
principy_prava_vooruzhennyh_konfliktov_2011
.pdf792 ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА НАРУШЕНИЯ ПРАВА ВООРУЖЕННЫХ КОНФЛИКТОВ
ся в рамках Европейской конвенции о защите прав человека. Там дисциплинарные процедуры, влекущие за собой санкции репрессивного характера, приравнивались к уголовному судопроизводству, в частности в том, что касается применения норм справедливого судебного разбирательства, предусмотренных ст. 6 Конвенции 1. При этом не следует забывать о том, что любое определение состава преступления должно толковаться ограничительно (ср. Статут МУС, ст. 22, п. 2).
Данное определение применяется также к внутренним вооруженным кон-
фликтам, которых касается ст. 3, общая (Проект кодекса преступлений против мира и безопасности человечества, ст. 20, f, vii; Устав МУТР, ст. 4, g, и Статут МУС, ст. 8, п. 2, c, iv).
4.160. Так, согласно вынесенным судебным постановлениям:
—казнь без суда гражданских лиц, не являющихся военнопленными, составляет военное преступление 2;
—это же касается партизан 3, шпионов 4, лиц, приравниваемых к шпионам 5, и участников движений сопротивления 6;
—то же для процесса, длившегося всего 50 минут, правда, in casu, наказания, к которым были приговорены обвиняемые (в этом псевдопроцессе), не отличались особой строгостью7;
—казнь летчиков, обвиняемых в бомбардировке невоенных объектов, в результате про-
цесса, не обеспечивающего принятых в цивилизованных государствах гарантий, является военным преступлением 8.
j) Необоснованная задержка репатриации военнопленных и гражданских лиц
4.161. Это новое определение, предусмотренное Дополнительным протоко-
лом I (ст. 85, п. 4, b; Проект кодекса преступлений против мира и безопасности человечества, ст. 20, c, ii) пресекает задержку, в нарушение Женевских конвенций III и IV,
— репатриации «тяжело больных и тяжело раненных военнопленных», «умственные или физические способности которых, по всей видимости, сильно и навсегда понизились» (III, ст. 109–110);
1 |
Velu et Ergec, op. cit., pp. 395 ss. |
2 |
Wuppertal, Brit. Mil. Crt., 10 May 1946, A.D., 1946, 293–4; Almelo, Neth., id., Sandrock et al., 26 Nov. 1945, ibid., 297–8. |
3 |
Nur., U. S. Mil. Trib., 28 Oct. 1948, Von Leeb et al. (High German Command Trial), A. D., 1948, 392; Hamburg, Brit. Mil. |
Crt., 19 Dec. 1949, Von Lewinski (alias Von Manstein), A. D., 1949, 516.
4Wuppertal, Brit. Mil. Crt., 1 June 1946, Rohde et al., A. D., 1946, 294–295; Rabaul, Austral. Mil. Crt., Kato, 7 May 1946, A. D., 1946, 385; Kuala Lumpur, Brit. Mil. Crt., 1 Febr. 1946, Cheesaburo, ibid.; Neth. East Indies, Temporary Crt. Martial Amboina, 28 Jan. 1948, Motosuke, A. D., 1948, 683; Nur. U. S. Mil. Crt., 4 Dec. 1947, Justice Trial, A. D., 1947, 287–8.
5 |
Almelo, Neth., Brit. Mil. Crt., 26 Nov. 1945, Sandrock et al., A. D., 1946, 297–198; Essen, id., 26 June 1946, Schonfeld |
et al., ibid., 299; Neth., Arnhem, Spec. Crt., 20 Febr. 1948, Enkelstroth, A. D., 1948, 685–6. |
|
6 |
Dijon, Trib. mil. permanent fr., 18 oct. 1945, Bauer et al., A. D., 1946, 305. |
7 |
Rabaul, Austr. Mil. Crt., 23 March 1946, Okashi et al., A. D., 1946, 383–4 et réf. |
8 |
Shanghai, U. S. Mil. Comm., 15 Apr. 1946, Sawada et al., A. D., 1946, 302–4 et d’autres réf. |
УГОЛОВНАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ОТДЕЛЬНЫХ ЛИЦ |
793 |
—репатриации всех военнопленных после окончания активных военных действий (III, ст. 118);
—выезда без веских оснований гражданского лица, являющегося подданным иностранной державы, с территории стороны, находящейся в конфликте (IV, ст. 35) 1;
—освобождения интернированных гражданских лиц по окончании военных действий или оккупации, их репатриации или возвращения на последнее место жительства (IV, ст. 134).
Такой состав преступления не предусмотрен для внутренних вооруженных конфликтов.
k)Практика апартеида и другие бесчеловечные действия, основанные на расовой дискриминации
4.162. Эти действия, рассматриваемые в качестве серьезных нарушений в Дополнительном протоколе I, уже трактовались как таковые Конвенцией ООН от 30 ноября 1973 г. о пресечении преступления апартеида и наказании за него. Согласно Комментарию к Протоколу эта практика является «оскорблением личного достоинства», которое приравнивается к «бесчеловечному обращению», определенному как военное преступление Женевскими конвенциями (ст. 50, 51, 130, 147) 2.
l) Посягательства на культурные ценности
4.163. Ст. 28 Гаагской конвенции 1954 г. обязывает государства-участники рассматривать в качестве военных преступлений любые нарушения этой Конвенции.
Это очень широкое определение охватывает всякое нарушение Конвенции, в том числе — в рамках действий, рассматриваемых как нарушения женевского права, — посягательства стороны в конфликте на культурные ценности, находящиеся в ее власти. Имеются в виду кража, разграбление, вандализм, использование в целях поддержки военных операций, непринятие мер для сохранения и т. д. (ст. 2 и сл.).
Ст. 3, d, Устава МТБЮ криминализует
«захват, разрушение или умышленное повреждение культовых, благотворительных, учебных, художественных и научных учреждений, исторических памятников и художественных и научных произведений» (в том же смысле Проект кодекса преступлений против мира и безопасности человечества, ст. 20, e, iv).
В этом определении используются термины, подобные тем, которые употребляются в ст. 27 Гаагского положения, содержащей аналогичное запрещение.
1 Protocoles, сommentaire, p. 1025, § 3509.
2 Ibid., p. 1026.
794 ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА НАРУШЕНИЯ ПРАВА ВООРУЖЕННЫХ КОНФЛИКТОВ
Устав не предусматривает соответствующей криминализации для внутренних вооруженных конфликтов, однако из судебной практики следует, что оно применяется и к таким конфликтам 1.
4.164. Второй Гаагский протокол 1999 г. обязывает государства криминализовать любое преднамеренное нападение на культурные ценности в нарушение
Конвенции и Протокола, уничтожение иди присвоение в крупных масштабах культурной собственности, находящейся под защитой в соответствии с положениями Конвенции и Протокола; совершение актов кражи, грабежа или незаконного присвоения или актов вандализма, направленных против культурных ценностей, находящихся под защитой в соответствии с положениями Конвенции; использование культурных ценностей, находящихся под усиленной защитой, для поддержки военных действий и, a fortiori, нападение на такие ценности (Протокол, ст. 15, п. 1).
Вотношении самых серьезных нарушений криминализация применима
ив рамках внутреннего вооруженного конфликта (ст. 22).
МТБЮ дал один из самых первых примеров возбуждения уголовного преследования за посягательство на культурные ценности: речь идет о нападениях югославской армии на город Дубровник и сопутствующем «разрушении исторических памятников»2.
m) Коллективные наказания
4.165. Практика коллективных наказаний специально рассматривается как военное преступление в Проекте кодекса преступлений против мира и безопасности человечества (ст. 20, f, ii) и Уставе МУТР (ст. 4, b). Таким образом, криминализация ограничена немеждународными вооруженными конфликтами, но это не должно являться препятствием для ее применения к международным воору-
женным конфликтам (ср. выше, п. 1.68).
Отметим, кроме этого, что запрещение коллективных наказаний предусмотрено ст. 50 Гаагского положения, а также — в еще более абсолютной форме — ст. 33 Женевской конвенции IV. Хотя нарушение этого запрета данные документы явным образом не относят к серьезным, практика коллективных наказаний ведет к наказанию людей за действия, которых они не совершали. На этом основании такая практика может подпадать под несколько определений военных преступлений: бесчеловечное обращение (см. выше, п. 4.130), отказ покровительствуемым лицам в справедливом судебном разбирательстве (см. выше, п. 4.159), криминализация терроризма как нарушения женевского права (см. выше, п. 2.380) — несмо-
тря на то, что в этом значении соответствующие деяния не вполне соответствуют определению актов терроризма, криминализуемых различными документами международного уголовного права (см. выше, п. 2.266).
1 TPIY, aff. IT-01-42-T, Strugar, 31 janvier 2005, § 230.
2 TPIY, aff. IT-01-42-T, Strugar, 31 janvier 2005, §§ 296 ss., 478; см. также: id., aff. IT-01-47-AR73, Hadzihasanovic et al., 11 mars 2005, § 48.
УГОЛОВНАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ОТДЕЛЬНЫХ ЛИЦ |
795 |
n) Вербовка детей
4.166. Набор и вербовка детей в возрасте до 15 лет криминализуется Статутом МУС для международных вооруженных конфликтов (ст. 8, п. 2 b, xxvi) и для продолжительных немеждународных вооруженных конфликтов (ст. 8, п. 2 e, vii). XXVI Международная конференция Красного Креста и Красного Полумесяца (3–7 декабря 1995 г.) уже охарактеризовала соответствующие действия как «нарушение международного гуманитарного права» и потребовала, чтобы «лица, виновные в совершении подобных действий, предавались суду и наказывались» 1.
Конвенция № 182 Международной организации труда о запрещении и немедленных мерах по искоренению наихудших форм детского труда (17 июня 1999 г.) обязывает государства пресекать в уголовном порядке «принудительную или обязательную вербовку детей для использования их в вооруженных конфликтах» (ст. 3, а, и 7, п. 1) 2. Рекомендация № 190, принятая в тот же день, имеет ту же направленность (пп. 12, a; 13, 15, d) 3.
Конвенция № 182 идет дальше, чем Статут МУС, поскольку она «применяется ко всем лицам в возрасте до 18 лет» (ст. 2) (курсив автора).
Во время конфликта в Сьерра-Леоне Совет Безопасности в 1999 г., осудив «вербовку детей в качестве солдат» как «нарушение прав человека и международного гуманитарного права»,
«настоятельно призывает соответствующие власти провести расследование всех заявлений о таких нарушениях, с тем чтобы привлечь виновных к ответственности» 4.
Факультативный протокол 2000 г. к Конвенции о правах ребенка вменяет государствам в обязанность принимать необходимые меры к тому, чтобы пресекать
вуголовном порядке вербовку и использование «вооруженными группами» детей
ввозрасте до 18 лет в военных действиях (ст. 4, п. 2).
Обязанность преследовать в уголовном порядке лиц, виновных в нарушениях международного гуманитарного права в отношении детей, была официально декларирована Советом Безопасности 5.
По мнению Специального суда по Сьерра-Леоне, речь идет об обычной криминализации, которая существовала и до 1996 г. 6 Она применяется к набору и вербовке детей не только для непосредственного участия в боевых действиях, но и для предоставления логистической поддержки противоборствующим силам (передача сообщений, шпионаж и т. д.) 7.
1 |
Резолюции XXVI Международной конференции Красного Креста и Красного Полумесяца, резолюция 2, C (c), |
см.: МЖКК. 1996, январь–февраль. С. 63. |
|
2 |
Опубликовано: Travail (OIT), n° 30, juillet 1999, p. 18. |
3 |
Ibid., p. 20. |
4 |
Рез. СБ ООН S/Res. 1231, 11 марта 1999 г., п. 3. |
5 |
Рез. СБ ООН S/Res. 1539, 22 апреля 2004 г., преамбула, абзацы 3 и 4 и п. 1. |
6 |
App. Chamber, aff. SCSL-2004-14-AR72 (E) 31 May 2004, S. H. Norman, §§ 20, 31, 33, 34, 44, 52–53, ILM 2004, |
pp. 1137 ss.; также: TSSL, aff. SCSL-2004-16-T, Brima et al. 20 June 2007, § 731. |
|
7 |
TSSL, aff. SCSL-2004-16-T, Brima et al. 20 June 2007, § 736–737. |
796ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА НАРУШЕНИЯ ПРАВА ВООРУЖЕННЫХ КОНФЛИКТОВ
o)отказ принимать к рассмотрению иски граждан неприятельской державы
4.167. Новый состав преступления — «объявление отмененными, приостановленными или недопустимыми в суде прав и исков граждан противной стороны», предусмотренный Статутом МУС (ст. 8, п. 2, b, xiv), касается только международных вооруженных конфликтов.
p) Голод
4.168. Умышленное совершение действий, направленных на использование голода среди гражданского населения в качестве способа ведения войны, в частности путем лишения людей помощи, предусмотренной Женевскими конвенциями, криминализуется Статутом МУС только для международных вооруженных конфликтов (ст. 8, п. 2, b, xxv). Тот факт, что это лишение приводит к смерти одного или нескольких лиц, не является элементом состава преступления 1.
4.169. Намеренное препятствование доставке гуманитарной помощи, необходимой для выживания гражданского населения, было приравнено к нарушению международного гуманитарного права, могущему послужить основанием для привлечения к судебной ответственности виновных в таком препятствовании лиц 2. Следовательно, соответствующие действия должны квалифицироваться как военное преступление. Правда, для этого еще придется доказать, исходя из конкретных обстоятельств дела, наличие преступного умысла 3.
*
**
2. Нарушения гаагского права
4.170. Нарушения гаагского права стали считать военными преступлениями относительно недавно по сравнению с нарушениями женевского права. Практика эта восходит в основном к Гаагской конвенции 1954 г. и Дополнительному протоколу I 1977 г.
Большинство соответствующих составов преступления предусмотрены только для международных вооруженных конфликтов, однако это не означает, что деяние, не квалифицируемое как военное преступление в случае внутреннего вооруженного конфликта, не может подпасть под существующую криминализацию общего характера.
1 |
Док. ООН PCNICC/2000/1/Add. 2, 1 ноября 2000 г., с. 39; Dörmann, loc. cit., p. 476. |
2 |
См.: рез. СБ ООН S/Res. 794, 3 декабря 1999 г., п. 5; S/Res. 787, 16 ноября 1992 г., п. 7; Заявление Председателя |
Совета Безопасности от 25 февраля 1993 г., Док. ООН. S/25334; рез. ГА ООН A/Res. 52/140, 12 декабря 1997 г., п. 2.
3Rottensteiner, C., «The Denial of humanitarian assistance as a crime under international law», RICR, 1999, pp. 569 et 580.
УГОЛОВНАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ОТДЕЛЬНЫХ ЛИЦ |
797 |
а) Нападения, направленные против гражданских лиц
4.171. Ст. 85, п. 3, а, Дополнительного протокола I рассматривает в качестве серьезного нарушения «превращение гражданского населения или отдельных гражданских лиц в объект нападения» (в том же смысле Проект кодекса преступлений против мира и безопасности человечества, ст. 20, b, i; Статут МУС, ст. 8, п. 2, b, i). Следовательно, под это определение подпадает и нарушение запрещения, содержащегося в ст. 51, п. 2, Протокола, действие которого должно оцениваться в свете ст. 48–50 (см. выше, п. 2.8 и сл.) 1. Совет Безопасности «вновь заявляет о необходимости привлечения к ответственности лиц, которые подстрекают к насилию в отношении гражданских лиц» 2.
Отметим, что нападение, направленное против гражданских лиц, является не только военным преступлением, но может составить и другое международное правонарушение: терроризм, преступление против персонала ООН, находящегося под защитой Конвенции от 9 декабря 1994 г., и т. д. (см. ниже, п. 4.323).
4.172. Подготовительная комиссия МУС не требует, чтобы нападение было сочтено преступным, если оно возымело действие: имеет значение само наличие намерения напасть конкретно на гражданских лиц как таковых 3. Бомбардировки, произведенные по ошибке, подобные тем, которые имели место во время конфликта в Косово в 1999 г. 4 или конфликта в Афганистане в 2001–2002 гг., а также уничтожение склада продовольствия Международного Красного Креста 16 октября 2001 г. 5, не могут быть приравнены к военным преступлениям 6. Правда, необходимо проверить, были ли соблюдены меры предосторожности, предусмотренные ст. 57 Дополнительного протокола I, иначе нападение может быть сочтено акцией, умышленно направленной против гражданских лиц 7.
Эти две характеристики преступления — «безразличие» криминализации к последствиям нападения и умышленный характер разрушения пользующегося защитой объекта — присутствуют и в других составах преступления, предусмотренных Статутом МУС: нападения на гражданское имущество, на имущество и персонал миссий по оказанию гуманитарной помощи, на миротворческие миссии ООН, на культурные ценности, на имущество и персонал, защищаемые признанными защитными эмблемами (см. ниже, пп. 4.174, 4.181/4) 8.
1 |
В качестве примера применения см.: TPIY, aff. IT-95-11-R61, 8 mars 1996, Martic, §§ 4 ss. |
2 |
Рез. СБ ООН S/Res. 1296, 19 апреля 2000 г., п. 17. |
3 |
Док. ООН PCNICC/2000/1/Add. 2, 1 ноября 2000 г., с. 25; Dörmann, loc. cit., pp. 466–468. |
4 |
Примеры см.: David, E., «Respect for the Principle of Distinction in the Kosovo War», Ybk.IHL, 2000, pp. 99–101. |
5 |
Le Soir (Bruxelles), 17 octobre 2001; pour d’autres exemples, id., 23 nov. 2001, 2 et 5 janv., 13 févr. 2002. |
6 |
Ср.: Rowe, P., «Duress as a Defence to War Crimes after Erdemovic: a Laboratory for a Permanent Court?», YIHL, |
1998, p. 225.
7 David, E., «Respect for…», loc. cit., pp. 102–104; Dörmann, loc. cit., p. 469; ср. также: Eritrea Ethiopia Claims Commission, Partial Award, Central Front Ethiopia’s Claim 2, 28 Apr., 2004, §§ 110–112, ILM, 2004, pp. 1295 s. et www.pca-cpa.org/
8 Док. ООН PCNICC/2000/1/Add. 2, 1 ноября 2000 г., с. 25 и сл.; Dörmann, loc. cit., p. 466.
798 ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА НАРУШЕНИЯ ПРАВА ВООРУЖЕННЫХ КОНФЛИКТОВ
4.173. Встал вопрос и о том, являются ли нападения, направленные против гражданских лиц и имеющие целью их терроризировать (запрещены Дополнительными протоколами: I, ст. 2, и II, ст. 13, п. 2), отдельным военным преступлением. Мнения судей одной из Камер МТБЮ на этот счет разделились — большинство ответило на этот вопрос утвердительно, выстроив в подтверждение своей позиции сложную аргументацию, которую можно кратко резюмировать следующим образом: если преднамеренные нападения на гражданских лиц являются военным преступлением (Дополнительный протокол I, ст. 85, п. 3, а), они тем более составляют такое преступление, когда имеют целью терроризировать гражданское население 1. Кстати, имелся и прецедент — дело, рассматривавшееся хорватским судом 2. При этом судья Нието-Навиа счел, что обычное международное право не предусматривает такой криминализации 3.
Как представляется, данная дискуссия носит в большой степени академический характер: с одной стороны, если нападения на гражданских лиц являются военными преступлениями, не вполне понятно, зачем нужно конкретно криминализовать нападения, имеющие целью терроризировать население. В крайнем случае следует рассматривать это как отягчающее обстоятельство, подобно тому, как это делается в уголовном праве: в зависимости от конкретного случая мотив исполнителя преступления может стать отягчающим или смягчающим обстоятельством.
С другой стороны, поскольку ст. 3 Устава не исключает иных преступлений, нежели те, которые в ней поименованы, Камера имела основания утверждать, что терроризм криминализован в 1992–1994 г. 4 обычным правом, применимым во время вооруженного конфликта (см. выше, пп. 1.5–1.7, и ниже, п. 4.253). Наконец, Камера могла сослаться на прецедент, созданный Нюрнбергским трибуналом (см. выше, 4.140). Это было бы более убедительно, чем выискивать в подготовительных материалах к Дополнительному протоколу I источник криминализации, который, кстати, так и не был найден…
b) Нападения неизбирательного характера
4.174. Ст. 85, п. 3, b, Дополнительного протокола I рассматривает как серьезное нарушение любое нападение, когда известно (mens rea) 5, что «по отношению к конкретному и прямому военному преимуществу, которое предполагается получить» оно «явится причиной чрезмерных потерь жизни, ранений среди гражданских лиц или причинит ущерб гражданским объектам (ст. 85, п. 3, b, в сочетании со ст. 57, п. 2, a, iii; в том же смысле Проект кодекса преступлений против мира и безопасности человечества, ст. 20, b, ii; Статут МУС, ст. 8, п. 2, b, iv).
Эта статья предусматривает санкции за нарушение ст. 51, пп. 4–5, и ст. 57, п. 2, a, iii (см. выше, пп. 2.26 и сл., 2.277), правда, с одним важным ограничением: там, где эти положения запрещают сторонам в конфликте «осуществлять нападение, которое, как можно ожидать, причинит гражданскому населению и граж-
1 |
TPIY, aff. IT-98-29-T, Galic, 5 déc. 2003, §§ 86–138, spéc., §§ 108–109, 127. |
2 |
Ibid., § 126. |
3 |
Ibid., op. diss. Nieto-Navia, §§ 108–113. |
4 |
См.: резолюция Генеральной Ассамблеи ООН A/Res. 40/61, 9 декабря 1985 г., пп. 1–2. |
5 |
Док. ООН PCNICC/2000/1/Add. 2, 1 ноября 2000 г., с. 27. |
УГОЛОВНАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ОТДЕЛЬНЫХ ЛИЦ |
799 |
данским объектам потери и ущерб, «чрезмерные» по отношению к конкретному и прямому военному преимуществу, которое предполагается получить, ст. 85, п. 3, b, определяет нападение как преступное, когда известно (курсив автора), что оно причинит вышеуказанные потери и ущерб. (В том же смысле см. приводившиеся выше положения Проекта кодекса преступлений против мира и безопасности человечества и Статута МУС.) Естественно, доказательство сознательного
умысла может быть выведено из презумпций, исходящих из обстоятельств конкретного случая.
Нападения неизбирательного характера не криминализуются как таковые во внутренних вооруженных конфликтах, но они могут подпасть под другое определение, например как нападения на гражданских лиц (см. выше, п. 4.171).
4.175. Согласно вынесенному судебному решению, обстрел Загреба (2–3 мая 1995 г.) из точки, расположенной на расстоянии около 50 км (максимальная дальность), неуправляемыми ракетами, снаряженными 228 кассетными боеприпасами, каждый из которых содержал 420 поражающих элементов в виде шариков, составил нападение неизбирательного характера на гражданских лиц, убийства
ижестокое обращение по смыслу ст. 3 Устава МТБЮ 1.
Вданном конкретном случае, если указанное действие составляет нападение неизбирательного характера и нападение на гражданских лиц, менее очевидно то, что его можно также квалифицировать как «убийства» и «жестокое обращение», поскольку эти квалификации относятся к преступлениям, совершенным в отношении лиц, находящихся во власти неприятеля. Любое нападение на гражданских лиц, естественно, имеет следствием потери жизни и ранения, которые можно квалифицировать как убийства, жестокое обращение, причинение сильных страданий и т. д. Эти квалификации присущи нападениям неизбирательного характера и нападениям на гражданских лиц и никак не сказываются на оценке тяжести содеянного. Обращение к таким квалификациям тем более странно, что ничего похожего не обнаруживается в составах преступления, предусмотренных гаагским правом (ср. Устав МТБЮ, ст. 3, и Статут МУС, ст. 8, п. 2, b).
с) Нападения на сооружения, содержащие опасные силы
4.176. Ст. 85, п. 3, с, Дополнительного протокола I рассматривает в качестве серьезного нарушения любое нападение на установки и сооружения, содержащие опасные силы, то есть плотины, дамбы и атомные электростанции, когда известно, что такое нападение явится причиной чрезмерных потерь и ущерба, определенных выше в связи с нападениями неизбирательного характера (см. выше, п. 4.174)
(в том же смысле Проект кодекса преступлений против мира и безопасности человечества, ст. 20, c, iii). Таким образом, осознание чрезмерности последствий нарушения является элементом состава преступления.
Разумеется, данное определение должно толковаться в свете запрещения, сформулированного в ст. 56 Дополнительного протокола I (см. выше, п. 2.104 и сл.),
1 TPIY, aff. IT-95-11-T, Martic, 12 juin 2007, §§ 461–463, 469–472.
800 ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА НАРУШЕНИЯ ПРАВА ВООРУЖЕННЫХ КОНФЛИКТОВ
за нарушение которого устанавливаются санкции. Отсюда следует, что нападение, рассматриваемое в ст. 85, п. 3, b, ограничивается теми соображениями, которые изложены в ст. 56, п. 2. Это означает, что даже если плотина, дамба или атомная электростанция является военным объектом, либо военный объект находится в непосредственной близости от этих сооружений, нападение на последние, когда известно, что оно станет источником чрезмерных жертв среди гражданского
населения и чрезмерного ущерба для гражданских объектов, будет военным преступлением.
A fortiori это касается и любого другого нападения, направленного против этих сооружений и установок, если они не являются военными объектами, а их разрушение вызывает значительные потери среди гражданского населения. В этом случае нападение на них считается военным преступлением согласно ст. 85, п. 3, a 1 (см. выше, п. 4.171).
Аналогичный состав преступления не предусмотрен для внутренних вооруженных конфликтов.
d) Нападения на необороняемые местности и демилитаризованные зоны
4.177. Нападения на местности, как они определены в ст. 59 и 60 Дополнительного протокола I (см. выше, п. 2.58 и сл.), рассматриваются в качестве серьезного нарушения в ст. 85, п. 3, d (см. также Проект кодекса преступлений против мира и безопасности человечества, ст. 20, e, iii; Устав МТБЮ, ст. 3, с; Статут МУС, ст. 8, п. 2, b, v). Само собой разумеется, чтобы имело место нарушение, нужно, с одной стороны, чтобы нападающая сторона знала, что она нападает на необороняемую местность, и, с другой — чтобы противная сторона не использовала эту необороняемую местность или демилитаризованную зону в целях, не соответствующих этому статусу. Однако даже в случае несоблюдения обороняющейся стороной норм, предусмотренных для поддержания этого статуса, нападающая сторона все равно остается связанна совокупностью норм, относящихся к защите гражданских лиц и гражданского имущества, и любое нападение на эти объекты может составить серьезное нарушение в соответствии со ст. 85,
п.3, а–b.
Вэлементах преступлений, предусмотренных Статутом МУС, не уточняется, что данный состав преступления требует знания того, что объект нападения является необороняемой местностью или демилитаризованной зоной 2, однако этот элемент, необходимый для того, чтобы имело место нарушение, предусмотрен в общем виде ст. 30 Статута, согласно которой, тот факт, что деяние совершается «намеренно и сознательно», является элементом состава всех преступлений,
предусмотренных Статутом.
Нападения неизбирательного характера не криминализуются как таковые в случае внутреннего вооруженного конфликта.
1 Protocoles, сommentaire, p. 1021.
2 Док. ООН PCNICC/2000/1/Add. 2, 1 ноября 2000 г., с. 27.
УГОЛОВНАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ОТДЕЛЬНЫХ ЛИЦ |
801 |
е) Бессмысленные разрушения
4.178. Такие действия уже криминализованы в качестве нарушений женевского права как «разорение, не оправданное военной необходимостью» (Устав Международного военного трибунала в Нюрнберге, ст. 6, b), или как «незаконное, произвольное и проводимое в большом масштабе разрушение и присвоение имущества, не вызываемые военной необходимостью» (Женевские конвенции: I, ст. 50, II, ст. 51, и IV, ст. 147) (см. выше, п. 4.112). Основываясь на ст. 23, ж, Гаагского положения, которая входит в главу «О средствах нанесения вреда неприятелю, об осадах и бомбардировках», МТБЮ счел, что соответствующая криминализация распространяется и на нарушения гаагского права 1. В деле Стругара именно на этом Обвинитель строил обвинение против подсудимого, которому вменялась ответственность за бомбардировку Дубровника 2. В связи с этим Камера определила понятие военной необходимости, исходя из критериев, сформулированных в ст. 52 Дополнительного протокола I 3.
f)Нападения на лиц, вышедших из строя, и приказ никого не оставлять живых
4.179. Ст. 85, п. 3, e, Дополнительного протокола I рассматривает в качестве серьезного нарушения любое нападение на лицо, вышедшее из строя, когда известно, что таково его состояние (также Статут МУС, ст. 8, п. 2, b, vi). Согласно ст. 41, п. 2, лицом, вышедшим из строя, считается любое лицо, которое находится во власти противной стороны, сдается в плен или не способно защищаться вследствие ранения, болезни или потери сознания (см. выше, п. 2.32).
Ст. 41, п. 1, равно как и ст. 23, в, Гаагского положения, запрещает нападать на лицо, о котором известно или должно быть известно в данных обстоятельствах, что оно прекратило принимать участие в военных действиях. Определе-
ние военного преступления ограничено умышленным нападением в этих условиях, а различие между двумя ситуациями — когда известно, что лицо вышло из строя, и когда это должно быть известно — очевидно, носит весьма теоретический характер.
Такие нападения не криминализуются как таковые в рамках внутреннего вооруженного конфликта.
4.180. Сам факт нападения на комбатанта, вышедшего из строя, когда нападающий осознает его неспособность защищаться, составляет военное преступление, даже если это нападение не приводит к казни жертвы. Объявление о том, что пощады никому не будет, даже если это заявление не возымеет действия, также составляет военное преступление согласно Статуту МУС (ст. 8, п. 2, b, xii) 4.
1 |
TPIY, aff. IT-95-14/2-A, Kordic et Cerkez, 17 déc. 2004, § 76. |
2 |
TPIY, aff. IT-01-42-T, Strugar, 31 janvier 2005, §§ 290 ss. |
3 |
Ibid., § 295. |
4 |
Dörmann, loc. cit., p. 465. |