principy_prava_vooruzhennyh_konfliktov_2011

ЧЕМ ОБУСЛОВЛЕНО ПРИМЕНЕНИЕ ПРАВА ВООРУЖЕННЫХ КОНФЛИКТОВ? 211

Именно из-за этой ситуации, близкой к тому, что называли «белым пятном

вгуманитарном праве» 1, в рамках доктрины предложено признать отдельные фундаментальные нормы, которые включали бы, кроме неотъемлемых прав и таких основных прав, как право на свободу, право на справедливое судебное разбирательство, запрещение уголовных законов, наделенных обратной силой, некоторые ограничения в области смертной казни и т. д. 2, отдельные основные нормы права вооруженных конфликтов, такие как уважение некомбатантов, запрещение применять оружие и методы, использование которых запрещено

вмеждународных вооруженных конфликтах, защита раненых, военнослужащих, санитарного и духовного персонала и т. д. 3

Вожидании того, что эти предложения получат договорное воплощение, Генеральная Ассамблея ООН уже приняла в области защиты лиц, лишенных свободы, принципы, которые должны применяться к любому лицу, подвергнутому «любой форме лишения свободы» (курсив автора) 4, то есть, как мы это отмечали 5, в любое время при любых обстоятельствах и без проведения различия между вооруженными конфликтами и иными ситуациями.

*

**

1.173. Вне рамок вооруженного конфликта индивидуумы пользуются всей совокупностью норм общего права, в том числе, естественно, всеми нормами, относящимися к защите прав личности. Однако в серьезных кризисных ситуациях, в частности в ситуациях внутренних беспорядков или внутренней напряженности, правительство соответствующего государства может счесть, что наличествует опасность, угрожающая существованию нации и оправдывающая приостановку большинства прав «абстрактного человека», то есть прав, основан-

ных на свободе и безопасности личности, за исключением «неизменного ядра», состоящего из норм, не допускающих отклонений. Содержание этого «ядра», однако, варьируется в зависимости от документа 6.

conduite», RICR, 1988, pp. 39 ss.; Meron, Th., «Projet de déclaration-type sur les troubles et tensions internes», ibid., pp. 62 ss.; id., «Internal Strife: Applicable Norms and., a Proposed Instrument», Essays in Honour of F. Kalshoven, op. cit., pp. 249 ss.; Van Boven, Th., «Reliance on Norms of Humanitarian Law by U. N. Organs», ibid., pp. 512–513.

3 «Декларация минимальных гуманитарных стандартов», принятая группой юристов, собравшихся по инициативе Института прав человека (Institute for Human Rights) Университета Турку/Або (Финляндия); цит. по: Gasser, H. P., «Un nouveau projet de déclaration sur les normes humanitaires minimales», RICR, 1991, pp. 348–356. Этот текст, который иногда называют «Декларацией Турку», получил отклик в ООН в рамках работы Подкомиссии по борьбе с дискриминационными мерами и защите меньшинств, in doc. ONU A/47/352 du 21 août 1992, цит. по: Gasser, H. P., «Les normes humanitaires pour les situations de troubles et de tensions internes», RICR, 1993, p. 242.

Конечно, нет никаких препятствий к тому, чтобы стороны в конфликте заключили особое соглашение о соблюдении прав личности. Так, соглашение, подписанное 29 декабря 1996 г. Гватемальским национальным революционным союзом и правительством Гватемалы, предусматривало следующее:

«1. До того времени, когда будет подписано соглашение о прочном и длительном мире, обе стороны признают необходимость положить конец страданиям гражданского населения и уважать человеческие права раненых, пленных и лиц, не принимавших участия в боевых действиях.

2.Заявления сторон не являются специальным соглашением согласно ст. 3 (общей), п. 2, ч. 2, Женевских конвенций 1949 г.» 1.

1.174. Одна из гарантий ст. 3, общей для Женевских конвенций 1949 г., — право на справедливое судебное разбирательство — к сожалению, не входит в это неизменное ядро договоров, защищающих права личности. Это — досадный пробел, который отдельные авторы попытались восполнить, предлагая проекты заявления или кодекса норм, применяемых в ситуациях внутренних беспорядков или внутренней напряженности (см. выше, п. 1.172).

Отметим все же, что неизменное ядро договоров, защищающих права личности, тоже содержит гарантии, не фигурирующие в общей ст. 3. Объем положений, составляющих такое ядро, варьируется в зависимости от документа. Как правило, этот объем больше у более новых соглашений, заключенных позднее, по сравнению с предыдущими 2.

Положение «о неизменном ядре» может быть представлено схематически, как это сделано в приведенной ниже таблице, где геометрические формы соответствуют рассматриваемым актам. Разумеется, права, приведенные в четырехугольнике, входят в документы, изображенные в виде четырехугольников, которые его охватывают:

—право на справедливое судебное разбирательство

—ст. 3, общая, Женевских конвенций 1949 г.

—Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод (1950 г.), ст. 15

—Международный пакт о гражданских и политических правах (1966 г.), ст. 4

—Американская конвенция о правах человека (1969 г.), ст. 27.

du Secrétaire général, Doc. ONU A/8052, 18 sept. 1970, Annexe, pp. 109–111.

1.177. В случае немеждународного вооруженного конфликта совершаемые в этих условиях действия также регулируются правом вооруженных конфликтов, но ввиду того, что различие между сторонами в конфликте иногда менее очевидно, чем при международном вооруженном конфликте, выявить связь совершенных деяний с вооруженным конфликтом в некоторых случаях тоже оказывается сложнее. Кстати, для немеждународных вооруженных конфликтов нет нормы, аналогичной положению, содержащемуся в ст. 43 Гаагского положения. Отметим, что некоторые нормы права вооруженных конфликтов, применимые к гражданским войнам, имеют сферу действия, явным образом ограниченную фактами, «связанными с вооруженным конфликтом» (ДП II, ст. 5, п. 1; ст. 6, п. 1; ст. 17).

Отсюда следует, что вся совокупность индивидуального поведения во время внутреннего вооруженного конфликта, несомненно, не подпадает под действие права, применимого к такому конфликту. Только действия, связанные с ним, регулируются этим правом.

1.178. Вопрос этот особо важен для того, чтобы определить прежде всего, действительно ли враждебное действие является актом войны, «оправданным» наличием вооруженного конфликта, а затем установить, составляет ли совершенное правонарушение уголовное или военное преступление.

Так, МТБЮ напомнил, что

«достаточно того, чтобы предполагаемые преступления были тесно связаны с военными действиями, имеющими место в других частях территорий, контролируемых сторонами в конфликте»1.

И добавил:

«Наличия вооруженного конфликта или оккупации и применения международного гуманитарного права недостаточно для установления международной юрисдикции в отношении каждого тяжкого преступления, совершенного на территории бывшей Югославии. Для того чтобы Международный трибунал обладал компетенцией в отношении того или иного преступления, должна быть установлена достаточная связь предполагаемого правонарушения с вооруженным конфликтом, дающим основание для применения международного гуманитарного права» 2

(курсив автора).

В деле Кунарача Апелляционная камера МТБЮ дополнительно уточнила, какие отношения должны существовать между вооруженным конфликтом и военным преступлением:

«необходимо, по крайней мере, чтобы существование вооруженного конфликта оказало существенное влияние на способность исполнителя преступления его совершить, его решение совершить преступление, способ его совершения и цель, с которой оно было совершено» 3.

ЧЕМ ОБУСЛОВЛЕНО ПРИМЕНЕНИЕ ПРАВА ВООРУЖЕННЫХ КОНФЛИКТОВ? 215

Среди признаков, позволяющих точнее установить эту связь, Камера приводит:

«тот факт, что исполнитель преступления — комбатант, а жертва преступления — нет, тот факт, что жертва принадлежит к противному лагерю, тот факт, что деяние может рассматриваться как конечная цель военной кампании, тот факт, что совершение преступления является частью официальных функций исполнителя или вписывается в их контекст» 1.

Международному уголовному трибуналу по Руанде (МУТР) потребовались несколько лет и целый ряд вынесенных постановлений, чтобы признать, что геноцид в Руанде и преступления против человечности, совершенные в апреле–июне 1994 г., были связаны с конфликтом между Патриотическим фронтом Руанды (ПФР) и правительством Кигали. В деле Семанзы, в котором, кстати, Бельгия представила независимое экспертное заключение amicus curiae в поддержку тезиса о наличии связи 2, Камера — впервые в истории юриспруденции МУТР — признала, что преступления, в совершении которых обвинялся Лоран Семанза, были связаны с конфликтом, раздиравшим Руанду 3. In casu Камера констатировала:

—конфликт между руандийским правительством и силами Патриотического фронта Руанды (ПФР) послужил поводом для массовых убийств тутси;

—руандийские военнослужащие участвовали в этих массовых убийствах;

—обвиняемый действовал в рамках военных операций, направленных против перемещенных лиц 4.

Критерий такого типа был применен Апелляционной камерой в деле Рутаганды. По мнению Камеры сам факт, что преступление было совершено во время вооруженного конфликта недостаточен для того, чтобы стать «военным преступлением» (например, убийство с давних пор ненавидимого соседа, став-

шее возможным в результате ослабления общественного порядка из-за военных действий), Камера напомнила о том, что необходима действительная связь между преступлением и военными действиями, чтобы преступление могло рассматриваться как военное и что Трибуналу следует проявить особую осмотрительность ввиду того, что обвиняемый не являлся комбатантом 5. In casu Камера признала, что преступления, в совершении которых обвинялся Рутаганда, составляют военные преступления, поскольку

—они были совершены участниками ополчения «интерахамве», которых сопровождали лица из состава Президентской гвардии или военнослужащие вооруженных сил Руанды;

—обвиняемый участвовал в этих преступлениях, занимая ответственный пост в ополчении «интерахамве»;

—жертвы являлись покровительствуемыми лицами по смыслу ст. 3, общей, и Дополнительного протокола II;

—помимо огнестрельного оружия использовалось и примитивное оружие (мачете, дубинки…) 1.

1.179. В связи с боснийским конфликтом были также вынесены следующие заключения:

—факт участия в управлении боснийским лагерем, где были совершены преступления, в которых обвиняются подсудимые, считается связанным с вооруженным конфликтом 2;

—участие солдата срочной службы в выселении и арестах мусульман является фактом, связанным с вооруженным конфликтом 3;

—деяния, совершенные в результате боев и ситуации, созданной последними, связаны с вооруженным конфликтом 4.

1.180. В общем плане отметим, что источники по МГП не уточняют условия, которым должно удовлетворять деяние, чтобы рассматриваться как связанное с вооруженным конфликтом. То есть международные судебные органы свободны в толковании этой связи на основании избранных ими критериев, лишь бы это толкование не противоречило здравому смыслу. По-видимому, важнейшим критерием следует считать участие в военных действиях вместе с одной из сторон против другой стороны (рассматриваемой sensu lato), а принадлежность исполнителя к вооруженным силам имеет в этом смысле скорее вторичное значение.

Е. Заключение

1.181. Как мы видели, сфера применения ratione materiae права вооруженных конфликтов меняется в зависимости от характера — международного или внутреннего — конфликта, а высота порога применения этого права обратно пропорциональна степени интернационализации конфликта: чем «международнее» конфликт (случай классической межгосударственной войны), тем ниже уровень интенсивности военных действий, влекущий за собой применение права

вооруженных конфликтов (достаточно и пограничного инцидента). И наоборот: чем менее конфликт интернационален, тем выше должен быть уровень интенсивности военных действий для того, чтобы право вооруженных конфликтов при-

ЧЕМ ОБУСЛОВЛЕНО ПРИМЕНЕНИЕ ПРАВА ВООРУЖЕННЫХ КОНФЛИКТОВ? 217

менялось хотя бы частично (наличие коллективных столкновений между организованными вооруженными группами — для общей ст. 3; idem и продолжительные военные действия для ст. 8, п. 2, f, Статута МУС, idem и контроль территории — для Дополнительного протокола II) 1.

1.182. Эта ситуация порождает парадоксы. Например, как мы могли констати-

ровать, в случае международного вооруженного конфликта индивидуумы лучше защищены в юридическом плане общей ст. 3, чем во время внутренних беспорядков или внутренней напряженности, если соответствующее государство решает приостановить действие прав и свобод, предусмотренных документом по защите прав личности, применимым в данном конкретном случае. В рамках подобной ситуации эти лица действительно пользовались бы только отдельными неотъемлемыми правами (см. выше, п. 1.172). Однако абсурдно, что государство может приостановить некоторые гарантии из-за серьезных беспорядков, происходящих на его территории, но должно эти гарантии поддерживать (мы имеем в виду право на справедливое судебное разбирательство), когда степень интенсивности беспорядков достигает уровня вооруженного конфликта! Однако именно к такому результату приводят особые и автономные условия применения общей ст. 3, с одной стороны, и документов, защищающих права личности, — с другой.

Однако в ситуации, в которой комбинированно применяются ст. 3, общая, и не допускающие отступлений нормы какого-либо документа по защите прав личности, неприменимость отдельных положений второго, которые присутствуют в первой (например, право на справедливое судебное разбирательство), естественно, не препятствует применению общей ст. 3 2.

Аналогичным образом если простого пограничного инцидента достаточно для того, чтобы повлечь за собой применение права вооруженных конфликтов в полном объеме, гражданская война, в которой погибают сотни тысяч людей, подпадает под действие всего лишь нескольких элементарных положений — это абсурд. Так, в случае немеждународного вооруженного конфликта, подпадающего только под действие общей ст. 3, ни одна норма гаагского права в принципе не должна применяться 3. Значит ли это, что воюющие стороны вообще полностью свободны в своих действиях и могут, например, применять газы или совершать нападения на некомбатантов?

Подобный вывод, сделанный на основе того, что в текстах ничего не говорится по этому вопросу, был бы абсурден и, следовательно, не подлежит рассмотрению, ибо любое толкование, приводящее к явно абсурдным и неразумным результатам, должно быть отброшено 4. Существуют и другие аргументы в пользу при-

Dantzig, CPJI, avis cons. du 16 mai 1925 Série B, no 11, p. 39; Emprunts norvégiens, CIJ, op. dissid. Read, Rec 1957, pp. 94–95; Compétence du Conseil de l’OACI, CIJ, op. individ. de Castro, Rec. 1972, p. 136; неявным образом — Венская конвенция о праве международных договоров, ст. 32.

нятия минимального стандартного набора гуманитарных норм, применяемых к ведению военных действий в рамках немеждународного вооруженного конфликта (см. ниже, п. 1.215 и сл.).

1.183. Во всяком случае, если оспаривается то, что совершенные во время немеждународного вооруженного конфликта серьезные нарушения гаагского

права, подобные указанным в общей ст. 3, подпадают под действие права вооруженных конфликтов, все же остается возможность утверждать, что данные нарушения являются преступлениями против человечности как «бесчеловечные действия, совершаемые против любого гражданского населения» по смыслу ст. 6, с, Устава Нюрнбергского трибунала, в соответствии с эволюцией этого определения состава преступления 1.

Это показывает, что если в праве вообще необходимы точность и строгость, то в сфере права вооруженных конфликтов «технические» соображения иногда менее важны, чем великодушие, сострадание и здравый смысл. Здесь нужно меньше формализма и больше души2, и необходимо признать существование принципов гуманности настолько минимальных, что они необязательно должны быть писаными, для того чтобы их знали и применяли в любое время и в любом месте3.

В деле Круппа американский военный трибунал в Нюрнберге заявил, что

«действия, запрещенные законами и обычаями войны, не могут стать разрешенными в результате сложных юридических построений» 4.

*

**

III.К КОМУ ПРИМЕНЯЕТСЯ ПРАВО ВООРУЖЕННЫХ КОНФЛИКТОВ?

(Сфера применения ratione personae)

1.184. Право вооруженных конфликтов может применяться ко всем субъектам международного права:

—государствам (А);

—международным организациям (В);

—национально-освободительным движениям и другим полугосударственным общностям (С);

—противоборствующим сторонам в немеждународном вооруженном конфликте (D);

—индивидуумам (E).

А. Государства

1.185. Будучи отраслью международного права, право вооруженных конфликтов связывает первичных субъектов международного права, каковыми являются государства. Однако все они не в одинаковой степени связаны этим правом из-за большой изменчивости объема и значения ратификаций и присоединений к договорам.

1.186. Почти все члены международного сообщества являются участниками Женевских конвенций 1949 г., что делает их одними из самых ратифицированных соглашений в мире наравне с Конвенцией о правах ребенка (193 государстваучастника). Единственное исключение — Ниуэ (2300 жителей), но без ущерба для международного обычного права (см. выше, пп. 27 и 29) 1.

1.187. Что касается новых государств, которые образовались на развалинах

СССР, Югославии и Чехословакии, можно считать, что если они прямо не заявляют о своем присоединении к конвенциям по международному гуманитарному праву, которые связывали государства-предшественники, можно все же считать, что они связаны либо этими конвенциями на основании ст. 34, п. 1, Венской конвенции о правопреемстве государств в отношении договоров (см. выше, п. 1.162), либо обычными нормами права вооруженных конфликтов (см. выше, п. 1.166).

1.188. Гаагское положение 1907 г. было ратифицировано меньшим числом субъектов, чем Женевские конвенции 1949 г., однако Нюрнбергский трибунал признал его обычный характер:

«В 1939 г. нормы, содержащиеся в Конвенции (1907 г.), признавались всеми цивилизованными государствами, которые видели в них кодифицированное выражение законов и обычаев войны…» 2.

На этом основании оно связывает все сообщество государств.

Аналогичная точка зрения была высказана по поводу Женевской конвенции

1929 г. о военнопленных, которую Япония считала возможным игнорировать под тем предлогом, что она ее не ратифицировала 3.

1 По мнению МККК, Ниуэ связан Женевскими конвенциями, во-первых, потому что Новая Зеландия присоединилась к ЖК в то время, когда она управляла Ниуэ, и, во-вторых, поскольку Ниуэ, по-видимому, разделяет этот вывод. См. примечание МККК к таблице государств — участников договоров по МГП на www.icrc.org.

По состоянию на 31 декабря 2007 г. Дополнительные протоколы 1977 г. были приняты, соответственно, более чем четырьмя пятыми всех государств (см. выше, п. 25) 1, однако в той мере, в какой многие их положения подтверждают общие обычные нормы права вооруженных конфликтов 2, эти положения связывают также в качестве обычая все международное сообщество.

Международный суд сделал тот же вывод относительно Гаагского положения, Женевских конвенций 1949 г. и Дополнительного протокола I 3.

1.189. Объем действия права вооруженных конфликтов ограничен также оговорками и толковательными заявлениями, сделанными государствами в момент подписания или ратификации договора, содержащего положения, применяемые в вооруженных конфликтах. Некоторые из этих оговорок получили широкую известность 4:

—оговорки Австро-Венгрии, Германии, Японии, Черногории и России по поводу ст. 44 Гаагского положения 1907 г., запрещающей «воюющему принуждать население занятой области давать сведения об армии другого воюющего или о его средствах обороны»;

— оговорки, посредством которых 36 государств (в том числе Бельгия) из 132 государств — участников Женевского протокола 1925 г. заявили о том, что не будут считать себя связанными Протоколом, если неприятельское государство откажется его соблюдать; Генеральная Ассамблея ООН призвала эти государства отозвать свои оговорки 5;

—оговорки, согласно которым большинство социалистических государств (а сегодня бывших социалистических…) отказались применять III Женевскую конвенцию к военнопленным (однако именно это предписывает ст. 85 этой Конвенции), после того как последние были в судебном порядке признаны

виновными в военных преступлениях и преступлениях против человечности 6. Некоторые их этих государств свои поправки отозвали 7;

—оговорки, касающиеся ст. 68 Женевской конвенции IV, в которых несколько государств (Австралия, Пакистан, Суринам, США) признают за собой право приговаривать к смертной казни гражданских лиц, виновных в шпионаже, диверсионных актах и вооруженных действиях, направленных против них как оккупирующей державы, даже если законодательство оккупированного государства не предусматривает такого наказания;

1 См. пример отказа судьи применить Дополнительный протокол I на основании того, что он не связывает соответствующее государство, U. S. Dis. Crt. E. D., N. Y., 30 Jan. 1979, Morales, ILR, 87, p. 144.

2 Protocoles, commentaire, p. 20, § 7.

3Консультативное заключение относительно законности угрозы ядерным оружием или его применения,

пп.79 и 84 (см. выше, п. 28).