Le_Goff_Zh_-_Tsivilizatsia_srednevekovogo_Zapada

Послесловие

кажется вклад историков-аграрников, которые исследовали деревню и крестьянство. Мысль историков-урбанистов была ориентирована идеей прогресса на выделение ростков общества Нового времени, возникавших в недрах феодального строя, тогда как специалисты по истории деревенского Средневековья скорее концентрировали свое внимание на особенностях эпохи, безотносительно к будущему. Первые подчеркивали динамизм развития, свойственный городскому хозяйству, между тем аграр­ ники имеют дело с более консервативными и традиционными структурами.

Деревня, по мысли Ле Гоффа, доминировала над городом в духовном отношении. Разумеется, новые богословские и фи­ лософские идеи, диалектика и схоластика, романский и готиче­ ский стили и литература культивировались в монастырях, двор­ цах и городах с их школами и университетами, и, тем не менее, основополагающие модели сознания, способы мировосприятия, видение мира, тот «ментальный инструментарий», которым пользовалась основная масса средневековых людей, формирова­ лись в аграрном обществе. Их верования и привычки сознания обнаружили огромную сопротивляемость изменениям. Не отсю­ да ли исключительный консерватизм, приверженность к стари­ не, склонность к стереотипам, боязнь новшеств, которые харак­ теризовали не один только крестьянский быт, но и религиозную и философскую мысль?

Что касается крестьянских верований, то достаточно со­ слаться на случай, исследованный учеником Ле Гоффа Ж.-К. Шмиттом. Монах XIII в. Этьен де Бурбон столкнулся в сельской местности близ Лиона со следующим суеверием: крестьянки по­ клонялись святому Гинефору, якобы дарующему выздоровление новорожденным. На поверку же оказалось, что Гинефор — бор­ зая собака, с которой связывали легенду о спасении ею ребенка. Этьен де Бурбон строжайше запретил этот нечестивый культ. Прошло более полутысячелетия, и в 70-е гг. XIX в. лионским лю­ бителем местных древностей было установлено, что жители той же местности по-прежнему поклоняются святому Гинефору!1

1 Schmitt J.-С. Le saint lévrier. Guinefort, guérisseur d'enfants depuis le XIIIesiècle. Paris, 1979.

550

Послесловие

Такова цепкая устойчивость народных верований и ритуалов. Но за этими «суевериями» крылось нечто иное и более существен­ ное, с точки зрения историка, — своеобразная картина мира, ко­ торая по-своему расчленяла действительность: если, согласно официальному христианству, между человеческим существом

иживотным пролегает столь же непроницаемая граница, как между человеком и ангелом или человеком и бесом, то в картине

мира «народного христианства» эти грани нарушены и собака может оказаться святой1.

Идея «очень длительного Средневековья», несомненно, воз­ никла у Ле Гоффа под влиянием теории Фернана Броделя о «вре­ мени большой продолжительности» (la longue durée), которая вообще оказала существенное воздействие на французскую историографию. Бродель развивал мысль о множественности временных ритмов, которым подчиняется развитие на разных уровнях исторической реальности: очень долгое время протека­ ния процессов в природном окружении человека и в его отно­ шениях с природой; продолжительные циклы экономических изменений; «нервное», короткое время событий политической истории. Бродель подчеркивал необходимость включения в поле зрения историков не одних только динамичных изменений, но

истатических состояний, когда история как бы неподвижна.

Ритмы изменений в духовной жизни весьма разнородны. Однако «ментальности — это темницы, в которые заключено время большой длительности»2. Если я правильно понимаю мысль Ле Гоффа, то, рассуждая об «очень долгом Средневековье», он имел в виду прежде всего ментальности. В самом деле, какой разительный контраст предстанет нашему взору, если мы сопо­ ставим два подхода к истории культуры! Оценивая ее с традици­ онной точки зрения и сосредоточивая внимание на высших до­ стижениях человеческого духа, мы, естественно, увидим дина­ мизм. Но он ограничен, если говорить о Средневековье и первых веках Нового времени (XVI—XVIII вв.), преимущественно и даже исключительно интеллектуальной элитой. В низах, в широкой

1 Schmitt J.-С. Menschen, Tiere und Dämonen. Volkskunde und Geschichte // «Saeculum»,32.Bd.,H.4, 1981.

2 Braudel V. Histoire et sciences sociales. La longue durée. «Annales. E. S. С», 1958, № 4 (F. Braudel. Ecrits sur l'histoire. Paris, 1969. P. 51).

551

Послесловие

массе общества ничего подобного не наблюдается. Не показатель­ но ли, что изучение литературы, которая распространялась в на­ роде во Франции в XVII и XVIII столетиях (брошюры так назы­ ваемой «Синей библиотеки» в Труа), свидетельствует о том, что до идей просветителей и вообще интеллектуальных новшеств этим расхожим брошюрам не было никакого дела и читатель книжек «Синей библиотеки» оставался в мире сказок, преданий, рыцарских романов, то есть в Средних веках. Ментальность сель­ ского населения менее всего подверглась коренной ломке. Пока крестьянство оставалось основой общества, средневековые тра­ диции и стереотипы поведения сохраняли свою силу.

Но Ле Гофф лишен какой бы то ни было ностальгии по ушедшему Средневековью и подчеркивает, что отнюдь не скло­ нен заменить «черную легенду» об этой эпохе «легендой золо­ той». То была, по его словам, «эпоха насилия и голода (или его угрозы), эпидемий, сомнений, господства „авторитетов" и иерар­ хий, эпоха, лишь в конце которой возникает свобода, но вместе с тем эпоха высокой творческой креативности и изобретатель­ ности, постепенно овладевавшая пространством и временем»1.

Средневековый образ мира основан на религии, и есте­ ственно, что представления о смерти и загробном существова­ нии занимали в этой миросозерцательной системе огромное ме­ сто. На протяжении 60—80-х гг. «Новая историческая наука» со­ здала большое количество трудов, посвященных этой проблеме. Наиболее крупная работа Ле Гоффа носит название «Рождение чистилища»2. Он ставит вопрос о том, каким образом в запад­ ном христианстве произошел переход от дуалистичной модели потустороннего мира (ад и рай) к троичной модели (ад — чис­ тилище — рай). Почему на карте загробного царства возникло чистилище, место, где души грешников подвергаются мукам, но не вечно, как в аду, а на протяжении некоторого срока, после чего перед ними открываются врата рая? Вопрос, занимавший бого­ словов и историков церкви, поставлен историком ментальностей и социальных отношений.

1 Le Goff J. L'appétit de l'histoire. P. 233.

2 Le Goff J. Le naissance du Purgatoire. Paris, 1981.

552

Послесловие

Ле Гофф рассматривает этот вопрос в чрезвычайно широ­ ком контексте. Подъем городов и развитие городского населения привели к существенно новым духовным ориентациям. Интел­ лектуальное освоение времени и пространства, усилившееся стремление к точности, рост потребности в образовании и зна­ нии изменили картину мира. Система ценностей этих новых со­ циальных слоев начинала переориентироваться «с небес на зем­ лю». Вместе с тем горожане, связанные с денежным хозяйством, ощутили необходимость в пересмотре своих отношений с миром иным. Ведь богатым людям, и в особенности ростовщикам, неми­ нуемо грозил ад. Появление идеи чистилища давало им надежду на спасение: искупив муками свои земные прегрешения, они могли бы заслужить прощение Бога и избежать геенны огненной.

Ле Гофф показывает, как «топография» загробного мира, более тысячи лет остававшаяся неизменной, была пересмотрена парижскими богословами в 80-е гг. XII столетия. В церковной литературе и прежде время от времени упоминался «очиститель­ ный огонь», пылающий в каких-то отсеках ада; теперь же впер­ вые в средневековых текстах появляется существительное purgatorium, а возникновение термина, по мысли Ле Гоффа, — важный симптом, который свидетельствует об утверждении в умах нового понятия. На протяжении следующего столетия идея чистилища быстро распространяется, и в середине XIII в. папство принимает догмат о чистилище.

Таким образом, суть концепции Ле Гоффа, если ее выра­ зить самым сжатым образом, сводится к тому, что сдвиги в про­ изводстве и социальном строе Запада послужили основой и сти­ мулом для нового развития теологической мысли, которое соот­ ветствовало потребностям горожан, занятых торговлей, финан­ сами и ремеслом и нуждавшихся в высшем оправдании этих профессий. Изменения в богословии оказываются связанными с изменениями в обществе и его умонастроениях и в свою оче­ редь благоприятствуют хозяйственному развитию. Повторяю, я изложил концепцию книги «Рождение чистилища» телеграф­ но кратко, но, надеюсь, ничего не упростил.

Попытка объединить в некое смысловое единство столь да­ лекие друг от друга феномены, как теология и идеи о потусторон­ нем мире, с одной стороны, и хозяйственная и общественная

553

Послесловие

жизнь — с другой, заслуживает самого серьезного внимания. Этот подход применялся Ле Гоффом и прежде, когда он изучал вопрос об оценке богословами разных городских профессий1.

В этой связи хотелось бы высказать вот какие соображе­ ния. Ле Гофф, как уже упомянуто, формировался как историк

в40-е и 50-е гг., когда во Франции был весьма влиятелен марк­ сизм; историки, принадлежавшие к новому поколению «школы „Анналов"», которое в те годы пришло в науку, испытали на себе его несомненное влияние. Отвергая догматические его стороны, они усвоили ряд понятий и принципов исследования, что обога­ тило «новую историческую науку». В подходе Ле Гоффа к изуче­ нию ментальностей и, в частности, к проблеме возникновения чистилища ощущается марксистское наследие.

На первый взгляд построение Ле Гоффа кажется убедитель­ ным. Книга опирается на проникновенный анализ большого чис­ ла теологических текстов. Автор нигде не упрощает и не «спрям­ ляет» связи между движением богословской мысли и изменени­ ями в обществе. Тем не менее у меня возникают некоторые со­ мнения.

Дело в том, что чистилище возникает в средневековой цер­ ковной литературе задолго до 80-х гг. XII столетия. Оно фигури­ рует уже в «видениях» раннего Средневековья, но появляется

вних не в виде четко очерченного региона потустороннего мира. Однако в «видениях» (visiones) того периода мир иной вообще рисуется смутно и довольно бессвязно, как совокупность разроз­ ненных «мест». Так вот, в ранних «видениях» чистилище (самого термина, как мы знаем, тогда еще не существовало) фигурирует

вкачестве отсека ада, отсека, из которого очистившаяся душа

вконце концов все же способна освободиться2.

То, что произошло в конце XII в., было не «рождением» чистилища, но скорее оформлением его «легального», признан­ ного теологами существования. Тот смутный образ чистилища, который время от времени возникал в ранних «видениях», полу-

1 Le Goff J. Métiers licites et métiers illicites dans l'Occident medieval; Travail, techniques et artisans dans les systèmes de valeur du haut Moyen Age (Ve — Xe siècle) // Le

Goff J. Pour un autre Moyen Age. P. 91 —130.

2 См.: Гуревич А. Я. Проблемы средневековой народной культуры. М., 1981, гл. IV.

554

Послесловие

чает теперь концептуальную четкость и недвусмысленность. Иными словами, из предчувствия верующих чистилище превра­ щается в догматически апробированный отсек потустороннего мира. Это важный, даже революционный шаг, но поскольку чис­ тилище уже фигурировало намного раньше, то, на мой взгляд, нет принудительных оснований для предположения, что оно воз­ никло вследствие тех интеллектуальных и социальных сдвигов, о которых мы читаем в книге Ле Гоффа. Потребность верующих в надежде на спасение — вот что, нужно полагать, породило об­ раз чистилища задолго до того, как города и бюргерство сдела­ лись влиятельной социальной силой.

Но если это так, то история догмата может быть постав­ лена не только в контекст развития городов и городского со­ словия, но и в контекст истории народных ментальностей. Я вовсе не склонен отрицать возможность связи между подъ­ емом городской культуры в XI—XIII столетиях и формулиро­ ванием идеи чистилища в 80-е гг. XII в.; едва ли можно сомне­ ваться в том, что парижские теологи испытывали воздействие городской среды. Но постулируемые Ле Гоффом корреляции были, на мой взгляд, более сложными. Странно, что Ле Гофф, инициатор исследования народной культуры, не обратил долж­ ного внимания на эту сторону дела, хотя в его книге наряду с теологическими текстами изучены и «видения» и «жития». Стремление обнаружить связи между процессами городской жизни и интеллектуальным климатом в средневековой Фран­ ции запечатлено уже в его ранних книгах об интеллектуалах и купцах и банкирах Средневековья1. Однако боюсь, что, несмот­ ря на неоднократно высказанные Ле Гоффом справедливые воз­ ражения против упрощающей модели «базис/надстройка», он склонен подчас с излишней прямолинейностью связывать фе­ номены религиозной жизни и ментальности с социально-эко­ номическим развитием2.

1 Le Goff J. Les intellectuels...; ejusd. Marchands et banquiers du Moyen Age. Paris, 1956.

2 Этот же упрек можно было бы высказать и в отношении некоторых других построений представителей «новой исторической науки». См.: Гуревич А. Я. «Новая историческая наука» во Франции: достижения и трудности (критические заметки медиевиста) // История и историки 1981. М., 1985. С. 108 и след.

555

Послесловие

Объяснение остается наиболее трудной проблемой исто­ рической науки1.

Я считаю излишним подробно останавливаться здесь на разборе «Цивилизации средневекового Запада» — книга нако­ нец-то стала доступной русскому читателю, и я уверен, он само­ стоятельно в ней разберется. Конечно, очень досадно, что дости­ жения зарубежной исторической науки приходят к нам с таким запозданием (если вообще приходят!)2, и впечатление, которое произведет книга Ле Гоффа в начале 90-х гг., разумеется, может быть не таким, какое она произвела в середине 60-х гг. Тогда оно было, без преувеличения, ошеломляющим. Мы увидели новую картину Средневековья — не традиционную, а новаторскую. Это впечатление обусловлено тем, что Ле Гофф избрал для исследо­ вания новый и неожиданный ракурс — взгляд на жизнь средне­ вековой эпохи не «извне», но «изнутри». На огромном и разно­ образном материале памятников он воссоздает образ мира лю­ дей Средневековья. Самое интересное — то, что эти источники «заговорили» по-новому, выдали новую информацию. Произо­ шло это потому, что Ле Гофф задал им новые вопросы. «Всегда в начале — пытливый дух» — эти слова Марка Блока полностью применимы к Ле Гоффу.

Средневековая Европа начинается с варварских вторжений, которые привели к созданию «новой карты Запада» и возникно­ вению новых социальных структур. В них старое, унаследован­ ное от римской античности, вступало в синтез с новым, привне­ сенным германцами и другими «молодыми» народами. Вероят­ но, в силу той роли, какую варвары сыграли в этом синтезе, авто­ ру следовало бы более подробно присмотреться к их системам ценностей и представлениям о мире. Ибо христианство, которое постепенно распространилось и на эти народы, вступило в слож­ ное взаимодействие с их язычеством, но не уничтожило зало­ женного в нем мощного духовного потенциала. Свидетельства

1 См. интересную в этом отношении книгу Ле Гоффа: Le Goff J. Histoire et

mémoire. Paris, 1986.

2 Другая замечательная работа западного медиевиста, книга Йохана Хейзинги «Осень Средневековья», впервые опубликованная в 1919 г., пришла к нам в 1988-м.

556

Послесловие

тому — скандинавские песни о богах и героях «Старшей Эдды», героическая поэзия других германских народов, которая впо­ следствии дала такие шедевры, как «Песнь о Нибелунгах». К со­ жалению, эти аспекты средневековой культуры почти вовсе не входят в круг интересов представителей «школы „Анналов"», от­ личающихся известным «франкоцентризмОхМ». Но недостаточ­ ное внимание к германскому миру создает, на мой взгляд, опре­ деленные «перекосы» в изображении духовной и социальной жизни Запада в Средние века.

Зато читатель книги Ле Гоффа получает развернутую кар­ тину культуры Европы периода ее расцвета в X—XIII вв., цент­ ральных столетиях Средневековья. Культура эта не «повисает» где-то, но опирается на «пространственно-временные структу­ ры», она связана со специфическим отношением человека к при­ роде, с материальной жизнью общества и составляющих его групп, и лишь после того, как Ле Гофф очерчивает эти отправ­ ные «параметры», он переходит к характеристике ментальностей людей, которые жили в ту эпоху.

Ле Гофф мастерски сочетает два метода, два подхода к изу­ чению культуры: синхронический, направленный на раскрытие общей ее картины, все аспекты которой взаимно связаны и об­ разуют некую устойчивую и противоречивую систему, и диахро­ нический, дающий возможность проследить изменения во вре­ мени. Читатель может наглядно увидеть те колоссальные сдви­ ги, которые произошли в Европе на протяжении тысячелетия, и вместе с тем убедиться в том, с каким трудом и как неравно­ мерно эти перемены совершались. Статика и динамика истори­ ческого процесса выступают в книге с огромной наглядностью, в их переплетении и противоборстве...

Как образец историко-антропологического исследования книга за четверть века не устарела, и, когда я спросил Ле Гоффа, какую из его работ он предпочел бы представить на суд рус­ ских читателей, он без колебаний назвал «Цивилизацию сред­ невекового Запада». И, полагаю, был прав. Боюсь, что наша оте­ чественная историческая наука не произвела ничего подоб­ ного, сравнимого по широте охвата и глубине проникновения в существо предмета. Те же книги по истории западноевро­ пейского Средневековья, которые появились на русском языке

557

Послесловие

в70-е гг.1, несомненно, в большей или меньшей степени обязаны своим возникновением этому классическому труду Ле Гоффа.

Под влиянием Ле Гоффа за рубежом создано немало работ, посвященных отдельным аспектам средневековой картины мира и ментальности. Научное направление^ истоков которого стоит эта книга, прочно утвердилось в историографии. Многое из от­ крытого им стало всеобщим достоянием.

Свою задачу автор настоящего послесловия видел в том, чтобы познакомить отечественных читателей с творчеством Жака Ле Гоффа и тем самым очертить тот научный контекст,

вкоторый входит его книга. Читатель не преминет заметить, что

втруде о средневековой культуре человек фигурирует не как homo economicus, или homo religiosus, или homo politicus — не в какой-то односторонней ипостаси, но в качестве полнокровного индивида, участника исторического процесса. «Тотальная» или «глобальная история»

людей, членов общества, о создании которой писали Февр и Блок, находит в этом тру­ де Жака Ле Гоффа свое воплощение.

А. Я. Гуревин октябрь 1991г.

1 Ястребицкая А. Л. Западная Европа XI—XIII веков. Эпоха, быт, костюм. М., 1978; Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М., 1972 (2-е изд., 1984).

558