В начало статьи формы участия лидера в телерадиопрограммах

 

 

Иногда лидер оказывается на телеэкране не по своей воле – просто ТВ ведет трансляцию или записывает репортаж с какого-либо объекта, и операторы берут в кадр известные лица, выделяющиеся из толпы. Появляясь на публике, политик должен уметь определять поле зрения находящихся там камер и принимать решение о целесообразности демонстрации собственной персоны. Так, Михаил Горбачев, остановив свою машину где-нибудь в нью-йоркской толпе, безошибочно направлялся в сторону работающих камер и, пожимая руки простым гражданам и охранникам, выходил на эффектный крупный план. Борис Ельцин, прибыв в Санкт-Петербург для участия в захоронении останков царя Николая Второго, поступил иначе. Его машина подошла не к тому крылу собора, где ждали телекамеры и репортер НТВ Павел Лобков, оповестивший зрителей, что вот сюда должен подъехать президентский кортеж. Президента провели с другой стороны. Во время церемонии (как все, возможно, еще помнят) Ельцин – единственный – сидел. Видимо, у него были причины по возможности избегать телекамер.

В истории американского ТВ записан день 24 апреля 1981 года. Тогда в Белом доме помощник пресс-секретаря Ларри Спикс объявил журналистам, что президент Рональд Рейган отменяет эмбарго на вывоз зерна в СССР. Тут же Спикс попросил не сообщать об этом до 16.00, а дело происходило в полдень. Он не учел, что к трем общенациональным сетям, записывавшим репортаж для трансляции в вечерних программах, прибавилась четвертая – круглосуточная новостная сеть Си-эн-эн, гнавшая «картинку» и звук в прямой эфир. В том числе все запреты, ограничения и указания Спикса журналистам.

На Западе публичные политики довольно быстро приспособились к новым условиям, диктуемым телевидением, и стали использовать его в своих интересах. В 1977 году, например, состоялась (по инициативе Си-би-эс и ее знаменитого ведущего Уолтера Кронкайта) «телевизионная встреча» (по-нашему – телемост) между египетским президентом Садатом и израильским премьером Бегином. С этого начались переговоры о мире – через головы чиновников, через госграницы лидеры обратились к народам.

А ведь еще в конце 50-х опыт телемоста президента Эйзенхауэра, которому задавали вопросы студенты по обе стороны океана, не прибавил этому лидеру популярности (по мнению Ю. Борева, описавшего эту передачу в книге «Введение в эстетику»). Видимо, Эйзенхауэра вдохновил удачный опыт сенатора Ричарда Никсона, баллотировавшегося в 1952 году в вице-президенты. В своей блестяще подготовленной речи о необоснованности предъявленных ему обвинений он заверил избирателей в том, что всем членам его семьи всегда была присуща скромность: часть собственности заложена, жена не имеет норковой шубы, «зато у нее есть простое респектабельное республиканское пальто, а я всегда говорю ей, что в нем она выглядит прекрасно». Затем Никсон, выдав отрепетированное смущение, признал, что один подарок в ходе предвыборной кампании он все же получил. И – продемонстрировал телезрителям щенка, маленького коккерспаниеля, которого дочери назвали Чекерсом. «Дети так полюбили щенка, – сказал Никсон, – что я намерен оставить его у себя». Так сказать, невзирая на критику. В сознании зрителей сложился имидж не только опытного политика, но и заботливого мужа и отца, главы скромного семейства. (Как не вспомнить тут пример из нашего отечественного мифотворчества: «он как вы и я, совсем такой же, только может быть, у самых глаз мысли больше нашего морщинят кожей, да насмешливей и тверже губы, чем у нас»). Выступление Никсона на Си-би-эс вошло в монографии и учебники как «Чекерс спич» – речь о Чекерсе. Собачка стала персонажем истории ТВ.

Отчего же не заладилась после этого передача с Дуайтом Эйзенхауэром? Он и его команда, по-видимому, не учли, что подготовка к дискуссии со студентами через телемост должна быть совсем не такой, как репетиции простого выступления в студии – пусть даже с собачкой. Методика – иная. Не учел этого, впрочем, и сам Никсон, провалившись в 1960 году на теледебатах с Джоном Кеннеди. Ему удалось взять реванш только в 1968-м, а четыре года спустя, уже, будучи президентом, он разумно отказался от теледебатов с политиком, значительно уступавшим ему в популярности.

Как видим, многое решает опыт, политики учатся на ошибках. Раньше это происходило прямо на публике, теперь они занимаются видеотренингом в собственных студиях под руководством специалистов.

Папу римского тоже можно отнести к публичным политикам. В конце 60-х в рождественскую ночь понтифик сделал эффектный ход. Он поехал на сталелитейный завод, к людям, которые в эту ночь не могли быть со своими семьями из-за непрерывного характера производства. Советские журналисты, видевшие эту прямую трансляцию, удивились четкости, организованности вроде бы неподготовленного показа. «Неужели, – спросили они итальянцев, – вы с папой репетировали?» Коллеги ответили: «папа профессионал, он знает, что благословлять рабочего надо так, чтобы взгляд был направлен в сторону камеры».

Был и у нас в 70-е годы опыт, к которому целесообразно обратиться сегодня. Каждую неделю в эфир выходили 45-минутные программы о республиках, краях и областях. Они носили, конечно, парадный характер, показывали только самое лучшее – в том числе лучших людей, начиная – в обязательном порядке – с первого лица: секретаря обкома, крайкома или ЦК союзной республики. Приезжая в очередную область на две недели для подготовки передачи, московские журналисты отвергали предложения местных товарищей «заснять Ивана Ивановича в кабинете». Ссылаясь на «мнение Старой площади», журналисты ЦТ (и автор этих строк в том числе) говорили примерно так: ну представьте, какое мнение у народа будет о партийных руководителях, если сто первых секретарей в ста кабинетах будут читать сто текстов, подготовленных сотней помощников – и потому одинаково безликих. Мы должны показать симпатичного, умного секретаря в общении с народом.

Эта демагогия действовала безотказно. Первые секретари покорно ехали на тот объект, который им предлагался, и принимали участие в более или менее интересном действии, задуманном журналистами. Эти передачи, как вскоре выяснилось, активно обсуждались при встречах первых секретарей в кремлевской курилке или на той же Старой площади. Появилась даже некоторая ревность – чтобы для следующего придумали экранные обстоятельства не хуже, чем для предыдущих Иванов Ивановичей.

Один из секретарей очень боялся участия в передаче, но – положение обязывало, настала его очередь. Учитывая робость начальника, журналист предложил, во-первых, просто пройти по улице вдвоем, с рассказом о детстве, о матери (секретарь был родом из этого города). А ритуальные фразы про верность долгу и лично Леониду Ильичу мы напишем крупно на бумажке. Бумажку будет держать у своего левого плеча журналист, стоящий вполоборота к собеседнику. Этот «диалог» проведем на центральной площади, у памятника борцам революции. Если чтец собьется, сделаем второй дубль. Для перебивок снимем городские виды – прилегающие к площади улицы.

Во-вторых, секретарю было сказано, что на Би-би-си тем гостям, кто робеет перед выходом в эфир, предлагают выпить немного коньяка. Граммов 20. Ну, раз на Би-би-си так заведено, то и нам можно.

И вот в день съемки первый секретарь пригласил журналиста, вместе с председателем областного телерадиокомитета, пройти через незаметную дверку в комнату отдыха за кабинетом. Там открыл еще более незаметную панель в стене, за ней оказался сейф. Из сейфа была вынута бутылка армянского коньяка и три хрустальных стакана. Двадцатью граммами, понятно, на Руси ограничиться нельзя. Не Би-би-си все-таки. Но съемки прошли удачно.

Такая своеобразная работа требует от журналиста особых дипломатических навыков. Конечно, это не совсем журналистика. Скорее служба паблик рилейшнз. Все мы рекламировали одну корпорацию – руководство ЦК КПСС. Это не шло вразрез с нашими убеждениями, тогда либеральные журналисты мечтали о «социализме с человеческим лицом» и вовсю старались обеспечить человеческий облик партийным начальникам.

В Кировограде, на Украине, приезд телегруппы совпал с 60-летием местного героя, земледельца Гиталова. Первый секретарь приехал за сто километров к нему домой – поздравлять. Одна камера стояла возле точки, где произойдет встреча персонажей (целоваться будут или просто руки пожмут – деловито осведомился оператор), вторая – у лавочки, предусмотрительно развернутой по солнышку, с хорошим сельским фоном. Гиталову подсказали, что хорошо бы спросить секретаря: вот вы сейчас ехали на машине сто километров, как хлеба вдоль дороги, какие виды на урожай? И – пошло-поехало. Никто не смотрел в камеру, оба собеседника, имея большой жизненный опыт, оказались неплохими актерами.

Также за сто километров приехал на съемки секретарь из города Куйбышева (ныне Самара). Возле сборочного конвейера он общался с длинноволосыми парнями, узнавая, как они отнесутся к переменам в графике работы – теперь выходной будет приходиться не на субботу... Был, разумеется, придуман и другой, деловой повод появления высокого гостя на ВАЗе. Еще в одном городе ради съемок рассекретили завод, работавший на космос – секретарь приехал туда вручать ордена, а заодно пообщаться по заранее намеченному сценарию. Телегруппа как бы ненавязчиво подсматривала за этим процессом. В Туле ради приезда первого секретаря заасфальтировали подъезды к Щекинскому химкомбинату – чтобы «Чайку» не качнуло на ухабах. На полуострове Мангышлак слетали с первым секретарем на вертолете к нефтеразведчикам, по пути заглянули в верблюдоводческий совхоз. И так далее, и тому подобное. Работает ли так кто-нибудь с нынешними губернаторами? Едва ли. Между тем в 70-е годы Главная редакция пропаганды ЦТ СССР ничего, по сути, нового не придумала. Был лишь скопирован опыт создания позитивного имиджа власти, наработанный в Соединенных Штатах Америки. И если наша родная компартия могла, в принципе, обойтись без подобных спектаклей (все равно заставят всех прийти и единодушно проголосовать за единственного кандидата) – то в США предстать перед общественностью в лучшем виде было крайне важно для политической карьеры.

«Я не понимаю, что вы называете манипулированием, – заявил как-то видный чиновник из окружения президента США. – В определенном смысле Белый дом является театром, и мы ставим наш спектакль. С появлением ТВ Белый дом становится театром все в большей степени, и вполне естественно, что с годами сотрудники аппарата все больше превращаются в постановщиков». Телевизионные спектакли с Рональдом Рейганом в главной роли ставились и «на выезде» – от палубы авианосца «Констеллейшн» в Тихом океане до свинофермы в штате Айова. В таких же спектаклях участвовал в 1996 г. Борис Ельцин. Имиджмейкеры, умотавшие его до полусмерти, добились главной цели – победы на выборах.

Кампания «Голосуй, или проиграешь», рассчитанная на привлечение молодежи к электоральному процессу, была скопирована с американской. Но если в США колесящие по стране звезды эстрады всего лишь призывают молодежь прийти к урнам в день выборов – то наши впрямую агитировали за Ельцина. Потому что там от смены президентов почти ничего не меняется, даже цены в магазинах. У нас же мог измениться общественный строй. Поэтому наше ТВ и нарушило демократические принципы – во имя самой демократии.

Калькируя заморский опыт, приходится учитывать не только наши ни на кого не похожие условия балансирования между рынком и коммунизмом, не только менталитет зрителей и слушателей, но и возможности «главных исполнителей». Не прижились у нас регулярные радиобеседы Ельцина, явно скопированные с рузвельтовских. Ключевую фразу первой беседы Рузвельта цитировали все газеты, повторяла вся Америка: «Единственное, чего нам следует опасаться – это страх». Рузвельт приятным баритоном выражал уверенность, что нация преодолеет кризис, для этого есть все средства и возможности. Журналисты так писали о радиобеседах Рузвельта: возникает впечатление, что президент заглянул к своим слушателям на чашку чая, решив поделиться своими заботами. Однажды он остановился на полуфразе и попросил стакан воды. Радио донесло до слушателей бульканье наливаемой в стакан воды и фразу президента: «Друзья мои, сегодня в Вашингтоне очень жарко». Для этих «бесед у камина» в Белом доме, действительно в помещении с камином, была оборудована радиостудия. Во время выступлений рядом с президентом сидела его жена, Элеонора Рузвельт, и молча что-то вязала.

Разница между американским и нашим восприятием одних и тех же «режиссерских замыслов» видна хотя бы по негативному отношению советской аудитории к появлению «на людях» первой леди – во времена «перестройки и гласности». Во время зарубежных поездок мужа освещать самостоятельную благотворительную деятельность Раисы Максимовны было доверено специальному тележурналисту – как мы помним по программе «Время», чаще всего это была Татьяна Комарова, а в Японию взяли Сергея Ломакина – в награду за его на редкость хамское интервью с Ельциным, бывшим тогда в опале (чего стоит лишь одна, заключительная фраза Ломакина: «Мне было интересно с вами, Борис Николаевич»). Когда во время предвыборной кампании 1996 г. один из имиджмейкеров предложил более активно подключить к этому делу Наину Иосифовну – чтобы она с дочерьми съездила, к примеру, в Ростов, побыла в госпитале, где лежат инвалиды чеченской войны – это предложение было с гневом отвергнуто. Может быть, потому, что оно буквально повторяло опыт царской семьи – как известно, Александра с дочерьми проводила немало времени в госпиталях во время первой мировой войны. Но скорее был учтен печальный опыт активности в телекадрах предыдущей «первой леди».