1.О какой опасности пытался предупредить партийное руководство Дзержинский? Из выступления л. Б. Каменева на XIV съезде вкп(б) декабрь 1925 г.

Мы против того, чтобы создавать теорию «вождя», мы против того, чтобы делать «вождя». Мы против того, чтобы Секретариат, фактически объединяя и политику, и организацию, стоял над поли­тическим органом. Мы за то, чтобы внутри наша верхушка была ор­ганизована таким образом, чтобы было действительно полновластное Политбюро, объединяющее всех политиков нашей партии, и вместе с тем чтобы был подчиненный ему и технически выполняющий его постановления Секретариат (шум)... Вот, товарищи, что нужно сде­лать. Каждый, кто не согласен со мной, сделает свой вывод. (Голос с места: Нужно было с этого начать!) Это право оратора начать с того, с чего он хочет. Вам кажется, следовало бы начать с того, что я сказал бы, что лично я полагаю, что наш генеральный секретарь не является той фигурой, которая может объединить вокруг себя ста­рый большевистский штаб. Я не считаю, что это основной политиче­ский вопрос. Я не считаю, что этот вопрос более важен, чем вопрос о теоретической линии. Я считаю, что если бы партия приняла (шум) определенную политическую линию, ясно отмежевала бы себя от тех уклонов, которые сейчас поддерживает часть ЦК, то этот вопрос не стал бы сейчас на очереди. Но я должен договорить до конца. Именно потому, что я неоднократно говорил это т. Сталину лично, именно потому, что я неоднократно говорил это группе товарищей-ленинцев, я повторяю это на съезде: я пришел к убеждению, что тов. Сталин не может выполнить роли объединителя большевистского штаба. (Го­лоса с мест: Неверно! Чепуха! Вот оно в чем дело! Раскрыли карты! Шум. Аплодисменты ленинградской делегации. Крики: Мы не дадим вам командных высот, Сталина! Сталина! Делегаты встают и привет­ствуют т. Сталина. Бурные аплодисменты. Крики: Вот где объедини­лась партия. Большевистский штаб должен объединиться.)

Вопросы:

1.Что произошло на съезде партии?

2.Чем объяснить бурное приветствие Сталина делегатами? Историк в.Данилов о первой пятилетке

«Оптимальный вариант» первого пятилетнего плана был на самом деле максимальным, и любая попытка еще большего увели­чения тех или иных заданий могла привести только к перенапря­жению сил страны, к материальным и человеческим жертвам, а в конечном итоге — к срыву плана, как и случилось в действитель­ности. Сталинское руководство уже с осени 1929 года придало процессу коренной реконструкции народного хозяйства масштабы и темп безудержной гонки.

Чрезмерное форсирование сплошной коллективизации миллио­нов крестьянских хозяйств, доходившее до попыток ее проведения в зерновых регионах страны за год-полтора и даже «в течение ве­сенней посевной кампании 1930 г.», означало отказ от ленинского кооперативного плана и его основных принципов. Широкое исполь­зование мер административного принуждения, раскулачивание (местами до 15% крестьянских хозяйств) причинили ничем не оп­равданный и не поддающийся измерению ущерб. За 1929—1932 го­ды оказалась истребленной половина поголовья скота. Длитель­ный спад пережило земледелие. Все это создало огромные трудности в становлении и развитии колхозов как социалистической формы сельскохозяйственного производства, что, естественно, отрицательно сказалось и на индустриальном развитии.

Когда речь заходит о перегибах и извращениях, допущенных годы первой пятилетки, мы всегда ограничиваемся разговором о деревне. Между тем они имели место и в городе — в промышленности, особенно в политике и практике индустриализации. Приня­тое в апреле 1929 года задание довести за пятилетку выплавку чугуна до 10 млн. т. показалось сталинскому руководству недостаточным. В январе 1930-го это задание было увеличено до 17 млн. т! Причем оно выдвигалось перед всеми партийными, профсоюзными и общественными организациями как «важнейшая народнохозяй­ственная задача».

Сталинский «большой скачок» в металлургии (как и в ряде дру­гих отраслей индустрии) привел к дезорганизации промышлен­ного строительства, к крайнему осложнению экономической ситуа­ции и напрасной растрате материальных и человеческих сил. Одним из результатов было невыполнение плана по части металлургии: в последний год пятилетки страна не получила не только 10 млн. т чугуна, но и 8 млн. В 1932 году в стране было выплавлено 6,2 млн. т чугуна. Волюнтаристское задание не было выполнено и в 1940-м, когда выплавка чугуна в стране достигла 14,9 млн. т.

Заметим, что при оценке всех этих цифр нет никакой возможности ссылаться на отсутствие опыта в планировании, на право на ошиб­ку, на «неизведанность путей» и т. п. Вопросы пределов возмож­ного роста — как экономики в целом, так и отдельных отраслей — обсуждались в широкой печати и достаточно прояснились при раз­работке первого пятилетнего плана. В полной мере были раскрыты необходимость согласования, увязки, баланса (или, как выражались тогда, равновесия) конкретных заданий, значение «узких мест». Уже в планы на 1929 год закладывалась «неувязка», состоявшая в том, что намечалось строить заводы «сегодня» из кирпича и металлоконструкций, которые будут изготовлены «завтра». Этим вопросам была посвящена статья Н. И. Бухарина «Заметки эконо­миста», опубликованная в «Правде» 30 сентября 1928 года. «За­метки» не были направлены против высоких темпов; они раскрывали вред волюнтаристских несообразностей, неизбежно снижавших реальные темпы роста и, в конечном счете, обессмысливавших пред­принимаемые обществом чрезвычайные усилия. Злобная проработочная, да и не только проработочная, кампания против «предельщиков», «пасующих перед трудностями» (в чем якобы проявлял­ся «правый уклон»), сняла обсуждение этих вопросов. Они, понят­ное дело, очень скоро возникли вновь, но в ином качестве: не как вопросы планирования, а как вопросы устранения последствий.

О «неувязках» и «узких местах» вспоминали уже при объяснении причин длительного невыполнения производственных планов, сквер­ ного качества продукции, высокой аварийности и т. п.

Посмотрим все же, что означало дополнительное увеличение задания пятилетки по производству чугуна на 7 млн. т. за три года максимум? Это было равноценно заданию начать заново, полностью завершить строительство и пустить в ход семь (!) Кузнецких или Запорожских металлургических заводов с проектной мощностью 1 млн. т. чугуна каждый или три Магнитогорских комбината с про­- ектной мощностью 265 млн. т. Состояние и перспективы уже строящихся Кузнецкого, Запорожского и Магнитогорского заводов в начале 1930 года говорили со всей определенностью, что для их пуска потребуется времени и сил гораздо больше, нежели предпола-­ галось. Чтобы в последнем году пятилетки получить 17 млн. т чугуна, все эти реальные и гипотетические заводы должны были пол­ностью войти в строй еще в предыдущем, предпоследнем году! На деле даже строившиеся заводы не были и не могли быть пущены в год ни в 1932-м, ни в 1933-м. На Магнитке и в Кузнецке в 1932 году были получены лишь первые плавки на первых домнах, от которых до «большого чугуна» требовались годы работы. Проектной мощ­ности они достигли в 1934—1936 годах. Символом первой пятилетки стал не «большой чугун» (вообще не готовая продукция), а «кот­лован». Платоновский образ того времени был не художественным вымыслом, а «всего-навсего» фиксацией действительности, ее ви­димого проявления. Сказанное позволяет с полной уверенностью утверждать, что пересмотр заданий первого пятилетнего плана, которые сами по себе были предельно напряженными, носил чисто волюнтаристский характер и привел к срыву плана.

Вопросы: