Типология журналистики русского зарубежья по интересам аудитории (до 30-х годов включительно)

Типы изданий*	Число изданий	Процент от общего числа
Литературные	64	25,0
Общественно-политические	48	18,6
По вопросам культуры	28	10,9
По вопросам экономики и хозяйства	29	11,3
Партийные	30	11,7
Религиозные	21	8,2
Исторические	15	5,8
Земские	5	1,9
Евразийские	5	1,9
Другие проблемы
(наука, искусство, сатира)	12	4,7
Всего:	257

* При определении типа издания по интересам аудитории взята преобладающая характеристика. Без сомнения, представленная дифференциация во многом условна, хотя такие издания, как религиозные, партийные, земские, евразийские, идентифицированы точно.

Несмотря на условность предложенной дифференциации журналистики русского зарубежья, общая картина вполне объективна. Журнал был прибежищем интеллигенции. Многие писатели и поэты существовали за счет гонорара, хотя и достаточно скудного. Нередко даже такие известные авторы, как Д. Мережковский, З. Гиппиус, М. Цветаева, А. Куприн испытывали большие материальные трудности. Рижский еженедельник «Для вас» писал в 1934 г.: «Куприн, гордость русской литературы, перебивается с хлеба на квас!»3. Это обстоятельство реальной жизни вызывало потребность в журналах – литературных, экономических, хозяйственных (инженерных), по вопросам культуры (педагогических).

Одной из существенных особенностей печати русского зарубежья было то, что в ней много места отводилось литературе. В этом проявились традиции русской дореволюционной периодики. В России XIX в. наблюдалась тесная связь литературного и журналистского творческого процессов. XX век политизирует журналистику, выявляет более полно ее специфику и обособляет от литературного процесса, превращая в конце концов даже книгу в СМИ, используемое в политических целях.

Естественно, российская аудитория нуждалась в адаптации к новой среде, новому информационному полю, в котором она жила. Отсюда появление в журналистике большого числа общественно-политических изданий. Ностальгические настроения, старение основной части читателей, обращавшихся к воспоминаниям о прошлом, привели к появлению немалого числа исторических журналов и сборников. Среди них такие, как «Архив русской революции», издаваемый И.В. Гессеном, «Архив гражданской войны», «Белый архив», «Белое дело» и др., сохранившие для нас огромное число документов и свидетельств тех лет.

Журналистика русского зарубежья отличалась от советской сетью религиозных изданий. Если в СССР сеть церковных ведомостей была полностью свернута, вся конфессиональная периодика к 30-м годам вообще была изжита, то в эмиграции происходило нечто противоположное. Журналистика русского зарубежья сохранила традиции России и в то же время развила их.

Теософская мысль, духовная жизнь достигли в эмиграции необычайного подъема, пережили своеобразный ренессанс4. Конфессиональная литература была представлена теоретическими, информационными, молодежными изданиями разных направлений православия.

Социально-демографические особенности российской аудитории нашли отражение в периодике – военной, казачества, земства, молодежной, в том числе студенческих изданий, религиозной, детской, крестьянской. В аудиторию эмиграции влилось белое воинство, что предопределило возникновение своеобразной сети изданий, обслуживающих его интересы. По подсчетам А.А. Геринга, существовало 75 наименований общевоенных журналов и газет, 11 морских и 61 казачьих5. В военной печати эмиграции много места отводилось мемуарам, анализу прошедших сражений с Красной Армией, прожектам борьбы с Советами.

Естественно, в условиях эмиграции не могло быть, как в России или СССР, официальной сети изданий. В этом смысле газеты и журналы русского зарубежья были национальными, рассчитанными на знающих русский язык, объединяющими всех русских, проживающих в определенной стране. Собственно национальный срез эмигрантского общества, как и в дореволюционной России, был выражен в типологии журналистики слабо, хотя и выходил ряд национальных изданий для беженцев из России.

Одной из отличительных черт журналистики русского зарубежья по сравнению с советской была ее многопартийность. «Русская политическая периодика в эмиграции, – отмечает Роман Гуль, – шла от монархистов справа до анархистов – влево, через эсеров, эсдеков, энесов, кадетов, сменовеховцев и др.»6. Действительно, выходили монархические издания («Возрождение», «Грядущая Россия», «Державная Русь», «Двуглавый орел», «Высший монархический совет», «Новое время» и др.); кадетские («Последние новости», «Руль», «Общее дело» и др.); эсеровские («Революционная Россия», «Дни», «Народное дело» и др.); социал-демократические («Социалистический вестник», «Заря» и др.); фашистские (в середине 30–40-х годов).

Общей тенденцией для части этих партийных изданий было, можно сказать, угасание партийности. Те газеты и журналы, которые старались расширить свою аудиторию, вынуждены были все меньше и меньше давать партийной информации, стремились к меньшей тенденциозности. Такой путь прошли наиболее известные издания – «Современные записки» и «Последние новости». Часть прессы, наоборот, была подчеркнуто партийной, но в целом процент партийной печати был незначителен. К ней надо отнести журналистику внутрипартийной большевистской оппозиции, включавшей в себя Л.Д. Троцкого и его сторонников. В периодике этого направления центральное место занимает «Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев)» (официально – редактор Лев Седов, сын Л.Д. Троцкого, который по февраль 1938 г. фактически был шеф-редактором издания)7.

Лидер этого движения был блестящим журналистом, начинал политическую деятельность как литератор и организатор подпольных социалистических изданий, активно сотрудничал в дореволюционной демократической печати («Восточное обозрение», «Киевская мысль» и др.)8 и закончил жизнь за письменным столом, редактируя рукопись своего будущего убийцы. Именно Л.Д. Троцкий с начала 20-х годов был наиболее последовательным обличителем сталинизма во всех его проявлениях. При этом он и его сторонники активно использовали журналистику.

После высылки из СССР Л.Д. Троцкий почти сразу же начинает выпуск «Бюллетеня оппозиции (большевиков-ленинцев)» (июль 1929 – август 1941)9. Вышло 87 номеров в 65 книгах. «Непосредственная цель этого издания, – говорилось в первом номере, – состоит в том, чтобы обслуживать практическую борьбу в советской республике за дело Маркса и Ленина». Редакция стремилась расширить круг своих авторов. Так, в бюллетене были напечатаны наиболее значительные произведения X. Раковского, оказавшегося по воле В.И. Сталина в ссылке в Астрахани, откуда он откликался воззваниями и статьями на актуальные события, внутрипартийный террор, коллективизацию, провал первого пятилетнего плана и др.

Но, конечно, Л.Д. Троцкий был главным вдохновителем и публицистом бюллетеня, многие номера которого заполнялись его статьями. Например, в январском номере за 1935 г. были помещены комментарии Л.Д. Троцкого к убийству С.М. Кирова и развернувшимся вокруг этого трагического события репрессиям и спекуляциям. В августе – сентябре 1939 г. были опубликованы его статьи «СССР в войне», «Загадка СССР», «Сталин – интендант Гитлеpa», «Германо-Советский союз», «Империалистическая война, рабочий класс и угнетенные народы» и др. Всесторонняя критика сталинизма, анализ его истоков, природы и последствий составляют основу содержания «Бюллетеня оппозиции» и публицистики Л.Д. Троцкого периода эмиграции. Недаром И.В. Сталин был постоянным и внимательным читателем этого издания, а порой, поскольку в редакции был сталинский соглядатай, знакомился с будущими публикациями раньше всех, о чем свидетельствует следующий документ:

«Совершенно секретно, т. Сталину, т. Молотову.

Направляю Вам агентурно изъятые нами из текущей переписки Седова копии двух статей Троцкого от 13 и 15 января 1938 года под заглавием «Продолжает ли советское правительство следовать принципам, усвоенным 20 лет назад» и «Шумиха вокруг Кронштадта».

Указанные статьи намечены к опубликованию в мартовском номере «Бюллетеня оппозиции».

Народный комиссар внутренних дел СССР

Генеральный комиссар государственной безопасности

25 февраля 1938 года Ежов»10.

Наконец, одним из типоформирующих признаков журналистики русского зарубежья стало стремление беженцев установить в той или иной степени связи с родиной, подчеркнуть общность культуры диаспоры и метрополии. Как показано в нашей книге «Между двух войн: журналистика русского зарубежья (1920–1940 гг.)», контакты белой эмиграции с красной Россией тогда были достаточно разнообразными, а стремление к ним было двусторонним, хотя в ходе укрепления власти И.В. Сталина они сокращаются. В конечном итоге режим Сталина в целях самосохранения воздвигает железный занавес между диаспорой и СССР.

Наиболее полно надежды и сомнения эмиграции, ее поиск духовного общения с родиной, возможности вернуться домой выразились в сменовеховстве. Об этом направлении уже немало написано. Оно рассматривается и как троянский конь в лоне русского зарубежья, и как естественное стремление россиян вернуться домой11. На наш взгляд, существовали объективные причины возникновения подобного направления в той или иной форме. Нельзя судить о нем слишком прямолинейно. Другое дело эксплуатация такого рода настроений со стороны руководства метрополией, его естественное желание расколоть эмиграцию, чтобы уменьшить опасность военных угроз и т.д. Представляется справедливым замечание современного историка А.В. Квакина: «Однако даже наличие финансовой подпитки не дало бы возможности организовать достаточно широкое общественно-политическое движение в Советской России и белой эмиграции. Можно было бы выпустить на большевистские деньги сборник, наладить издание газеты или журнала, но речь идет о массовой поддержке, наличии предшествующих идей, стремлении белого движения избежать дальнейшего распространения сменовеховских идей»12.

В 1921 г. в Праге выходит сборник статей «Смена вех», объединивший имена известных тогда публицистов и политиков. В их числе профессор Н.В. Устрялов, кадет, руководитель бюро печати Омского правительства; профессор Ю.В. Ключников, кадет, министр иностранных дел этого же правительства; профессор С.С. Лукьянов, один из организаторов антибольшевистского восстания в Ярославле; адвокат А.В. Бобрищев-Пушкин, товарищ Председателя Союза 17 октября, член правительства Деникина; профессор С.С. Чахотин, кадет, руководитель «Осведомительного отделения» Добровольческой армии и др.13 Политическая платформа сборника сформулирована в названии статьи С.С. Чахотина «В Каноссу!». Ее автор пишет: «Мы не боимся теперь сказать: “Идем в Каноссу! Мы были не правы, мы ошиблись. Не побоимся же открыто и за себя и за других признать это”. Наш долг – помочь лечить раны больной родины, любовно отнестись к ней, не считаться с ее приступами горячечного бреда. Ясно, что чем скорее интеллигенция возьмется за энергичную работу культурного и экономического восстановления России, тем скорее к больной вернутся все ее силы, исчезнет бред и тем легче завершится процесс обновления ее организма»14.

По сути, это был призыв к эмиграции признать новую власть, принять участие в возрождении России, заняться просвещением народа. Поход в Каноссу рассматривался как преодоление большевизма, которое якобы началось и в самой России и будет развиваться. При этом огромные надежды возлагались на новую экономическую политику. В одной из своих статей «Эволюция и тактика» (1922) Н.В. Устрялов проводил мысль, что нэп – не тактика, а эволюция большевизма.

Психологический надлом эмиграции ярко выразился в появлении другого документа: в газете «Накануне» 14 апреля 1922 г. было напечатано письмо А.Н. Толстого, в котором он признавался: «Я ненавидел большевиков физически. Я считал их разорителями русского государства, причиной всех бед. В эти годы погибли два моих брата, один зарублен, другой умер от ран, расстреляны двое моих дядей, восемь человек моих родных умерли от голода и болезней. Я сам с семьей страдал ужасно. Мне было за что ненавидеть.

Красные одолели, междоусобная война кончилась, но мы, русские эмигранты в Париже, все еще продолжали жить инерцией бывшей борьбы. Мы питались дикими слухами и фантастическими надеждами». А.Н. Толстой иллюстрирует свою мысль примерами и с горечью, замешанной на иронии, замечает: «Россия не вся вымерла и не пропала, 150 миллионов живет на ее равнинах...» Письмо уже тогда известного писателя было воспроизведено в газете «Известия ВЦИК» 25 апреля с комментариями П.С. Когана под характерным названием «Раскол в эмиграции».

Сборник «Смена вех» получил широкий резонанс как в русском зарубежье, так и в метрополии. В газете «Известия ВЦИК» выступил сам редактор Ю.М. Стеклов со статьей «Психологический перелом» (1921. 13 окт.). В «Правде» 14 октября 1921 г. была помещена статья Н.Л. Мещерякова «Знамение времени». В полемике вокруг сменовеховства участвовала центральная и местная пресса. Со статьями, пафос которых был направлен на борьбу с буржуазным реставраторством, выступили А. Бубнов, В. Быстрянский, В. Невский, М. Покровский, Е. Ярославский и др. В журналистике русского зарубежья преобладало еще более негативное отношение к сменовеховству. 14 ноября 1921 г. состоялось заседание парижской демократической группы партии «Народная свобода» во главе с П.Н. Милюковым. На нем сменовеховцев прямо называли «коммунистическими агентами». Такое представление о них было наиболее распространенным15. В мае 1922 г. Союз русских литераторов и журналистов в Париже, Комитет помощи ученым и писателям исключили из своих рядов А.Н. Толстого, И.М. Василевского и В.И. Ветлугина как лиц, «участвующих в органах печати, защищающих власть, отрицающую свободу печати»16.

Каким бы ни было отношение к этому течению со стороны метрополии и диаспоры, оно имело свои особенности и организационные формы. Важное значение в оформлении и выявлении взглядов и позиций его сторонников, их взаимосвязи, росте рядов сыграла сменовеховская печать, получившая «широкую географию»: журналы «Смена вех» (Париж, 1921–1922), «Война и мир. Вестник военной науки и техники» (Берлин, 1922–1925), «На родину» (Болгария), «Россия», «Новая Россия» (Петроград-Москва, 1922–1926); газеты «Новый путь» (Рига, 1921–1922), «Накануне» (Берлин, 1922–1924), «Новости жизни» (Харбин, 1918–1929), «Путь» (Гельсингфорс), «Далекая окраина» (Харбин); альманах «Русская жизнь» (Харбин, 1922–1923).

Многие из сменовеховцев были активными публицистами. Так, только Н. Устрялов выступил в прессе более чем с 70 статьями17 с обоснованием сменовеховской идеологии («Вехи и революция», «Вперед от “Вех”», «О будущей России», «Сумерки революции» и др.). В сменовеховской журналистике сотрудничали В. Белов, Э. Голлербах, Р. Гуль, И. Лежнев, В. Муйжель и др.; писатели, жившие в Советском Союзе: М. Булгаков («Белая гвардия», «Багровый остров», «Записки на манжетах» и др.)18, М. Зощенко, А. Соболь, А. Грин, Е. Замятин, Б. Пильняк и др. Особенностью сменовеховской журналистики было то, что она активно взаимодействовала с метрополией. Это отразилось и на советской периодике, где появлялись сменовеховские издания: «Россия», «Новая Россия» и др.

Нередко историки русского зарубежья рядом со сменовеховством ставят другое течение эмигрантской мысли и социальной жизни – евразийство. Это явно несколько примитивный подход к сложнейшему явлению русской культуры, имевшему свои истоки и свое продолжение. Любопытно, что в научной литературе более глубокое прочтение особенностей евразийства дают зарубежные исследователи: Марк Раев (США), Люциан Суханек (Польша), Мадхаван К. Палат (Индия) и др.19 Одиозным является представление о евразийцах как «православных большевиках», агентах ГПУ и т.п.20 Вероятно, справедливо историк М. Раев называет евразийство «единственной новаторской (несмотря на свой синкретизм) историко-философской доктриной, возникшей в русском зарубежье». Он отмечает, что «учение евразийцев подчеркивало культурную уникальность территории, лежащей между Центральной Европой и Тихим Океаном», что «евразийцы отстаивали примат духовных элементов в историческом процессе»21.

Общим со сменовеховством у евразийцев были стремление к общению с метрополией, надежда на возможность вернуться на Родину. Евразийство объединило вокруг себя разнородные интеллектуальные силы. Блестящие философы и публицисты – Н.С. Трубецкой, Г.В. Флоровский, П.Н. Савицкий, Г.В. Вернадский, Л.П. Карсавин, В.Н. Ильин и др. – развивали и отстаивали свои идеи и взгляды в периодике и книгах22. Уже в 1920 г. в Софии выходит монография Н.С. Трубецкого «Европа и человечество». Филолог и лингвист Н.С. Трубецкой становится одним из основателей теоретических воззрений евразийцев, получивших наиболее полное выражение в широко известном сборнике «Исход к Востоку. Предчувствия и свершения. Утверждение евразийцев», увидевшем свет в 1921 г. в Софии. Сборник включал произведения Н.С. Трубецкого (вступительная статья, «Об истинном и ложном национализме», «Верхи и низы русской культуры»), Г.В. Флоровского, П.Н. Савицкого, П.П. Сувчинского. Сборник положил начало не только самому течению, но и его журналистике. Он рассматривался как первый номер «Евразийского временника». С 1921 по 1927 г. в Софии, Берлине, Париже вышло 15 его номеров под редакцией П.Н. Савицкого, П.П. Сувчинского, Н.С. Трубецкого. Второй сборник «На путях. Утверждение евразийцев» был напечатан в Берлине в 1922 г. В нем участвовали, кроме уже названных, А.В. Карташев, П.А. Бицилли. Затем последовали три сборника под общим названием «Евразийский временник» (Берлин – два номера, Париж – один номер). В 1923 г. появился сборник «Россия и латинство» (Берлин).

Во второй половине 20-х годов публицистическая деятельность евразийцев расширяется. Ими создаются «Евразийская хроника» (1925–1937), журнал «Версты» (1926–1928), еженедельник по вопросам культуры и политики «Евразия» (Кламар, Франция, 1928–1929), «Евразийский сборник» (Прага, 1929). Помимо этого публиковались программные документы, манифесты «Евразийство. Опыт систематического изложения» (Париж, 1926), «Евразийство. Формулировка 1927» (Париж, 1927), «Тридцатые годы» (Париж, 1931), монографии Н.Н. Алексеева, Г.В. Вернадского, Л.П. Карсавина, П.Н. Савицкого, Н.С. Трубецкого, С.Л. Франка и др.

Полемика вокруг евразийства в журналистике достигала высокого накала. Философ И.А. Ильин писал в «Новом времени», что евразийцы ищут «общую почву с революцией и общие задачи с большевизмом», приспосабливаются к нему, прекращают борьбу с ним. Наиболее последовательный и резкий критик евразийства известный историк А.А. Кизеветтер увидел его сущность в отрицании «общечеловеческих начал в культурной жизни мира»23. Самые консервативные круги ставили знак равенства между евразийством и большевизмом. Характерны в этом отношении высказывания публицистов газеты «Возрождение». И.П. Грим: «Пусть тот, кто с нами, уходит от евразийцев, тот же, кто с евразийцами, – уходит от нас». Н.Е. Марков: «Большевизм идет из Азии так же, как и коммунизм; право и собственность – из Рима. Спасение России – лицом к Европе». Н.Н. Чебышев иронизирует по поводу того, что евразийство «подрумянилось на маргарине дешевых столовых, вынашивалось в приемных в ожидании виз, загоралось после спора с консьержками, взошло на малой грамотности, на незнании России теми, кого революция и бешенство застигло подростками»24.

Особенно резкое противодействие вызывали идеи возвращенчества, прозвучавшие в евразийстве, стремление евразийцев открыто восстановить связи единого культурного пространства. Журнал «Версты» предоставил свои страницы советским авторам И. Бабелю, А. Белому, Б. Пастернаку, Ю. Тынянову и др. Вместе с ними публиковались эмигранты – философы и публицисты Н.А. Бердяев, Л.П. Карсавин, Г.П. Федотов, Л.И. Шестов, литераторы А. Ремизов, М. Цветаева и др.

Наиболее открыто установка на сближение и сотрудничество с советской властью прозвучала в газете «Евразия». Ее сотрудники предприняли в связи с этим ряд практических шагов, многие из них уехали на Родину. В начале 30-х годов происходит борьба между сложившимися в евразийстве направлениями. По-разному понималось стремление «обеспечить постепенную эволюцию СССР в сторону евразийства»25. Позиция газеты вызвала протест у основоположников течения, выступивших со специальным заявлением «О газете “Евразия”» (1929) с критикой ее направления и отмежеванием от него26.

Попытки установить связи с Россией, выяснить возможности воссоединения с нею, ощущение ее близости и родственности наложили свой отпечаток на систему журналистики русского зарубежья, ее типологию, содержание. В системе функционировали издания сменовеховские, евразийские, просоветские. Отчасти изменялся в связи с этим характер печатных органов другой ориентации (кадетских, социалистических и др.). Взаимосвязь диаспоры и метрополии носила не только нейтральный или позитивный характер, но и критический. Журналисты русского зарубежья проделали большую работу по разоблачению сталинского режима, господствовавшего на родине с 30-х годов27.

Таким образом, журналистика русского зарубежья 20–40-х годов XX в. – это целостная и оригинальная система разных типов изданий, отразившая пеструю социально-демографическую структуру эмиграции из России, опиравшаяся на традиции русской журналистики XIX – начала XX в. Основой послереволюционной эмиграции послужило Белое движение, поэтому ее направленность по отношению к метрополии – неприятие советской власти и большевизма, непримиримость с ними. Но и в этом постепенно все больше выявляются оттенки, нюансы и отличия. Иначе и не могло быть. Эмиграция должна ощущать дыхание Родины, какой бы та ни была, через невидимые капилляры быть связанной с нею. Россия – одна: и за рубежом, и в СССР. В журналистике эта потребность связи с метрополией проявилась достаточно основательно и многообразно. Однако эмиграция должна была жить своей жизнью в новых для себя условиях, адаптироваться к ним, и в этом огромную роль сыграла журналистика, активно формировавшая политическое, социальное и культурное пространство русского зарубежья. Хорошим примером в этом отношении является история образования «русского Берлина».

--------------------------------------------------------------------------------

1 Volkmann H.E. Die Russische Emigration in Deutschland: 1919–1929. Wurzburg, 1966. – Таблицы см.: In der Emigration erschienene russische Periodika. 1919–1929; Russische Emigrante-Zeitschriften. (Данные по Франции не приводим, так как в этой стране русские издания выходили в разных городах, что не отражено в таблицах Г.-Э. Фолькманна. Цифры по Германии 1927–1929 гг., по Чехословакии 1926–1929 гг. свидетельствуют об освоении русской журналистикой нестоличных центров.)

2 Джурич О. Русская литературная Сербия: 1920–1940 (Писатели, кружки и издания). Белград, 1990. С. 257–263.

3 См.: Очирова Т. Запрещенный Куприн // Куприн А. Эмигрантские произведения: Купол Святого Исаакия Далматского. Извощик Петр. М., 1992. С. 4.

4 См.: Zernov N. Russian Religions Rennaissance of the Twentieth Century. New York, 1963.

5 Цит. по: Домнин И.В. Военная культура русского зарубежья // Культурное наследие российской эмиграции. 1917–1940. В 2-х кн. М., 1997.

6 Новый журнал. 1979. №134. С. 120.

7 См. о «Бюллетене»: Жирков Г.В. Сопротивление сталинскому режиму и журналистика // Вестник С.-Петерб. ун-та. Сер. 2. 1993. Вып. 2. №2.

8 Жирков Г.В. Скрываясь за псевдонимами... (Л. Бронштейн в «Восточном обозрении») // Вестник Ленингр. ун-та. Сер. 2. 1991. Вып. 4. №23.

9 В книге Д. Волкогонова «Лев Троцкий: Политический портрет» есть главка «Журнал одного человека» («Октябрь». 1992. №1. С. 163–167). Она содержит ряд интересных архивных документов о «Бюллетене оппозиции», но основная ее мысль, выраженная в ее названии, спорна.

10 Октябрь. 1992. №1. С. 164–165 (Публ. Д. Волкогонова).

11 Трифонов И. Очерки истории классовой борьбы в СССР в годы нэпа. М., 1960; Очерки истории русской советской журналистики: В 2-х т. Т. 1. М., 1966; Мухачев Ю. Борьба компартии против идеологии буржуазного реставраторства. М., 1983; Пудовкина Ю.Н. Сменовеховская журналистика: к истории возникновения // Вестник Московского ун-та. Сер. 10. 1992. №5. С.44–52; Квакин А.В. Эмигрантская интеллигенция в поисках третьего пути: «Смена вех» // Культурное наследие... Кн. 1. С. 25–34; Кулагина Г.М., Бочарова З.С. Идейно-политические аспекты возвращенчества (20-е гг.) // Там же. С.42–49.

12 Квакин А.В. Указ. соч. С. 29.

13 Обращаю внимание на удачную форму современной публикации сборников «Вехи» и «Смена вех» под одной обложкой (см. примеч. 14).

14 В поисках пути: Русская интеллигенция и судьбы России / Сост. И.А. Исаев. М., 1992. С.350.

15 См.: Квакин А.В. Указ. соч. С. 28–29.

16 Пархоменко Т.А. Культурная жизнь русской эмиграции в первые послереволюционные годы (1917–1925) // Культура российского зарубежья. М., 1995. С. 30.

17 См.: Барихновский Г.Ф. Идейно-политический крах белоэмиграции и разгром внутренней контрреволюции: 1921–1924 гг. Л., 1978. С. 125.

18 Чеботарева В. Михаил Булгаков – корреспондент берлинской газеты // Журналист. 1986. №9. С. 74–76.

19 Paeв M. Россия за рубежом: История культуры русской эмиграции. 1919–1939 / Пер. с англ. М., 1994; Мадхаван К. Палат. Евразийство – идеология будущего России // Культурное наследие... Кн. 1. С. 80–87; Пономарева Л.В. Идеи евразийцев и доктрина «Испанидад» Рамиро де Маэсту // Там же. С. 116–123; Суханек Л. Россия и Европа. Евразийство: предшественники и продолжатели // Там же. С. 179–190. – Из отечественных исследований интерес представляет глубокая статья Н.А. Омельченко «В поисках “новой России”. К вопросу о политической программе “евразийства”» (Культура российского зарубежья. С. 58–78).

20 См.: Бросса А. Групповой портрет с дамой // Иностранная литература. 1989. №12. С.226–247 (из кн. «Агенты Москвы»).

21 Раев М. Указ. соч. С. 138–139.

22 Рекомендуются современные перепечатки основных произведений евразийцев: Евразия: исторические взгляды русских эмигрантов. М., 1992; Пути Евразии: Русская интеллигенция и судьбы России. М., 1992; Мир России – Евразия: Антология. М., 1995.

23 Новый Восток. Кн. 1. М., 1922. С. 56–57.

24 Возрождение (Париж). 1925. 23 июня, 21 июля; 1927. 16 февр.

25 Дурновцев В.И., Кулешов С.В. Жизнь и судьба П.Н. Савицкого // Культурное наследие... Кн. 1. С. 148.

26 Новикова Л., Сиземская И. Два лика евразийства // Свободная мысль. 1992. №7. С. 101.

27 См.: Жирков Г.В. Сопротивление сталинскому режиму и журналистика. С. 60–67.

Содержание

Назад • Дальше

--------------------------------------------------------------------------------