Зарубіжна література (3 курс) / 78_Psikhologizm_romanu_Selindzhera_Lovets_u_zhit

Шестнадцатилетний американец Холден Колфилд пишет нам, или рассказывает, из туберкулезного санатория, где ему , конечно, не придет в голову актерствовать, сочинять педагогические сюжеты из своего «дурацкого детства». Ему бы почестнее исповедаться перед нами, читателями, а может быть, и перед самим собою, и потому он без дальних предисловий, без всей этой «давидкоперфильдовской мути», просто рассказывает о трех днях своей жизни, стараясь не упустить ни одной мелочи, называя все вещи своими именами и меньше всего рассчитывая понравиться нам, - и больше всего он нравится нам за это.

В эти три дня случилась простая вещь. Случилось так, что Холден, покинув школу и еще не придя домой, оказался внезапно вышибленным из привычной колеи, из своей респектабельной обыденщины, и остался наедине с собой. Даже не остался, а просто повис над гигантским, бурлящим и пустынным городом. В описаниях Сэлинджера Нью – Йорк поразительно бескрасочен : мало того, что на всем протяжении романа мы не встретим слова «небоскреб», но мы еще не услышим грохота и шума, не увидим прыгающей световой рекламы – вещей столь привычных нам по традиционным описаниям журналистов. Есть только жуткий холод «и кругом ни души». А Холден не в таком возрасте, когда одиночество закаляет.

Холден взят в те дни своей жизни, когда его обступили большие и малые неприятности, когда у него все плохо: и пальто украли, и шпаги для фехтовальных состязаний забыл в вагоне метро, и из школы в четвертый раз исключили и многое другое. Все отвратительно… В сердце тоска и муть…Вот и слоняется в этом мире Холден тоскливо и бестолково, беспомощный перед жизнью, которая его не устраивает, в которой жить плохо, где человеку негде отогреть душу. Теплота ему необходима. Где- то же надо иногда пригреться хоть чуть – чуть, ведь даже утки деваются куда – то с замерзшего пруда…

Холден поразительно откровенен, он говорит начистоту обо всех слабостях, неудачах, об ощущениях, в которых ему неловко и больно признаться, - к примеру, его разговор о лифчиках или о дешевых чемоданах.

Ни одно движение Холдена не фальшиво, ни одна строчка в романе не покоробит нас неверно взятой интонацией. Ему часто бывает «жалко», часто «грустно». Навязал ему лифтер проститутку, и она пришла. «Она была совсем девчонка, ей-богу. Чуть ли не моложе меня…» «Взял её платье, повесил его в шкаф, на плечики. Странное дело, но мне стало как то грустно, когда я его вешал. Я себе представил, как она заходит в магазин и покупает платье, никто не подозревает, что она проститутка. Приказчик, наверное, подумал, что она просто обыкновенная девочка, и всё. Ужасно мне стало грустно, сам не знаю почему».

Когда-то некоторые критики без обиняков уличили Сэлинджера в пристрастии к порнографии. Они глубоко ошиблись. Более целомудренного писателя, чем Сэленджер в наше время нельзя представить. Не одной сцены, хотя бы оттененной эротическими коннотациями не одной откровенной подробности.

И дело тут не в писательских особенностях, а в психологии его персонажа. Для них секс олицетворяет взрослость, а значит, отказ от неведения, от неподдельности переживания мира – двух самых главных ценностей, которым привержены они все.

Мы знаем чем закончилась история с проституткой в отеле. И как Холдену пришлось поплатиться за свою девственность не только лишними долларами, но и кровью. Да, за чистоту и добродетель из тебя пускают кровь, таковы порядки в мире где живет Холден!

Если рассматривать философские воззрения Холдена с точки зрения отношения к вопросу души и разума, то он, несомненно, принадлежит к идеалистам. Взгляды Холдена на жизнь это разделение мира на «белое и черное». Его привлекает общечеловеческое содержание, гуманность, обобщение и анализ причин человеческих страданий и поиск пути избавления от них. В его мировоззрении окружающая действительность не настоящая и иллюзорная.

Описания смысла жизни героя в романе – это поиск эталона любви, добра, высшего человека, идеального человека. Подросток много читает, пытаясь в книгах найти ответ на свои вопросы. «Вообще я очень не образованный, но читаю много», - говорит Холден. Но, так или иначе, столкновения с реальной жизнью не избежать, именно поэтому Холден конфликтует с учителями, родителями, одноклассниками. Холдена возмущает «показуха» и отсутствие самой элементарной человечности в жизни. Учителя привилегированной школы лгут, уверяя, что воспитывают хороших людей. Вот Холден вспоминает о директоре одной из частных школ, где он учился. Директор приторно улыбался всем и каждому, но на самом деле очень хорошо знал разницу межу богатыми и бедными родителями своих подопечных. Холден создал свой собственный мир, в который прятался от окружающих.

Холдена никак не назовешь благонравным юношей. Он бывает без особой на то надобности лжив, непоследователен и эгоистичен. Однако, неподдельная искренность героя в рассказах о себе компенсирует многие недостатки его неустоявшегося характера. В последних главах романа он выглядит уже гораздо терпимее и рассудительнее. Холден начинает замечать и ценить такие замечательные качества как приветливость, радушие, воспитанность, столь распространенные среди его сограждан в повседневном общении.

Психологическая атмосфера повести «Над пропастью во ржи» точно соответствовала настроениям рубежа 40-50х годов, захваченных волной идейного разбора и квиетизма. Для значительной части населения США большие проблемы, занимавшие умы в военное и предвоенное время, отступили в сторону; лозунгами дня становились приобретательство и потребительство – неловкие попытки оправдать эгоистическую мораль и увязать её с принципом общественной пользы. Резким диссонансом к этим умиротворяющим рассуждениям буржуазных идеологов прозвучал взволнованный голос сэлинджеровского Холдена Колфилда, дерзнувшего обвинить современную ему Америку в самодовольствие, лицемерии, душевной черствости.

Главное обвинение, которое подросток бросал окружающему миру, - это обвинение в фальши, в сознательном, а потому особенно отвратительном притворстве, «показухе».

О бунтарстве Холдена Колфилда говорилось немало, отсюда множество различных точек зрения по этому вопросу. Так, некоторые американские критики утверждают, что в конце исповеди Холдена звучат примиренческие ноты, что Холден сдаёт позиции бунтаря. «Бороться с отвратительными ему миром Холден не может. Он хрупок и слаб. Он сам часть этого мира, который отрицает. Его руки связаны не только причастностью к нему, не только личной слабостью, но и пониманием или скорее ощущением, что перед ним не отдельные гадости, а море бедствий»6. С. Белов считает, что «у Холдена Колфилда всё ещё впереди, и он как живое существо (а не символ борца, бунтаря и проч.) не заслуживает эпитетов»7. Ю.Я. Лидскому представляется иная трактовка окончания романа: «ненависть к системе, имеющая в своей основе принципиальные мотивы, не должна низводиться до личного плана»8.

Но наиболее правильной, по моему мнению, являеться трактовка А.С. Мулярчика. «Бунт Холдена против действительности доводит до логического завершения не он сам, а Фиби, с огромным чемоданом собравшаяся было бежать на неведомый Дальний Запад. В конечном счете они как бы поменялись ролями: десятилетняя Фиби готова очертя голову ринуться навстречу новой жизни, Холден же невольно ищет вокруг себя элементы устойчивости, связи с прошлым. Родная школа, музыка на каруселях в Центральном парке в двух шагах от дома, тысячелетние мумии в музе естественной истории – эти образы не случайно аккумулировались в заключительных главах книги. И вот наступила развязка: брат и сестра Колфилды остались в Нью-Йорке – во-первых, потому что они ещё дети, как по-женски мудро сказала подруга Холдена Салли, но прежде всего потому, что романтизированный мотив, «бегства в никуда» противоречил бы всей последовательно реалистической эстетике произведения». Хочется добавить, что брат и сестра Колфилды остаются в Нью-Йорке ещё и потому, что бежать всегда проще, нежели, собравшись с духом, продолжать отстаивать гуманистический идеал – бесхитростный, очевидный и труднодостижимый, как и все романтические грезы юности.

Все писавшие об идейной кульминации повести Сэлинджера неизменно выделяли то место вы разговоре Холдена и Фиби, где звучала строка из стихотворения Р.Бернса, давшая название книге. «Если ты ловил кого-то вечером во ржи. Тысячи малышей и кругом – ни души, ни одного взрослого, кроме меня. А я стою на самом краю обрыва, над пропастью, понимаешь? И моё дело – ловить ребятишек, чтобы они не сорвались в пропасть».

На мой взгляд, Холден мечтает спасать чистые, невинные души детей от падения в пропасть безнравственности, бездуховности. Здесь следует упомянуть о мифе Адама. Вот почему дети – предмет особого внимания и во многих других произведениях. Они ещё не испорчены. Поэтому Холден и боится стать таким, как взрослые. К сожалению, мальчика никто не понимает, и взрослые находят самый простой способ избавиться от него: отправить на лечение в санаторий для нервных больных. Но, на мой взгляд, если кого и надо лечить, то тех людей, которые окружают Холдена, то общество, которое погрязло в обмане и лицемерии. Сэлинджер в повести «Над пропастью во ржи» делает печальный вывод: молодое поколение США находиться на краю обрыва, с одной стороны которого находится жизнь по законам добра и справедливости , а с другой – пропасть лицемерия и зла. Холден, по-моему, один из тех немногих людей, которые не дают целому поколению американцев упасть в пропасть безнравственности.

Однако в повести имелся и другой, основанный на трезвом социальном анализе вариант ответа на тот же вопрос – что делать молодому американцу, современнику Сэлинджера, со своей жизнью, с нерастраченным запасом сил и способностей? Он отчетливо вырисовывается в главе, воспроизводившей беседу Колфилда с его школьным наставником мистером Антолини.

Этот эпизод был нужен Сэленджеру отнюдь не для эффективного поворота сюжета; по сути, он заключал в себе «повелительную идею» всего произведения. Учитель Антолини – единственный более или менее полно и разносторонне очерченный «взрослый персонаж в романе. Его образ наиболее свободен от субъективистических истолкований, обязанных «центростремительному» замыслу книги, материал который пропущен сквозь призму мировосприятия её главного героя. Поучения Антолини не свободны от назидательности, но зато в них слышалась подлинная заинтересованность, преодолевшая устойчивый скептицизм его собеседника. В словах учителя Холдена тоже возникал реальный характер по сравнению с детскими мечтами Колфилда. «Пропасть, в которую ты летишь, ужасная пропасть, опасная…Это бывает с людьми, которые в какой-то момент своей жизни стали искать то, чего им не может дать их привычное окружение. Вернее, они думали, что в привычном окружении они ничего для себя найти не могут. И они перестали искать. Перестали искать, даже не делая попытки что-нибудь найти», - подчёркивал Антолини. Наиболее образованный из персонажей повести, он ближе всего подходил к выражению авторской концепции назначения и возможностей личности в условиях современного буржуазного общества.

«Признак незрелости человека – то, что он хочет благородно умереть за правое дело, а признак зрелости – то, что он хочет смиренно жить ради правого дела», - цитировал Антолини немецкого психолога Штекеля, впрочем, лишь повторившего то, что до него изрекалось мыслителями прошлого от Марка Аврелия до Гегеля. Жить смиренно, то есть спокойно, по Сэлинджеру, вовсе не означало жить безнравственно или пошло, и этический вывод из его произведения содержал в себе не апологию бескрылого квиетизма, а напротив, призыв отстаивать «правое дело» добра и красоты в человеческих отношениях с помощью средств, в каждом отдельном случае наиболее соответствующих конкретной исторической обстановке.

Роман "Над пропастью во ржи" написан от первого лица. Герой-повествователь, шестнадцатилетний нью-йоркский подросток из респектабельной семьи Холден Колфилд ощупью, через постоянные метания и неудачи ищет свое место в мире, о чем рассказывает собственным, как Гекльберри Финн у Твена, живым и образным языком молодежного жаргона. Это лирический роман, очень небольшой по объему, с ослабленным фабульным началом, с заменой внешнего сюжета внутренним. Все события одноплановы, сконцентрированы вокруг героя и направлены на него. Это центростремительное повествование, столь характерное для американской прозы XX века. Как видим, форма, введенная в литературу в 1920-е, снова вошла в художественный обиход; она оказалась созвучной настроениям иной, но также кризисной для человеческой личности эпохи.

В основе романа Сэлинджера лежит принцип "сжатого времени". Повествование начинается в тот момент, когда Холдена исключают из очередной престижной школы, куда определили его любящие родители. По-детски оттягивая встречу с ними и "по-взрослому" стремясь пожить самостоятельно, "как ему хочется", Холден не спешит возвращаться домой и трое суток блуждает по холодному Нью-Йорку, полному предрождественской суеты.

Непосредственное действие романа укладывается в этот краткий временной период, но за счет воспоминаний и размышлений героя (о смерти его четырнадцатилетнего брата Алли, об их старшем брате, который был "потрясающим писателем", пока не "продался в Голливуд", о бывших соучениках и нескладывающихся отношениях с девочками и т.д.) здесь воспроизводится вся короткая пока жизнь Холдена и прекрасно воссоздается атмосфера Америки середины XX столетия.

Опыт "самостоятельности" оказывается для героя сумбурным и не слишком приятным. Он чувствует себя не в состоянии найти свое место в мире и не видит перспектив его обретения. Холдена не устраивает то, что может предложить ему его обычное окружение, не манит карьера адвоката, университетского преподавателя, врача, возможная для юноши его круга. Ему мучительно трудно находить общий язык со сверстниками — "нормальными" молодыми американцами, стандартно стремящимися к жизненному успеху, то есть к комфорту, денежному благополучию, социальному положению.

Холден — нестандартный подросток, чересчур ранимый, легковозбудимый и конфликтный, он явно не вписывается в общество. Это не может не травмировать героя, хотя бы он сам и искал независимости от него и принятой в нем системы ценностей, которую Холден определяет как "липу" (то есть фальшь, показуху). У него нет никаких четких планов на будущее, ему хотелось бы только ловить детей над пропастью во ржи: "Понимаешь, тысячи малышей играют вечером в огромном поле <...>. А я стою на самом краю обрыва, <...> и мое дело — ловить ребятишек, чтобы они не сорвались в пропасть. <...> Они играют и не видят, куда бегут <...>, и я ловлю их. Знаю, это глупости, но единственное, чего мне хочется по-настоящему", — говорит Холден своему самому задушевному другу — десятилетней сестренке Фиби.

Природа и детское сознание, их чистота, цельность и истинность — вот что противопоставляет Холден Колфилд, стихийный романтик и максималист, стандартам материального преуспеяния. Не случайно его волнует вопрос, куда деваются утки в Центральном Парке, оазисе огромного каменного Нью-Йорка, когда их пруд замерзает; не случайно ему не нравятся автомобили — он бы "лучше завел себе лошадь. В лошади, по крайней мере, есть хоть что-то человеческое".

Не случайны и его утопические жизненные планы — быть "ловцом во ржи" и его способность нормально контактировать только с детьми. Холден сам еще во многом ребенок, несмотря на его высокий рост, седую прядь и "взрослую" привычку к курению. В нем, правда, уже нет детской цельности и ясности, и их утрату герой переживает мучительно; он подсознательно не хочет взрослеть, и это также своеобразный протест против окружающей действительности, которая навязывает ему определенные модели поведения, пичкает его суррогатами и пугает перспективой новой мировой войны. Недаром у Холдена вырывается: "В общем, я рад, что изобрели водородную бомбу. Если когда-нибудь начнется война, я сяду прямо на эту бомбу. Добровольно сяду, честное благородное слово".

Благополучная жизнь послевоенной Америки, пропущенная через тревожное восприятие героя-тинэйджера, обнаруживает нестабильность, уязвимость и зависимость положения человека в современном мире.

В романе Сэлинджера, как видим, разрабатывается и получает исключительно актуальное звучание целый ряд важных традиций литературы США XIX—XX веков: романтическая традиция идеализации природы и детского сознания, твеновская — показа действительности глазами героя-подростка, традиция лирической центростремительной прозы "потерянного поколения" и другие.

Сэлинджер в большей степени, чем даже битники и другие его сверстники в литературе, повлиял на мироощущение соотечественников, научил их думать и чувствовать нестереотипно, нестандартно и во многом сформировал общественно- активную позицию молодежи следующего десятилетия. Конфликт же с современной действительностью героев произведений "детей" литературы США 50-х остается принципиально неразрешимым. Так и будут кочевать по дорогам Америки неприкаянные молодые люди Керуака — в одиночку, как монахи Дхармы, одной из дзен-буддистских сект, пока не погибнут в случайной потасовке или от чрезмерной дозы наркотиков.

Психологический портрет сэлинджеровского героя исключительно противоречив и сложен. «В поведении Холдена нередко дает себя знать болезненное начало, ставящее под сомнение устойчивость его психики. Он не просто стеснителен, обидчив, порой нелюбезен, как почти всякий склонный к самоанализу подросток так называемого интровертного типа» (Мулярчик А. Послевоенные американские романисты. М.:1980, С. 112). Временами Холден позволяет себе совсем уж непростительные выходки: он может, например, пустить дым сигареты в лицо симпатичной ему собеседницы, громким смехом оскорбить любимую девушку, глубоко зевнуть в ответ на дружеские увещевания расположенного к нему преподавателя – пишет А. Мулярчик. Как явствует из признаний героя романа, да и из подробностей рассказанной им истории, Холден не по возрасту инфантилен; «нежелание походить на взрослых у Холдена вначале больше эмоционально, чем осознанно; чувство обгоняет у него мысль, и он готов одним махом разделаться со своими обидчиками, среди которых далеко не все заслуживают сурового приговора» (Там же. С. 113). Однако, с другой стороны, понятен и молодой максимализм Холдена Колфилда, понятна его ненасытная жажда справедливости и открытости в человеческих отношениях. То, что больше всего угнетает Холдена и о чем он судит вполне «по-взрослому», заключается в ощущении безысходности, обреченности всех его попыток устроить свою жизнь в этом мире. Вглядываясь в будущее, он не видит ничего, кроме той серой обыденности, что уже стала уделом подавляющего большинства его соотечественников. Герою Сэлинджера не удается заинтересовать своими, довольно, впрочем, сумбурными планами на будущее и Салли Хейс, которая не очень-то верит в предлагаемую ей идиллию жизни в «хижине у ручья». «Одна только Фиби, десятилетняя сестренка Колфилда, не только готова присоединиться к Холдену, но и идет в этом порыве гораздо дальше своего критически настроенного, но импульсивного брата» (Там же. С. 114).

«История Холдена — исповедь человека, который не может и не хочет изменить мир, а способен лишь с предельной искренностью так увидеть, так показать этот мир, что и нам передается его отвращение. Бунтарство Холдена напоминает движения человека во сне: судорожные попытки бежать, ударить и полная невозможность что-то сделать, ощущение горечи и бессилия»

Поразительно точна также языковая характеристика Холдена. Он говорит на школьном жаргоне, постоянно употребляет вульгаризмы, вообще не стесняется в выражениях. Но за внешней грубостью скрывается душевная чистота, деликатность, и легкая, ранимость, характерная (и не случайно) для всех любимых героев Сэлинджера. В зависимости от того, что рассказывается, меняется и язык Холдена, уменьшается или увеличивается количество жаргона и вульгаризмов, что позволяет не только углубить портрет рассказчика, но и языковыми средствами характеризовать определенным образом то, о чем идет речь

О бунтарстве Холдена Колфилда говорилось немало, но некоторые критики еще и обращали внимание на то, что движение романа — это "медленное освобождение героя от слишком поверхностного отношения к жизни. На смену раздражению по любому поводу, скоропалительным суждениям начинает — только лишь начинает — приходить спокойствие, стремление присмотреться, что к чему вокруг и не торопиться с оценками"

Некоторые американские критики утверждают, что в конце исповеди Холдена звучат примиренческие ноты, что Холден сдает позиции бунтаря. На взгляд Ю. Я. Лидского, здесь намечается мысль, которую Сэлинджер точно и без обиняков сформулирует в своем следующем большом произведении. Мысль о том, "что ненависть к системе, имеющая в своей основе принципиальные мотивы, не должна низводиться до личного плана» (Там же. С. 197). Именно такая трактовка окончания романа представляется Лидскому наиболее правильной.