Вопрос № 34

III отделение сеивк: история создания, функции, оценки в историографии

«Очистить Отечество от заразы, столько лет среди его таившейся»:

– 25.06 1826 – преобразование Особой канцелярии МВД в Третье отделение СЕИВК

Восстание декабристов подтолкнуло Николая I к созданию специального полицейского учреждения, способного более эффективно противостоять «заговорам и злоумышлениям». Проводником императорской идеи стал А.Х. Бенкендорф, разработавший Проект об устройстве высшей полиции. Создавалось ведомство, подотчётное только царю. Однако претворение проекта в жизнь затянулось на несколько месяцев. Только 25 июня 1826 г. Высочайшим указом учреждается должность шефа жандармов. На этот важный пост назначается автор Проекта – генерал-лейтенант Бенкендорф.Граф Александр Христофорович Бенкендорф в сво­их записках объясняет возникновение вверенного ему учрежде­ния: «Император Николай стремился к искоренению злоупотреб­лений, вкравшихся во многие части управления, и убедился из внезапно открытого заговора, обагрившего кровью первые мину­ты нового царствования, в необходимости повсеместного более бдительного надзора, который окончательно стекался бы в одно средоточие. Государь избрал меня для образования высшей поли­ции, которая покровительствовала бы угнетенным и наблюдала бы за злоумышлениями и людьми, к ним склонными. Таким об­разом император создавал орган, при помощи которого он мог непосредственно следить не только за появлением антигосударст­венных элементов в обществе, но и за действием всей сложной административной машины. Поэтому высочайшее повеление об учреждении III Отделения гласит, между прочим: «Предписать всем начальникам губерний и сообщить другим лицам, до кото­рых сие касаться может, дабы они о всех предметах, в состав III Отделения собственной моей канцелярии входящих, доноси­ли прямо на имя мое, с надписью».

В «Русской правде» Пестеля в разделе «Записки о государственном уп­равлении» автор намечал полицейскую систему будущего государства, еще монархического:

– «Высшее благочиние охраняет правительство, государя и госу­дарственные сословия от опасностей, могущих угрожать образу правления, настоящему порядку вещей и самому существованию гражданского общества или государства, и по важности сей цели именуется оно вышним...» Оно «требует непроницаемой тьмы и потому должно быть поручено единственно государственному главе сего приказа, который может оное устраивать посредством канцелярии, особенно для сего предмета при нем находящейся...» Имена чиновников «не должны быть никому известны, исключая государя и главы благочиния».

– Рассматривая функции бла­гочиния, Пестель включает в них наблюдение за правильным хо­дом государственного аппарата, преследование противоправи­тельственных учений и обществ и иностранный шпионаж. «Для исполнения всех сих обязанностей имеет вышнее благочиние не­пременную надобность в многоразличных сведениях, из коих не­которые могут быть доставляемы обыкновенным благочинием и посторонними отраслями правления, между тем как другие мо­гут быть получаемы единственно посредством тайных розысков. Тайные розыски, или шпионство, суть посему не только позволи­тельное и законное, но даже надежнейшее и почти, можно ска­зать, единственное средство, коим вышнее благочиние поставля­ется в возможность достигнуть предназначенной ему цели».

– Изложив принципы высшей тайной полиции, Пестель переходил к устройству того, что он называл благочини­ем обыкновенным, или открытым. В документе говорится об организации «внутренней стражи» = той силы, «которая, превышая все частные силы, принуждает всех и каждого к испол­нению повелений правительства». «Для составле­ния внутренней стражи, думаю я, 50 000 жандармов будут для все­го государства достаточны. Каждая область имела бы оных 5000, а каждая губерния 1000, из коих 500 конных и 500 пеших... Содер­жание жандармов и жалованье их офицеров должны быть втрое против полевых войск, ибо сия служба столь же опасна, гораздо труднее, а между тем вовсе не благодарна».

Вывод: враг самодержавия Пестель и апологет самодержавия Бенкендорф в вопросе обеспечения внутренней стабильности государства придерживались одинаковых взглядов.

Наиболее подробно характеризует сущность проекта Бенкендорфа о создании в России высшей полиции историк Э. Макаревич. Вечером 14 декабря 1825 г. он обдумывал проект, который через несколько дней выльется в двухстраничную записку Николаю I «О высшей полиции». Государь, только что взошедший на трон и сразу испытавший потрясение от событий на Сенатской площади, не мог не понимать, что проект Бенкендорфа соответствует его собственным мыслям о реорганизации власти. Над всеми государственными учреждениями должна была встать личная канцелярия Императора, высшая сила которой заключалась в совмещении функций подбора кадров, разработки и кодификации законов и политического сыска. Проект Бенкендорфа = программа создания политической полиции в России, которая занималась бы политическим сыском и сбором политической информации. Бенкендорф определил политический сыск как поиск и выявление лиц, групп и организаций, которые в своих воззрениях расходятся с режимом, пресечение деятельности оных, когда они активно выходят на тропу интеллектуальной и гражданской борьбы.

Бенкендорф определил в III отделении пять экспедиций. Первая связана с революционерами («тень» декабристов), вторая занималась сектантами (церковь – это вера, а веру надо охранять от покушений), третья – работа по иностранцам (западные демократические влияния), четвёртая – работа с прессой и театрами («от слова всё зло»), пятая – работа по уголовникам. Другая часть компетенции III отделения определялась заветом Бенкендорфа: знание общественного мнения важно для власти так же, как топография для командующего, поэтому необходимо информировать царя о настроениях в обществе.

Граф А. X. Бенкендорф оставался во главе Отделения до своей смерти (15 сентября 1841 года); преемником его был князь Александр Федорович Орлов (по 5 апреля 1856 года). С 1856 по 1866 год шефом жандармов был князь Василий Андреевич Долго­рукий, с 1866 по 1874 год – граф Петр Андреевич Шувалов, с 1874 по 1876 год – Александр Львович Потапов, с 1876 по 4 августа 1878 года (в этот день он был убит революционером Кравчинским) Ни­колай Владимирович Мезенцев, с 1878 по 1880 год, когда III Отде­ление было (при графе М. Т. Лорис-Меликове) упразднено, – Александр Романович Дрентельн. Все эти лица были генерал-адъ­ютантами.

Бенкендорф: центральный аппарат политической полиции в такой стране как Россия не может функционировать без опоры на местные структуры. Кто будет заниматься политическим сыском, пресечением антигосударственной деятельности, сбором политической информации на огромных просторах империи от Сибири до Польши, от северных поселений до кавказских аулов?

Идея Бенкендорфа проста и эффективна: возложить эту обязанность на жандармов, которые появились в армии при Павле I, которым во время заграничного похода русских войск в 1815 г. главнокомандующий М. Б. Барклай-де-Толли определил главное занятие: «Наблюдение за порядком на бивуаках и кантонир-квартирах, отвод раненых во время сражения на перевязочные пункты, поимку мародёров и т.п.». После войны жандармские части осели в столицах, губернских городах и портах. К ним обращались, когда надо было собрать недоимки, поймать разбойников, подавить неповинующихся.

В Третье отделение, к руководителю высшей полиции, могли бы стекаться сведения от жандармов, рассеянных во «всех городах России» и во всех частях войск. Двойная суть жандармов – и военные, и полицейские; а в сыскной службе – офицеры, а не гражданские чиновники, показалась исключительно удачной.

3 июля 1826 года Николай I подписывает указ о создании Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, не доверяя министерствам и ведомствам, последовательно сосредотачивая функции государственного управления в собственной канцелярии, превращая её в высшее государственное учреждение. Канцелярия подразделялась на отделения, ведавшие конкретными вопросами государственного управления. III отделение было сформировано на основе Особой канцелярии МВД. Главноуправляющим был назначен Бенкендорф.

Объяснение причин создания централизованного полицейского учреждения с жёсткой военной субординацией и дисциплиной мы находим в работе Н. Сысоева: «Император Николай, – писал спустя годы Бенкендорф, – стремился к искоренению злоупотреблений, вкравшихся во многие части управления, и убедился из внезапно открывшегося заговора, обагрившего кровью первые минуты нового царствования в необходимости повсеместного более бдительного надзора, который окончательно стекался бы в одно средоточение. Государь избрал меня для образования высшей полиции, которая бы покровительствовала бы утеснённым и наблюдала бы за злоумышлениями и людьми, к ним склонным...».

Третьему отделению был определён широкий круг задач. Согласно Положению в его ведение поступали «все распоряжения и известия по всем вообще случаям высшей полиции; сведения о числе существующих в государстве разных сект и расколов; известия об открытиях по фальшивым ассигнациям, монетам, штемпелям, документам и прочее; подробные сведения о всех людях, под надзором полиции состоящих; высылка и размещение людей подозрительных и вредных; заведывание наблюдательное и хозяйственное всех мест заключения, в коих заключаются государственные преступники...». Сюда же стекалась информация из МВД о количестве уголовных преступлений, статистические данные обо всех «важных» происшествиях (беспорядках, пожарах, наводнениях, эпидемиях и т.д.), данные о числе въехавших в империю и выехавших за её пределы иностранных подданных и прочее.

Э. Макаревич отмечает, что, несмотря на широкие полномочия, численность чиновников Третьего отделения едва превышала 30 человек. Поэтому для облегчения их работы по сбору нужной информации Николай I повелел «всем начальникам губерний... о всех предметах, входящих в состав Третьего отделения собственной моей канцелярии, доносить прямо на моё имя, с надписью: по Третьему отделению сей канцелярии». Предписание царя выполнялось государственными чиновниками неукоснительно, что существенно способствовало оперативному реагированию на «злоумышления». (Макаревич, Э. Граф Бенкендорф – творец государственной безопасности. Диалог. 1997. №1).

Одним из главных условий успехов своего ведомства Бенкендорф видел в личностях сотрудников и подбирал их осторожно и тщательно. Высшая наблюдательная, сиречь тайная, полиция, считал шеф жандармов, есть и око, и ухо, но главным образом разум, потому каждый работник должен быть способен делать максимум возможного. Такие работники в большинстве своем и составляли Третье отделение. К примеру, Леонтий Дубельт, которого даже Герцен признавал умницей, или Михаил фон Фок, после смерти которого Пушкин отметил в записной книжке: «Смерть его есть бедствие общественное» (Э. Макаревич).

Таким же тщательным был и подбор жандармов, численность которых в первый год существования корпуса составляло 4278, а в последний – 68808 человек. Особенно строгим был отбор офицеров – только по отличным рекомендациям и протекциям высокопоставленных лиц не младше 25 лет, при непременных экзаменах, прохождении испытательного срока и дополнительного курса обучения.

Историк Н. Калмыков = наиболее популярная реплика учебников истории: некоторые армейские и флотские офицеры не подавали руки «голубым мундирам», считая их поле деятельности не вполне благородным. В то же время, сохраняя объективность взгляда на эпоху, указывает: многие офицеры николаевской России мечтали облачиться в мундир небесно-голубого цвета, который открывал широкое поле деятельности, избавлял от каждодневной муштры и мелочной опеки, гарантировал солидный денежный оклад. Автор приводит любопытную статистику: в 1871 г. подали прошения о переводе в жандармский корпус 142 армейских офицера, отобран из них был 21 человек, а к занятиям допущено всего 6. Бенкендорф всячески поддерживал высокий престиж своих сотрудников в общественном мнении и зачастую считал необходимым являть в этом и личный пример.

Исполнительным органом Третьего отделения явились жандармы, сведённые в апреле 1827 г. в корпус, структура которого была приближена к военной. Жан­дармские части постепенно обособлялись от военного ведомства и становились в теснейшую связь с Отделением:

– в 1836 году все жандармские части, находившиеся в ведении корпуса внутренней стражи, выделены и включены в состав об­разованного корпуса жандармов, подчиненного исключительно своему шефу (он же главный начальник III Отделения).

– в 1839 го­ду должность начальника штаба корпуса жандармов соединена с должностью управляющего III Отделением.

– в 1842 году жан­дармский полк, состоявший при войсках, подчинен шефу жан­дармов во всех отношениях и включен в состав корпуса жандар­мов.

– для ближайшего управления сетью жандармских команд, раскинутых по всей империи, в 1826 году образовано пять окру­гов (в 1843 году число их возросло до восьми); округа эти разде­лены на отделения со штаб-офицерами (начальниками отделе­ний) во главе; в состав округа входило несколько губерний (7-8). Во главе его стоял окружной жандармский генерал с минимальным числом чиновников. В его задачу входили осуществление общего полицейского надзора на подведомственной территории и сбор необходимой информации о благонадёжности. В каждом губернском городе находился жандармский штаб-офицер с аналогичными окружному генералу задачами. В связи со сведением жандармских структур в корпус его шефу Бенкендорфу были предоставлены права командира отдельного (армейского) корпуса, окружным генералам – начальников дивизии, а жандармским штаб-офицерам – статус полковых командиров. Управление нового полицейского формирования тоже приближалось к военному.

С 1826 года важнейшей обязанностью жандармских чинов по­мимо полицейской службы становится и наблюдательная дея­тельность:

– приказом шефа жандармов от 31 августа 1826 года предписано всем начальникам жандармских частей доносить ему «обо всех происшествиях» в местах квартирования частей, а так­же «о всех примечательных фактах», о которых «чины» узнают, сведения, «заслуживающие особого внимания», предписывалось посылать в конвертах с надписью «в собственные руки».

– в нача­ле 1827 года издана особая инструкция, определяющая обя­занности жандармских чинов «по наблюдательной части». Не доверяя бюрократичес­кой системе управления, особенно широко развернувшейся со времени административных реформ его брата, он пытался пре­вратить всю чиновническую массу, от министров до коллежских регистраторов, в покорных исполнителей царской, и только царской воли. Бенкендорф в записке к Николаю замечал: «Для того чтобы полиция была хороша и обнимала все пункты империи, необхо­димо, чтобы она подчинялась системе строгой централизации, чтобы ее боялись и уважали...»

Понятие безопасности у Александра Христофоровича сводилось к наблюдению за министерствами и ведомствами = Третье отделение вмешивалось в их дела, пыталось пресечь злоупотребления, остановить бюрократические нелепости в соответствии с истиной = интересы любого ведомства не должны заслонять интересы государства. Бенкендорф ввёл в практику ежегодные отчёты Третьего отделения для царя (аналитические записки на основе донесений жандармских офицеров).

III Отделение СЕИВК было направлено на борьбу с бюрократической системой. Вместе с ростом аппарата росла путаница взаимоотношений отдельных его частей, количество злоупотреблений. В первой четверти ХIХ века во время судебных разбирательств приходилось справляться с боярскими приговорами времен царя Михаила Федоровича, а Уложение его сына было единственным кодифицированным памятником дейст­вующего права. Сохранялся незыблемым, и в течение очень дол­гого времени, принцип «кормлений», согласно которому каждое должностное лицо должно было питаться от рода своей службы. Оклады чиновников были поразительно ничтожны. Полицмейстер или почтмейстер не могли существовать на свое скудное жалованье. Первый из них, получая 600 рублей ассигна­циями в год, принужден был тратить на одну свою канцелярию не менее 4000 рублей, а содержания второго едва ли доставало на отопление, освещение конторы, бумагу, свинец и прочее. Губер­нии делились по признаку рентабельности. Ф. Ф. Вигель об одном из пензенских губернаторов: «Новый губернатор царствовал тиранически, деспотически. Он действовал как человек, который убежден, что лихоимство есть неотъемлемое священное право всех тех, кои облечены ка­кою-либо властию, и говорил о том непринужденно, откровенно. Мне, признаюсь, это нравилось; истинное убеждение во всяком человеке готов я уважать. Иногда в присутствии пензенских жите­лей позволял он себе смеяться над недостатком их в щедрости: «Хороша здесь ярмарка, – говорил он им с досадною усмеш­кой. – Бердичевская в Волынской губернии дает тридцать тысяч серебром губернатору; а мне здесь купчишки поднесли три пуда сахару; вот я же их!»

О том, что III Отделение всерьез относилось к поставленной ему в области контроля за чиновниками задаче, свидетельствует дошедшая до нас переписка директора канцелярии Отделения М. Я. Фока с Бен­кендорфом во время пребывания последнего на коронации в Москве. Рассуждая о внутренних непорядках, Фок в письме от 17 сентября 1826 года говорит: «...городское управление должно знать законы и быть столь же беспристрастным, как они. Да это, скажут, план республики…. Положим, так, но это не при­чина отказываться от совершенствования полицейского управ­ления». В следующем письме он соглашается с ходящими в городе слухами: «Бюрократия, говорят, это гложущий червь, которого следует уничтожить огнем или железом; в противном случае не­возможны ни личная безопасность, ни осуществление самых благих и хорошо обдуманных намерений, которые, конечно, противны интересам этой гидры, более опасной, чем сказочная гидра. Она ненасытна; это пропасть, становящаяся все шире по мере того, как прибывают бросаемые в нее жертвы... Начатые с этою целью преследования настолько же полезны, насколько и необходимы; в этом все согласны...». «Подавить происки бюрократии, – замечает он в одном из пи­сем, – намерение благотворное; но ведь чем дальше продвигаешься вперед, тем больше встречаешь виновных, так что, вследст­вие одной уж многочисленности их, они останутся безнаказанны­ми. По меньшей мере, преследование их затруднится и неизбеж­но проникнется характером сплетен».

В желании поставить предел бюрократиче­ским аппетитам, правительству пришлось прибегнуть к старым приемам – ревизиям. Молодые люди в жандармских мундирах или голу­бых воротниках, в чьих подорожных было написано: едут «по особенной надобности».

III Отделение являлось учреждением со сравни­тельно небольшим аппаратом.

Первоначально личный состав был определен в 16 человек, которые должны были обслуживать все четыре экспедиции.

Функции между этими экспедициями рас­пределялись:

I экспедиция ведала всеми политическими делами – «предме­тами высшей полиции и сведениями о лицах, состоящих под по­лицейским надзором».

II экспедиция – раскольниками, сектантами, фальшивомо­нетчиками, уголовными убийствами, местами заключения и кре­стьянским вопросом.

III экспедиция занималась специально иностранцами.

IV экспедиция вела переписку о «всех вообще происшестви­ях», ведала личным составом, пожалованиями и т. п.

Постепенно работа III Отделения усложнялась. В 1828 году к кругу его деятельности была причислена и театральная цензура, в 1842 году выделенная в специальную V экспедицию. Увеличи­лось и число служащих: к концу николаевского царствования штат состоял из 40 человек. Строгого размежевания дел между экспедициями не было, в течение долгого времени не было и установленной формы переписки. Наиболее секрет­ные дела, в том числе работа тайной агентуры, были подчине­ны непосредственно управляющему III Отделением – сначала М. Я. фон Фоку, потом А. Н. Мордвинову и Л. В. Дубельту. Управляющий отделением, вместе с двумя-тремя наиболее ответ­ственными сотрудниками, являлся двигателем всей системы. Он непосредственно сносился с тай­ными агентами, на его имя поступали доносы и жалобы, от него зависело дать делу оборот, так или иначе отредакти­ровать всеподданнейший доклад.

Материалы по истории тайной полиции бедны сведениями о «приватной» агентуре III Отделения. По результатам его можно судить, что поставлено оно было довольно примитивно. Исследователи революционного движения 60-х годов, знакомясь со сводками агентурных донесений о революционных деятелях – Лаврове, Чернышевском, отмечают чрезвычайную скудность шпионских данных. Наблюдение за Чернышевским, по словам ис­торика А. Шилова («Красный архив», 1926), показывает «низкий уровень агентов...». Их донесения не выходили из пределов дан­ных наружного наблюдения или сообщений о «толках и слухах». Никакой «внутренней агентуры», дававшей впоследствии столько ценных для охранки сведений, не существовало. Не существовало и настоящих «секретных сотрудников». Данные «наружного на­блюдения», «толки и слухи», перлюстрация писем, материалы, по­лучаемые при обысках, и «откровенные показания» раскаивающе­гося или доведенного каким-нибудь способом до «раскаивания» – вот чем располагало III Отделение. Агенты, слонявшиеся по рынкам и трактирам и крайне редко проникав­шие в дома так называемого «приличного общества», могли по­ставлять только материалы «слухов и толков». Что касается постоян­ного наблюдения, то оно производилось сравни­тельно редко. Так, например, в мае 1849 года в районе Зимнего дворца стал ежедневно гулять подозрительный незнакомец. За неизвестным было установлено наблюдение. 4 мая он вовсе на прогулку не вы­шел, чем очень смутил Дубельта: уж не скрылся ли? 5 мая он был задержан и оказался совершенно безвинным отставным драгун­ским поручиком. В оправдание ретивости Дубельт сообщал: «Кажется, он несколько расстроен в уме».

Слабо организован был и внутренний справоч­ный материал Отделения. В отчете за 1828 год Бенкендорф писал: «За все три года своего существования надзор отмечал на своих карточках всех лиц, в том или ином отношении выдвигавшихся из толпы. Так называемые либералы, приверженцы, а также и апос­толы русской конституции в большинстве случаев занесены в списки надзора. За их действиями, суждениями и связями уста­новлено тщательное наблюдение». Карточки эти до нас не дошли, но трудно предполагать, что они были составлены сколько-ни­будь организованно. В сохранившемся большом личном алфавите III Отделения помещены только те фамилии, которые стояли в заголовках дел. Обыч­но при столкновении с III Отделением какого-нибудь лица управ­ляющий требовал архивную «справку» о данном обвиняемом или просителе. И если на него специального дела заведено не было, архив отвечал, что сведений нет. Только в 70-х годах был налажен справочный аппарат, использовавший не только обложки, но и содержание делопроизводства.

Обзоры III Отделения.

Уже в «Обзоре общественного мнения» за 1827 год = картина отношения к правительству различных со­циальных групп, дана социальная иерархия:

– на первом месте обзор ставит «двор», то есть «круг лиц, из ко­их собственно и составляется придворное общество». Жан­дармский надзор отмечает две группы: телом и душой преданных императору и партию вдовствующей императрицы. Настроение придворных несущественно: «Мнение двора не представляет значения для правительства, так как оно (мнение) не играет никакой роли в об­ществе».

– на втором месте стоит «высшее общество», то есть столичная аристократия и бюрократическая верхушка. Здесь обзор устанав­ливает деление на две группы: «довольных» и «недовольных». Недовольные – это либо опальные вельможи прежнего царствования, либо сторонники аристократической конституции на английский манер, «члены английского клуба». Последние кажутся опаснее, но ни те ни другие не представляют сколько-нибудь значительной угрозы в смысле перехода к како­му-нибудь действию.

– далее идет «средний класс: помещики, живущие в столицах и других городах, неслужащие дворяне, купцы первой гильдии, образованные люди и литераторы. Это многочисленный класс, разнородные элементы коего спаяны в одно целое, составляет, так сказать, душу империи». Здесь все обстоит благополучно: «Улуч­шение настроения и общественного мнения этого класса про­грессирует с поразительной быстротой». Правда, все эти группы имеют свои мелкие жалобы. Помещики и купцы страдают от на­логовой политики и денежных затруднений, литераторы недо­вольны бездеятельностью Министерства народного просвеще­ния. Основной факт непреложен: «средний класс» является надежнейшей опорой правительства.

– следующая социальная группа, выделяемая «Обзором», = чиновничество. Последнее не внушает сколько-нибудь се­рьезных опасений, но «морально наиболее развращено» и требует попечения с этой стороны. «Хищения, подлоги, превратное тол­кование законов – вот их ремесло. К несчастью, они-то и правят, и не только отдельные, наиболее крупные из них, но, в сущности, все, так как им всем известны все тонкости бюрократической си­стемы».

В «Картине общественного мнения за 1829 год» дан разбор всех министерств и министров. В своей критике жан­дармы, «не взирая на лица», были довольно резки:

– о министре финансов Канкрине: «человек знающий, просве­щенный, деятельный и трудолюбивый, но упрямый; не слушает никого, кроме нескольких любимцев, которые его обманывают».

– министр внутренних дел Закревский «деятелен и враг хищений, но совершенный невежа».

– военный министр граф Чернышев «пользуется печаль­ной репутацией: это предмет ненависти публики, всех классов без исключения».

Наряду с характеристикой высших бюрократов жестокой критике подвергается и вся государственная система.

В «Обзоре общественного мнения» выделены три отдельные группы: армия, крепостное крестьянство и духовенство.

– в армии: нельзя, мо­жет быть, определенно утверждать, что армия в целом довольна, но надо сознаться, что она «вполне спокойна и прекрасно настро­ена».

– неблагополучно обстоит с крестьянством, жаждущим осво­бождения, и массой духовенства. Последнее живет почти в одина­ковых условиях с крестьянством и заражается его настроениями.

Интелли­гентская дворянская молодежь = в ее характеристике пафос: «Молодежь, то есть дворянчики от 17 до 25 лет, составляет в массе самую гангренозную часть империи. Среди этих сумасбродов мы видим зародыши якобинства, революционный и ре­форматорский дух, выливающиеся в разные формы и чаще всего прикрывающиеся маской русского патриотизма. Тенденции, не­заметно внедряемые старшинами в них, иногда даже собственны­ми отцами, превращают этих молодых людей в настоящих карбо­нариев. Все это несчастие происходит от дурного воспитания. Эк­зальтированная молодежь, не имеющая никакого представления ни о положении в России, ни об общем ее состоянии, мечтает о возможности русской конституции, уничтожении рангов, до­стигнуть коих у них не хватает терпения, и о свободе, которой они совершенно не понимают, но которую полагают в отсутствии под­чинения. В этом развращенном слое общества мы снова находим идеи Рылеева, и только страх быть обнаруженными удерживает их от образования тайных обществ».

Центр оперативной деятельности III Отде­ления = слежка за молодежью, которая есть благоприятная почва для возникновения «тайных обществ». «Наблюдение вскоре убедило, что преступные замыслы (имеются в виду декабристы) не оставили в обществе почти ника­кого следа. Оренбургское дело и ничтожная попытка образования тайного общества в Москве (дела Колесникова и братьев Крит­ских) были единственными, можно сказать, исключительными случаями, обратившими на себя внимание Отделения в первые пять лет его существования».

В характеристике «общественного мнения», помимо разреза социального, был разрез национальный = упомянуты только прибалтийские провин­ции, Финляндия и Польша. В Польше III Отделение не имело силы: там действова­ла, хотя в значительной степени лишь на бумаге, своя конституция, а наместник, великий князь Константин, относился к жандармам скептически, в польские губернии их не допускал. Восстание 1830-1831 годов сразу изменило обстановку. Бенкендорф писал великому князю Константину в 1830 году: «У нас эта война будет войной национальной, тем не менее она большое для нас несчастье. Она послужит поощрением для негодя­ев всяких национальностей и бросит на весы, и без того уже накло­няющиеся в другую сторону, большую тяжесть в пользу мятежа против законной власти».

После подавления восстания польская конституция была уничтожена и III Отделение распространилось на Польшу, была создана заграничная агентура. Рассказ жандарма Ломачевского, относящийся к его деятельности в виленской следственной комис­сии 1841 года. Когда председатель комиссии, изумившись рвению одного из ее членов, полковника Н., спросил его: «Скажите, пол­ковник, что, по вашему мнению, лучше для государя: не раскрыть вполне преступления или, напутав небылиц, обвинить невинно­го?» – тот ответил: «Лучше обвинить невинного, потому что они здесь все виноваты, канальи!»

«Между тем как польские провинции вызывали усиленную де­ятельность III Отделения в политическом отношении, внутрен­ние, чисто русские области империи оставались по-прежнему спокойными и не возбуждали ни малейших опасений»: за весь период от декабристов до петрашевцев жандармам не довелось раскрыть ни одного крупного рево­люционного дела. Только Оренбургское дело Колесникова, дело братьев Критских, дело Ситникова, кружки, связанные с именами Сунгурова, Герцена и Огарева, Кирилло-Мефодиевское общество.

Николай I не ос­тавлял без внимания ни одного политического доноса. В 1835 году некий Луковский, приехавший из Англии, сооб­щил, что там существует два тайных общества: русское и польское. Он, Луковский, состоит членом этих обществ. Оба они действуют в контакте и предполагают начать в России широкую пропаганду. Для этого печатается соответствующая литература, полная ненависти к России и русскому престолу, и литературу эту будут переправ­лять в Россию по маршруту: Индия – Персия – Грузия – Астра­хань. При всем том Луковский ни одной фамилии не называл и, как полагалось, просил дать ему денег для раскрытия злого умысла. Нелепость доноса была очевидна: после 14 декабря неоткуда было взяться в Англии тайному обществу, а при­думанный маршрут сразу обнаруживал мнимость предприятия. Николай догадался, что его обманывают, и на докладе по доносу Луковского написал резолюцию: «Все это очень неясно, нет ни одно­го положительного указания; во всем этом правда только ненависть к нам англичан». Однако тут же приписал: «Впрочем, в наш век нельзя ничего оставлять без внимания». Про Дубельта говорили, что он вы­думывает заговоры, чтобы пугать постоянно правительство. Если Дубельт сам заговоров и не выдумывал, то он не препятствовал дру­гим измышлять их. Дела III Отделения полны доносов о «государст­венных тайнах» и злоумышлениях против императора, которые по расследовании оказывались надуманными.

Оценка деятельности и личности Бенкендорфа в историографии.

Деятельности А. Х. Бенкендорфа как главы Третьего отделения впервые была дана оценка в воспоминаниях современников. Уже тогда намечается последующая тенденция отечественной историографии оценивать личность Бенкендорфа только через его деятельность, причем оценки оказываются порой взаимоисключающими. Наблюдение за недостатками общественного строя и администрации, стремление пресечь злоупотребления силой и властью и устранить ошибки и слабые стороны управления приводили Третье отделение к вмешательству в дела почти всех ведомств и вызывали с их стороны не всегда благожелательное отношение к Бенкендорфу.

Отсюда негативные реплики М. А. Корфа и Ф. Ф. Вигеля, касающиеся компетентности Бенкендорфа в делах. В абсолютности российской расхлябанности и волокитства новые продуктивные дела и идеи встречали жесткое сопротивление старой бюрократии. Об этом писал сам Бенкендорф: «…но трудно действовать, с каждым днем гнев высших чиновников, а именно генерал-губернаторов обеих столиц растет против меня по той причине, что общественное мнение высказывается за учреждение высшей охранительной полиции и, осмелюсь сказать, за то, как я руковожу ею»¹. Барон А. Дельвиг в своих воспоминаниях оставил такую запись: «На упоминание о законе Бенкендорф ответил: «Законы пишутся для подчиненных, а не для начальства, и вы не имеете права в объяснениях со мною на них ссылаться или ими оправдываться»². Главе Третьего отделения, в силу вверенных императором обязанностей, действительно пришлось встать над законом, чтобы восстанавливать в государстве порядок с точки зрения монархиста-консерватора.

Ссыльный декабрист Волконский С. Г.: что «наличие этой отрасли соглядатайства может быть полезно и царю и отечеству»³. Герцен называл Бенкендорфа «начальником этой страшной полиции, стоящей вне закона и над законом, имевшей право вмешиваться во все»⁴. Об отношении простого народа к жандармам свидетельствует эпизод, приведенный М. А. Корфом: «Когда в 1837 г. Бенкендорф опасно заболел, Государь и его семья окружили его знаками внимания и участия. Австрийский, прусский, шведский государи выразили ему свое сочувствие; спешили засвидетельствовать свои чувства и представители русской знати и бюрократии. Боялись за его жизнь и низшие слои населения, среди которых он был популярен за терпеливо-любезное отношение к просителям и за помощь в делах судебных…»⁵. Сам же Бенкендорф с чувством законной гордости докладывал государю: «Народ любит жандармов; к ним прибегают всегда как к последнему средству исцеления и часто исцеляются…»⁶.

В советской историографии оценка роли Бенкендорфа в системе политической власти российской империи дана в двух вариантах, оба негативны. Само Третье отделение советскими авторами воспринималось исключительно как репрессивный орган николаевской эпохи. Один из вариантов = Бенкендорф был безвольной, лишенной ума марионеткой императора Николая. Троцкий И. М.: «…очень скоро для всех стало ясно, что Бенкендорф фактически играет очень незначительную роль в жандармских делах. Это был человек дряблой воли, лишенный каких бы то ни было государственных дарований»⁷. Ю. М. Лотман: «Бенкендорф был, прежде всего, исполнителем монарших предписаний и истолкователем воли царя»⁸. Второй вариант: Александр Христофорович представляется кровавым сатрапом Николая, мучающим декабристов и убийцей Пушкина. В. М. Глинка: «Впрочем, как в данном деле декабристов, так и в некоторых других, например, о Пушкине и Чаадаеве трудно различить роли Бенкендорфа и самого императора Николая…»⁹. Особенно акцентировалось внимание советских авторов на фактах подавления крестьянских волнений, в подавлении которых принимала активное участие жандармерия: «Известно, что в 1830-1831 гг. во многих губерниях в связи с эпидемией холеры произошли массовые выступления крестьян. Вызваны они были строгими карантинными мерами, сопровождавшимися вымогательством и произволом местных властей и полиции. 8 января 1830 г. шеф жандармов сделал доклад императору о крестьянских волнениях…. После арестов, проведенных направленной карательной командой Бенкендорфа, состоялся военный суд над главными участниками волнений, вынесший 10 смертных приговоров. Возвращаясь к докладам Бенкендорфа царю о подавлении волнений, надо отметить, что они канцелярски бесстрастны, предельно обезличены и механистичны. В сухом перечислительном тоне он, равнодушный к добру и злу, будто речь идет не о людях, их наказаниях, пишет о принятых властями мерах, отправленных на подавление волнений воинских и жандармских командах, арестах, порках высылках»¹⁰.

Современные исследователи Экштут С., Сысоев Н., Чукарев А., пытаются реабилитировать шефа жандармов и его тайную полицию = она выполняла не только надзорные, карательные и цензурные функции. Третье отделение при наличии стекающейся информации со всей империи подавало аналитические записки императору. Уже в одном из первых отчетов в 1827 г. Бенкендорф выносит приговор бюрократии: «Хищение, подлость, превратное толкование законов – вот их ремесло. К несчастью они-то и правят, так как им известны все тонкости бюрократической системы»¹¹. В отчете за 1829 г. констатировалось, что Адмиралтейство дезинформирует императора в отношении качества боевых кораблей: «Моряки считают, что корабли построены плохо, без соблюдения правильных размеров, но никто не осмеливается сказать о том государю»¹². В отчете 1833 г. обосновывалась необходимость строительства железной дороги Москва – Петербург, обращалось внимание на всеобщий ропот по поводу рекрутских наборов. В отчете 1841 г. ставился вопрос о важности государственной заботы о народном здравии. В отчете 1842 г. говорилось о массовом недовольстве высокими таможенными тарифами, обращалось внимание на вредное влияние откупов на хозяйство страны и народную нравственность.

С. В. Мироненко приводит фактические документальные доказательства, что именно в Третьем отделении, именно Бенкендорфом, была задолго до 1861 г. определена угроза существования крепостного права для российской государственности. Несколько фрагментов из отчетов Третьего отделения за разные годы. В 1827 г: «Надо заметить, что всякий крепостной, которому удалось своим трудом скопить несколько тысяч рублей, употребляет их прежде всего на то, что бы купить себе свободу. Они хорошо знают, что во всей России только народ – победитель, русские крестьяне находятся в состоянии рабства … все остальные: финны, татары, эсты, мордва, чуваши – свободны. Среди крестьян циркулирует несколько пророчеств и предсказаний: они ждут своего освободителя, как евреи своего мессию…»¹³. Следующий отчет за 1834 г.: «Год от года распространяется и усиливается между помещичьими крестьянами мысль о вольности. В 1834 г. много было примеров неповиновения крестьян своим помещикам, и почти все таковые случаи, как оказывалось, происходили не от притеснений, не от жестокого обращения, но единственно от мысли иметь право на свободу… Могут явиться неблагоприятные обстоятельства: внешняя война, болезни, недостатки; могут явиться люди, которым придет пагубная мысль воспользоваться силами обстоятельств ко вреду правительства, и тогда провозглашением свободы их из помещичьего владения им легко будет произвести великие бедствия. Благомыслящие люди ожидают, что бдительное правительство наше не упустит из вида сие важное для спокойствия России обстоятельство. Они понимают всю трудность сего дела и с какой крайнею осмотрительностью надлежит в сем случае действовать, дабы не возбудить пагубного между крестьянами волнения, ибо крестьянин наш не имеет точного еще понятия о свободе, и волю смешивает со своевольством. А потому сколько, с одной стороны, признается необходимым, дабы правительство исподволь приближалось к цели освобождения крестьян от крепостного владения, столько, с другой, все уверенны, что всякая неосторожность, слишком поспешная в сем деле мера должна иметь вредные последствия для общественного спокойствия»¹⁴.

Аналитическая записка 1839 г.: «При каждом новом царствовании, при каждом важном событии при дворе или в делах государства издревле и обыкновенно пробегает в народе весть о предстоящей перемене во внутреннем управлении и возбуждает мысль о свободе крестьян. Вследствие этого происходят и в прошедшем году происходили в разных местах беспорядки, ропот, неудовольствия, которые угрожают отдаленною, но опасностью. Так и теперь по поводу бракосочетания великой княжны Марии Николаевны в народе разнеслась весть, что крестьяне будут освобождены. Толки всегда одни и те же: царь хочет, да бояре противятся. Дело опасное, и скрывать эту опасность было бы преступлением. Простой народ ныне не тот, что был двадцать пять лет перед сим… Вообще весь дух народа направлен к одной цели, к свободе… Вообще крепостное состояние есть пороховой погреб под государством и тем опаснее, что ныне составилась огромная масса беспоместных дворян из чиновников, которые, будучи воспалены и честолюбивы и не имея ничего терять, рады всякому расстройству»¹⁵.

Историки отмечают, что не все принималось Николаем к сведению, а последствия этого были подчас трагичны для самодержавия. В 1824 г. Бенкендорф положил на царский стол докладную записку Третьего отделения о русской администрации в Царстве Польском: «Власть продолжает там оставаться в руках презренных субъектов, возвысившихся путем лихоимства и ценою несчастья населения. Все государственные чиновники, начиная со служащих канцелярии генерал-губернатора, продают правосудие с аукциона»¹⁶. Бенкендорф делает вывод: угнетение населения может закончиться взрывом, но Николай ни в чем не изменил свою политику в Польше, вероятно, понадеявшись на брата Константина Павловича, наместника в Царстве Польском. Но правым оказалось Третье отделение, восстание вспыхнуло в 1830 г.

Постсоветские историки отдают дань Бенкендорфу в том, что именно он стоит у истоков русской заграничной разведки. После подавления восстания польской шляхты в 1831 г. многие высокопоставленные мятежники бежали за границу и, создав там всевозможные комитеты и тайные общества, развернули активную антироссийскую пропаганду. В различных изданиях стали появляться многочисленные статьи о звериной жестокости и пещерной дикости русского самодержавия. Их авторы не стеснялись использовать в своих пасквилях и факты явно клеветнического характера. В ответ на закордонные провокации Бенкендорф незамедлительно принимает контрмеры. За границу (в Австрию, Германию, Францию и Пруссию, где особенно много осело беглых мятежников), инкогнито командируют «специальных чиновников» Третьего отделения. В рабочих инструкциях разведчиков-нелегалов особо подчеркивалось, что за рубеж их направляют «… как для изучения на месте положения дел, так и для приискания надежных агентов и организации правильного наблюдения в важнейших пунктах»¹⁷. Результаты работы секретных сотрудников превзошли все ожидания. Давая оценку их скромной деятельности на ниве журналистики, шеф жандармов с удовлетворением докладывал императору: «Сами иностранцы убедились, что соотечественники их изображают Россию в ложном виде, и клеветы не производили больше прежнего действия…»

Вопрос № 35. Государство и церковь во второй четверти 19 века

К царствованию Николая I (1825-1855) приходское духо­венство подошло со многими проблемами = следствие господства синодальной системы: бедность, бесправие, зависимость на селе, как от помещиков и прихожан, так и от духовного начальства, недостаточность казенного содержания:

А) необходимость постоянно трудиться на земле для пропитания, с одной сторо­ны, сближала духовенство с крестьянством по образу жизни, с другой стороны, вредно сказывалась на его пастырских воз­можностях, отрывая время и силы.

Б) форми­ровалось пренебрежительное отношение к духовентсву со сто­роны значительной части паствы, как к паразитическому со­словию, живущему за счет народа (плат за требы и приноше­ний).

В) бедность лишала священноцерковнослужителей возможности дать своим детям духовное образование, необходимое для дальнейшего служения = россий­ское духовенство исторически сложилось как кастовое, дети заступали на места своих отцов, духовное звание было наследственным. В итоге многие оставались недоучив­шимися, шли в священники = понижался куль­турный уровень духовного сословия.

Император Николай I = лично вникал во все сферы управления государством: внимание на положение православного духовенства, в котором он видел опору самодержавного строя.

17 июня 1826 г. (вскоре после завершения процесса над декабристами) = повеление Николая I Синоду = предполагалось:

– найти способы принимать в священ­ники людей «испытанных в доброй нравственности», которые обладали бы «достаточными познаниями» и были бы «пред­почтительно из семинаристов», «дабы надежнее могли бы ру­ководить ввереную им паству и назидать оную в христианских добродетелях».

– для этого признавалось необходимым «всех обучающихся в духовных училищах определять непременно в духовное звание», так как для приготовления к светским долж­ностям существуют светские учебные заведения.

– на места священников определять только окончивших полный курс учения, притом «с хорошими понятиями и нравами».

– предлагалось строже наказывать тех, кто порочит духовной сан.

Главную проблему император, как и его брат, видел в недоста­точном просвещении духовенства, что увязывалось с под­держанием его кастовости, в затруднении выхода из духовного сословия.

Обстоятельства появления распоряжения императора изло­жил статс-секретарь Н. Н. Муравьев в особой сопроводитель­ной записке обер-прокурору Синода князю П. С. Мещерскому = указ был вызван политическими соображениями:

– в последние годы усилилось неповиновение крестьян своим помещикам + «с сожалением» усматривал, что во многих облас­тях священники «одобряли» и даже руководили крестьянами в этих «неповиновениях» и «тем более» удивлялся, что такое «встречается за распространением и улучшением в России ду­ховных училищ...»

– сказывается «недостаток дос­тойных сельских духовных пастырей». Император отметил «достойный поступок» священника Гдовского уезда Федо­ра Филимонова, «который своим пастырским увещеванием и даже духовным взысканием с более строптивых его паствы способствовал водворению спокойствия, порядка и послуша­ния крестьян их помещикам». За усилия Филимонову был по­жалован орден Владимира 4 ст. Синод же должен был эту мо­наршую награду «поставить в пример всем прочим священно­служителям».

Вывод: в представлении Николая духовенство есть необходимый государственный механизм посредничества между правительством и помещика­ми. С точки зрения императора, это средство держания подданных в узде работало плохо.

Представления императора о социальной ро­ли духовенства в помещичье-крестьянской среде близки консервативной утопии Н. В. Гоголя = «Выбранные места из переписки с друзьями».

– Гоголь в письме к своему дру­гу, будущему обер-прокурору Синода графу А. П. Толстому = духовенство, будучи не­активным в смысле полемического печатного слова, «не бездействует».

– пастыри не должны даже внешне сближаться со светским миром = духовенство не должно нести на себе печати «светскости», как неверные римско-католические священники.

– двумя законными поприщами, через которые у русских духов­ных должна осуществляться связь с народом являются исповедь и проповедь. Здесь «можно сделать очень много»: говориться проповедь должна «с возвышенного мес­та», поэтому «даже хорошо, что духовенство наше находится в некотором отдалении от нас». Необходимость же обычных ду­ховных бесед между пастырем и прихожанами классиком от­рицалась.

– Гоголь, рассматривая священноцерковнослужителей как особую касту, наделенную сверхзадачей посредничества между человеком и Богом, настаивал на соблюдении дистанции не только между духовенством и образованной элитой общества («светским миром»), но и духовенством и простым народом (утопично = бытовые реалии жизни сельских пастырей, по своему образу жизни и по общему бесправному положению, весьма близко стоявшим к основному податному сословию империи – к крестьянам). «Нет, покамест священник молод и жизнь ему неизвестна, он не должен встречаться с людьми иначе, как на исповеди и на проповеди. Если же и можно ему входить в беседу, то разве только с мудрейшими и опытнейшими из них, которые могли бы познакомить его с душою и сердцем человека, изобразить ему жизнь в истинном виде и свете, а не в том, в каком она является неопытному человеку». Гоголь не заметил противоречия = Спаситель снисходил до духовных бесед с обыч­ными, простыми и неопытными людьми.

– писатель отводил приходскому духовенству важнейшую функцию в государстве и обществе. В письме «Русский поме­щик», рисуя образ идеального крепостника, Гоголь дает ра­дужную картину сотрудничества священника и помещика в общем благом деле духовного просвещения народа = просвещенный помещик не гнушался бы наставнической роли по отношению к дурному или недоучившемуся священнику, не бросал бы его, молодого и не­опытного, среди мужиков, «когда он еще не знает, что такое мужик», чтобы побороть такое, по Гоголю, нежелательное явление, когда священники «имеют мужицкие ухватки и ничем не отличаются от про­стых мужиков». Помещик мог бы оказывать священнику помощь в сочинении проповедей, и, при необхо­димости, брать его на содержание. Священник в ответ спо­собствовал бы помещичьему господству над крестьянами. Из наставлений Гоголя: «Заведи чтоб священник обедал с тобой всякий день. Читай вместе с ним духовные книги... А самое главное – бери с собою священника повсюду, где ни бываешь на работах, чтобы сначала он был при тебе в качестве помощ­ника, чтобы он видел самочинно всю проделку твою с мужи­ками. Тут он увидит ясно, что такое помещик, что такое мужик и каковы должны быть их отношения между собою... Сделай так, чтобы он не нуждался в доме своем, чтобы был обеспечен относительно собственного своего хозяйства, и через то имел возможность быть с тобою беспрестанно».

Вывод: у Гоголя = ставка на кастовую, куль­турную, психологическую, бытовую обособленность духовенства от простого народа.

Позиция писателя вызвала гнев В. Г. Бе­линского в «Письме к Гоголю».

– российское православное духовенство он назвал «гнусным», оно «никогда ничем не было, кроме как слугою и рабом светской власти». «Большинство нашего духовенства всегда отлича­лось только толстыми брюхами, схоластическим педантством да диким невежеством».

– духовенство и церковь = орудие угнетения народных масс, «прислуга неправых властей», иерархия, от­ступившая от заветов Христа, которые оставались для Белинского высокими нравственными идеалами. «Вот почему какой-нибудь Вольтер, орудием насмешки погасивший в Европе костры фанатизма и невежества, конечно, более сын Христа... нежели все наши попы, архиереи, митрополиты, пат­риархи».

– критик отметил общее неуважительное отношение народа к духовному сословию: поп «для всех русских представитель скупости, низкопоклонства, бесстыдства».

– отрицал религиозность народа как таковую, считая его «глу­боко атеистическим», который «произносит имя Божие, поче­сывая зад»; религия – лишь форма суеверия; мистическая экзальтация вообще не в натуре рус­ского народа. Религиозность проявлялась в России «только в раскольнических сектах».

– Белинский ссылался на большое количество похабных сказок о духовенстве, бы­тующих в народе. Данные корреспондентов Этнографического бюро В. Н. Тенишева, фиксировавших многочисленные случаи недру­желюбного отношения крестьян к священникам, которых руга­ют (за глаза и открыто) как вымогателей, стяжателей, попроша­ек, обжор, тунеядцев, прячутся от обходящих дворы священни­ков. Распространенными были случаи и циничного осмеяния духовных. Характерные строки из поэмы Н. А. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо» = поп сетует на народное отношение: «Теперь посмотрим, братия, Каков попу почет? Скажите, православные, Кого вы называете Породой жеребячьею?» «С кем встречи вы боитеся, Идя путем-дорогою?» «О ком слагаете Вы сказки балагурные, И песни непристойные, И всякую хулу? Мать-попадью степенную, Попову дочь безвинную, – Семинариста всякого – Как чествуете вы? Кому вдогон, злорадствуя, Кричите: го-го-го?..».

В ответ на повеление царя от 17 июня 1826 г. митрополит московский Филарет (Дроздов) в 1827 г. подал записку в Синод:

– главным злом в жиз­ни приходского духовенства являются бедность и стесненное положение, которые не позволяют дать священноцерковнослужительским детям надлежащее для будуще­го служения образование: «В селах священники нередко могут прокормить себя от земли, но нередко терпят недостаток в деньгах, необходимых на содержание детей в училищах». Не­обходимость каждодневно заниматься хозяйственным трудом для поддержания жизни изматывает силы свя­щенника, что создает также преграду и для его самообразова­ния, для книжного просвещения. «Если по обстоятельствам места возложит он руки на рало, то редко будет брать в руки книгу».

– предлагалось средство к исправле­нию положения = облегчение приоб­ретения духовенством недвижимых имений, земли + строительство домов для причта. Земля – самый на­дежный источник существования сельского духовенства (там, где священники ее не обрабатывают, они сдают ее за небольшую плату): «Приобретение церковью недвижимых имений не только служит надежному обеспечению церковной службы, но может послужить и облегчению государственного хозяйства».

– масштабность и многолюдность епархий не дает возможности епископам осуществлять деятельный надзор за состоянием пастырей.

– Филарет считал необходимым расширить казенное содер­жание детей бедных священников (общее число казеннокоштных вообще увеличить и удвоить отправляемые на них из казны суммы), поощряя пособиями тех, кто оказывает наибольшую ревность к учебе, расположенность к духовной службе.

– возражая царю, Филарет заметил: нельзя принудительно записывать в духовное сословие всех воспитанников учебных заведений – против их убеждения, так как священнослужение требует расположения к этому духа, неотделимо от свободного выбора человека. И в светской службе не может быть успеха про­тив воли человека, а в духовной – тем более.

– должны быть сделаны исклю­чения для целых категорий людей: а) для лиц с физическими недостатками, б) для лиц без склонности к духовному званию, последним следовало разрешить вступать в светскую службу по их усмотрению.

– надо избегать назначения свя­щенников ранее 25-летнего возраста, а в возрасте от 25 до 30 лет назначать только по уважительным причинам, соблю­дая, таким образом, 14 правило VI Вселенского собора = отсекать от священнослужения людей молодых и неопытных.

– система духовного образования будущих пастырей должна быть изменена = меньше должно уделяться внимания латинскому языку + более глубоким должно стать изучение богословских предметов, которые должны преподаваться на русском языке + отказаться от такой формы испытаний, как диспуты, (ведут к ненужным словопрениям), главный упор в оценке знаний сделать на экза­мены.

– Филарет выступил против популярной в прави­тельстве идеи обучения духовенства сельскому хозяйству и медицине = это отвлечет их от пастырских обязанностей.

– в зависимости от качества и объема полученного образования будут замещаться местные священни­ческие вакансии = предпочтения в назначениях более образованным и лучше воспитанным.

– епархиальное начальство должно постоянно анализировать «кадровый состав» причтов; тем епархиям, где недоставало образованных кандидатов в свя­щенники, следовало брать таковых из епархий, испытывавших избыток. Мнение Филарета подчеркивало связь между системой духовного просвещения и порядком на­значения на священнослужитепъские места.

В дальнейших мерах в церковно-религиозной политике правительство поль­зовалось консультациями иерарха.

8 декабря 1827 г. Председатель Государственного Совета В. П. Кочубей в отношении Филарету сформулировал цель правительства по от­ношению к духовенству: «извлечение их из того неимущего состояния, которое лишает их нередко предметов первых на­добностей, порождает в них пороки или презрение прихожан, к ним обращающихся».

По высочайшему повеле­нию, было выделено два направления мер:

а) по усилению образования духовного звания,

б) изыскание средств по обес­печению содержания приходского духовенства, особенно сельского, как наиболее бедного и нуждающегося = духовная и мате­риальная стороны вопроса увязывались.

НО: предлагалось отменить плату духовенству за требы с заменой ее казенным жалованием = подробное и аргументированное возражение Филарета в особой записке: со ссылками на св. Писание (1 Кор. 9. 13,14), церковное Предание и каноны архиерей доказывал, что приня­тие плат за требы не противоречит древним установлениям христианской Церкви, что это было и остается основным дохо­дом духовенства, который не покрыть в обозримом будущем никакими другими, что это обычай, освященный многовековой историей церковного народа. Никто, даже правительство и царь, не может запретить добровольные пожертвования при­хожан при совершении треб. Если даже такое запрещение по­следует, оно не осуществится на практике. Филарет также выразил опасение: с введением таких мер многие приходы могут отказаться от помощи причтам, они будут про­сто отсылать их к казне.

Выступления Филарета и других иерархов сыграли свою роль в срыве этой и последующих правительствен­ных попыток при Николае I отменить плату за требы:

– еще указом Екатерины II от 18 апреля 1765 г. была установлена фиксированная плата за требы – за молитву родительницы – 2 копейки, за крещение – 3, за свадьбу – 10, за погребение взрослого – 10, младенца – 3. За исповедь же и причастие полагалось «давать каждому по стремлению и возможности».

– указом Александра I от 3 апреля 1801 г. платы за требы были увеличены вдвое, доход от плат за требы распределялся в среднем по причтам в такой пропор­ции: священнику – 50 копеек с рубля, диакону – 25, двум причетникам – по 25.

– Митрополит Санкт-Петербургский Се­рафим 24 июля 1828 г. в ответ на запрос князя А. Б. Куракина написал свои «соображения, почему трудно заменить чем-либо плату за требы в настоящем положении». По общим подсчетам размер суммы фиксированной платы за требы в целом в империи достигал 3 724 500 рублей в год: «Духовенство не сможет не только дать воспитание своим детям, но не в состоя­нии будет пропитать само себя», особенно по городам, где немалое число священноцерковнослужителей получает «бедное жалование» + это плата за нелегкий труд священнослужителя по духовному окормлению паствы, которая избавляет казну от важных расходов, «кои без новых налогов она производить не может» + она не отягощает людей зажиточных и не обремени­тельна для бедных, налог же падет равным образом на всех + платы за требы являются средством побуждения свя­щеннослужителей к своевременному исполнению своих обя­занностей + платы за требы вошли в народный обычай, как выражение признательности народа священнослужителям. В итоге обер-прокурор Мещерский в докладе царю «О плате за требы» высказался за необходимость ее сохранения.

– Митрополит московский Филарет (Дроздов) возражал про­тив возможного дополнительного налога на народ (на содер­жание духовенства) = приведет к массовому на­родному недовольству духовенством: «Обеспечить содержание духовенства налогом на народ значило бы положить на народ чуждое иго».

– не прошло предложение Лифляндского генерал-губернатора маркиза Палуччи возродить, отмененный Алек­сандром I в 1801 г. «за неудобством исполнения», указ Павла I от 11 января 1798 г. об обработке священнической земли са­мими прихожанами, своего рода «церковной барщины». Указ этот почти не исполнялся. А. Х. Бенкендорф = ввести его положения «в виде опыта для западных губерний».

– Паллучи предложил удвоить фиксированные платы за требы. Обер-прокурор Синода П.С. Мещерский в докладе Николаю I от 5 ноября 1827 г. отверг предложения губернатора из-за боязни умножения конфликтов между духовенством и народом, крепостная часть которого была отягощена барщиной, и, види­мо, император с ним согласился, павловский указ возрожден не был.

– П. С. Мещерский в докладе царю от 7 января 1828 г. пред­ложил следующие меры по поднятию уровня духовенства:

А) Синод должен регулярно собирать сведения о со­стоянии нравственности и образованности духовенства, чтобы одобрять добрых пастырей и устранять негодных, заменять их лучшими воспитанниками духовных училищ.

Б) внести изменения в Духовно-училищный устав, обсле­довать духовные училища по епархиям, чтобы выявить недос­татки в их деятельности. Указом Синода обязать архиереев предоставить в трехмесячный срок сведения о состоянии причтов в приходах и приходских церквях.

В) создать особый Комитет из нескольких лиц, назначенных по усмотрению им­ператора, для сбора сведений о со­стоянии сельских церквей.

Николай I указом 11 января 1828 г. Синоду распорядился о скорейшей выработке мер по поднятию положения и улучше­нию образования духовного сословия, чтобы духовенство мог­ло хорошо исполнять свои обязанности, «не принимаясь забо­тами жизни и безбедного содержания», «дабы лица, духовному званию себя посвятившие были в средствах содержания их везде и особенно в приходах бедных».

Итогом усилий стал императорский указ от 6 декабря 1829 г. «Об усилении вящных способов к образова­нию духовного юношества и к обеспечению церковных причтов в безбедном содержании» (его окончательный текст, обобщив синодальные разработ­ки, готовил М. М. Сперан­ский).

– Указ повысил требования к духовному образованию детей и юношества духовенства. Всех способных к обучению следовало содержать за счет казны, снабжать жильем, пищей, одеждой, духовными книгами, неспособные же оставлялись без казенного пособия (в этом смысле должны были быть со­ставлены новые штаты и сметы духовных семинарий).

– Назна­чение на священнические места должно было находиться в прямой зависимости от образо­вательного ценза юношей (главное требование – их познания в богословских науках). Имеющие академическую степень мог­ли определяться «по их желанию, преимущественно перед окончившими семинарский курс учениками». Но, по недостат­ку кандидатов в священники, набор на места из недоучивших­ся был по-прежнему разрешен, начальства же должны были следить, чтоб эти люди были «доброго разумения, хорошего поведения» и проч. В конечном итоге исполне­ние указа в этой части попадало в зависимость от местных ус­ловий.

– указ установил одно важное правило = все окончившие ду­ховные училища обязаны были, если того потребует духовное начальство, «в благодарность за свое воспитание» отслужить по духовному ведомству не менее 4 лет (многие выпускники поступали не в духовное звание «и таким образом без пользы для сего звания истощаются при­надлежащие духовному ведомству способы воспитания»). Первоначальная идея Николая I о запрете вообще поступать выпускникам духовных училищ в светское звание трансформировалась в этот более смягченный пункт.

– Не была обойдена вниманием указа и часть детей духовенства, оказав­шихся по бедности или невнимательности родителей вне ду­ховных училищ, или исключенные из училищ из-за недостатка способностей = иерархам было вменено в обя­занность следить за домашним воспитанием таких детей со стороны родителей и родственников (чтение, пение, Катехизис, Церковный устав), не наставляемых отсылать в уездные приход­ские училища, совсем неспособных отчислять из этих училищ, по желанию увольнять из духовного звания или отсылать в гу­бернские правления для избрания «другого рода жизни».

– указ расширил право духовенства на владение землей: должны быть увеличены наделы для приходов, продолжен отвод церквям незаселенных земель, «ближайших к жительству ду­ховенства», в частности, путем нарезок от «излишних» земель, была объявлена неприкосновенность угодий при церквах.

– должен быть введен в полное действие закон 26 июня 1808 г., по которому земля и угодья упраздняемой или припи­сываемой церкви должны принадлежать к той церкви, к кото­рой она приписывается с прихожанами. Прихожан же следова­ло побуждать заводить и поддерживать дома для священноцерковнослужителей.

Положения указа в значительной мере обесцени­вались сохранившейся в законах архаичной нормой о необхо­димости для духовенства испрашивания для приобретения земли, как и на все операции с недвижимой собственностью, высочайшего соизволения. Эта мера фигурировала во всех Сводах законов Рос­сийской империи, и иерархи боролись за ее отмену, но положение так и оставалось неизменным.

– указом предусматривалось, что с 1830 г. должна осуществляться ежегодная выплата из казны в 500000 рублей в пользу беднейших приходов.

– мера, предусмотренная указом, = упразднение мало­людных и бедных приходов путем их укрупнения – получила практическую реализацию только в царствование Алек­сандра II.

Поскольку указ 1829 г. не решил основных проблем духовного сословия, правительство десять лет спустя, в 1839 г. создало секретный Комитет об обеспечении сельского духовенства во главе с председателем Государственного совета князем Васильчиковым. В Комитет входили также Венедикт, епископ Ревельский, обер-прокурор Синода гр. Н. А. Протасов, гр. Ф. Елагин, управляющий V Отделением ЕИВ Канцелярии А. Корнеев и пр. Комитет в начале мая 1840 г. в особом Журнале, поднесенном Николаю, пред­ложил свои меры. В Журнале имеются редкие рукописные пометы самого императора:

– В журнале зафиксирована зависимость духовной стороны положения духовенства от материальной – «бедность сельских причтов ведет за собой упадок благонравия». В итоге комитет поставил цель = проанализировать содержание духо­венства в ведущих европейских державах (Англии, Франции, Германии, Швеции...), в древней церковной истории, на про­тяжении русской истории (особо уделялось внимание мерам Петра I, Екатерины II и Александра I), собрать информацию с епархий о современном состоянии причтов и выработать на этой основе лучший способ содержания при­ходского духовенства.

– Вывод аналитической работы комитета о положении сель­ского духовенства в России был неутешительным: «В настоя­щее время нет причтов, которых состояние можно назвать обеспеченным, и главным образом сельское духовенство и те­перь находится в том же виде, как было за 100 лет перед сим, также подчинено влиянию паствы и случайным обстоятельствам, и также лишено свободы благодеять бескорыстно и тем успешнее действовать на сердца и умы россиян». И потому так важно «определить отношения духовенства к прихожанам пра­вилами, толико возможно, положительными и вместе удобны­ми и сообразно с понятиями и состоянием народа». Важно уравнивать приходы, сокращать лишние путем их укрупнения, посчитать количество цер­ковных земель и т.д.

– Обобщив данные с мест, Комитет подсчитал, сколько в об­щей сложности в год должно получать сельское духовенство от казны, чтобы жить безбедно, – получилась астрономическая сумма в 14 миллионов рублей ассигнациями (или 4 миллиона серебром). В журнале также по­вторялись известные ранее меры об отводе земель, строитель­стве домов, обработке земель прихожанами и проч.

– Всему сельскому духовенству следовало назначить постоянное от государства жалование и разложить его в соответствии с составом причтов «и для того соста­вить им штаты». Притом больший оклад положить священно-церковнослужителям, окормляющим большее количество при­хожан и имеющим больший объем территории в приходе. Об­ложение предполагалось поставить в зависимость от разных факторов: расстояний в приходе, образовательного уровня жи­телей, их расположения к вере. Однако учета имущественной дифференциации прихожан при обложении не предусматрива­лось. Часть средств для выплаты жалования духовенству (меньшую) предполагалось выделить и из духовно-училищных капиталов (772510 руб.), на что выделялись все свечные доходы церквей.

– предлагалось усилить наделение церквей землей, где это возможно + возложить на прихожан вознаграждение причта деньгами за недостаток положенной для церквей тридцатитрехдесятинной пропорции земли + прихожане долж­ны заботиться о строительстве домов для причта и обрабатывать церковную землю = участие прихожан в сельском хозяйстве священника скрепит союз священника с прихожанами (Здесь реалистическая помета царя: «лучше нанимать работников»; принуждение прихожан к работе на священника, как на своего помещика, то есть наложение на них новой барщины, Николай I считал необоснованным). Наем людей по взаимному соглаше­нию – совершенно другое дело.

– после рукополо­жения священников Комитет предлагал возложить на прихо­жан обязанность делать им приношения продуктами и прочим «на обзаведение». Николай написал на полях по поводу этой меры: «Я полагал бы возложить сию обязанность на помещи­ков». Из царских помет видно: государь реалистично понимал, что рядовые крестьяне просто не «потянут» новые повинности.

Предложениям Комитета воспротивился министр финансов Е. Ф. Канкрин. Нико­лай I отказался утвердить журнал Комитета без его заключе­ния – «сам же разделяю мнение комитета, но утвердить сие не могу без предварительного удостоверения от министра финан­сов, что расход сей он покрыть может».

Он подал две записки (14 мая 1840 г.) – одну с общими соображениями по мерам, предложенным Комитетом, другую – с детальными расчетами источников возможного содержания духовенства:

– несправедливость предложенного комитетом налога, который предлагалось сделать равным и для богатых и для бедных прихожан.

– возложение на них обязанности вознаграждения деньгами за недостаток в церковной земле могло привести только к недовольству + строительство домов для причтов во многих случаях для них непосильно + наделение церквей землями должно происходить постепенно, соразмерно с действительными потребностями.

– вслед за митрополитом Фи­ларетом Канкрин высказался за сохранение древ­ней практики платы за требы = «буквально дозволено в Биб­лии». Отмена плат за требы приведет к негативным последствиям для священников, эти копейки часто выра­жают реальную признательность прихожан за пастырский труд, с их прекращением связь между паствой и священством ослабнет: «Неестественно, чтобы столь при­вычное и дозволенное дело могло прекратиться, оно едва ли не останется вовсе в народных обычаях». Надо установить, что этого «нельзя требовать», но нельзя и запрещать. Невозможно и возложить на помещиков надзор за запрещением платить платы за требы. Их запрещения просто не будут действовать.

Во второй записке Канкрин, взамен предложенного Коми­тетом единого налога, предложил собрать запрашиваемую сумму путем повышения уже существующих многочисленных налогов и сборов с населения (расчеты прилагались):

– подушную подать (главный налог империи) предлагалось повысить на копейки (с разных категорий людей по-разному);

– также на копейки повышались сборы питейный, земский, на­лог на соль.

– платы за требы тоже предлагалось повысить вдвое.

– предлагалось учредить особый сбор за выписки из метрических свидетельств, чем, по традиции, занималось духовенство.

– министр отметил, что у самого министер­ства финансов нет возможности для организации нового налога, предложенного комитетом + отметил неудобство введения нового налога в связи с тем, что с 1841 г. во многих губерниях повышаются цены на хлеб. В связи с этим провозглашение государством нового большого налога могло привести к усилению массового народного недовольства.

Комитет отверг первую записку Канкрина и принял в целом расчеты второй. Окончательное решение оставалось за императором. Николай I в итоге распоря­дился: «дело сие нужно оставить до благоприятных обстоя­тельств», похоронив этим и работу Комитета, и соображения Е. Ф. Канкрина.

Император бдительно следил за нравственностью духовного сословия:

– по рапорту обер-прокурора Св. Синода о церковных происшествиях за первую треть 1827 года, Николай I обратил внимание на тот факт, что священник Лука Шуйский села Великой Вели Черниговской епархии, отправлявший богослужение в пьяном виде, упал в алтарь, и уже не смог подняться. Позднее обнаружилось, что этот священник умер от апоплексического удара, «как следствие нетрезвой его жизни», которая была хорошо известна сельчанам. Воля Николая: Синод должен обратить пристальное внимание на этот случай, когда епархиаль­ное начальство по существу попустительствовало поведению священника. Государь указал: «люди, видящие в пастыре вместо благочестия пример порока, теряют ува­жение к его сану и впадают в раскол и в своевольство поня­тий, столь вредному к благоустройству государства». Архиереям и консисториям он приказал «иметь деятельный над­зор за священниками и тех из них, кои уже замечены дурными, ныне же удалять от должностей, а тех, которые представ­ляются сомнительного поведения, переместить под личный надзор архиерея для исправления». Было приказано изготовить соответствующее определение Синода.

– В ответ на распоряжение царя последовала за­писка митрополита московского Филарета (1828 г.) под назва­нием «Мнение о том, какие нужны распоряжения для исполнения высочайшей резолюции о деятельном надзоре за свя­щенниками». Иерарх замечал: архиерею сложно осуществ­лять такой надзор и руководство ввиду обширности и много­людности епархий, по слабости исправительных мер, предусмотренных церковным судом, а также судебной волокиты. Священников сомнительного поведения трудно привлечь к какой-то серьезной ответственности. Филарет предложил активнее использовать благочинных для надзора, тщательнее их отбирать, обязывать их регулярно докладывать архиерею о поведении священноцерковнослужителей, церков­ный суд предлагалось сделать более строгим и более опера­тивным = немедленно увольнять недостойных священни­ков, поскольку они вносят в приход соблазн, «сомнительных» помещать в монастыри для испытания и раскаяния на раз­ные сроки с возможным возвращением потом в приходы. Так­же следовало уважать волю прихожан, «когда они объявляют, что они не желают иметь более» такого-то священника при своей церкви.

В определении Синода от 13 февраля 1828 г. записка Филарета воспроизве­дена почти дословно. Однако этот акт оказался бесполезным = новое аналогичное дело о нравственности духовенства возникло де­сятилетие спустя, в 1839 г.

– Доклад обер-прокурора Св. Синода Н.А. Протасова о безобразиях в церквах за 1838 год возмутил императора: прогневало его содержание той записки, где рас­сказывалось о зверском избиении церковного старосты одним пьяным священником, как он «бесчеловечно бил его руками по голове и другим членам тела до окровавления». В ответ на во­пли несчастного о помощи прибежали дьячок и пономарь той же церкви, но, вместо заступничества, они... стали помогать священнику дальше избивать старосту. Кроме того, отличив­шийся в избиении «священник Восторгов, за необходимости в пьянстве, при многочисленных просьбах прихожан об исправ­лении треб, не исправляет в свое время их». Опустившийся священник до рукоположения в сан служил в войну 1812 г. полковым урядником и участвовал в заграничных по­ходах русской армии. Николай I написал резолюцию: «содержание записки настолько постыдно, что я вновь обращаю внимание Св.Синода, сколь пагубное действие должны производить подобные случаи на прихожан, из каких многие окружены раскольниками, пора найти меры, исклю­чающие подобные случаи».

Другие записки, с которыми озна­комился император, содержали еще множество фактов о недостойном поведении лиц духовного зва­ния. Так, в донесении Сибирской Духовной консистории: священник церкви села Куроедова, вместо ожидаемой проповеди, вдруг «начал бывших в церкви прихо­жан ругать «дураками» и стращал пересечь всех плетьми». На две свадьбы уделил всего по три минуты, только обменивал жениха с невестой кольцами и провел три раза по кругу, при этом нецензурно поругивал окружающих. Священник Илья Игнатов в церкви с. Чумлинкина, служа в нетрезвом виде, про­пустил ектинью. Когда присутствовавший возле пономарь сде­лал ему замечание, священник разъярился, обругал его сквер­ными словами и ткнул ему в бороду зажженной свечой, «отчего загорелись на бороде волоса». Одному священнику в селе Карпове Ранненбургского уезда принесли крестить боль­ного младенца. Однако священник спал «по нетрезвости», раз­будить его не смогли. «Восприемники и жена его неоднократ­но и в течение немалого времени будили его, но он, священ­ник, встать не мог, отчего младенец по слабости своей на ру­ках у восприемницы некрещеный помер». Екатеринославская Духовная Консистория поведала о таком слу­чае: некая вдова, коллежская регистраторша, с неизлечимым калекой-сыном часто приходила в церковь или бродила с ним в церковной ограде, собирая ми­лостыню. Больной сын, не контролируя себя, часто громко раз­говаривал, мешал службе. Потеряв терпение, дьякон Федор Бузков бросился на ее сына, выволок его из церкви и уже в ограде стал избивать его по щекам, рвал за во­лосы «без всякой пощады и человечества». Тогда вдова побежала в цер­ковь с мольбою о заступничестве к священнику Михаилу Самборскому. «Самборский же, придя в азартность, схватил ее за руки, будучи во всем облачении, с крестом в руках, тащил ее из церкви, произнося громогласно: «пошла вон и более чтобы ты и сын твой в церковь не ходили!"» Донесения других консисторий похожи – «о бесчинстве и пьянстве», «о бесчинстве и буйных поступках», о вымога­тельстве священником денег у церковного старосты с бранью и угрозами, о краже дьяконом денег из церковной ризницы и т.п. печальными примерами нехристианского поведения.

Николай I продолжал линию брата Алек­сандра I на расширение сословных прав духовенства. Свод за­конов Российской империи 1832 г. в т. 9 «Законы о состояни­ях» закрепил важные права и привилегии духовенства:

– осво­бождение от подушной подати и личных податей, обязатель­ной военной службы (рекрутчины), военных постоев, телесных наказаний.

– духовенству запрещалось брать на себя су­дебные обязательства и поручительства, ходатайствовать за других лиц по гражданским делам, заниматься торговлей и ви­нокурением.

– дети духовенства по своему рождению уже при­числялись вслед за родителями к духовному ведомству, но, в случае оказанной в дальнейшем при учении неспособности, могли быть из духовного звания уволены и отосланы «в граж­данское общество для избрания рода жизни».

– в Своде были четко очерчены функции епископата, белого и черного духо­венства.

– Сводом было подтверждено пра­во приобретения церквами незаселенных земель, «но ненаселенными недвижимыми имениями они могут владеть и приобретать их вновь не иначе, однако же, как по особому на то ка­ждый раз Высочайшему разрешению». Представители духовенства – выходцы из дворян или получив­шие дворянство через сопричисление к российскому ордену, имели право владения и приобретения заселенных земель.

Выход Устава духовных консисторий 1841 г. был связан с административной церковной реформой, направленной на усиление жесткого централизованного контроля государства над церковью:

– огромные права по контролю над духовенством и по вмешательству в церковную жизнь получили светские консисторские чиновники, славившиеся взятками и поборами.

– была твердо закреплена подчиненность духовенства по отношению к светским и духовным властям всех уровней, получившим безграничные права по контролю над духовенством.

– бесправными в церковных делах были ос­тавлены и прихожане, юридически потерявшие право на какое-либо участие в выборе клира, совершенно утратившие контроль за расходами церковных сумм. Все их реальное уча­стие в приходской жизни ограничивалось выбо­рами церковного старосты, который по избрании пере­ходил в зависимость от разных начальств.

– любая благотво­рительная, просветительская и миссионерская деятельность в приходе попала в сети мелочной регламентации жизни, которой опутывало всех подданных николаевское госу­дарство, – от обязательной цензуры любых проповедей и по­учений и жесткой привязанности к церковным штатам до кон­троля над любыми перемещениями по России и отлучками из епархий.

Последнее обращение Николая I к проблемам духовенства произошло в 1853 г., накануне Крымской войны = одобрил основные положения доклада министра внутренних дел Бибикова, предусматривавшего ряд крупных мер:

– увеличение личных прав и привилегий священнослужи­телей

– открытие детям духовенства возможности служения на всех поприщах гражданской деятельности, то есть преодоле­ние кастовости сословия,

– повышение участия духовенства в народном образовании (в приходских и сельских училищах),

– соизмерение составов причтов с действительным составом приходов,

– определение степени и способов участия прихожан в хозяйственных делах церкви.

Для исполнения это­го плана предлагалось создать Особое присутствие из духов­ных и светских лиц «для изыскания способов к лучшему уст­ройству и обеспечению быта духовенства на лучших основа­ниях». В него вошли митрополит Санкт-Петербургский и Нов­городский Гавриил, архиепископ Рижский Платон, архиепи­скоп Тверской Филарет, вели­кий князь Константин Николаевич, генерал-адъютант князь В. А. Долгоруков.

Николай I дал одобрение на предложенные Бибиковым направления деятельности Присутствия, оговорив особо, что «при развитии вышеуказанных оснований строго и неуклонно держаться направлений Св. Церкви, деяний Вселен­ских и Поместных Соборов и Правил св. Отец». Император обратил внимание на то, «чтобы предоставляемые право­славному духовенству новые права и преимущества ни в коем случае не стесняли бы тех, которые присвоены духовенству других исповеданий в Империи, сохранив полную независи­мость, законом для них обеспеченную».

Но претворение в жизнь этих проектов было заморожено в связи с войной. Предложения эти перешли по наслед­ству к сыну Николая и стали воплощаться уже в его царство­вание, но малоуспешно.

ВЫВОД:

Сходство судьбы проектов по духовным делам с итогами работы комитетов по кре­стьянскому делу, созданных в царствование Николая I = попытка решить проблему, не меняя ничего в осно­вах существования системы, с помощью замены ее звеньев + упования на действенность частных мер или полумер + желание отодвинуть назревшие серьезные преобразования до более благоприятных обстоятельств.

Механизм деспотиче­ского государства оставался прежним, его гнет сказывался и на духовенстве, который невозможно было отменить пособиями, льготами, увеличением сословных прав.

Кре­постническое государство самой своей природой порождало бедность, бесправие и невежество не только приходского ду­ховенства, но крепостного крестьянства – ос­новной массы православных прихожан, от которых и зависело состояние церковного клира.

36. Охранительно-консервативное направление в русской общественно-политической мысли 1830-1850-х гг. С. С. Уваров. М. Н. Погодин. Ф. И. Тютчев.

На протяжении всего периода царствования Александр вел дневник «Мысли в разные времена на всевозможные предметы до блага общего касающиеся». 1 ноября запись была сделана «Ничего не может быть унизительнее и бесчеловечнее, как продажа людей. Для того неотменно нужен указ, который оную навсегда запретил…Из рабов сделаемся вольными…Состояния сравняются, классы уничтожатся». С Томасом Джефферсоном Александр переписывался. В этой цитате совмещены принципы декларации прав человека и гражданина (Томас Джефферсон), с другой стоны реалии русского крепостничества, мечты о всеобщем равенстве и благоденствии => в оценке Пушкина родовое сознание правящей династии содержало в себе скрытые утопические мотивы, надежды. Два указа: «позволить всякого рода людям покупать земли даже и с деревнями» = план разрушения дворянской монополии на владение землей; «нужен указ, который навсегда запретил бы продажу людей». В мае 1801 числа Александровским указом была запрещена публикация объявлений о продаже с торгов без земли. В декабре 12 числа 1801 (24 года) указом был нарушена дворянская монополия на владение землей и крестьянами. Статья «Жалованной грамоты» отменялась. В апреле 2 числа указ о восстановлении в полном объеме «Жалованной грамоте дворянстве». Отец Георгий Флоровский «Для всей эпохи так характерны именно это расторжение ума и сердца, мысли и воображения, то была эпоха мечтаний, грез, вздохов, видений, проведений и приведений». «Это не столько даже безвольность, сколько безответственность сердца». «Даже старое даже если оно изображено в новом может разрушить государство» - Карамзин. От чего отказывался Александр в 1801 году: февраль 18 – запрещено танцевать вальс (с французской революцией, не умел танцевать вальс), 6 мая – запрещается дамам носить разноцветные ленты через плечо, 28 июль – малолетние дети на улицу не были выпускаемы без присмотру, 12 август 1799 – те, кто желает иметь на окнах горшки с цветами, держали их за окнами, если снаружи – то за решеткой, 25 сентября – в театрах сохранялся должный порядок и тишина, 28 сентября – указом запрещалось кучерам, ехавшим, кричать, дабы не нарушать покой людей.

15 марта 1801 года из Петропавловской крепости были исключены все заключенные Тайной экспедиции.

22 марта – подписан указ о свободном пропуске едущих в России и отъезжающих из нее

23 марта – состоялись похороны Павла I в Петропавловском соборе; Донские казаки были возвращены из похода на Индию.

31 марта - отменен запрет на ввоз в Россию книг и нот, были дозволены частные типографии, открытие которых было запрещено в апреле 1800 года.

2 апреля – указом была уничтожена Тайная экспедиция.

8 апреля – подписан указ об уничтожении публичных виселиц.

9 апреля – отменено обязательное ношение косы.

26 апреля - с русского гос герба был снят Мальтийский крест.

28 мая – Александр велит президенту Академии наук не включать Мальту в число городов Российской империи.

22 мая – священники и дьяконы были освобождены от телесных наказаний, за совершенные ими уголовные преступления.

5 июня – Сенату высочайше поручено самому отныне определять чем ему должно стать в новых обстоятельствах новой истории; предусмотрено создать комиссию о составлении нового уложения; император подписал один из первых внешнеполитических актов – конвенцию о взаимной дружбы с Англией.

26 сентября – подписание мирного договора с Францией.

Крестьян казенных в частные помещичьи владения роздано не было – накануне коронации. Обещание не раздавать гос крестьян в коронационном манифесте отразилось: «Счастье вверенного нам народа должно быть единственным предметом всех мыслей наших и желаний. В основании оного счастья мы положили утвердить все состояния в их правах».

30 марта 1801 года – указ об учреждении государем Непременного совета из 12 членов для рассмотрения важных государственных дел. Выполнял функции законосовещательного органа.

В 1809 году – возникла идея Государственного Совета. Созывалось общее собрание. Гос секретарь ведал гос производством.

В конце XVIII века система коллегий по степени их функционирования пришла в упадок. 8 сентября 1802 года – манифест об учреждении 8 министерств: военное, морских сил, иностранных дел, юстиции, внутренних дел, финансов, коммерции, министерство народного просвещения. МВД – «пещись о спокойствии, тишине, благоустройстве всей империи и о повсеместном благосостоянии народа». (Функции не только административно-полицейские, но и экономические). Именно поэтому в структуру МВД вошла медицинская коллегия и главное почтовое правление. Новое явление – министерство народного просвещения = министерство воспитания юношества и распространения наук.

Принципы деятельности министерств – единоличная власть и единоличная ответственность. Для объединения деятельности министерств предусматривалось возможным создание Комитета министров. Общий надзор над деятельностью администрации оставался за Сенатом, которому министры должны были предоставлять отчеты. К 1811 году произошло новое разделение гос дел по министерствам. По отношению к МВД: «попечение о распространении и поощрении земледелия и промышленности, упразднено министерство коммерции, а для устройства внутренней безопасности учреждено министерство полиции. Главные управления: ревизии гос счетов, путей сообщения, духовных дел иностранных вероисповеданий. К июню 1811 года издается Наказ министерствам. Министерства делились на департаменты, департаменты на отделения, отделения на столы. Директора департаментов составляли Совет министра. В состав министерских советов могли назначаться и особые чиновники. В 1817 году возникло комбинированное министерство духовных дел и народного просвещения.

Отдельную проблему составляет проблема разработки и принятия фундаментальных документов, которые могли бы стать общегосударственным коренным законом России.

Русский историк Георгий Вернадский по поводу второй половины Александровского царствования: «Александр до конца своей жизни хотел продолжать путь либеральных реформ…При встрече с Карамзиным 28 августа 1825 года император сказал «что непременно даст коренные законы России».

В результате войн начала 1810ых гг империя приобрела несколько новых областей на западных границах: Великое княжество Финляндское 1808-1809 гг, Бессарабия 1812 год по условиям Бухарестского мирного договора, царство Польское 1815 год. В этих областях Александр утвердил законодательное учреждение и конституционные законы. Польша и Финляндия в составе Российской империи заняли особое положение территорий, связанных с остальной Россией только личностью монарха, который являлся королем Польши и великими князем Финляндским. В Бессарабии, которая не имела традиции своей особой государственности и входила как вассальная территория в Османскую империю, Александр сохранил законы и формы самоуправления: «Жителям Бессарабской области предоставляются их законы, а высшим законодательным и судебным учреждением области становился Верховный совет Бессарабии». В марте 1818 года Александр на французском языке произнес речь на открытии польского Сейма. В этой речи он объявлял о создании «законно свободных учреждений» и о намерении распространить оные на всю империю. В русском переводе речь Александра в польском Сейме была напечатана в 26 номере «Северная почта».

В 1818 году проект Новосильцева «Государственная ставная грамота Российской империи». Александр поручил Новосильцеву составить проект конституции. «Государь объявлялся единственным источником всех властей в империи, однако устанавливалось, что законодательной власти государя содействует государственный сейм. Образ действия державной власти должен определяться именно этой государственной уставной грамотой». Тенденция федеративного устройства, закрепленная в ней: Российское государство разделялось на большие области – наместничества, каждое наместничество состояло из нескольких губерний. В этих областях должны были образованы Сеймы, рассуждающие о местных делах и законах и избирающие кандидатов в члены общегосударственного Сейма. Часть этих кандидатов –«половинное число» - составляла по назначению государя вторую палату общегосударственного Сейма – «палата земских послов». Верхняя палата составляла Сенат, состоящий из пожизненных членов по назначению государя. В компетенцию общегосударственного Сейма входило рассмотрение проектов законов, рассуждение о прибавлении и уменьшении налогов, податей, сборов, общественных повинностей, составление общегосударственного бюджета, все другие предметы также могут входить в компетенцию. Сейм должен был рассматривать и утверждать наказы избирателей земским послам, делать из них извлечения для правительства. Правительство, на основании этих наказов, должно было принимать решение. Каждая наместническая область имела свои Сеймы. Общегосударственный Сейм функционировал 5 лет, а областей 3 года. Избирательными правами наделялись две группы населения: 1. «дворяне каждого уезда, владевшие собственными недвижимыми имениями и составляющие дворянские собрания», сеймики должны были избирать земских послов в наместнические сеймы. 2. Окружные городские общества, входили лица, обладающие имущественным и образовательным цензом. Гарантии – ручательства, описывали эти ручательства свободы личности (свобода вероисповедания, свобода теснения – печати, неприкосновенность собственности, устанавливалось отныне никто наказан быть не может) => Новосильцевская грамота не была опубликована, помешали события 1820 года, восстание Семеновского полка. В 1830 году, во время Польского восстания, Польское правительство нашло в Варшаве в Бельведере текст Новосильцевской грамоты. В Варшаве она напечатана. Эту грамоту раздавали как революционную листовку.