13. Основные этапы развития исторического сознания: историзм эпохи Возрождения

Барг М. Эпохи и идеи: Становление историзма

Общепризнано, что историзм нового времени родился в эпоху Возрождения. Это значит, во-первых, что человеку впервые открылась историческая ретроспектива — глубина исторического времени, обнаруженная в результате осознания гуманистами содержательного различия между отдельными его отрезками. Во-вторых, что, сохраняя конечную причинность в истории за небесами, историки с тех пор все реже обращались за помощью к ней (т. е. к божественному промыслу), ограничиваясь выяснением первопричин внутри самой эмпирически прослеживаемой истории. В-третьих, что, создавая новую объяснительную схему в терминах рационально интерпретируемого человеческого опыта, историзм приобретал черты секуляризированной и гуманистической философии истории. И наконец, в-четвертых, что на основе включения человека в универсальный порядок природы и подчинения его неизменному естественному закону гуманисты положили начало историзму натуралистическому, точнее на практике возродили историографию прагматическую, т. е. историю деяний, призванную служить практическим целям.

эпохе Возрождения современная цивилизация обязана радикальным переосмыслением и категории времени, в результате (чего социальное время впервые предстало как время историческое. Этим был сделан первый шаг к современному нам типу историзма^;

Начать с того, что вместо абстрактного понятия времени в центре гуманистической этики оказалось представление о конкретном, текущем его моменте. В этой перспектвдве Время выступало как серия не связанных друг с другом, разрозненных моментов, в каждом из которых для человека открывалась возможность либо умереть, либо реализовать свою деятельную волю и тем самым его «остановить» или же безвозвратно упустить. Впоследствии Декарт писал: «Из того, что мы существуем, теперь не следует необходимо, что мы будем существовать в следующее мгновение».

Осознание связанности человеческого существования с каждым ускользающим мгновением имело два важных последствия: 1) в этике — строжайший счет времени, 2) в общем мировидении — кризис канонов, построенных на абсолютах, кристаллизация, понятий изменчивости, текучести, относительности условий человеческого существования. В первом случае на смену фатализму пришел своеобразный панэнергизм: «используйте время как мояено лучше», «поскольку обладание жизнью столь коротко, я должен стремиться сделать его более глубоким и полным». Во-втором случае категория изменчивости, динамизма вторглась не только в истолкование места человёка в «цепи бытия», но и в историю и моральную философию.

Этой переменой было обусловлено формирование совершенно нового типа психологической реакции на фактор времени.

Хотя, как мы могли убедиться, истоки гуманизма Возрождения заключались в глубоких структурных сдвигах, происходивших в средневековом обществе XIV—XV вв., осознание гуманистами новизны началось с явлений более чем поверхностных и производных — с возрождения элементов античной образованности (и прежде всего классической латыни ). На этом основании прежде всего слоншлось убеждение в начале «новой эпохи». Перед нами наглядное свидетельство того, в какой мере историческое сознание каждой данной эпохи является только формой ее самосознания.

В то время как средние века с помощью понятия «перенос империи» поддерживали фикцию континутета, «продолжения» Римской империи, гуманисты, наоборот, подчеркивали историческую дистанцию между своим временем, с одной стороны, и античностью — с другой. От последней их отделял тысячелетний «темный век». В итоге она оказывалась отошедшей безвозвратно в прошлое, замкнутой в себе и завершенной эпохой.

Из подобного убеждения вытекало заключение, что ^наследие античности, которое следует всеми силами разыскивать, собирать, восстанавливать в его первоздан- ности,— это бесценная сокровищница выверенных просвещенным разумом и потому непреходящих норм, необходимых Новому времени для рационализации новых форм бытия?} В этом состояло принципиальное отличие самосознания Ренессанса XV—XVI вв. от самосознания «Ренессанса XII в.».

Естественно, что только в такой перспективе античность могла выступить в качестве культурно-исторического эталона, к подражанию которому должно сознательно стремиться — в языке, жанрах литературы, изобразительном искусстве, духовной культуре в целом. Историческая дистанция, отделяющая «настоящее», «новый век» от его историко-культурного идеала, и была выражена в понятиях «пробуждение», «воскресение», «возрождение».

Термин «Ренессанс» ввел в современную историографию французский историк Жюль Мишле (1798—1874 гг.). В своей «Истории Франции» (1855 г.) он использовал этот термин для обозначения «открытия» человеком окружающего его мира и «самого себя». Принципиальная важность поисков ответа заключалась в том, что от него в конечном счете зависело само содержание столь широко обращавшихся в кругу гуманистов понятий, как «воскресение», «возвращение», «возрождение» и т. п. Выражалось ли в них убеждение, что история движется только по кругу, т. е. речь идет о «возврате», приближении к идеалу, уже однажды явленному, или что благодаря трудам самих гуманистов она открыта в будущее *. Во всяком случае на этом пути мы сталкиваемся с примечательным парадоксом: при отчетливо представлявшейся в историческом сознании предшествующей Возрождению эпохи «линейности» времени историческая перспектива, земное будущее оставались для него закрытыми: «четвертая монархия» — последняя в истории, она завершится в день «последнего суда». При всех условиях ясно одно: только открытие исторической ретроспективы давало возможность двум историческим эпохам вступить в диалог, более того, сделало такой диалог жизненно необходимым в интересах новой эпохию.

Процесс дифференциации светских и духовных начал жизни становился все более зримым: мирским ценностям отводилось земное, настоящее, ценностям веры — потустороннее, будущее. Как выразился Петрарка, смертные должны сперва позаботиться о вещах преходящих и уже затем о вещах вечных. Этой новой «очередности» человеческих интересов открывалась широкая возможность для обмирщения и исторической мысли, т. е. не только содержания исторического повествования — «материала» истории, но, что более важно, нового соотношения первичных (ближайших) и вторичных (конечных) причин в «объяснительной схеме» хода истории. Наиболее очевидным свидетельством процесса секуляризации историографии явилось создание принципиальна 4ювой-лериодизации всеобщей истории, полностью отвлекавшейся как от «шести веков» Августина, так и от «четырех мировых монархий» — периодизации, основанной на истолковании книги Дани. Более того, в этой периодизации были вычленены «времена», не только не предусмотренные в новозаветной традиции, но и шедшие вразрез с ней. Так, вместо доктрины, согласно которой с рождества Христова история вступила в свою последнюю, «завершающую» фазу, Возрождение утверждало идею трехчленного деления всеобщей истории: античность, «темный (средний) век», «новое время» (которое, как известно, легло в основу позднейшей периодизации этой истории на древнюю, среднюю и новую).

Следовательно, вместо того чтобы рассматривать Римскую империю как последнюю в земной истории человечества, т. е. «продолжающуюся» вплоть до «последнего суда», античность в новой периодизации рассматривалась как завершенная, раз и навсегда отошедшая в прошлое эпоха. Тем самыц^крушение Западной Римской империи впервые приобрело эпохальное значение — стало гранью между двумя всемирно-историческими периодами^ классической древностью и «готическим варварством»). Понятие «translatio imperii» сменилось понятием «падения империи» (declinatio imperii). Точно так же/ вместо постоянного напоминания христианской догмы о «старении» мира, о «близости его конца» Возрождение выдвинуло идею «нового века», т. е. открытости земной истории в будущее.

Огромная популярность истории в XV— XVI вв. как рода интеллектуальных занятий, как научного метода и, наконец, как повествовательного сюжета. *«Хвала истории» (enconnium his tori ае) — наиболее престижная топика гуманистической литературы этого времени. Ею заполнены посвящения и предисловия к оригинальным переводным историческим текстам, бесчисленное множество диалогов, рассуждений, писем, речей, педагогических наставлении) Ей, наконец, отдали дань и реформаторы — Лютер, Меланхтон, Кальвин. Но гораздо важнее было то, что под ее покровом зрели условия, необходимые для превращения истории из искусства (ars historica) в науку, обладающую собственной «дисциплиной» — методикой организации материала и правилами корректности исследовательской процедуры. Разумеется, речь идет лишь о самой начальной фазе этого процесса, но именно поэтому о фазе более чем знаменательной.

На грани XIV и XV вв. стало очевидным, что теологическая система истории, как она представлена в «Граде божьем» Августина, в значительной степени подорвана. Историческая мысль нуждалась в новой ориентации. Только при наличии трех интеллектуальных предпосылок такая ориентация могла быть найдена. Во-первых, при формальном признании божественного промысла, с которым связаны конечные причины всего происходящего в мире истории, в центре внимания гуманистов должны были теперь оказаться причины ближайшие, «первичные», т. е. земные, заключенные в драме, разыгрываемой в истории самим человеком. Иными словами, историческое мышление должно было подвергнуться в значительной степени секуляризации, объясняя эмпирически наблюдаемый процесс, истории в терминах чисто человеческих мотивов, человеческих действий. Во-вторых, необходимо было появление хотя бы элементов сознания изменчивости и множественности внешне подобных явлений в истории, fr. е. пространственно-временндй ретроспективы. И наконец, в-третьих, возрождение исторической мысли языческой древности хотя бы в той мере, в какой в ней сформулированы предмет, цели и методы историописания. Формирующую роль, как мы видели, в создании этих условий сыграли сами гуманисты.

Связывая отправной момент возвышения истории до статуса «науки» с ренессансным гуманизмом, мы не должны, однако, упускать из виду то обстоятельство, что меньше всего она этим была обязана профессиональным историкам. Наоборот, импульсы и первые завоевания мысли в этом направлении исходили из других, до тех пор совершенно неисторических областей знания — филологии, науки политики и юриспруденции.

Соответственно в ренессансном ист9ризме необходимо различать три основных течения: 1) первое — по времени, развивавшееся под эгидой риторики. Это так называемая теория истории, обучающей на примерах (речь идет по большей части об истории дидактической);

2) в определенном смысле ответвлением этого же течения следует признать «школу» истории, находившейся в функциональной связи с наукой политики, т. е. поставляющей этой науке материал для заключений^ 3) история как метод исследования юриспруденции. Даже из одного этого перечня источников наполнения исторической мысли историзмом нового времени правомерно заключить, что данный процесс был результатом перекрестного оплодотворения этой мысли совокупностью тогдашних наук о человеке, осознанно совершавшегося, однако, в каждом случае не во имя «самой истории», а во имя интересов каждой из перечисленных дисциплин, преследовавших в истории собственные познавательные цели и разрабатывавших собственную познавательную стратегию. Следовательно, процесс носил явно двусторонний характер — узкоспециальный и общеисторический.