Le_Goff_Zh_-_Tsivilizatsia_srednevekovogo_Zapada

ЧАСТЬ 2 Средневековая цивилизация

наиболее влиятельных парижан, выстроила свое здание, назван­ ное «Бюргерский зал» («Parloir aux Bourgeois»).

В городе и в деревне немаловажным социальным центром была таверна. Сеньоры всячески поощряли ее посещение, посколь­ ку чаще всего речь шла о таверне «баналитетной», принадлежав­ шей сеньору, где разливали его вино и пиво, с которого он же удер­ живал акцизный сбор. Напротив, приходский священник пори­ цал этот центр порока, где процветали пьянство и азартные игры, видя в нем соперника приходу с его проповедями и церковными службами. Таверна собирала не только людей одной деревни или квартала (кварталы, кстати, были еще одной ячейкой городской солидарности, игравшей важную роль в позднее Средневековье, как и улица, на которой группировались выходцы из одной мест­ ности или представители одного ремесла); таверна в лице хозяина играла роль кредитной кассы, она принимала также и чужестран­ цев, поскольку была и гостиницей. Там распространялись ново­ сти, слухи и легенды. Беседы формировали там менталитет, а по­ скольку выпивка распаляла умы, таверны способствовали тому, что средневековое общество обретало свою возбужденную тональ­ ность. Это пьянящее чувство вселяло в Средневековье брожение, чреватое вспышками насилия.

Часто говорят, что религиозная вера являлась цементом для многих социальных движений, предоставляя им в качестве цели столь необходимые идеалы. Высшей формой революционных движений были ереси. Осознанно или нет, но средневековые ере­ си отвечали чаяниям социальных категорий, недовольных сво­ им положением. Это справедливо даже для дворянства Южной Франции, в первый период Альбигойских войн выступившего с активной поддержкой еретиков: большое значение имело не­ довольство дворян церковью, увеличивающей число запретов на заключение браков между родственниками, способствуя тем са­ мым раздроблению земельных владений аристократии, быстро переходивших затем в руки церкви. Очевидно, что многие ере­ тические движения, проклиная все земное общество, и особен­ но церковь, таили в себе мощный революционный фермент. Это справедливо и для ереси катаров, и для учения Иоахима Флорского, и для различных милленаристских сект, в чьем ниспро-

380

Глава VIII Христианское общество

вергающем характере мы уже убедились. Но ереси собирали со­ циально разнородные коалиции приверженцев, чьи противоре­ чия снижали эффективность движений. Для катаризма (во вся­ ком случае, для его альбигойской формы) можно выделить дво­ рянскую фазу, когда руководство движения было в руках аристо­ кратии, и фазу городскую, когда купцы, нотариусы, городская вер­ хушка контролировали движение, покинутое дворянами после Крестового похода и подписания Парижского мира. К концу XIII в. движение было представлено уже лишь отдельными груп­ пами демократического толка, где городские ремесленники и гор­ цы-пастухи продолжали борьбу в одиночестве.

Но чисто религиозные лозунги в конце концов устраняли социальное содержание этих движений, их революционные про­ граммы вырождались в милленаристский анархизм, не оставляв­ ший надежд на исправление дел земных. Нигилизм, направлен­ ный против труда, осуждавшегося еретиками еще больше, чем всеми остальными («совершенные» катары не должны были тру­ диться), парализовал социальную эффективность восстаний, проходивших под религиозным знаменем. Ереси были острой формой идеологического отчуждения.

Тем не менее они оставались опасны и для церкви, и для феодального строя. Поэтому еретиков преследовали и под давле­ нием церкви XII—XIII вв. оттесняли на периферию социального пространства, заключая во все более тесные рамки. Под воздей­ ствием канонического права к моменту возникновения инквизи­ ции ересь определялась как тягчайшее преступление, направлен­ ное против «общего блага церкви», против «порядка всего хрис­ тианского общества». Таково было определение «Суммы» Угуччо (около 1188 г.), наиболее влиятельного канониста своего времени.

По степени опасности для общества рядом с еретиками шли евреи (Четвертый Латеранский собор 1215 г. обязал их носить обязательный опознавательный знак — кружок) и прокаженные (число лепрозориев стало расти после Третьего Латеранского собора 1179 г.), которых стремились учесть, выловить и собрать

водном месте.

Ивсе же это было время, когда христианское общество при­ няло в себя некоторые категории париев. Раннее Средневековье

381

ЧАСТЬ 2 Средневековая цивилизация

держало на подозрении многие ремесла. Варваризация позволи­ ла возродиться многим атавистическим табу: табу на кровь было обращено против мясников, палачей, хирургов и даже солдат. Табу на нечистоты, грязь затрагивало сукновалов, красильщиков, по­ варов, прачек (Иоанн Гарлянд в начале XIII в. повествовал о не­ приязни женщин к представителям ткацких ремесел, к «синим ногтям», которые вместе с мясниками будут играть активную роль в восстаниях XIV в.). Табу на деньги объяснялось обычая­ ми всякого примитивного общества, где господствовало нату­ ральное хозяйство. Германские завоеватели привнесли также презрение воинов к трудящимся, христианство — презрение ко многим видам мирской деятельности, запрещенным для клири­ ков и тем самым бросавшим тень подозрения и на мирян, ими занимавшихся.

Но под напором экономической и социальной эволюции шло разделение труда, возвышение ремесел, оправдание Марты перед лицом Марии, оправдание жизни деятельной, изображе­ нию которой отводилось на порталах готических соборов впол­ не почетное место, симметричное аллегорическим изображени­ ям жизни созерцательной. Все это приводило к резкому сокра­ щению числа незаконных, презренных ремесел. Францисканец Бертольд Регенсбургский в XIII в. поместил «все состояния мира» («états du monde») в единую семью Христову, за исключением евреев, жонглеров и бродяг, составлявших «семью дьявола».

Но христианский мир, включив в себя новое общество, возникшее в период подъема X—XII вв., достиг определенной завершенности своего развития и не стал терпимее к тем, кто не захотел подчиниться установленному порядку или был отторг­ нут самим обществом. Его отношение к этим париям было двой­ ственным. Оно одновременно испытывало перед ними ужас и восхищение. Общество держало их на определенном расстоя­ нии, впрочем не слишком большом, сохраняя возможность использовать их к своей выгоде. То, что оно именовало милосер­ дием по отношению к ним, походило на игру кота с мышью. Так, лепрозории должны были находиться на расстоянии «полета кам­ ня» от города, с тем чтобы могло осуществляться «братское ми­ лосердие» по отношению к прокаженным. Средневековое обще­ ство нуждалось в этих людях: их подавляли, поскольку они пред-

382

Глава VIII Христианское общество

ставляли опасность, но одновременно не выпускали из поля зре­ ния; даже в проявляемой заботе о них чувствовалось почти осо­ знанное стремление мистически перенести на них все то зло, от которого общество пыталось в себе избавиться. Это видно, на­ пример, в описании прокаженных, одновременно находящихся в миру и вне мира, тех, кому король Марк выдал изобличенную и осужденную Изольду в ужасающем эпизоде сочинения Беруля, опущенном куртуазным Тома.

...Проказой страждущий Ивен, Увечный, в струпьях, в черном гное, Пришел он тоже и с собой Не меньше сотни приволок Таких, как он: один без ног,

Другой без рук, а третий скрючен, И, как пузырь, четвертый скручен. В трещотки бьют, сипят, гундосят И скопом милостыню просят.

Хрипит Ивен: «Король, ты ложе Для королевы для пригожей Придумал на костре постлать, За грех великий покарать.

Но быстро плоть огнем займется, По ветру пепел разнесется, Терпеть недолго будет боль — Ты этого ль хотел, король? Послушай, что тебе скажу. Другую кару предложу:

В живых останется, но ей Той жизни будет смерть милей.

Так будь же ласков с прокаженным И дай им всем Изольду в жены. Мы любострастия полны, Но женами обделены — Им прокаженные не гожи,

Лохмотья в гное слиплись с кожей. Изольде был с тобою рай,

383

ЧАСТЬ 2 Средневековая цивилизация

Носила шелк и горностай.

...А коли мы ее возьмем, Да в наши норы приведем,

Да нашу утварь ей покажем, Да на тряпье с ней вместе ляжем, И хлебово в обед дадим, Что мы с охотою едим,

Что щедрой нам дарят рукою, — Объедки, кости да помои, — Тогда, свидетель мне Христос, Прольет она потоки слез, Покается в грехе, жалея, Что поддалась соблазну змея.

Чем жизнь такую годы влечь, Живой в могилу лучше лечь.

(Пер. Э. Л. Липецкой)

Увлекшись своим новым идеалом труда, Средневековье из­ гоняло тех, кто добровольно или вынужденно пребывал в празд­ ности. Оно выталкивало на большую дорогу убогих, больных, безработных, сбивавшихся в толпу бродяг. По отношению к этим несчастным, отождествлявшимся с Христом, оно испытывает те же чувства, что и к Христу: влечение и страх. Показательно, что Франциск Ассизский, действительно желавший жить как Хри­ стос, не только смешался с толпой этих отверженных, но хотел стать лишь одним из них — нищим, чужестранцем, скоморо­ хом — «скоморохом Господа», как он сам себя называл. Разве мог он не вызвать тем самым скандала?

Набожный Людовик Святой, свершив благочестивые об­ ряды и проявив милосердие к нищим и прокаженным, хладно­ кровно записывал затем в «Установлениях»: «Если у кого-либо нет ничего и они проживают в городе, ничего не зарабатывая (то есть не работая), и охотно посещают таверны, то пусть они бу­ дут задержаны правосудием на предмет выяснения, на что они живут. И да будут они изгнаны из города».

Христиане в течение всего Средневековья вели диалог с ев­ реями, прерывая его преследованиями и погромами. Еврей-рос­ товщик был необходим обществу как кредитор — ненавидимый,

384

Глава VIII Христианское общество

но полезный и незаменимый. Евреи и христиане особенно часто спорили по поводу Библии. Между священниками и раввинами не прекращались публичные и частные встречи. В конце XI в. Гилберт Криспи, аббат Вестминстера, повествовал об успехе сво­ его теологического спора с евреем, прибывшим из Майнца. Анд­ рей Сен-Викторский, в середине XII в. задавшийся целью вос­ становления библейской экзегетики, консультировался у равви­ нов. Людовик Святой рассказывал Жуанвилю о диспуте между евреями и клириками в Клюнийском монастыре. Но он сам не одобрял подобных собраний: «Король добавил, что никто, кроме хороших клириков, не должен дискутировать с ними; что каса­ ется мирян, то, когда они слышат нападки на христианский за­ кон, они не должны защищать его иначе, чем всадив поглубже меч в брюхо обидчику».

Евреям покровительствовали некоторые принцы, аббаты, папы и особенно германские императоры. Но с конца XI в. на Западе усиливался антисемитизм. Его часто связывают с Крес­ товыми походами. Вполне вероятно, что дух крестоносного дви­ жения мог придать антисемитизму дополнительную страстность. Но все же, если верить Раулю Глаберу, первые погромы начались около тысячного года, правда, число их удвоилось во время Пер­ вого крестового похода. Так, в Вормсе и в Майнце «враг рода че­ ловеческого не замедлил, — сообщают „Саксонские анналы", — посеять плевелы в пшеницу, породив лжепророков, смешав с воинством Христовым лжемонахов и распутниц, сеющих сму­ ту в войске Господнем своим лицемерием и ложью, нечестивым развратом. Они сочли удобным отомстить за Христа язычникам и евреям. Поэтому они перебили 900 евреев в Майнце, не поща­ див ни женщин, ни детей. Горы трупов, вывозимых из Майнца на телегах, вызывали сострадание своим видом».

Со Вторым крестовым походом в 1146 г. впервые появля­ ется обвинение в ритуальном убийстве, то есть в убиении хри­ стианского младенца для употребления его крови в мацу, появ­ ляются и обвинения в надругательстве над гостией, что в глазах церкви было еще более страшным преступлением, рассматрива­ ющимся как убийство Бога. С тех пор в годины бедствий и вспы­ шек недовольства подобные наветы не переставали создавать козлов отпущения. Повсюду во время «черной смерти» 1348 г.

385

ЧАСТЬ 2 Средневековая цивилизация

избивали евреев, обвиняя их в отравлении колодцев. Но основ­ ная причина изоляции евреев крылась в экономической эволю­ ции, сформировавшей как феодальный мир, так и городское об­ щество. Евреев невозможно было включить в систему вассаль­ ных связей, сделать членами коммуны. Им нельзя было прино­ сить вассальную клятву, от них нельзя было требовать присяги на верность коммуне. Мало-помалу они были отлучены от вла­ дений землей или от пожалований, от ремесла и торговли. Им оставались лишь маргинальные или незаконные виды ростов­ щичества и торговли.

И все же одобрение и повсеместное учреждение гетто про­ изошло лишь в эпоху Контрреформации, Тридентского собора. Именно во время великого спада XVII в., в период королевского абсолютизма наступает то «великое закрытие», которое М. Фуко описал на примере отношения к сумасшедшим. Средневековье смотрело на них весьма двойственно. Их могли считать вдохно­ венными оракулами, и какой-нибудь дурак при сеньоре, а позже королевский шут становился советником. В сельском мире дере­ венский дурачок был фетишем всей общины. В «Действе о Лист­ ке» резонером выступает такой молодой крестьянский безумец. Предпринимались попытки выделить разные категории сума­ сшедших: «неистовые», «буйные», нуждавшиеся в уходе или, точ­ нее, в заточении в специальных госпиталях, первым из которых еще в XIII в. стал лондонский «Вифлеем», или «Бедлам»; мелан­ холики, чьи недуги также имели физическое происхождение — разлитие желчи, но которые нуждались скорее в священнике, чем во враче; и, наконец, одержимые, которых лишь экзорцист мог освободить от их страшного недуга.

Многих из таких одержимых можно было спутать с колду­ нами. Но наше Средневековье не было еще той великой эпо­ хой охоты на ведьм, каким станут XIV—XVIII вв. Колдуны пока с трудом находили себе место между еретиками и одержимыми. Часто считают, что они были уцелевшей горсткой далеких по­ томков языческих волхвов, тех «предсказателей», которых пре­ следовали пенитенциалии раннего Средневековья, в ходе хри­ стианизации деревни. Этими же пенитенциалиями вдохновля­ лись Регинон Прюмский в своем «Каноне» (около 900 г.) и Бурхардт Вормский в своем «Декрете» (около 1010 г.). У них можно

386

Глава VIII Христианское общество

найти «стритов» или «ламий» — вампиров или волков-оборот­ ней (Бурхардт приводит их немецкое имя — вервульфы, что под­ черкивает народный характер верований). Церковь имела лишь очень ограниченный контроль над этим диким деревенским миром и соблюдала осторожность в своих атаках на него. Разве не признала она, что волк-оборотень приходил смотреть на го­ лову св. Эдмунда, англосаксонского короля, усеченную викин­ гами?

Но начиная с XIII в. государственный интерес, опиравший­ ся на возрождение римского права, открывает охоту на ведьм. Неудивительно, что ею занялись наиболее «этатистские» сувере­ ны. Первыми в числе преследователей стали папы, видевшие в колдунах, как и во всех еретиках, государственных преступни­ ков, виновных в нарушении христианского порядка. В 1270 г. по­ собие для инквизиторов «Сумма инквизиционной службы» спе­ циальную главу посвятило «авгурам и идолопоклонникам», виновным в организации «культа демонов». Некоторые все же пытались внести необходимые различия. Юрист Олдрадус из Понте-де-Лоди сомневался в том, что гадание и приготовление всякого любовного зелья являлось ересью. Речь шла скорее о суе­ вериях. Но каков бы ни был диагноз церкви, колдуны и колду­ ньи отныне приговаривались к костру.

Следуя Азону Болонскому, провозгласившему около 1220 г.

всвоей «Сумме к Кодексу» колдунов (maleficius) виновными

всмертном грехе, Фридрих II преследовал ведьм, и дож Джакопо Тьеполо составил против них специальный статус 1231 г.

Но наиболее рьяным их гонителем, стремившимся обви­ нить в колдовстве всех своих противников, был Филипп Краси­ вый. Его царствование ознаменовалось чередой процессов, где новое понимание государственного интереса проявилось в наи­ более уродливых формах: предварительное заключение обвиня­ емых, выбивание признаний любыми средствами, предъявление комплексного обвинения сразу во всех преступлениях — в мяте­ же против государя, в святотатстве, колдовстве, разврате, и в ча­ стности в содомии.

История содомии в Средние века еще не написана. Это от­ носится и к практике, и к ее теоретическому осмыслению. В XI— XII вв. поэты на античный манер воспевали любовь юношей,

387

ЧАСТЬ 2 Средневековая цивилизация

и монастырские тексты позволяют время от времени замечать, что этот мужской мир клириков не оставлял без внимания сократи­ ческую любовь. Но отношение к содомии, унаследованное от иудейских сексуальных табу, находилось в полном противоречии с греко-римской этикой. Содомия считалась одним из наиболее осуждаемых преступлений, став под воздействием курьезного перетолкования Аристотеля «грехом против природы», венцом иерархии пороков. Но подобно тому как чтились незаконнорож­ денные дети аристократических семей при полном презрении к бастардам низкого происхождения, высокопоставленные гомо­ сексуалисты могли чувствовать себя спокойно (как, например, короли Англии Вильгельм Рыжий и Эдуард II). Вероятно, слабому распространению гомосексуализма способствовали не только строгость канонического права, но и отсутствие в семейных струк­ турах условий, способствующих формированию эдипова комплек­ са. Хотя, может быть, такое впечатление было создано церковной цензурой, отсекавшей всякие намеки на подобное поведение.

Содомия была одним из основных пунктов обвинения там­ плиеров, жертв знаменитого процесса, возбужденного Филиппом Красивым и его советниками. Чтение протоколов процесса там­ плиеров показывает, что король Франции и его окружение в на­ чале XIV в. подготовили судебную репрессивную систему, ничем не уступавшую нашей эпохе с ее нашумевшими процессами.

Один из таких процессов был начат против епископа Труа Гюишара, обвиненного в том, что он хотел извести королеву и многих придворных Филиппа Красивого, колдуя над восковой фигуркой. В этом же обвинили и Бонифация VIII, более умело избавившегося от своего злополучного предшественника — Це­ лестина V.

В эту же эпоху происходит ужесточение содержания прока­ женных. Но конъюнктура распространения проказы объяснялась биологическими причинами и отличалась от конъюнктуры ведов­ ских процессов. Не исчезая совсем, проказа значительно сократи­ лась на Западе начиная с XIV в. Ее апогеем были два предыдущих столетия, когда множилось число лепрозориев (память об этом доносит до нас топонимия — пригороды-лепрозории сохранили название «Мадлен», хутора и деревни — термин «мезель», сино­ ним прокаженного). Людовик VIII в 1227 г. жаловал по завеща-

388

Глава VIII Христианское общество

нию по 100 су каждому из двух тысяч лепрозориев французского королевства. Третий Латеранский собор, разрешив на территории лепрозориев строить часовни и кладбища, предопределил тем са­ мым их превращение в замкнутые миры, откуда больные могли выходить, лишь предварительно расчистив себе дорогу шумом трещотки. Точно так же круг — эмблема евреев — должен был отпугивать добрых христиан. И все же в Средние века еще срав­ нительно редким было то ритуальное «отделение» прокаженных от общества, которое получило распространение в XVI—XVII вв., когда епископ символическими жестами должен был вырвать про­ каженного из общества, сделать его умершим для мира (порой в этом обряде больному предписывалось прыгать в могилу). В сред­ невековом праве повсюду, за исключением Бовези и Нормандии, прокаженный сохранял все права здорового человека.

Но над прокаженными все же висело множество «запре­ тов», и они также легко превращались в козлов отпущения во время бедствий. В период великого голода 1315—1318 гг. евреи и прокаженные преследовались по всей Франции, подозреваясь в отравлении колодцев и источников. Филипп V, достойный сын Филиппа IV, был инициатором множества процессов против про­ каженных, в ходе которых у них под пыткой вырывались при­ знания, приводившие их на костер.

Но, как и в случае с высокородными бастардами и педерас­ тами, знатные прокаженные находились вне опасности, они могли продолжать исполнять свои функции и жить среди здо­ ровых людей. Прокаженными были король Иерусалимский Балдуин IV, Рауль, граф Вермандуа, и Ричард II — тот самый гроз­ ный аббат Сент-Олбанса, вымостивший крестьянскими жерно­ вами свою приемную.

В число отверженных входили и больные, особенно убогие, калеки. В мире, где уродство считалось внешним знаком грехов­ ности, те, кто был поражен болезнью, был проклят Богом и, следо­ вательно, и людьми. Церковь могла временно принимать их (срок пребывания в госпиталях был ограниченным) и спорадически кормить некоторых из них в дни праздников. Всем остальным оставалось только нищенствовать и бродяжничать. Слова «бед­ ный», «больной», «бродячий» были синонимами в Средние века. Госпитали часто размещались у мостов, на перевалах — в местах,

389