Левиафан выпуск 5

номических сделках или трансакциях, правовых аспектах регулирования отношений друг с другом. С другой стороны подразумевает систему глубинных религиозно-мифологических и антропологических представлений. Конечно, получается, если мызаймемсяанализомгеополитики,мыувидимнастолькомного этажей, уровней, и каждый из них очень сложно соотносится с другим. Есть исторические обобщения, такие мифологические конструкты, религиоведческие компаративные системы с одной стороны. С другой — геополитические и цивилизационные, а с третьей стороны — уже совсем простые политические, поскольку мы видим, что, , у адмирала Кастекса в голове про Фалеса или про Прокла нет даже и отдаленных ассоциаций. Он говорит о простых вещах, понятных любому политическому деятелю, любому человеку, изучающему стратегию. И, тем не менее, его дискурс в этом геополитическом контексте, именно с точки зрения метонимии и синонимии, приобретает удивительно насыщенный характер. Как только нечто попадает в сферу геополитики, все начинает (это нечто, это понятие, факт, исторический персонаж, какая-то битва, религиозная, стратегическая, экономическое соглашение, правовой документ) становиться совершенно иным по своему содержанию, насыщается глубиной, насыщается смыслом и становится очень простым.

Это как концепт в философии. Создание концепта — это огромный труд, потому что он требует колоссального напряжениячеловеческогологоса,когдамыегополучилионстановится как prêt-à-porter, его можно производить. Поэтому геополитика имеетещедругоесвоеизмерение.Мыпытаемсяфундаментальноеепродумать,мыпытаемсяеепроанализироватьнафилософском, религиозном, мифологическом, социологическом уровне, нонаопределённомуровнеонапредставляетсобойкрайнепростую модель анализа мировой ситуации Суши и Моря.

Геополитика и всемирная история

Всемирная история — это просто история борьбы континентальных держав против морских. Остается только установить,

что является морской, а что является континентальной, на каком этапе зафиксируется та или иная империя, где у нас Карфаген на сегодняшний момент, а где Рим. И мы уже представляем себе приблизительно тот контекст, в котором будут развиваться те или иные политические события. Потому что это метод не только ретроспективного анализа истории, но и метод анализа актуальный истории, а так же прогнозы построения стратегии, программ на будущее. Шмитт говорит еще одну фундаментальную вещь, что Англия не всегда была островом, что, несмотря на то, что она отделилась от континента очень давно в географическом смысле, долгое время Ла-Манш был просто озером, речкой, и англичане так же участвовали в европейской истории, как европейцы в английской. Но в определенный момент, когда Англия открылась морю, когда Англия отправилась в море, она, как и древние афиняне, древние карфагеняне, открылась этому морю, впустила море в себя, позволила «ergriffen sein» т. е. «стать охваченной, одержимой» морем. Вот этот тонкий цивилизационный момент к простой географии не имеет никакого отношения.

«Von Meer ergriffen sein» значит быть «охваченным морем».

Вот тогда то, что говорили Честертон, Платон и Аристотель относительно стихии моря становится очень принципиальным. Быть охваченным морем значит быть оторванным от корней, значит пуститься в путь, где суша будет уже не базовым обитанием, а тем, к чему мы приближаемся с морской территории, т.е. берегом. И вот этот берег дальше становится берегом,

икогда колонизатор углубляется на ограниченное расстояние вглубь суши в своих походах, тогда меняются фундаментальнокультурные архетипы сознания, цивилизации, социологические установки в обществе. Происходит изменение социального сознания. И тот же Шмитт указывает на то, что Гегель в своей философии права показывает, что все историческое право формировалось вокруг фигуры дома. И семейное, и частное право,

иполитическое. Дом, семья, брак, имущество, господство, от-

ношения подчинения, налоги, соблюдение правил, все имеет свои парадигмы — это дом, т.е. стоящий на одном и том же месте, фиксированном ландшафте центр человеческого бытия. И дом лежит в основе права, как сухопутного права. А когда мы переходим от фигуры дома к фигуре корабля, именно корабля как дома, полностью оторванного от чего-то постоянного, возникает новое право — демократически изменяющееся космополитическое право, не знающее твердых и четких границ. Возникает динамика, инновация, модернизация. Корабль и право корабля несет в себе не только разграничение морских границ. Это корабль, когда мы впускаем его внутрь, и когда Шмитт описывает, что Испания при всем объеме своих морских владычеств, никогда не приняла море в себя, никогда не была одержима морем, она продолжала строить свои колонии так же, как строиласвоюсобственнуюземлю.ПоэтомуЛатинскаяАмерика и Португалия в значительной степени, создали особую колониальную модель сухопутного типа, а англо-саксонские колонии создали Северную Америку. Это общество с абсолютно другой ориентацией. Там море было впущено в себя. Англо-саксонская империя была охвачена морем, она перешла на сторону моря, она совершила трансгрессию со стороны суши в сторону моря, а Испания несмотря на свои огромные морские могущества и владения этого перехода не сделала, этой трансгрессии не выполнила. Она осталась сухопутной империей, и все ее колонии четко отражают до сих пор вот это противостояние Северной и Южной Америк, они отражают эти колонии, тот континентальный сухопутный тип, который доминировал в Испании. И вот дляШмиттапобеданаднепобедимойармадойанглийскогобританского флота, торжество пиратов как специфического типа, которые удостаивались даже звания «сэров» (sir) от английских королейзасчеттого,чтоэтиграбителиморейприносилиэконо- мическо-политические успехи английской короне. Эта победа английскогофлотанадиспанцамибылапобедойпринципов над принципами. Это была победа Карфагена над Римом. Поэтому

мало просто иметь морской флот, морские колонии, важно перейти или не перейти на сторону моря, т.е. стать или не стать Левиафаном или остаться просто плавающим Бегемотом. Две разные вещи — купающийся Бегемот или Левиафан, как змей, живущий в морских глубинах. Это два разных модуса бытия, две различных онтологии.

Идальше, что чрезвычайно важно, как показывает Шмитт,

вреальности Лоренц фон Штейн (немецкий социолог XIX века), замечает: «Как странно, что индустриальная революция

вАнглии точно совпадает с ее пиком морского колониального могущества». Шмитт говорит, что это совершенно не странно. Индустриальное развитие, повышенное внимание к торговле, бизнесу, финансам, к построению машин, построению аппаратов, превращение Левиафана в пароход, создание искусственного Левиафана, создание корабля и мира как корабля постоянно двигающегося, такое построение гигантского Титаника, это на самом деле тесно связанные между собой вещи. Поскольку индустриализация, утверждает Шмитт, это и есть пик и торжество талассократии. Если бы Карфагену не помешали римляне, то, питая своих злых богов младенцами, они бы построили паровую машину, ткацкий станок, и все то, чем замечательна современная Англия, потом было бы разделение властей и, в конечном счете, интернет. То есть, движение в сторону технологической индустриализации имеет необходимым условием отрыв от корней и переход на сторону моря. И современная глобализация, современный процесс открытия границ, открытое общество, глобальный мир, все это ни что иное, как торжество исторической талассократии. То есть, теперь на данном этапе это все становится осмысленным, научным явлением, научной теорией.

Цивилизации

У специалиста по Международным Отношениям Питера Катценштейна(PeterKatzenstein)естьзамечательнаямонография подегоредакцией,котораяназывается«Цивилизациивмировой

отнюдь не случаен. И китайцы заметили, что эти роскошные корабли, роскошные товары, вредят нравственности китайского населения, и повелели их сжечь. И приказали больше их не строить никогда. Здесь вспоминается порох, который изобрели китайцы. Что они с ним делали? 1000 лет они запускали огромных великолепных драконов. Искусство запускать драконов и фейерверки в Китае достигли небывалого уровня. Единственное, что им не приходило в голову, это зарядить этот порохиначатьотстреливатьдругдруга.Акактолькоевропейцам этот порох попал, они тут же подумали: все, вам конец. Разное отношение к одному и тому же техническому открытию. И два разных цивилизационных, культурных отношения к одному

итому же инструменту — кораблю. В одном случае, поняв, что этот замечательный инструмент — роскошный корабль вредит нравам китайского населения, он аккуратно сжигается, а моряков отправляют на перевоспитание. В другом — только появляетсячто-тодажеплоходвигающееся,носпособноеубить

изахватитького-тодругого,сразунемедленноэтимпользуются.

Институционализация геополитики: Макиндер

Теперь о, собственно, геополитике. Геополитика начинается с двух авторов — это Хэлфорд Макиндер (Halford Mackinder 1861 — 1947 гг.), который написал работу «Географическая ось истории» и осмыслил Великобританию как «Sea Power» — Морскую державу. Он сказал: «Мы, Британская Империя (морского могущества) — талассократия, мы новый Карфаген, и наша задача не допустить реванша Рима, организовать мир по нашим карфагенным, талассократическим, т.е. демократическим, т.е. модернизационным, индустриальным, заодно, и империалистическим (но это во вторую очередь) правилам. Соответственно Российская Империя была объявлена Хартлендом, т.е. сушей, следовательно «land power», т.е. тем Римом, Спартой, против которой предшествующие талассократии вели свои битвы. На основании этого была построена новая современная геополитика Макиндера,

хотя он Прокла и Фукидида даже не упоминает. Он просто говорит: «Смотрите, мы талассократия, демократия — Англия — Британия, вот перед нами противоположная теллурократия (сухопутного могущества) — новый Рим. Либо мы, либо они. Великая война континентов продолжается, утверждает Макиндер , и в своей работе «Демократические идеалы и реальность» он предлагает описать как видит стратегические интересы Британия, западный мир в лице Британии, т.е. вся глобальная талассократия. И пишет главу «Sea Men’s Point of View». Он описывает мир с точки зрения британской западно-либеральной англосаксонской демократии и что она хочет от мира. И описывает это распространение на промежуточную зону своего влияния. Контроль береговых пространств, недопущение выхода к теплым морям конкурирующей сухопутной державы, а также освоение и поддержание контроля над мировым океаном в интересах англо-саксонской державы либо ее союзников и сателлитов. Это его «Sea Men’s Point of View» — точка зрения морского человека, одержимого Карфагеном. Дальше он пишет вторую часть этой книги, где он говорит «Land Men’s Point of View» т.е. точка зрения сухопутного человека. Я хочу подчеркнуть, что Макиндер понимает, что речь идет о двух взглядах, которая определяется ситуированием того или иного мыслителя. Если человек принадлежит к англосаксонской зоне влияния, то у него должна нормативно преобладать точка зрения морского человека. Но он понимает, что есть и противоположная точка зрения. Он очень реалистичный человек. Он говорит, что мы хотим этого, но они — теллурократы, спартанцы, хотят прямо противоположноговсегда.Мыиониобреченынавеликуювойну континентов — говорит Макиндер. Потому что их интересы всегда будут фундаментально противоположны нашим. Таким образом, в чем здесь принципиальный прорыв Макиндера? Что Макиндер на простом, почти публицистическом языке, на уровне рекомендаций Британскому парламенту или в целом

в каком-то смысле геополитическим пророком, утверждающим стратегическую судьбу США как флагмана цивилизации моря.

Когда мы проследили фундаментальную метафизику моря, для нас легко понять следующие этапы от Макиндер а и Мэхэна. Геополитическая школа становиться атлантической школой, особенно после Второй мировой войны.

Збигнев Бжезинский (Zbignew Brzezinski 1928 г.), а до это-

го представители «Sea Power», американские стратеги включаются в развитие атлантической геополитики, и так постепенно складывается атлантическая школа. Сначала она была создана англичанами, потом появляется американец Николас Спикман

(Nicholas Spykman 1893 — 1943 гг.) который применяет макин-

деровскую модель к американским интересам. Сам Макиндер печатает в 1943 году последние свои работы в американском журнале. Происходит «shift», т.е. перенос центра внимание от Англии к Америке. Америка, особенно после Второй мировой войны, становится оплотом цивилизации моря, воплощением Карфагена.

1991 — победа Моря над Сушей

А что происходит на последнем этапе с цивилизацией моря? Она побеждает в 1991 году в «холодной войне» и последнее издание цивилизации моря становится глобальным. То есть, с точки зрения сегодняшнего геополитического анализа,

вобщем и целом однополярного мира, мы находимся в периоде, где исторический реванш Карфагена осуществлен. Победа цивилизации материи, цивилизации динамики, цивилизации морской идентичности над сухопутной идентичностью окончательно состоялась и это можно сравнить с мифологическим образом всемирного потопа. То есть, если говоритьоморекакоконцепте,какогеополитическомконцепте, то вместе с глобализацией происходит затопление планеты, затопление континента. Глобализация и есть то исчезновение

вморской пучине, постоянно меняющейся, динамичной, развивающейся, совершенствующейся, прогрессирующей.

Этот процесс есть триумф моря, поэтому с геополитической точки зрения от начала до конца можно сказать, что, несмотря на то, что на каком-то этапе торжествовал Рим, в какой-то период было равновесие, сейчас Карфаген поднялся из пепла, а его структуры: социально-политические, геополитические, культурные, цивилизационные и метафизические доминируют.

И приблизительно с точки зрения цивилизации моря настоящий момент осмысляется так. Сами американские эксперты говорят, что ХХ век был веком Америки, тем веком, когда Америка как носитель новой талассократии поднялась и достигла определенных успехов, а XXI век должен стать американским веком. Век Америки — это когда кроме Америки есть кто-то еще, а американский век — это когда кроме Америки никого нет. Америка становится глобальной. Западное издание Сухраварди распространяется. Все становится глобальным Западом с точки зрения сакральной географии Сухраварди, и мы получаемтугеополитическуюкартину,которуюмыимеем.Кнейможно приставить любой знак, ее можно оценить по-разному, но с точки зрения дисциплины, выяснения ее идентичности, здесь все обстоит достаточно однозначно.