языков, если есть основание предполагать у них наличие общего субстрата. Причем последнее возможно только в тех случаях, когда влияние субстрата системно отражается на разных языковых уровнях (фонетика, лексика, морфология, синтаксис) и не может быть объяснено как результат естественного развития структуры данного языка. Но здесь возникают определенные сложности. Например, в новогреческом языке отсутствует инфинитив, что, с одной стороны, объясняют влиянием неизвестного языка-субстрата (поскольку так обстоит дело и в других балканских языках), хотя, с другой стороны, отмечалось, что и в самом греческом языке происходили процессы, которые могли привести к такому результату.

Методы ареальной лингвистики позволяют картографировать языковые явления, относительно которых имеется достаточно оснований считать, что они представляют собой воздействие субстрата и, таким образом, выявлять область их распространения. Так, в латинском языке числительные 80 и 90 образовывались по модели «восемь десятков» и «девять десятков» (octoginta и nonaginta). Во французском же языке используется модель 4x20 (quatre vingt) и 4x20+10 (quatre vight dix). Поскольку, как отмечалось выше, на территории современной Франции представлен галльский (кельтский) языковой субстрат, названную модель часто объясняют именно его воздействием, так как она представлена и в других кельтских языках.

Собираемые благодаря лингвогеографическим изысканиям данные топонимики и гидронимики также в значительной степени способствуют установлению субстратной основы в том или ином языке – прежде всего потому, что позволяют более точно очертить ареал распространения языка-субстрата. Так, представленная на территории Греции догреческая топонимика характеризуется определенными суффиксами: -nth – Korinthos (Коринф), -assos – Parnassos (Парнас) и др. Ареальные изыскания показали, что аналогичные признаки обнаруживаются в топонимике Малой Азии и Апениннского полуострова. Отсюда делается вывод, что древнее население этих территорий было родственно тому, с которым столкнулись греки при заселении территории в области Эгейского моря.

Исследование адстратных явлений связано с изучением так называемой языковой аттракции. Ее сущность заключается в том, что языки, расположенные цепью на смежных территориях, приобретают от своих соседей некоторые черты (графически это иногда изображается в виде следующей схемы 1^2^3 ^4 … и т.д.) Причем результаты языковой аттракции также могут быть выражены в различных формах: заимствование слов и словообразовательных моделей, приобретение сходных значений грамматических форм, усвоение синтаксических моделей и т.д.. Это отражается на карте в виде соответствующих изоглосс, причем обращается внимание на то обстоятельство, что ареальное исследование должно прежде всего установить, что центр распространения данного явления действительно находится на территории соседнего языка, а воспринявший язык сохраняет его основные черты. Так, некоторые причастия в татарском языке в соединении с притяжательными суффиксами могут приобретать глагольное значение. В удмуртском языке (принадлежащем к угро-финской семье языков) наблюдается аналогичная картина, тогда как в родственном ему языке коми она отсутствует. Отсюда делается вывод, что причиной названного явления в удмуртском языке может быть именно влияние татарского. Правда, в литературе отмечалось, что изучение языковой аттракции иногда осложняется тем, что какой-либо из соседствующих языков может частично выступать и в роли субстрата, т.е. он ранее мог быть представлен и на соседней территории.

#9. В ареальной лингвистике центральным понятием является понятие языкового союза. Так принято называть группу языков, в течение очень длительного исторического времени сосуществующих на определенной территории и контактирующих друг с другом. Сохраняя свою самостоятельность, они вместе с тем вырабатывают некоторые общие черты, которые нельзя объяснить общим происхождением. Поскольку эти черты являются не унаследованными, как в языковой семье, а приобретенными, для их обозначения используется термин вторичное родство или сродство.

Разработка проблематики, связанной с изучением языковых союзов, имеет довольно длительную предысторию, которая началась задолго до выделения ареальной лингвистики в отдельную языковую дисциплину.

Уже в 20-х годах XIX столетия чешский славист Б.Копитар отмечал, что в различных языках Балканского полуострова можно заметить некоторые общие черты. Позднее Ф.Миклошич (хорват по происхождению) указывал на общие черты румынского, болгарского, албанского и греческого языков, называя их автохтонным элементом и объясняя влиянием исчезнувших языков – иллирийского или фракийского. Разрабатывали эту тематику и другие ученые (Г.Шухардт, Ч.Педерсен, Кр.Занфельд и др.), однако наиболее известной стала концепция балканского языкового союза, предложенная славистами Пражской лингвистической школы, в первую очередь, Н.С.Трубецким в 20-х- 30-х годах XX в.

Входящие в балканский языковой союз языки: болгарский (южнославянская подгруппа славянской группы индоевропейской семьи языков), македонский (южнославянская подруппая славянской группы), румынский (романская группа), албанский и греческий (каждый из которых составляет самостоятельную группу индоевропейской семьи), хотя и относятся к индоевропейской языковой семье, но близкое родство между ними отсутствует (за исключением болгарского и македонского). Тем не менее, в них выработался комплекс общих черт – балканизмов (по терминологии Н.С.Трубецкого), объяснить который можно только длительным воздействием языков друг на друга. Можно перечислить следующие общие черты в этих языках:

- наличие в болгарском, албанском и румынском постпозитивного артикля;

• исчезновение инфинитива;

• общая модель образования будущего времени: «хочу, чтобы я написал» в значении «напишу» или «буду писать»

• совпадение форм родительного и дательного падежей

• энклитическое²⁰ употребление притяжательных местоимений

• наличие так называемой репризы – употребление местоимения в винительном падеже наряду с объектом действия, выраженным именем существительными и т.д.

Позднее группы языков, принадлежащие к разным семьям, но имеющие общие черты, выделялись на территории Прибалтики (латышский, литовский, латгальский, эстонский), между Волгой и Камой (марийский, удмуртский, чувашский, татарский, башкирский) и др. В результате изучения языковой союз стали определять как особую ареальную общность языков, которая характеризуется комплексом общих структурных признаков на разных уровнях языковой системы. Наиболее проницаемым уровнем языковой системы признается синтаксис, а наименее проницаемым – фонетика. При определении ареалов языковых союзов прежде всего выявляются эти общие особенности, которые заносятся либо на общую карту, либо на отдельные карты, отражающие каждое явление особо. Приходится учитывать, что само формирование языкового союза представляет собой очень длительный исторический процесс, на который оказывает влияние целый ряд находящихся в достаточно сложных отношениях друг с другом факторов (влияние общего субстрата, наличие языковой аттракции, возможность случайных конвергенций и др.).

#10. Развитие ареальной лингвистики и, в первую очередь, разработка учения о языковых союзах, побудили некоторых лингвистов к пересмотру традиционной концепции языковой семьи. Как уже отмечалось в предыдущем разделе, такая позиция была характерна для представителей итальянской неолингвистики и самого Н.С.Трубецкого. В статье «Мысли об индоевропейской проблеме» Н.С.Трубецкой как раз и выдвигал идею о том, что индоевропейские языки представляют собой продукт не дивергентного, а конвергентного развития. Он предложил шесть структурных признаков индоевропейской языковой системы: 1. отсутствие гармонии гласных 2. число согласных, допускаемых в начале слова, не беднее числа согласных, допускаемых внутри слова; 3. слово не обязательно начинается с корня; 4. образование форм осуществляется не только с помощью аффиксов, но и при помощи чередования гласных внутри основы; 5. наряду с чередованием гласных известную роль при образовании грамматических форм играет и внешне обусловленное чередование согласных; 6. подлежащее непереходного глагола трактуется точно так же, как и подлежащее переходного глагола.

По утверждению Трубецкого, порознь каждый из этих признаков может встречаться и в других языках, но вместе они представлены лишь в индоевропейских языках. Таким образом, наличие в каком-либо языке всех этих признаков (вызванных длительным сосуществованием с другими языками) позволяет квалифицировать его как индоевропейский независимо от того, доказано или нет его первичное родство с другими индоевропейскими языками.

Действительно, названные Н.С.Трубецким шесть признаков позволяли отграничить индоевропейские языки от территориально смежных языков семитской, финно-угорской, кавказской языковых семей. Однако критики Трубецкого указывали, что, не говоря уже о явной неоправданности отождествления ареальной и генетической группировок, рассмотренная концепция не учитывает того обстоятельства, что структурное сходство может быть вызвано и явлением изоморфизма, т.е. независимого развития нескольких языков, не связанных ни общностью происхождения, ни географической близостью и, таким образом, иметь чисто типологический характер. Подтверждением этому является тот факт²¹, что все перечисленные признаки можно найти в языке такелма – одном из индейских языков штата Орегон (США), ни о родстве, ни о сродстве которого с индоевропейскими языками (как бы их не определять) говорить не приходится.