5. Психологическая теория субъектности преступника

5.1. Психологическое понятие, релевантное субъекту преступления

Понимание фактов, связанных с социальной субъектностью человека (субъектностью личности), необходимо в контексте создания адекватных норм уголовного закона, а установление таких фактов - при их применении. Прежде всего, это касается определения возможности конкретного лица быть субъектом в период, относящийся к возникновению и осуществлению преступного замысла. Этот вид социальной субъектности соответствует по смыслу, т.е. релевантен понятию субъекта преступления. А в более широком контексте жизнедеятельности человека (обвиняемого), связанного также с предварительным следствием, судопроизводством, соответствует понятию субъекта уголовной ответственности. «Релевантность – англ. relevant- уместный, относящийся к делу - смысловое соответствие между информационным запросом и полученным сообщением» (А.Г. Спиркин и др. – ред., 1982. С. 427).

Рассмотрев юридическое содержание понятия «субъект преступления», а также общепсихологическое содержание понятий «субъект» и «субъектность», необходимо подчеркнуть специфику понятий, определяющих субъекта преступного деяния в юридическом и психологическом плане, а также акцентировать значимость выделения и определения экспертно-психологического понятия. «Понятие является основным средством научного мышления» (Ф.Е. Василюк, 2003. С. 9), с помощью него выделяется единица научного анализа. Из этого утверждения следует: если судебный эксперт использует юридическое понятие, он неминуемо выйдет за рамки своей компетенции и будет смешивать предметы в междисциплинарном исследовании. Данный вывод подтверждается практикой. Так, анализ заключений судебно-психиатрических экспертиз обнаруживает формулировки выводов, использующие понятие вменяемостилибо выражающие стремление экспертов избежать этого. Например, «вменяем в отношении содеянного» или «рекомендовано считать невменяемым». В заключениях СПЭ встречаются выводы о совершении инкриминируемого деяния в состояниивнезапно возникшего сильного душевного волнения. Таким образом, носитель специальных познаний – эксперт-психиатр / эксперт-психолог, делая такие выводы, дает вместо следователя или суда (или рекомендует давать) ту или иную юридическую оценку, значит, выходит за пределы своей компетенции.

В связи с тем, что имеется неясность в характере специальных познаний при межнаучном исследовании и взаимодействии юриста и экспертов, обследующих психику, возникает необходимость в следующем. Во-первых, в четком разведении предметов исследования основных видов экспертиз, обследующих психику: психологической и психиатрической. Ошибки в рекомендации встречаются даже на уровне постановлений Пленума Верховного Суда Российской Федерации (В. Лебедев, В. Демидов, 2000. С. 6). Во-вторых, в разграничении предметов экспертиз с предметом права (правосудия), чтобы специалисты могли понимать границы своей компетентности, обозначив выделенную реальность понятием своей науки. В-третьих, в конструировании обсуждаемых определений в общем категориальном контексте, с учетом не только процессуальной дополнительности в исследовании единого объекта, но и недопущения редукции предмета исследования. И тогда получается, что предметом:

- судебно-психологического экспертного исследования должны быть юридически значимыепсихические феномены: механизмы и закономерности функционирования психики, приводящие к конкретным правовым последствиям;

- судебно-психиатрической экспертизы - психические расстройства, приводящие к конкретным правовым последствиям;

- комплексной психолого-психиатрической экспертизы - психические расстройства, детерминирующие механизмы функционирования психики, приводящие к конкретным правовым последствиям;

- если же руководствоваться законом, то оценка исследуемой личности, ее состояний, действий и их последствий, всей системы представленных доказательств, установленных на предварительном следствии, относится к предметуправосудия.

Исходя из вышесказанного снимаются некоторые противоречия взаимодействия «психиатр - психолог». Ясно, что вопрос о состоянии аффекта (ст. 107 и 113 УК РФ) у обвиняемого не соответствует предмету ни комплексной психолого-психиатрической экспертизы, ни тем более судебно-психиатрической экспертизы; как психологический феномен, он является предметом судебно-психологического экспертного исследования. Экспертиза лиц с психическим расстройством, не исключающим вменяемости (ст. 22 УК РФ), или несовершеннолетних с отставанием в психическом развитии, не связанном с психическим расстройством (ч. 3. ст. 20 УК РФ), производится комплексно, с привлечением психиатров и психологов. Познания психологов необходимы, чтобы диагностировать меру полноты проявления уголовно-релевантных способностей обвиняемого, а познания психиатров нужны, чтобы решить вопрос о влиянии на эти способности психического расстройства.

Впрочем, возможен другой, традиционный, путь: проведение однородных экспертиз, сначала судебно-психиатрической, а затем судебно-психологической. Хотя логичной является обратная последовательность: сначала проводится психологическое обследование, а затем, опираясь на него, психиатрическое (как это осуществляется, в частности, в комплексном обследовании – в КСППЭ). В таком случае предельно ясно, какие факты каким экспертом (или комиссией) установлены, кто за них несет ответственность и может ответить на вопросы суда. Если же в заключении КСППЭ эксперт каждой специальности подписывает ту часть заключения, которая содержит описание проведенных им исследований и несет за нее ответственность (ст. 201 УПК РФ), такая форма не соответстветствует принципу комплексности.

Следует отметить также ряд проблем, возникающих при взаимодействии «юрист - психолог», решению которых способствует дифференциация предметов исследования и содержания научных понятий. Юристы нередко провоцируют эксперта-психолога поставленными перед ним вопросами выходить за рамки специальных познаний. (В связи с чем проявление эксперта как субъекта профессиональной деятельности становится еще значимее). Прежде всего, это вопросы о возрасте обвиняемого (при наличии документа) и степени соответствия возраста развитию обвиняемого. Очевидность нелепости такого заказа возникает от понимания, что для психологии, в отличие от уголовного права, человек за день до наступления 14-ти или 16-летнего возраста и днем позже ничем не отличается, но юрист именно эту разницу требует установить.

Так складывается оттого, что на уровне межнаучного взаимодействия не установлен характер юридического заказа к эксперту-психологу и предмет экспертного исследования, связанный, прежде всего, с понятием «субъектность преступника». В обсуждаемом случае требуется, во-первых, дифференцировать содержание понятий субъекта уголовной ответственности и субъекта преступления и, во-вторых, устанавливать не возраст несовершеннолетнего обвиняемого в соответствии с его развитием, а его субъектные возможности, значимые для уголовного права. Итак, показано, что неопределенность научных понятий приводит к целому ряду недоразумений на практике.

Неясное представление юриста о предмете исследования эксперта-психолога – субъектности лица, совершившего правонарушение, снижает результативность их взаимодействия. Например, как следует из постановления следователя прокуратуры, … июля 2003 г. в дневное время на почве личных неприязненных отношений произошла ссора, во время которой у Д.возник умысел(здесь и далее выделено мною. – Л.А.), направленный на убийство Т. С этойцельюД. взяла в ограде дома№ … по ул. … г. …штыковую лопату, с которой вернулась в дом иумышленно, сцелью причинения смерти, нанесла ребром лопаты удар сверху по голове Т.,осознаваяпри этом, что наносит удар в жизненно важный орган человека и что от ее преступных действий может наступить смерть Т. ижелала наступления таковых последствий… В ходе предварительного следствия обвиняемая Д. показала, что онасильно разозлиласьна Т. в связи с тем, что тот оскорблял ее грубой нецензурной бранью.

Текст постановления содержит внутреннее противоречие, имеющее для эксперта, как психолога, так и психиатра, провокационное значение. Постановление ужесодержит юридическую квалификацию деяния лица как субъекта преступления, на что указывают ключевые слова: «осознавала», «желала», «умысел», «умышленно», «с целью». С одной стороны, на них, как на установленныефакты, эксперт обязан ориентироваться (ст. 57 УПК РФ). С другой стороны, именно в связи с установлением психологических возможностей, лежащих в основе такой квалификации, назначена экспертиза. Таким образом, постановление содержит не запрос проблемного характера к экспертам, а юридическую квалификацию вины подэкспертной, свидетельствующую о возможности обвиняемой в разозленном состоянии в инкриминируемой ей ситуации осознанно руководить собой, соответствующую ч. 1 ст. 105 УК РФ «Убийство» (умышленное причинение смерти другому человеку). В связи с нарушением этой нормы возбуждено уголовное дело, но именно возможность такой квалификации деяния должна уточняться с помощью экспертизы.

Итак, специалист по уголовному праву вооружен юридическими понятиями для квалификации деяния как преступного, поэтому в случае их применения закономерно возникает следствие – юридическая квалификация. Однако без помощи эксперта, обследующего психику обвиняемого, юрист свои задачи адекватно не решит. Таким образом, их исследовательские области должны пересекаться, не отождествляясь, деятельности в этой части - объединяться, что соответствует комплексному подходу при междисциплинарном исследовании. Логично, что эксперту-психологу при интегративном психолого-юридическом предмете исследования необходимо интегрировать и содержание юридического понятия «субъект преступления» с общепсихологическим понятием «социальный субъект». Однако вышеизложенный литературный анализ обнаружил два противоречия: для выделенной реальности как предмета психолого-юридического исследования экспертами-психологами используются либо юридические понятия, либо психолого-юридические, но в различных терминологических вариациях. Разработка теории субъектно-объектной сущности личности и субъектности человека позволяет предложить решение указанного противоречия таким образом.

«Субъект преступления» как юридическое понятие соотносится с психологическими понятиями «субъект самоуправления» и «субъектность личности», поскольку субъект преступления является субъектом активности, социальной по характеру. Выше уже сделан вывод, что юридический психолог (эксперт-психолог), проводя психологический анализ юридически значимого явления, не может оперировать юридическим понятием «субъект преступления». В то же время и общепсихологическое понятие «субъект деяния» как общенаучное выводит психолога-эксперта за границы объекта его исследования. Объектомисследования эксперта-психолога является не функционирование психики подэкспертного вообще, он должен изучать психологические механизмы поведения человека в конкретной юридически значимой ситуации (М.М. Коченов, 1977). Уточню понимание этого тезиса.

Ситуационное функционирование психики как объекта исследования подчеркивается рядом исследователей в отношении психологических, психиатрических и комплексных психолого-психиатрических экспертиз (И.А. Кудрявцев, 1988; Ю.Л. Метелица, С.Н. Шишков, 1987; Ф.С. Сафуанов, 1994; О.Д. Ситковская, 1983). Однако из этого не следует, что эксперт, обследующий психику, занимается ретроспективной диагностикойтолько в отношении уже произошедших событий. Для таких объектов исследования / обследования, какобвиняемый, а такжесвидетельипотерпевший, значимы и психологические характеристики, проявляемые в текущий период, или типичные для них. Например, обеспечивающие способность: у первого - руководить собой, осознавая значение своих действий, а у вторых - давать показания. На вопрос, какое именно ситуационное функционирование психики предполагается для обследования у обвиняемого как субъекта преступного деяния, может быть получен ответ, вытекающий из уголовно-правового пониманиясубъекта преступлениякак лица, виновно совершившего общественно опасное деяния, способного в инкриминируемой ему ситуации осознанно руководить своими действиями.

Для юридической психологии, как и любой отрасли науки, значимо осуществление методологического анализа понятий и разработка подходов к их образованию. Г.М. Миньковский подчеркивал, что эта отрасль психологии, как и любая другая, имеет собственное обширное «теоретическое поле». «Ведь необходима методология интерпретации, детализации, дополнения общепсихологических знаний в специфических областях человеческого поведения. Более того, ряд закономерностей такого поведения, несмотря на достаточно высокий уровень обобщения, общую психологию просто не интересует» (Предисловие к: О.Д. Ситковская, 1998. С. 7).

Наибольший интерес для характеристики специфики понятий юридической психологии имеют позиции авторов, работающих в русле судебно-психологической экспертологии. Так, О.Д. Ситковская (1998), рассматривая психологию уголовной ответственности, специально указывает на важность разработки собственного категориального аппарата юридической психологии, при которой могут быть заимствованы базовые понятия общей психологии, такие, как «личность», «психика», «деятельность», как понятия, составляющие 1 ступень «двухступенчатой структуры». На 2 ступени получаются понятия, производные от них, например, «свойства», «состояния», «психические процессы», «мотив», «цель», «действие» и др. Кроме того, О.Д. Ситковская подчеркивает, что общепсихологические понятия должны быть адаптированы на уровне частных теорий путем «понятия-ограничителя» (например, не понятие «личность», а «личность преступника»), а также путем объединения содержательных характеристик в различных частных теориях, например, структура личности в криминальной и пенитенциарной психологии.

В.В. Романов (1998) отмечает, что наряду с термином «личность преступника» употребляются выражения: «лицо, совершившее преступление» и «субъект преступления». Автор создает такие термины, как «личность субъекта, совершившего преступление» и «личность субъекта уголовного и гражданского процессов», в свою очередь, понятие преступления раскрывает как деятельность (1998), а в дальнейшем также как поведение (2004).

В.Л. Васильев, рассматривая психологические аспекты вины, использует законодательные формулировки. Например, при рассмотрении неосторожной преступности обозначает таких субъектов, используя термин «неосторожные правонарушители» (2000. С. 334).

Ф.С. Сафуанов считает, что экспертные понятия «занимают промежуточное положение между общепсихологическими представлениями и юридическими терминами и не могут быть прямо заимствованы из теории психологии» (2001. С. 23). В частности, это касается специфичности экспертного судебно-психологического понятия «аффект».

Анализ представленных позиций показывает, что при «адаптации» психологических понятий к юридическим понятиям психологии отводится неравная с юриспруденцией прикладная роль. В свою очередь, характеристика «промежуточности понятий» не достаточно ясна, что вызывает необходимость акцентировать другую идею: объединение содержания понятий. Итак, с учетом комплексности межнаучного подхода, психологическое содержание понятия «субъект» и юридическое содержание понятия «субъект преступления» должны быть интегрированы. Интеграция возможна на основе такой методологии: наложение на содержание психологического понятия содержания юридического понятия. В результате не только сужается область явлений, охватываемых понятием «субъект», но и рождается специфическое интегративное содержание экспертно-психологического понятия, соответствующее проблематике уголовного права:уголовно-релевантная субъектностьличности.

Давая определение основному термину в научной теории, необходимо дать представление об определяющем признаке (Ю.А. Петров, А.А. Захаров, 2004. С. 9), но для этого он должен быть обнаружен. Итак, юрист и юридический психолог как специалисты, представляющие разные научно-практические области, исходя из единого объекта исследования – человека, совершившего преступление, но разного предмета исследования и задач, в своей профессиональной деятельности актуализируют разный аспект содержания понятия «субъект преступного деяния». Юрист, в соответствии с поставленными перед ним задачами, на предварительном следствии и в процессе судопроизводства устанавливает, кто именно совершил преступление и является ли лицо, совершившее преступление, субъектом деяния. Представляется логичным, что если в отношении субъекта уголовной ответственности основным вопросом является: «Можно ли данному лицу вменить содеянное?», то в отношении субъекта преступления основным вопросом становится: «Является ли данный человек виновным?». Поэтому в последнем случае предметом исследования / обследования эксперта-психолога становится мера возможности личности осуществлять субъектное самоуправление в инкриминируемой ей ситуации.

Определение социальной субъектности человека в конкретной ситуации невозможно без соотношения социальных требований и его психологических возможностей соответствовать им. В связи с этим при установлении уголовно-релевантной субъектности человека возникает необходимость различать его потенциальную и реальную, т.е. актуализированную в исследуемой ситуации, субъектность.Потенциальная субъектностьличности проявляется в ее жизнедеятельности и типично характеризует ее через индивидуально-психологические особенности, связанные с уровнем ее развития и образования. В этой связи при проведении СПЭ одним из направлений исследования становится изучение индивидуально-психологических особенностей обвиняемого подэкспертного. Однако изучение субъектности показало, что потенциальная субъектность не гарантирует ее проявление в инкриминируемой ситуации.Реальная субъектностьличности определяется ее возможностью соответствовать ситуативному характеру предъявляемых требований к ее психосоциальным, психическим и психофизиологическим возможностям, включая особенности ситуативного состояния психики.

Итак, интегративное по-сути и целостное по содержанию понятие «уголовно-релевантная субъектность личности» может выполнять роль родового, наиболее обобщенного экспертно-психологического понятия.Видоваядифференциация происходит при таком сочетании терминов, как «субъектность правонарушителя», «субъектность преступника», «субъектность обвиняемого». Четкость их различения зависит, прежде всего, от четкости юридических определений субъекта уголовной ответственности и субъекта преступления. Так, психологическое содержание понятия субъекта преступления не удастся раскрыть без определения понятия вины и его психологической составляющей.

Прежде всего, следует отметить, что термин «вина» используется этикой, юриспруденцией, психологией, и можно ожидать несовпадения его значения. В обобщающем, социально-психологическом плане, «вина – следствие поступка или преступления, их нравственной, дисциплинарной или юридической оценки. Мера ответственности, наказание должны соответствовать степени вины нарушевшего общественный порядок, нормы морали или дисциплины» (В. Крысько, 2003. С. 89). Логично, что правоведы должны не только куммулировать этическое и психологическое понимание вины, но и рассматривать ее специфично. Наличие в уголовном праве таких основных теорий вины, как оценочная(нормативная, этическая) ипсихологическая(Б.Н. Топорнин – отв. ред., 2001; С. Скляров, 2003), а такжеопасного состояния(В.В. Лунеев, 2000), свидетельствует о недостаточной обобщенности юридической теории. То, что определяющий признак вины при таком положении дел будет расплывчатым, подтвердил вышеприведенный анализ работ М.И. Еникеева (1989), И.А. Ильина (1993), Ф.Г. Гилязева (1991), Б.Н. Топорнина (отв. ред., 2001. С. 133), С. Склярова (2003) и др.

В целом при анализе понятия вины удалось выделить такие определяющие признаки:

- повод, предлог; проступок, преступление (В.И. Даль, 2003);

- состояние, противоположное правоте (А.А. Гусейнова, И.С. Кон, 1989);

- чувство собственной никчемности (Ю.П. Неймер – общ. ред., 2003);

- непереносимое длительное время страдание (Ю.М. Орлов, 1991);

- объективно - факт нарушения норм и субъективно - угнетающее переживание этого факта; способность переживать свою вину – важный внутренний тормоз, регулирующий поведение (С. Степанов, 2003);

- следствие поступка, его оценки (В. Крысько, 2003. С. 89);

- установленный факт совершения субъектом деяния, влекущего ответственность; условие юридической ответственности (Ф.Г. Гилязев, 1991);

- субъективное основание уголовной ответственности (Б.Н. Топорнин – отв. ред., 2001. С. 49-50);

- личностная причастность к противоправному деянию (М.И. Еникеев, 1989);

- психическое отношение (Р.И. Михеев, 1995. С. 18; Ю.И. Скуратов и В.М.Лебедев - ред., 1996. С. 36; Л.В. Тихомирова и М.Ю. Тихомиров, 2001. С. 127; В.М. Лебедев - отв. ред., 2004. С. 75), причем как в широком значении отношения - причастность, так и в узком значении – субъективное отношение к общественным нормам;

- психическое отношение как осознание (понимание) недопустимости или противоправности своего поведения и связанных с ним результатов (Б.Н. Топорнин – отв. ред., 2001. С. 49-50);

- психическое отношение к содеянному на основе возможности предвидения наступления общественно опасного результата (А.П. Козлов, 2004);

- оценка судом степени осознания лицом характера и содержания совершаемых действий и последствий (С. Скляров, 2003), т.е. основание наказания.

Итак, при характеристике вины:

- для этикиважно наличие в обществе людей, в общественном сознании такого рода отношения к нарушению нравственных и моральных норм, а также отношения и к виновному;

- для психологиизначимы особенности ее переживания каксамочувствия(никчемность, муки), нюансы продуктивности и непродуктивности этогопереживаниядля жизнедеятельности, особенность вины какчувства,отношенияк другим исамоотношения, предпосылки для изменения и покаяния личности;

- для уголовного права – наряду с объективным, субъективное как причастностное, основание ответственности за содеянное.

В связи с недоопределенностью юридического понятия вины, неудивительно, что С. Скляров (2003), рассматривая проблему определения вины в уголовном праве России, приходит к заключению, пессимистичному и неправильному по сути, но актуализирующему значимость проводимого мною исследования. С. Скляров пишет, что термин «вина» существует для отражения субъективных процессов, происходящих в сознании лица в момент совершения им преступных действий. Однако данные субъективные процессы напрямую не наблюдаемы, их нельзя измерить каким-либо прибором. Ни один юрист или психолог, а в большинстве случаев и лицо, привлекаемое к уголовной ответственности, не может абсолютно точно раскрыть их содержание. Вину как нечто субъективноеможно определить исключительно путем анализа и оценки объективных обстоятельств совершенного лицом правонарушения. Поэтомудостижение истиныпри иследовании субъективных свойств совершенного действия являетсяотносительным, целиком зависит от совокупности объективных фактов, собранных в качестве доказательств и от самого правоприменителя, его опыта, знаний, субъективных особенностей.

Итак, разработка понимания субъектности личности, а также экспертно-психологических способов ее установления должны способствовать изменению установки на явную относительность достижения истины по уголовному делу. Исходя из того, что вменяемоеивиновное деяниелица, достигшего возраста уголовной ответственности, должно иметь не только специфику, но и единую психологическую основу, она может быть обозначена психолого-юридическим понятием «уголовно-релевантная субъектность личности». Таким образом, подтверждена 8 гипотеза исследования.

Поскольку отмеченные юридические понятия подразумевают возможности человека как субъекта, таким образом, родовое понятие «уголовно-релевантная субъектность личности» будет раскрываться через содержание таких понятий, как «уголовно-релевантный уровеньсубъектности», «уголовно-релевантное субъектноесамоуправление», «уголовно-релевантные субъектныеспособности». Причем содержание понятия уголовно-релевантной субъектности личности адекватно реальности в том случае, если правильно выделена психологическая характеристика человека как субъекта преступления.

Итак, возможность установления фактауголовно-релевантной субъектности личности требует раскрыть психологическое содержание понятия «субъектные способности», связанные с осознанным руководством собой, осуществить их моделирование и представить механизм функционирования.