5. Правосудие

К сущностным качествам права относится его обеспеченность процессуально урегулированной системой правосудия и правоохраны.

Право по своей сути предполагает деятельность беспристрастного суда, арбитра, решающего споры и конфликты, определяющего, кто прав, а кто не прав, кому принадлежит спорная вещь, кто должен (и кому) возмещать вред или убытки, каков их размер и порядок возмещения, было ли совершено правонарушение и, если было, какому наказанию (взысканию) подлежит виновный.

Правовые нормы - общие формулы решений возможных споров и конфликтов; именно на этом основано "право - судие", т.е. решение спорных дел по праву - беспристрастное, справедливое, "обезличенное" (решение "именем закона", "именем государства").

В Древнем мире и в Средние века правосудие осуществлялось разными учреждениями; суд вершили цари, вожди, жрецы, военачальники, народные суды, совет рода или племени, советы старейшин и иные государственные, религиозные или общественные учреждения.

Правосудие как особая функция царей, вождей, жрецов или собраний всегда наделялось высоким авторитетом, обычно религиозным, рассматривалось обществом как особенная задача власти, осуществляемая лицами, чья справедливость не должна вызывать сомнений. Правый суд всегда считался органической частью права; при отсутствии такого суда можно не считаться с правом, так как спорные вопросы приходится решать с помощью подкупа, денег, угроз, силы и т.п.

Показательно, что решающим моментом перехода к праву от предправа в процессе становления классового общества специалисты считают не снабжение норм санкциями, хотя бы и очень жестокими, а создание судебной власти (вождей и других носителей властных полномочий) и органов исполнения судебных решений ("особого судебного аппарата власти")*(146).

Обособление суда от других государственных должностей некоторые авторы даже считают истоком, предпосылкой "разделения властей"*(147). Как правило, правосудие вершилось в торжественной обстановке, гласно, сопровождалось традиционными для суда ритуалами, осуществлялось от имени ("именем") Бога, царя, народа, государства.

В процессе осуществления правосудия складывались процессуальные нормы, определяющие компетенцию суда (судей разных уровней), основания обращения в суд (кто, по какому делу испрашивает правосудия), виды и порядок исследования доказательств, права и обязанности участников процесса, стадии рассмотрения дела, порядок вынесения и исполнения решения. В той же мере, в какой формально-логическая определенность присуща материальному праву, она присуща и процессу. Уже в первых упоминаниях о судьях разных рангов в Ветхом завете говорится и о "письмоводителях" (Исход, гл. 18, 21, 25). Иными словами - с появлением письменности решения судей и, возможно, ход процесса, получали письменное оформление.

В ходе рассмотрения и решения спорных и конфликтных дел неизбежно возникал вопрос о доказательствах. Поэтому уже в древности особо важные акты и договоры совершали либо письменно (в храмах, у должностных лиц), либо в форме, облегчающей их доказывание в случае спора. Древнеримская манципация, при всей ее архаичности и символичности, твердо обозначала момент заключения договора (бросание меди на весы), который могли подтвердить пять свидетелей и "весовщик". Для уличения кого-либо в преступлении, особенно тяжком, требовалось, как правило, несколько свидетелей (testis unus, testis nullus). По мере развития правосудия повышались требования к степени достоверности письменных и иных доказательств (однако вплоть до Новейшего времени в правосудии допускались пытки, а до того - ордалии и т.п.).

Усложнение законодательства и других источников (форм) права породило сословие профессиональных юристов - знатоков права и процессуальных форм его осуществления. Помимо практики в судах, при подготовке дел к слушанию, оформлении договоров, исков, обвинений юристы создавали сборники права, содержащие действующие правовые нормы и их комментарии. Доктринальное толкование права положило начало общей теории права и теории отраслевых юридических наук.

Особое место органов правосудия в правовой системе определялось тем, что суд нередко выступал как правотворческий орган, создающий, развивающий, изменяющий право. Санкционирование обычаев, т.е. придание части существующих в данном обществе обычаев юридической силы, осуществлялось судами; решения судов становились источником (формой) права при системе судебных прецедентов, когда решение по конкретному делу становилось обязательным образцом для решения аналогичных дел. В некоторых правовых системах судебная практика была одним из ведущих источников права (например, в англосаксонской системе), либо главной, основной его формой*(148).

Эффективная деятельность судов невозможна без опоры на аппарат принуждения. Органы принуждения исполняют судебные приговоры и решения о наказаниях, взысканиях, изъятиях имущества и иных принудительных мерах, предусмотренных санкциями правовых норм. Кроме того, правосудие нередко требует осуществления предупредительных мер принуждения: задержаний лиц, подозреваемых в преступлениях, ареста спорного имущества и т.п. По мере роста и развития государств и специализации функций правоохраны в системе правоохранительных органов обозначаются учреждения, ведающие розыском лиц, совершивших преступления, и их уголовным преследованием (сбор доказательств и поддержание обвинения в суде), а также тюрьмы и другие учреждения, ведающие принудительным исполнением судебных приговоров и решений (о конфискациях, выселениях, выдворениях, изъятиях имущества и т.п.).

С системой судебных и других правоохранительных органов связаны различные инспекции, караульная служба, государственные и негосударственные организации вспомогательных юридических служб (нотариат и др.), адвокатура. В любом государстве существует более или менее развитая система органов и учреждений, исключительной или преимущественной задачей которых являются охрана права от нарушений, решение правовых споров, применение мер принуждения к нарушителям правовых норм.

Институционализация права осуществляется не только и не столько его изложением в нормативных актах или признанием и усвоением правовых предписаний общественным сознанием, сколько созданием систем правоохранительных органов и разработкой процедурных (процессуальных) правил их деятельности. Право практически неосуществимо без государственного аппарата и процессуальной формы его деятельности, направленной на применение правовых норм, решение споров, принуждение к исполнению и соблюдению права, наказание правонарушителей. Институционализация права - в единстве нормативной основы правопорядка и специального аппарата, способного обеспечить осуществление (включая охрану, защиту, восстановление) правовых норм через правоотношения. Поэтому при обсуждении понятия "правовая система" в ее содержание включаются не только юридические нормы, принципы и институты (нормативная сторона системы), но и совокупность правовых учреждений (организационный элемент), а также правосознание*(149).

Организация и деятельность учреждений, охраняющих право, урегулированы правовыми нормами, закрепляющими компетенцию и соотношение этих учреждений, порядок их деятельности, процедуру рассмотрения и решения соответствующих дел.

В связи с этим в правовой системе различаются нормы материального права (так принято называть нормы, определяющие содержание прав, обязанностей и запретов, непосредственно направленных на регулирование общественных отношений) и нормы процессуального права (определяющие порядок, процедуру, форму реализации или охраны норм материального права). Нормы материального права устанавливают права и обязанности, существенные для положения человека в обществе и государстве, регулируют его правовые отношения с другими людьми, их объединениями, с органами власти и управления. К материально-правовым относятся нормы, содержащие запреты и санкции за их нарушение.

Материально-правовыми нормами определяется также структура, компетенция, соотношение государственных органов. Процессуально-правовые нормы регулируют порядок, процедуру оформления и защиты прав, установленных материально-правовыми нормами, последовательность действий государственных органов и должностных лиц, применяющих правовые нормы, в том числе санкции за нарушения запретов. Материально-правовые нормы образуют как бы первый слой права, указывают, "что делать". Процессуально-правовые нормы, составляющие как бы второй слой, предусматривают юридические способы охраны, защиты и восстановления первого слоя права, указывают, "как делать".

Важное значение процессуальных норм, регулирующих деятельность судов и других государственных органов, подчеркивается рядом теоретиков права. Согласно теории немецкого социолога и юриста Н. Лумана в обществе, в связи с возможностью конфликтов, формируется социальная подсистема, функция которой состоит в том, чтобы, опираясь на соответствующие формы коммуникации, предотвращать насильственное разрешение конфликтов; право, таким образом, является "продолжением коммуникации другими средствами". В книге "Легитимация через процедуру" Луман проводит различие между легитимными ("оправданными") и нелегитимными ("неоправданными") порядками принуждения, отделяя разрешение конфликта в правовых (процессуальных) формах от применения неограниченной силы и самоуправства*(150).

Правосудие порождено социальной потребностью в "беспристрастном третьем", способном "переоформить конфликт в состязание: в этом случае стороны, не желающие следовать общей материальной норме, должны (если они все же хотят разрешить спор "по праву"), по крайней мере, принять общую процессуальную норму их взаимодействия до разрешения конфликта... - пишет А. Матюхин. - ...Переоформление социального конфликта в отношения процессуальных фигур в рамках института правосудия позволяет нормировать его разрешение процессуальным правом, которое гораздо более стабильно, чем право материальное"*(151).

В последние десятилетия преодолевается бытовавшая в отечественной общей теории права и ряде отраслевых дисциплин недооценка процедурно-процессуальной регламентации осуществления материально-правовых норм. Справедливо отмечалось, что процессуальные нормы несут на себе, в сущности, основную нагрузку нормативного способа укрепления режима законности*(152).

К сожалению, в отечественной литературе при исследовании теоретических проблем основных видов юридической ответственности за правонарушения недостаточно учитывается органическая связь материального права и процесса. Устоявшийся термин "процессуальная форма ответственности", а также отраслевая обособленность материально-правовых и процессуальных норм, регулирующих наиболее развитые виды ответственности, в какой-то мере ориентируют на их раздельное исследование. В результате сущность (содержание) ответственности нередко целиком сводится к ее материально-правовому основанию.

Выведение процессуальных норм и отношений за пределы ответственности вызывает ряд возражений.

Сведение ответственности к реализации только материально-правовых норм оставляет вне поля зрения обширные правовые институты, содержащие гарантии достижения объективной истины по делу, права лица, обвиняемого в правонарушении, обоснованность применения мер пресечения (обеспечения), правовые способы устранения возможных ошибок при применении государственного принуждения.

Попытки некоторых наших ученых сконструировать понятие уголовной ответственности на основе норм материального права (наподобие гражданско-правовой ответственности за причинение имущественного вреда) привели к распространенному в теории представлению, что с момента совершения преступления возникает обязанность преступника "подвергнуться наказанию"*(153). Однако подвергнуть себя наказанию преступник неспособен, а содержанием обязанности не могут быть действия невозможные, от воли и сознания обязанного лица не зависящие. Наказание в соответствии с преступлением назначается уличенному преступнику органами правосудия по правиламУголовно-процессуального кодекса, определяющим не теоретически предполагаемую "обязанность подвергнуть себя наказанию", а презумпцию невиновности, право на защиту и другие права, многие из которых закреплены в Международных пактах о правах человека, а также вКонституцииРоссийской Федерации.

Чувствуя несовместимость предполагаемой материально-правовой "обязанности" преступника и процессуальных прав обвиняемого, некоторые ученые предлагали теоретически расщепить уголовную ответственность на "материальную" и "процессуальную". В результате получилось, что содержанием материальной уголовной ответственности является обязанность преступника "отвечать и подвергнуться наказанию", а суть ответственности уголовно-процессуальной сводится к праву того же самого лица на защиту от обвинения (т.е. праву не отвечать, оспаривать обвинение, возражать против назначения наказания, подавать кассационные жалобы и т.п.). Несовместимость взаимоисключающих представлений о содержании уголовной ответственности не могла быть оправдана даже и бытовавшими ссылками на диалектические противоречия, существующие в правовой надстройке*(154).

Попытки вывести содержание ответственности только из материально-правовых норм порождали суждения, что уголовная ответственность "как обязанность отвечать существует фактически и в том случае, когда совершившему преступление лицу в течение длительного времени (а возможно, и вообще) удается уклониться от следствия и суда". Это представление излагалось в учебной литературе и воспроизводилось в связи с общим понятием юридической ответственности: "То обстоятельство, что правонарушитель может быть некоторое время неизвестен, не имеет принципиального значения. В течение срока давности уголовного преследования преступник является субъектом юридической ответственности, поскольку он объективно существует. Он обязан понести наказание, и эта обязанность возникает именно с момента преступления, хотя она в течение определенного времени не реализуется". Между тем принципиальное значение имеет именно то обстоятельство, что преступник не обнаружен, не изобличен, не наказан. То, что некоторые авторы считают ответственностью (преступник объективно существует), на самом деле называется безответственностью (преступнику удалось скрыться от следствия и суда), и от того, что фактическую безответственность мы станем именовать теоретической ответственностью, не продвинутся ни разработка проблем правовой науки, ни борьба с правонарушениями.

Вместе с тем отвлечение некоторых теоретиков уголовного права от процессуальной формы привело к тому, что в ряде концепций недооценивается резкое изменение правового, общественного, морального положения лица, привлеченного к уголовной ответственности, т.е. официально обвиняемого в совершении преступления.

В большинстве концепций, связывающих возникновение уголовной ответственности с моментом совершения преступления, акту привлечения лица в качестве обвиняемого вообще не придается значения. Теоретическое расщепление отношений ответственности на материальные и процессуальные породило также взгляд на меры процессуального принуждения как на что-то, не имеющее отношения к уголовной ответственности. Между тем некоторые меры пресечения (заключение под стражу) тяжелее ряда уголовных наказаний; нечасто, но все же имеют место трагические ситуации, когда отбытая осужденным мера пресечения в целом оказалась тяжелее и строже назначенного ему наказания.

Иногда утверждается, что ошибочное привлечение человека к уголовной, административной или иной "процессуальной" ответственности юридически не создает никаких последствий, поскольку не было "материально-правового" отношения ответственности. Однако ошибочное (или тем более незаконное) официальное обвинение невиновного лица в совершении правонарушения порождает право лица на официальную реабилитацию, моральную и материальную компенсацию.

Достаточно очевидно, что нормы уголовного права не могут применяться вне рамок уголовного процесса, равно как и последний теряет смысл, если его предметом не является применение точно обозначенных уголовно-правовых норм. Если исходить из общепризнанного взгляда на процесс как форму жизни закона, имеющего свои необходимые, присущие ему процессуальные формы, следует признать, что штрафная, карательная (уголовная, административная, дисциплинарная) ответственность возникает с момента официального обвинения лица в совершении правонарушения, и все ее движение определяется процессуальными актами уполномоченных государственных органов и должностных лиц.

Высказывались опасения, что такой подход к теоретическому исследованию ответственности ставит ее возникновение и развитие в зависимость от деятельности и усмотрения соответствующих государственных органов и должностных лиц, а это может привести к примату субъективного над объективным со всеми вытекающими отсюда отрицательными последствиями. Но действительным средством против субъективизма являются не бесчисленные литературные модификации идеи уголовного правоотношения*(155), а законодательная регламентация деятельности правоохранительных органов, строгое соблюдение норм уголовного и процессуального права, надзор и контроль за законностью и обоснованностью процессуальных актов и действий. Ни закону, ни практике не известен никакой другой способ осуществления ответственности за преступления и проступки, а равно обеспечения законности при ее реализации.

Иначе соотносятся материальное право и процесс при осуществлении правовосстановительной ответственности, одним из основных видов которой является гражданско-правовая. Особенность этой ответственности в том, что причинитель вреда или нарушитель договорных обязательств юридически имеет возможность добровольно возместить причиненный вред, ущерб, убытки, уплатить предусмотренные законом или договором неустойки, пени, штрафы, прекратить противоправное поведение. Надобность в правосудии возникает в случае спора между правонарушителем и потерпевшим (спор о событии правонарушения, о распределении вины, о размере ущерба, вреда и т.п.) либо при отказе правонарушителя выполнить свои обязательства, составляющие содержание имущественной ответственности.

Однако и в трактовке имущественной ответственности существует ряд теоретически дискуссионных вопросов о соотношении материального права и процесса.

Если большинство цивилистов признают санкциями и ответственностью взыскание (точнее, присуждение) причиненного вреда, убытков, неустоек и другие неблагоприятные (для правонарушителя) последствия гражданского правонарушения, то прямое принуждение, применяемое для изъятия соответствующих сумм (или предметов) у правонарушителя, иногда не считается ответственностью, поскольку оно, как утверждается, ничего не меняет в правовом положении правонарушителя. Такой взгляд основан на недостаточном понимании соотношения материальных и процессуальных норм: с одной стороны, недооценивается необходимость и возможность реального исполнения обязанностей, предусмотренных материально-правовыми нормами, с помощью процессуальных средств (принудительное исполнение); с другой стороны, принудительное исполнение рассматривают только с позиций гражданских прав и обязанностей, не замечая, что оно (принудительное исполнение) затрагивает порой более важные права и обязанности принуждаемого должника (например, неприкосновенность жилища, право распоряжаться имуществом). Недопонимание проблем органической связи норм материального и процессуального права привело отдельных авторов к выводу, что взгляд на принудительное исполнение обязанности как на ответственность объективно оправдывает фактическую безответственность*(156). Между тем достаточно известно, что сейчас именно неналаженность аппарата принудительного исполнения позволяет многим недобросовестным должникам уходить от ответственности*(157). По авторитетным сообщениям, в настоящее время реально исполняется лишь 32% судебных решений. Из них по материальным искам в 1996-1997 гг. судебными исполнителями изъято 42% общей суммы, подлежащей взысканию по исполнительным документам. Исполнение остальных 2/3 откладывается по различным причинам*(158).

Принятие федеральных законов "Об исполнительном производстве"и"О судебных приставах"*(159)направлено на совершенствование государственной системы исполнительного производства как органической части правовосстановительной ответственности. В сочетании с рядом дополнительных организационных и законодательных мер*(160)эти законы призваны создать в конечном счете систему объективированного (процессуально оформленного) государственного принуждения, представляющего собой динамичный процесс, который не исчерпывается, а лишь завершается физическим или, точнее, фактическим (прямым, непосредственным) принуждением. Именно неизбежностью развертывания этой процессуально оформленной процедуры принуждения осуществляются давление на правонарушителя, понуждение его к выполнению обязанностей, порожденных деликтом, органическое соединение "обязательности" и "принудительности" в нормативно-правовой модели имущественной ответственности.

Существенным вкладом в решение этой теоретически спорной проблемы является концепция С.Н. Братуся, определявшего ответственность именно как "состояние принуждения" к исполнению невыполненных обязанностей. При таком подходе на первый план выходит "технология принуждения", регулируемая именно процессуальной формой. Законность и неотвратимость ответственности обеспечиваются прежде всего тем, писал С.Н. Братусь, "чтобы бесперебойно и ответственно работал государственный аппарат, в частности, юрисдикционные органы, в случаях нарушения норм права, деятельность которых также определяется нормами права... Очевидно, важным средством обеспечения надлежащей работы этих органов должна быть ответственность соответствующих должностных лиц за допущенное ими бездействие или иное нарушение законности"*(161).